Часто гораздо проще получить прощение за то, что сделал, чем разрешение сделать это.
сделал разрешение → Результатов: 7
2.
Случилось мне в этом октябре сходить в рейс на знаменитый остров Тюлений.
Он знаменит тем, что там размножаются два вида ушастых тюленей – морские котики и сивучи. И котики и сивучи известны тем, что никогда не кормят чужих щенков. Потерявший свою мать щенок котика и сивуча обречён на смерть. На острове наиболее удобна для размножения восточная часть острова. Там мелководные подходы к берегу и молодь тюленей может там безопасно осваивать море. Первыми на этом берегу появляются сивучи. Затем котики. Секачи котиков при весе 300-400кг не могут бороться с секачами сивучей с весом свыше тонны. Поэтому самцы котиков поступают аморально – тролят самок сивучей. Причем так часто, что секачи сивучей не успевают на все реагировать – устают и впадают в депрессию. Самки сивучей видя такой беспредел перебираются на западную часть острова. При этом переселении потерявшиеся щенки сивучей гибнут. Это как говорится преамбула.
Так вот в уже далёком 2012г мой знакомый, назовём его Петр, в составе отряда биологов, проводил на этом острове учет тюленей. Вдруг к нему прибегает сотрудница и говорит на восточном лежбище две самки морских котиков кормят щенка сивуча. Знакомый говорит – Света, золотце, ты успокойся, тебе показалось - это глюк. За всю долгую историю изучения котиков свыше 200-т лет со времён Русской Америки, не было задокументировано ни одного такого случая. Потом сотрудница уговорила пойти посмотреть на этого уникума. Света отсняла ролик, где это ушлый щенок кормится в разное время у трёх самок котиков. Причем он подползал либо к спящей самке, либо к самке уже кормящей своего детёныша. Другие щенки котиков видя такой аттракцион невиданной щедрости также пытались присосаться, но тут же получали от кормящей самки ластом по шее и отползали не солоно хлебавши.
Биологи сделали запрос на изъятие этого животного и через 10 дней получили разрешение. После получения разрешения, сивуч неделю жил у биологов на кухне, где переломал всю мебель кроме одного крепкого стула.
За прошедшие 6 лет этот шустрый сивуч сделал головокружительную карьеру став всеобщим любимцем во владивостокском океанариуме под именем Айк, которое он внятно произносит.
3.
Ростки феминизма в моей общаге.
ОСТОРОЖНО: пост может вызвать отвращение к людям (по крайней мере, к нескольким человеческим особям).
Студенческая общага. Блок из нескольких комнат с населением общей численностью 20 человек. Два туалета общего пользования без половых различий.
Один из туалетов давно не работает, второй (в который ходит 20 человек) - в ужасном состоянии, благодаря жизнедеятельности как парней, так и девушек (обойдёмся без грязных подробностей, хотя улик было предостаточно).
Мне надоело пользоваться гадюшником, и я решил привести второй туалет в порядок. Знал бы я, как после этого разочаруюсь в людях - ни за что бы не начинал...
День 1:
Спросил у коменданта разрешение на самостоятельное проведение работ (попытки уговорить на ремонт руководство давно были признаны бессмысленными). Обошёл соседей, высказал мысли на счёт ремонта туалета своими усилиями (скинуться рублей по 50-100, купить всё необходимое, починить и повесить графики дежурств). Соседи разделились на тех, кто сказал, что им пофиг на туалет, и тех, кто просто поржал надо мной.
День 2:
Снял с карточки степуху, купил в строительном магазине всё необходимое. Пришёл, одел вещи, которые не жалко, и принялся за работу. За вечер успел только вычистить мусор, старые загрязнения и прочий пи***ц, накопившийся с годами + содрал прогнившую краску со стен и прогрунтовал перед покраской.
День 3:
Убедился, что всё просохло, покрасил стены, починил бачок, стульчак и поставил на дверь шпингалет. Закончив работу, сходил в душ и уехал к девушке с ночёвкой (дело было в пятницу вечером).
День 4:
Не был в общаге.
День 5:
Приехал обратно в воскресенье вечером, пошёл в туалет и вижу картину: на двери того туалета, который я починил, появилась нарисованная маркером большая буква Ж и неумело прикрученные петли с маленьким замком. На двери гадюшника тем же маркером нарисована буква М (замка на двери нет).
Слегка при**ев от такого поворота, прошёлся ко комнатам, попросил всех жильцов выйти в коридор на собрание, на котором поднял вопрос, какого, собственно, х** здесь происходит?!
Ответ буквально перевернул моё представление о людях, которых я знал уже несколько лет:
- ну это теперь женский туалет
- это с какой стати?
- ну мы так решили
- кто это "мы"?
- девочки (8 из 20 жителей блока)
- а с какой стати вы это решили? кто вам дал такое право?
- ну потому что мы девочки! мы не собираемся ходить в один туалет с вами свиньями, вы постоянно бла-бла-бла...
И тут понеслось: в следующие несколько минут "девочки" из приличного ВУЗа буквально на глазах превращались в каких-то злобных гопниц (маты, оскорбления, грязь). Я просто стоял и ох**вал: мы же с вами знакомы не первый год, мы же вместе живём, вместе учимся - откуда в вас столько дерьма, откуда вся эта ненависть?
Послушав тирады о том, какие "все мужики" свиньи и мрази, некоторые не выдержали и вступили с хабалками в спор. Справедливости ради скажу, что некоторые парни тоже повели себя весьма мерзко, заявив, например, что кто-то из них должен пользоваться новым толчком, потому что он старшекурсник или потому что лично он "никогда не ссал мимо унитаза".
Нашлись даже "рыцари", которые встали на защиту девчонок (парень одной из них и чувак, который был влюблён в другую).
Первые минут 5 я пытался спорить, потом просто стоял с открытым ртом, а в голове крутилось "какое же вы стадо...". В итоге мне стало настолько противно, что я, не задумываясь о последствиях, молча взял молоток и расхерачил обратно всё, что сделал до этого: сбил замок, оторвал шпингалет, выдрал внутренности у бачка, изуродовал стены до прежнего состояния - не хватило разве что накидать мусора и обоссать углы, чтобы вернуть прежний запах.
Думаете, на этом история закончилась? Если бы: в понедельник "девочки" забарабанили кулаками в мою дверь. Войдя, они с нескрываемой радостью сообщили, что меня ждёт комендант "для серьёзного разговора".
Я встал и пошёл к ней в кабинет - "девочки" радостно шли за мной, ожидая расправы. Оказывается, как только коменда пришла на работу, они сразу же написали на меня жалобу.
Увидев меня, комендант покачала головой и попросила закрыть дверь. Соседки стояли рядом со мной, радостно потирая руки.
В следующие 10 минут она с каждым словом буквально вколачивала в меня обратно веру в нормальных людей, потому что объектом её криков стал не я, а мои соседки. В общаге у каждой стены есть уши, так что коменда прекрасно знала роль каждого из нас в этой истории. Трудно передать, с каким наслаждением я слушал их жалкие потуги оправдаться:
- но мы же... но он же...
В итоге коменда сказала, что никакого ремонта вообще не было, никто ничего не ломал, и туалет всегда был в таком состоянии. Сейчас вот пишу, прокручиваю заново в голове и понимаю, насколько же она офигенная тётка.
К сожалению, отвращение к соседкам от этого никуда не делось, и в следующие два года совместного проживания я ни разу не смог выдавить из себя "привет" ни одной из этих прекрасных "девочек".
4.
Те из вас, знакомые с моими байками, наверняка знают о моей любви к собакам.
Это очень старая и прочная любовь, взаимная, я собак понимаю хорошо, а они меня - просто отлично.
Мы легко прощаем друг другу шлепки, случайные укусы, морду в песке, перекусанных пополам ящериц, бессонницу.
И таким собачником я был - сколько себя помню, не боялся их с детства, трепал за морду самых свирепых псов на цепи, клянчил у родителей собаку лет с семи - короче, природная особенность.
И за всю мою жизнь была только одна собака, поселившая страх в моём сердце собакопоклонника....
Год 1982, Карелия, стройотряд в Лахденпохье, строим дома.
( Сразу же принесу извинения жильцам этих домов, если что не так, строили физматовцы, в университете технику возведения срубов не учили...)
Добирались мы туда долго, на автобусе, езда по приграничной зоне - дело хлопотное, останавливали нас там часто, на отряд было выдано разрешение для заезда в зону, одно на всех.
Пограничники были люди серьёзные, неулыбчивые - в тот год несколько нарушителей убежали в Финляндию, не до шуток им было.
Карельское лето на свежем воздухе, физическая работа, длинный световой день, близость Ладоги - это было очень неплохо, смею вас уверить.
Одно но: купаться там было холодно, Ладога была холодна даже для закалённых балтийским морем рижан.
Спасением были маленькие лесные озёра, одно из которых было недалеко от городка.
Хорошо было прибежать туда после работы и, скинув робы, нырнуть в ласковую прохладную воду...
Как-то довольно поздно вечером, в лёгких сумерках, мы решили поплавать.
Поплавали.
И тут с берега, команда, жёстко и коротко: к берегу.
Повернули и поплыли к берегу.
Подплываем, наряд пограничников, с Калашниковами, как полагается.
Выходим уже под их конвоем к одежде, нам велят предъявить разрешение на нахождение в приграничной зоне.
Оно есть, у командира стройотряда, в пару километров отсюда, дяденьки-пограничники хмуро велят вести их к командиру, бумагу показать. А пока вы, студенты, под арестом, топайте вперёд, и без глупостей.
Да уж, ситуация, солдаты, автоматы, нарушение приграничного режима...
Однако самым страшным было не это.
С ними была собака, овчарка, всё это время не сводившая с нас глаз, низким горловым ворчанием встречающая любое наше мало-мальски быстрое движение при одевании.
Большие белые клыки и натянутый поводок, безжалостный внимательный взгляд, готовность к действию - автоматы бы им не понадобились...она была оружием, взведённым курком собачьего спецназовца.
Так я впервые ощутил страх собаки, первый раз в моей жизни, надеюсь, в последний.
Дошли до бумаги, старший по патрулю сделал нашему командиру внушение за нарушение приграничных правил, нас отпустил, все свободны.
Собака мигом расслабилась, охранное рвение покинуло её, глаза из внимательных стали равнодушными, она зевнула и полностью потеряла к нам интерес.
Солдат потрепал её за холку, она завалилась на бок, отдыхая.
Солдаты напились воды, попоили собаку и они отбыли на дальнейшее патрулирование.
Овчарку ту я вспоминаю часто, попрекая своих собак отсутствием должного служебного рвения, валяетесь тут, ленивые твари, пока ваши родственники охраняют границы, находят раненых под руинами землетрясения, штурмуют логово бин Ладина, работают поводырями слепых и предсказывают приступы эпилепсии, а вы?
А что мы, отвечают собаки на упрёки, у нас тоже вот служба, нелёгкая, тебя вот любить, 24/365, знаешь как нелегко - тебя любить...
А любить - тоже охранная деятельность в своём роде...служим мохнатыми пограничниками твоей души!
Ну, коли так - вольно, валяйтесь дальше...
5.
Когда мобильные телефоны были большими, а разрешение их экрана считалось строками, а не в пикселях…
Так получилось, что по службе мне было положено таскать с собой сотовый. Причем не какой-нибудь "сименс в кожаном чехольчике", их тогда не делали, а Nokia 720 стандарта NMT-450. Три килограмма телефона имели крутящуюся антеннку и трубку на витом проводе, как у стационарного аппарата.
Таскал я его в подаренном коллегами полуметаллическом кейсе с двумя особенностями: открывался специальной картой и имел возможность быть пристегнутым к руке.
Вот с таким наборчиком я занял место у окна пустой электрички, отправляющейся с Ярославского вокзала. Достав из чемодана книжку ждал отправления. Напротив меня пристроилась миловидная интеллигентная старушка, чем-то напоминающая Шапокляк из книжки Успенского. Старушка показалась мне знакомой. Оставшиеся четыре места были заняты компанией широкоплечих молодых парней со спортивными сумками и повадками самбистов-кмсников.
Поезд благополучно тронулся. Так бы и доехал бы без приключений, если бы на Лосинке у меня в чемодане не зазвонило.
- Как же я тебя выключить забыл, паразита, - чертыхнулся я про себя, - и сделал вид, что источник звонка мне неизвестен: Сижу, никого не трогаю, что за звук не знаю и вообще меня дома нет. Головой повертел в поисках и даже под лавку заглянул: чей-то там звонит такое?
А звонок не унимается. Чемодан металлический, звук у телефона и так громкий, а он еще в пустом металлическом ящике подпрыгивает. Звонит и звонит. На весь вагон. Все оглядываются. Тут один из самбистов меня локтем в бок тырк:
- Мужик у тя там чо будильник? Ты его выключи. У меня дома так же звенит, надоело аж зубы сводит.
Смотрю и действительно сводит. Уж так желваки на роже играют. Причем не только у него. У всех, видать, дома будильники.
- Ладно, - говорю, - сейчас выключу. Ты не поверишь: самого достал, сил нет.
Вынул из кармана карточку, в замок чемодана сунул, крышку приоткрыл. Звон еще громче стал. Я трубку на витом проводе вытащил, и к уху:
- Горбачёв? Миш, ты позже перезвони, я тебя плохо слышу. И выключил.
Бабулька напротив оживилась.
Вы, - говорит, - молодой человек в Перловке не выходите? Я молчу. А она тихим голосом продолжает: ничего страшного, нервное напряжение, много работы. Со всяким может случится. Мы сейчас вместе выйдем, ко мне на работу зайдем я вас осмотрю, мы вас вылечим и вы дальше поедете. Вот ребятки нам помогут если чего, - заканчивает старушенция, и самбистам подмигивает.
Тут я ее узнал. Не Шапокляк она вовсе, а главврач психдиспансера в Перловке. Я у нее недавно справку подписывал, что на учете не состою. В смысле, не состоял. А если эти самбисты помогут старушенции меня туда доставить, то уже как бы и состою. Это старушка с сотовыми телефонами обращаться не умеет, она их не видела. А с психами всяко разно умеет. И наверняка видела, как психи по игрушечному аппарату с Горбачевым разговаривают. Она же не знает, что телефон настоящий, а моего приятеля Михаила Сергеевича все горбачёвым зовут, понятно почему. Самбисты тоже не знают.
Поезд уже от Лоси отъезжает. Похоже через пару минут меня выводить будут: Перловка следующая. Делать нефига. Точнее наоборот: надо что-то делать.
Достал из чемодана целиком телефон, антенну вверх повернул, включил и заорал:
- Граждане! Только у нас в вагоне! Только сейчас! Демонстрация главного чуда уходящего века: сотового телефона "Нокия". Вот вы, девушка, позвонить не хотите?!, - протянул трубку главврачу, - нет? А вы молодые люди? - я потыкал трубкой в сторону самбистов и те немного отодвинулись.
- Не, хотите, как хотите, - закончил я монолог и начал пробираться к тамбуру, - Что нет желающих? Тогда я пошел.
Поезд остановился на платформе Перловская и я вышел. Мне вообще-то на следующей выходить: в Тайнинке. Но от Перловки тоже минут пятнадцать до дома идти. Да и кто знает, чем бы дело кончилось, если вовремя не слинять.
6.
9/11: РАССКАЗ БОРТПРОВОДНИКА
Утром вторника 11 сентября мы уже пять часов как вылетели из Франкфурта и летели над Северной Атлантикой.
Неожиданно занавески раздвинулись, и мне велели немедленно пройти на кокпит для разговора с капитаном.
Как только я туда попал, я заметил, что экипаж крайне серьезен. Капитан дал мне распечатанное сообщение. Оно было из главного офиса Delta в Атланте и коротко сообщало: «Все воздушные линии над континентальной частью Соединенных Штатов Америки закрыты для коммерческих полетов. Немедленно приземляйтесь в ближайшем аэропорту. Сообщите о своем направлении».
Никто не сказал ни слова о том, что это могло значить. Мы поняли, что ситуация серьезная и нам нужно как можно скорее приземлиться. Капитан выяснил, что ближайшим аэропортом был Гандер, на острове Ньюфаундленд, в 600 километрах позади нас.
Он запросил разрешение на изменение маршрута у канадского диспетчера; разрешение дали моментально, не задавая вопросов. Лишь позже мы узнали, почему так произошло.
Пока экипаж готовил самолет к посадке, пришло еще одно сообщение из Атланты. Из него мы узнали о террористической активности где-то в Нью-Йорке. Несколько минут спустя стало известно об угоне самолетов. Мы решили не говорить пассажирам правды до приземления. Мы сказали им, что в самолете обнаружилась небольшая техническая неисправность и что нам необходимо приземлиться в ближайшем аэропорту, в Гандере, чтобы все проверить.
Мы пообещали сообщить больше подробностей по приземлении. Конечно, пассажиры ворчали, но к этому мы привыкли. Сорок минут спустя мы приземлились в Гандере. Местное время было 12:30 — это 11:00 по стандартному восточному времени.
На земле уже стояло десятка два самолетов со всего мира, которые тоже изменили маршрут на пути в Штаты.
После остановки капитан сделал объявление: «Дамы и господа, вы, вероятно, хотите знать, какая техническая проблема привела сюда все эти самолеты. На самом деле мы здесь по другой причине».
Затем он рассказал то немногое, что мы знали о ситуации в Штатах. Были громкие вскрики и недоверчивые взгляды. Капитан сообщил пассажирам, что управление воздушным движением в Гандере велело нам оставаться на своих местах.
Ситуация находилась под контролем канадского правительства, никому не разрешалось выходить из самолета. Никто на земле не имел права близко подойти к любому из самолетов. Только периодически приближалась полиция аэропорта, осматривала нас и двигалась к следующему судну.
В течение часа или около того приземлились еще самолеты, и в Гандере собралось 53 воздушных судна со всего мира, 27 из них американские коммерческие борты.
Тем временем по радио понемногу начали поступать новости. Так мы узнали, что самолеты были направлены во Всемирный торговый центр в Нью-Йорке и здание Пентагона в Вашингтоне.
Люди пытались воспользоваться мобильными телефонами, но не могли подключиться из-за различий в системах сотовой связи. Некоторым удалось пробиться, но они получали только сообщения канадского оператора о том, что все линии в Америку или заблокированы, или забиты.
Ближе к вечеру к нам пробились новости о том, что здания Всемирного торгового центра рухнули и что четвертый угон закончился крушением. К этому времени пассажиры были морально и физически обессилены, не говоря уже о том, что напуганы, но все оставались на удивление спокойными.
Нам достаточно было только посмотреть в окно на остальные 52 самолета, попавших в такое же затруднительное положение, чтобы понять, что мы не одиноки.
До этого нам говорили, что людей будут выпускать из всех самолетов по очереди. В шесть вечера аэропорт сообщил, что наша очередь наступит в 11 утра следующего дня. Пассажиры были недовольны, но смирились с этой новостью без особого шума и начали готовиться к тому, чтобы провести ночь в самолете.
Гандер пообещал нам воду, обслуживание туалетов и медицинскую помощь при необходимости. И они сдержали слово.
К счастью, у нас не случилось никаких медицинских ситуаций, о которых стоило бы беспокоиться. Впрочем, у нас была на борту девушка на 33-й неделе беременности, и мы очень о ней заботились. Ночь прошла спокойно, несмотря на не самые подходящие для сна условия.
Около 10:30 утра 12-го числа появилась кавалькада школьных автобусов. Мы сошли с самолета и попали в терминал, где прошли пограничный и таможенный контроль, а затем зарегистрировались у «Красного Креста». После этого нас (экипаж) отделили от пассажиров и в микроавтобусах отвезли в небольшой отель.
Мы не знали, что делали наши пассажиры. От «Красного Креста» мы узнали, что население Гандера — 10 400 человек, а позаботиться им надо было о 10 500 пассажирах, которых занесло к ним в город! Нам сказали, чтобы мы отдыхали в отеле и ждали, пока американские аэропорты снова откроются и с нами свяжутся. Нас предупредили, что вряд ли это случится совсем скоро.
Весь ужас ситуации дома мы осознали, только когда добрались до отеля и включили телевизоры. К тому времени прошли сутки.
Между тем выяснилось, что у нас уйма свободного времени, а жители Гандера невероятно дружелюбны. Они начали называть нас «люди из самолетов». Мы пользовались их гостеприимством, исследовали город и в конечном итоге неплохо провели время.
Два дня спустя нам позвонили и увезли обратно в аэропорт. Вернувшись в самолет, мы воссоединились со своими пассажирами и выяснили, как провели это время они. То, что мы узнали, было потрясающе…
Гандер и окрестные городки в радиусе 75 километров закрыли школы, конференц-залы и прочие крупные помещения. Все эти залы превратили в жилые зоны. В некоторых были раскладушки, в некоторых матрасы, спальные мешки и подушки. Все школьники старших классов были обязаны на волонтерских началах заботиться о «гостях».
Наши 218 пассажиров попали в небольшой городок под названием Льюиспорт, в 45 километрах от Гандера. Их поместили в школе. Если кто-то из женщин хотел разместиться только с женщинами, это тоже можно было устроить. Семьи не разлучали. Пассажиров в возрасте устраивали в частных домах.
Помните нашу беременную пассажирку? Ее поселили в частном доме через дорогу от круглосуточного центра скорой помощи. При необходимости пассажиры могли вызвать стоматолога. Медсестра и медбрат оставались с группой непрерывно.
Звонки и электронные письма в Штаты и по миру раз в день были доступны каждому. Днем пассажирам предлагали экскурсии. Некоторые поехали кататься на лодках по озерам и бухтам. Некоторые ходили в пешие путешествия по окрестным лесам. Местные булочные были открыты, чтобы обеспечить гостей свежим хлебом.
Жители готовили еду и приносили в школы. Людей возили в рестораны по их выбору и кормили великолепными блюдами. Багаж оставался в самолетах, так что всем выдали жетоны в автоматические прачечные, чтобы постирать вещи.
Другими словами, путешественники получили все мыслимое и немыслимое.
Рассказывая нам об этом, пассажиры плакали. Когда в конце концов им сообщили, что аэропорты открыты, их всех доставили в аэропорт точно вовремя, ни один не пропал и не опоздал. Местное отделение «Красного Креста» обладало полной информацией о местонахождении каждого пассажира и знало, на каком самолете каждому из них надо быть и когда все эти самолеты отправляются. Они замечательным образом все организовали.
Это было невероятно.
Когда пассажиры поднялись на борт, было ощущение, что они побывали в круизе. Каждый знал всех по имени. Они обменивались историями о своем пребывании, стараясь впечатлить друг друга и помериться, кто лучше провел время.
Наш полет обратно в Атланту выглядел как частный полет-вечеринка. Экипаж просто старался не вмешиваться. Это было ошеломительно. Пассажиры передружились и звали друг друга по имени, обменивались номерами телефонов, адресами и электронной почтой.
А затем случилось нечто невообразимое.
Один из пассажиров подошел ко мне и попросил разрешения сделать объявление по громкой связи. Мы никогда такого не позволяем. Но этот раз был особенным. Я сказал «конечно» и дал ему микрофон. Он взял его и напомнил всем, через что они прошли за последние несколько дней. Напомнил им о гостеприимстве, которое оказали им совершеннейшие незнакомцы. И сказал, что хотел бы отблагодарить хороших людей из Льюиспорта.
Он сказал, что хочет основать трастовый фонд под названием Delta 15 (номер нашего рейса). Цель фонда — дать стипендии старшеклассникам Льюиспорта, чтобы они могли учиться в колледже.
Он попросил у своих коллег по путешествию пожертвовать любую сумму. Когда листок с записями вернулся к нам с указанием сумм, имен, номеров телефонов и адресов, итог составил больше 14 000 долларов! Этот мужчина, врач из Вирджинии, пообещал собрать пожертвования и начать процедуры для организации стипендии. Он также добавил, что обратится в Delta и предложит им тоже поучаствовать.
Я рассказываю эту историю, а трастовый фонд уже составляет 1,5 млн долларов, 134 студента попали в колледж.
Отличная история, да? Напоминает нам о том, как много в мире людей, готовых помочь. Просто о тех, кто не помогает, больше пишут в газетах.
7.
Этого дома жители посёлка боялись. В нём стоял деревянный ящик с большим знаком радиации и круглым иллюминатором, за которым что-то таинственно светилось синим. Ещё на ящике была розетка, и по вечерам люди с ужасом наблюдали, как хозяин смотрит воткнутый в эту розетку цветной телевизор.
На мужика настучали. Трое военных с дозиметрами ДП-5 всю дорогу думали, как бы сделать изобретателя "злым, но тихим". Но тот, открыв ящик, показал, что там почти пусто, если не считать синей лампочки (светодиоды тогда быть синими ещё не умели) да феррорезонансного стабилизатора для телевизора. Всё это питалось от настоящей розетки под столом.
- Ты зачем это сделал? Нас, военных, до полусмерти напугал, а их и подавно!
- От воров. Пусть думают, что у меня всё фонит.
- Завтра же выставим твой ящик на улицу в открытом виде, пусть все увидят, что там на самом деле, и успокоятся.
- Да вы чё? Завтра же ограбят. У меня единственный цветной телевизор на весь посёлок!
Покумекали и нашли выход. В части нашлась типография со строкоотливной машиной. Набрали листовку и отпечатали тираж, который затем расклеили по заборам.
Там печатным по белому было написано, что самодельный реактор прошёл проверку на безопасность, и что теперь у мужика есть на него разрешение.
Цветной телевизор доработал на том же месте до полного физического износа.
8.
Как бы назвать тему половчее.... Может быть, "о вселенской несправедливости?"
Как если бы ты, предположим, тянешь какой-то нудный и тяжелый проект. Психуешь со своей группой, бесконечно интригуешь с заказчиками, отбиваешься от руководства, бесишься от недостатка данных, работаешь бесплатно по выходным, а дома допоздна сам составляешь таблицы и всякие там умные идеи.
Хронически не высыпаешься, начинаешь от бессилия и непонимания орать на родных.... И вот, когда через два месяца мытарств проект принят к оплате, ты решаешь, наконец отдохнуть, и - сваливаешь с работы с обеда... Ну и конечно же! На выходе сталкиваешься с самым главным начальником.
А он ведь - из недавно назначенных, на "пересидеть" до следующей синекуры, и, хотя он не смыслит в деле ни бельмеса, но он, помаиш, тут поставлен, чтобы смирно тут! И неважно, что ты только что сделал работу всего отдела за полгода, и что спас его начальничью жопу... Нет, ты-таки будешь примерно наказан! А если при этом заметят пачку бумаги, которую вынес с работы (потому что, блин, дома израсходовал пять своих пачек на их же проект), то тогда - всё! Высушат не по-детски. Заодно и спишут на тебя и колесо от Белаза, и вилки из столовой...
Не, так не пойдет. Лучше - о "вселенской справедливости".
Вот как если стоишь ты, молодой и зеленый инженеришка, позади группы важных и высокопоставленных особ, которые глубокомысленно окружили непростой агрегат, который не хочет работать, чтобы, значит, мозговым совместным штурмом отыскать и выправить дефект. А заодно, и тебя, дурака, научить. И показательно вздрючить. Потому что не дело это - за сутки не разобраться в чуде атомной машинерии. И вот пара рабочих этот агрегат взыскательно разбирают, а шесть пар сановных глаз все глубокомысленно контролируют. И вдруг случается, что у работяги срывается хитрая приспособа, и освобожденная крохотная титановая пружинка вылетает из-под его руки в сторону, чтобы, казалось бы, навеки исчезнуть в дебрях машинного зала двадцатью метрами ниже... Но тебя в этот момент тянет по непотребству почесать голову, и, по идиотскому стечению пружинка влетает ну точнехонько в твой кулак. И не успевает затихнуть всеобший "ах", как ты гордо преподносишь всем так ловко ухваченную потерю. И снова ах (уже одобрительно), и ты на несколько секунд - в центре внимания. А тебе ведь только этого и не хватает. Ведь никто же давеча не поинтересовался, нарыл ли ты за чего сутки, проведенные без сна на работе, разбирая и собирая этот аппарат. Ведь, сука, просто приперлись начальники, снисходительно оттерли, и завели свой зубрячий разговор. Но случай нельзя упускать, и вот ты, путаясь в соплях, пищишь, что-де следует заменить заводской квадратик на самодельный кругляшок, и - все заработает. И - достаешь из промасленного кармана час назад выточенный по твоему заказу хрень. И получешь милостивое разрешение. И собираешь машину. И она работает, и час, и сутки, и годы....
И что толку, что уже к вечеру никто не вспомнит о твоей минуте славы?
Не наказали - и хорошо....
Не, так тоже не пойдет. Лучше расскажу "о тщете в распределении благ".
В первый год эмиграции довелось мне пару месяцев поработать в одной фирме. Маленькой такой, всего с десяток человек. Семейной. В смысле, все руководство - родственники основателя и президента. Который лет сорок назад придумал одно устройство для электросетей. Дела пошли хорошо, и, как говорили, последние пять лет он наслаждается гольфом во Флориде.
А я пришел туда разнорабочим. Перебиться, пока искал что получше. Пришел и влился в коллектив из шести человек. Странное, скажу вам, было это место. Огромный цех. Полупустой и тихий. Несколько станочков совершенно не шумели. Самами громкими были бы человеческие голоса, но их не было. Люди молчали. Здоровались утром, разбредались по местам, молча обедали, прощались вечером. И все. В первое время я принимал все это за розыгрыш. Очень напоминало монастырь с его обетами молчания. Разговаривал только бригадир. И только когда давал работу. Он был из немцев. И звали его - Карл. При знакомстве он с гордостью сообщил, что работает здесь с основания фирмы. А я тогда еще подумал, что в Союзе он бы не пропал, снимаясь в фильмах про войну. Потому что был высокий, мощный, рыжий, светлоглазый. И очень аккуратный. Он не мог пройти по цеху, не выровняв по дороге коробки, и не подтерев какое-нибудь пятнышко. Если он подходил что-то объяснить к моему верстаку, но машинально обтирал мои валяющиеся инструменты и раскладывал их по размеру. Параллельно друг другу. На равном расстоянии. Это не могло не бесить. Как и его стремление все объяснять. Но я благоразумно и благодарно выслушивал теорию работы ручной дрели и правила включения наждака.
Сейчас я вспоминаю ту работу, как прожитую в тягучем и мучительном сне. И как бывает во время бреда, дни и недели как бы копировали друг друга. Каждое утро шесть человек собирались у дверей, пробивали карточки в часовой машинке, дожидались сигнала начала смены, и молча делали свою работу. По мерзкому, пронзительному сигналу все садились на перерывы и обед, по сигналу расходились по домам. Странно, но отсутствие общения напрягало больше всего. Депресняк уходил только по вечерам и выходным.
Но один день мне запомнился крепко. Однажды в цехе появился незнакомый пожилой человек. Он кивнул бригадиру, и, не торопясь, обошел все небольшое хозяйство, довольно долго рассматривая каждого из работающих. Потом бригадир сказал, что это приехал владелец, и он просит всех собраться. В обеденной комнате хозяин представился сам. Рассказал, что после школы обучился на электромонтера, и в первый же год работы придумал свой линейный разъединитель. В секрете от всех сделал прототип. Еще три года ушло на патентование. Он рассказал, как открыл мастерскую, как потерял ее, и как отказали кредиторы. Что от него, как от неудачника, ушла жена. Что родители верили в него, и дали деньги, продав свой выплаченный дом. И как он купил им вдвое больший пять лет спустя. Как его кидали банки и партнеры. Как давал взятки. Как женился снова. И много еще чего он рассказал.
А закончил неожиданно:
"несколько лет назад у меня обнаружили рак. Я стал ездить по больницам. Сделал операцию, Ничего не помогло. У меня очень хороший и честный врач. Он говорит, что у меня осталось не больше месяца. Утром он вколол хорошую дозу, и сейчас я не чувствую боли. Я приехал сюда, на свой завод в последний раз. Я благодарю вас за вашу работу. И прощаюсь с вами".
И он пожал всем руки, потом ушел.
Пока дверь закрывалась, мы видели зеленый и жаркий летний день.
А Карл вытер кулаком глаза и отвернулся.
Было очень тихо.