С точки зрения мужчины, прелюдия - это полчаса обычного попрошайничества.
Аналог Notcoin - Blum - Играй и зарабатывай Монеты
С точки зрения мужчины, прелюдия - это полчаса обычного попрошайничества.
Аналог Notcoin - Blum - Играй и зарабатывай Монеты
Давно так не смеялся. Приходит начальничек сейчас на работу, как обычно опаздывает на полчаса. Сам он периодически куда-то сматывается под видом рабочих поездок, но там где у обычного сотрудника уходит полчаса, он где-то шлындает по 2 часа, использует рабочий принтер как ему вздумается для своих целей и это при минимум обязаностей, можно сказать полным их отсутствием. Похоже возле его дома какая-то проблема с "лишней жидкостью" и он позвонил (конечно по рабочему телефону) в управляющую компанию и начал добиваться, чтобы они что-то сделали. После его фразы в трубку "отвратительное отношение к работе" я не сдержался и рассмеялся вслух, хорошо были на наушники на голове, никто особо и не связал эту фразу начальника с моим смехом.
Прочитал историю про вшей и вспомнил смешной случай на похожую тему. Наскоро закинул в качестве коммента, а на него тут же откликнулись несколько человек, которые предложили мне подработать эту историю и послать в основные, пусть еще кто-нибудь посмеется. Выполняю ваши пожелания, читайте на здоровье.
Однажды звонит мне друг и жалуется, мол наградила его в командировке какая-то шаболда лобковыми вшами, в результате чего он уже три дня чешется, не вынимая рук из карманов брюк. Идти в кожвендиспансер ему ну очень не хочется, потому что он, хоть и небольшой, но начальник, и не дай бог его там увидит кто-то из подчиненных. Говорит:
- У тебя же однокласник там работает, поговори с ним, может он меня у себя дома примет?
Позвонил однокласнику, врачу микологу. Однокласник, человек очень доброжелательный, весело говорит:
- Никаких проблем, приходите прямо сейчас.
Приходим. На дворе лето, выходной, врач и его брат сидят на веранде дома, играют в карты под коньячок с лимончиком. Представляю друга:
- Вот он, пострадавший от любви, помогите, товарищ гиппократ.
- Это, - говорит, - запросто.
Завел пациента в летний душ, кинул взгляд, выходит, смеется:
- Не ссы, это вообще фигня. Можно, конечно, выписать тебе мазь или шампунь от паразитов, но тогда тебе придется сначала побегать по аптекам, пока найдешь, потом потратиться, потом несколько дней это все применять, да еще и сбрить там все наголо. А потом еще месяц будешь чесаться, пока отрастет. Мы сделаем по-другому. Способ проверенный, хотя если бы я его у себя в отделении применил, запросто могли бы с работы выгнать. Так что решай сам.
Друг соглашается, ему пофиг, лишь бы поскорее перестало зудеть в интимном месте. Тогда врач берет ножницы и большой полиэтиленовый пакет (на котором, как мне почему-то запомнилось, была изображена соблазнительная женская попа в джинсах), вырезает из этого пакета некую пародию на трусы, только еще с маленькой дырочкой спереди. Дает эти импровизированные труселя страдальцу и говорит:
- Иди в душевую, разденься, надень сначала эту конструкцию на голое тело, на нее сверху трусы, оденься и приходи. Самое главное - это не забудь высунуть писюн вот в эту дырочку, а то препарат токсичный, раздражение на головке гарантировано.
Затем отрезает кусочек от рулончика лейкопластыря, вырезает его кружочком и дает другу.
- А это еще зачем?
- А это, - говорит, - тебе, чтоб очко заклеить. Только придется потом полчаса терпеть, не пукать.
Мы с его братом сидим, угораем. Конечно нам весело, не по нашим же кокам ползают эти маленькие симпатичные шестиногие крабики.
Друг сходил, сделал все, как велел доктор, возвращается. Врач встает, берет баллончик самого обычного дихлофоса, весело оттягивает своему подопытному спереди брюки и пшикает пару раз ему прямо в трусы. Потом разворачивает его и повторяет ту же процедуру с обратной стороны. У друга на лице непонимание и даже где-то недоверие, но терпит, раз уж пришел. Зато у всех, кроме него, настроение веселое и приподнятое.
- Все, - говорит доктор, - теперь засекай полчаса, а пока садитесь с нами, выпьем по рюмочке и успеем в подкидного перекинуться.
Друг все полчаса тревожно поглядывал на часы.
- Все, доктор, полчаса прошло, что мне дальше делать?
Эскулап поднимается и торжественно говорит:
- А теперь как раз начинается самая важная часть нашего лечения, и сделать все надо точно так, как я сейчас покажу.
Встает, расставляет ноги шире плеч, при этом еще и подогнув их в коленях, и откидывает туловище назад настолько, насколько можно, чтобы только не упасть. Стоя в такой совершенно нелепой позе, хлопает себя обеими ладонями по области паха, и не поведя даже бровью, на полном серьезе выдает:
- Становишься точно так, как я показал, и не меняя позы, хлопаешь себя по яйцам ровно тридцать раз, не больше и не меньше. И главное, не сбейся со счета.
Друг, уже совершенно ничего не понимая, послушно принимает заданную позу, и чуть ли не опрокидываясь назад, начинает добросовестно хлопать, как ему показано, при этом еще и считая вслух. Доктор смотрит на него с серьезным видом и иногда делает замечания, типа "плечи надо бы назад покруче", или "хлопать надо порезче, с оттяжкой", и тому подобный бред. Мы, зрители, естественно, ржем, держась за животы.
По всему этому моему описанию кто-нибудь может подумать, что мой друг просто какой-то недоделанный полудурок. На самом же деле он с красным дипломом закончил престижный (и один из самых трудных) столичный вуз. Не знаю, может это неожиданная неприятность так на него повлияла, отупила на какое-то время. А может просто человек сознательно выключил мозги и решил для себя: доктор знает, что говорит, а мое дело тупо подчиняться.
Когда он наконец честно прохлопал все тридцать раз, врач объявил:
- Все, молодец, поздравляю, лечение закончено. Теперь держи полотенце и срочно беги в душ дихлофос смывать. Лечебные трусы в мусорное ведро, яйца и жопу помой как следует с мылом. Ну а мы пока в картишки перекинемся.
Когда друг вышел из душа и присоединился к нам, он все никак не мог поверить, что все оказалось так невероятно просто и так быстро закончилось. Неужели теперь он снова нормальный человек и ему не надо больше все время держать руки в карманах, то и дело почесывая мудя? Придя немного в себя, он наконец задал вопрос:
- Не могу догнать, а зачем вообще надо было хлопать? К чему такая поза и почему ровно тридцать раз? А, догадался! Чтоб эти дохлые твари в трусы осыпались.
- Вообще-то мандовошек ты и в душе бы прекрасно смыл. Ты не обижайся, просто поржать захотелось.
Кстати способ оказался эффективным, друг потом говорил, что гадкие насекомые пропали сразу и навсегда.
Деревенька как деревенька. Как все, как многие. Только в этой деревеньке электричество вдруг кончилось. Подозревали Гошку с Генкой, но на самом деле ветер провод оборвал. Хотя Генка с Гошкой все равно на подозрении первые, даже если ураган Катрина какой-нибудь в деревеньку заглянет.
Электричество в деревне не очень нужная вещь летом. Светает рано, темнеет поздно. Встают все с рассветом, ложатся с закатом. Свет не жгут, экономят. Но тут, как раз всем электричество понадобилось телевизор смотреть. Кино про Штирлица. Телевизоров в деревеньке шесть штук всего. Кто соседей домой пригласил, а кто на подоконник телевизор выставил, и с улицы смотрят, сидя на лавочках. То есть, смотрели, пока провод не оборвало.
Ветер ветром, а про Гошку с Генкой почти каждый в деревне подумал, что это они не дают Штирлица досмотреть. Но электриков вызвали. А Генка с Гошкой с чердака слезли, когда электрики сказали, что это ветер провод порвал, точно. Невиновность невиновностью, но, когда подозревают именно тебя, подозрения лучше переждать на чердаке. А так они слезли и побежали смотреть, как «электричество чинят». Так тетка Арина сказала.
Что такое электричество Гошка знал не понаслышке. Еще когда в школе не проходили, знал. Гошкин заслуженный учитель физики Петр Васильевич вполне мог подтвердить. Заслуженным Петр Васильевич был не только потому, что преподавал когда-то Гошкиным родителям физкультуру, а еще потому, что просто был хорошим учителем физики и заслуженным учителем РСФСР. Это он Гошку с электричеством познакомил, раньше, чем школьной программой положено. Так и сказал: Гоша, если ты электростатическую машину в лаборантской хоть пальцем тронешь, получишь по лбу. Гошка и не трогал. Может, кому по лбу и хочется, а Гошке нет. Поэтому, когда Петр Васильевич в лаборантскую вернулся, электростатическая машина так и стояла, пальцем не тронутая, а Гошка с еще одним любителем физики вывели тоненьким проводочком из-под клеммника кинескопа несколько тысяч вольт и наблюдали, как ионный ветер соль из одной кучки в другую перетаскивает.
Генка тоже с электричеством знаком. Он еще в школу не ходил, когда совершенно случайно, тоненькую полоску елочного дождика из фольги в розетку засунул. Одним концом в одну дырочку, другим… В общем, ему понравилось, как пыхает. А когда Генка уже в школе учился, то на перемене у них принято было классы обесточивать. Отключат электричество на перемену, а когда урок начнется учительница либо сама сходит, включит, либо пошлет кого-нибудь повыше, чтоб до щитка освещения дотянуться мог. Так вот если, пока тока нет, розетку проводком тоненьким перемкнуть, то когда ток включат, оно тоже изрядно пыхает, а все боятся. И электриков вызывают. Раза два. Потом, правда, по шее дают. И откуда учителя догадываются, кто проводки в розетки засовывает? Сквозь стенки, наверное, видят.
Электриков приехало трое: один старый и два молодых. Молодые электрики сразу полезли на столбы, а старый расстелил на осколке бетонной плиты газету и достал из машины авоську со снедью. Вскоре на газете лежали с десяток вареных яиц, крупно нарезанные хлеб, сало и лук. Электрик достал из авоськи огурцы и помидоры, огляделся и как бы заметил отсвечивающих Генку и Гошку.
- Не в службу, а в дружбу, пацаны, не сгоняете огурцы помыть? Где тут вода у вас? Вода была на ферме: триста метров всего и через некоторое время старый электрик накрыл «на стол» полностью. Натюрморт завершала бутылка белой. «Пол-литра».
- Готово, мужики, - старый любовно оглядел картину придирчивым взглядом, переложил два огурца, поправил коробок с солью, кивнул удовлетворенно: теперь совсем готово, и позвал опять, - готово! Мужики орлами слетели со столбов.
- Бескозырка, Иваныч, - один их молодых взял бутылку, - нож дай.
- Всему вас учить надо, - Иваныч отобрал пузырь, - смотри, который раз показываю. Он шлепнул по дну бутылки корявой, крепкой ладонью. Пробка осталась на месте.
- И чо? – усмехнулся молодой, - дисквалифицировался профессор? Ножик давай, - молодой тронул пробку пальцами, и она соскочила с бутылки.
- Мастер! - второй электрик подставил стакан, - лей! Гошке и Генке водки не предложили, но по бутерброду с салом выделили. После обеда молодые снова полезли на столбы, а старый электрик, прозываемый Иванычем, свернул остатки нехитрого обеда в газету, закурил и уселся на плиту.
- А знаете ли вы, что такое электричество? – спросил он Гошку и Генку и пустил дым кольцами.
- Электричество - это движение заряженных частиц в электрическом поле, - отрапортовал Гошка, - мы по физике проходили. Он немного врал. Электричество они должны были проходить только на следующий год, а про направленное движение ему Петр Васильевич рассказал, когда подзатыльниками задавал направление вон из лаборантской. Очень ему Гошкины эксперименты с ионным ветром не понравились.
- Чего? – сморщился Иваныч, как от лимона, - по физике? Ничего ваши физики в электричестве не понимают. Какие поля? Вот это поля! – он махнул рукой на поле у себя за спиной, - а там в проводе какие поля? - Нету, там никаких полей. - продолжил Иваныч, затянувшись, - электричество, ребята, - это три фазы, ноль и земля, - он притопнул ногой, подошвой показывая землю, - возьмёшься за две фазы – будет 380, а возьмёшься за фазу и ноль – будет 220. Ноль можно трогать отдельно от фазы голыми руками. Землю тоже можно. И фазу можно, если с нолем и землей контакта у тебя нет.
- Вот что такое электричество, - закончил Иваныч через полчаса свою речь.
- А ты, говоришь, «движение частиц по полю» - передразнил он Гошку, - а сейчас идите отсюда, мне работать надо.
Если бы старый мастер представлял, кому он все это рассказывал, и на какую благодатную почву упадут семена посеянных им знаний, он бы предпочел молчать. Но он не знал, а просто принял Гошку и Генку за вполне обычных, деревенских парней. С которыми можно поболтать после обеда. Впрочем, так оно и было.
Посевы знаний взошли на следующий день. Деревенька не чаяла беды и опять смотрела Штирлица, пользуясь починенным электричеством, а Гошка делился с Генкой планами на жизнь. Точнее, спрашивал.
- Ты, Генка, про электрического пастуха слышал, когда-нибудь?
- Не-а, про электрического не слышал. Про обычного слышал: тетка Мариша сегодня орала, что Юрку-Гнуса гнать из пастухов надо. Ленивый он потому что.
- Можно и гнать, - согласился Гошка, - мы электрического пастуха сделаем. Он не ленивый.
- Чего смеешься? – Гошка удивленно посмотрел на заливающегося Генку, - ничего смешного. Сказал сделаем, значит, сделаем.
- Ага, сделаем! – останавливаясь, но еще немного фыркая, согласился Генка, - я и представил, как к Гнусу электричество подвести.
- Электричество к Юрке? Нет, Ген, нас еще за взрыв в помойной яме не простили. Потом, электрический пастух - это совсем не обычный пастух с проводом, - Гошка тоже фыркнул, представив Юрку-Гнуса, из которого торчал провод со штепселем, – это просто система проводов под напряжением. Корова к проводу подходит, ее немного током бьет, и она обратно идет.
- И это все? – разочарованно протянул Генка, - а я думал, мы с тобой робота-пастуха делать будем. С руками и ногами, как в кино про волшебные спички.
- Робота делать не будем, - а вот если Борькин загон проволокой обмотать и по ней ток пустить, то он его разламывать не будет. Лидка жаловалась, что он каждый день загон разламывает.
Лидка была заведующей фермой и председателем сельсовета, а в своем загоне, уже предчувствуя неприятности, мычал совхозный бык-производитель Борька. Проволоку, чтоб обмотать жерди загона, ребята взяли из провода, оставшегося от электриков, распустив его на отдельные жилы. Электричество, а точнее, «фазу» зацепили от воздушной линии, рядышком с Борькиным загоном. Накинули крючок и все. «Фазовый» провод от нулевого их научил отличать старый мастер Иваныч, не знающий, что творит. Самый толстый столб загона был обмотан проволокой несколько раз. Борька, любивший почесать об него бок, неловким движением выворачивал столб с корнем. Столб вкапывали заново, Борька выламывал. Вкапывали, выламывал. Это надоело всем, кроме быка.
Подключив своего электрического пастуха, Гошка и Генка засели на чердаке фермы ждать, когда Борька выйдет на прогулку. Не успел Гошка в красках описать Генке момент их награждения за электрического пастуха, когда все увидят, что сегодня не выломано ни одной жердины, как в загон вышел Борька.
Здоровенный бык был в игривом настроении. Он огляделся по сторонам, мотнул головой и потрусил к любимому столбу чесаться. Раздался тихий треск, и столб несильно укусил Борьку за левый бок.
Борька недоуменно покосился на деревяшку, повернулся и прислонился к столбу правым боком. Раздался тихий треск. Борька отскочил, возмущенно мыкнул, поскреб землю копытом и попробовал столб боднуть. Раздался тихий треск. Борька расстроился совсем. Он гордость совхоза. Бык. Веса в нем тонна, все боятся, а этот нахальный столб кусается. Ни с того, ни с сего. Борька замычал от обиды.
Мимо шла Лидка. Лидия Тимофеевна – заведующая фермой и председатель сельсовета. Высокая, сильная тетка сорока пяти лет. Бывшая доярка и скотница. Вырастившая Борьку из маленького теленка и кормившая его из соски. Мимо она не прошла. Как она могла пройти мимо своего любимца, если у нее в кармане все время есть для Борьки соленый кусок хлеба, морковка или еще какое лакомство? Лидка пролезла между жердями, погладила Борькину морду и угостила его хлебом. Борька успокоился, мигом сглотнул хлеб, обнюхал Лидкину ладонь, подумал и лизнул Лидку в лицо. В благодарность. Лидка отшатнулась, и, чтоб не упасть, оперлась упитанной попой на тот самый столб. Было жарко, Лидкин халат был влажным.
Раздался тихий треск. Лидка – не бык. Весу меньше, чем тонна. Но, отскочив от столба вперед, она лихо боднула Борьку в нос и коротко выругалась.
Борька удивился. Но решил, что с ним играют и опять лизнул боднувшую его Лидку. Лидка отшатнулась, и, чтоб не упасть, оперлась темже местом на тот самый столб. Раздался тихий треск. И Борьку опять боднули в нос. И выругались. Уже не так коротко, но невнятно.
Борька удивленно посмотрел на Лидку. Порядочная ведь женщина, - читалось в его глазах, - председатель сельсовета, хлеба принесла, а бодается. Где вы видели, чтоб председатель сельсовета быка бодал? Нигде. Может, ее из председателей выгнали? Тогда ее пожалеть надо. И Борька опять лизнул Лидку в лицо. Лидка отшатнулась, и…
В загон вошел зоотехник Федька. Он давно наблюдал, как заведующая фермой и председатель сельсовета пытается забодать совхозное имущество и сильно ругается, что вообще удивительно. Потому что сильно ругается она только на него, Федьку, и то за пьянку. Федька вошел в загон, чтоб было удобней смотреть на такое представление. Удобнее смотреть сидя. Поэтому Федька присел на нижнюю жердь ограждения. Раздался тихий треск.
Федьку бросило вперед, и он боднул Борьку в бок.
Неизвестно чем бы кончилась эта коррида, но Гошка плохо соединил провода, и коррида кончилась вместе с электричеством. Видимо из-за этого плохого соединения награждение Гошки и Генки за внедрение в сельскую жизнь электрического пастуха прошло не совсем так, как они рассчитывали. Паять надо было. Паять.
МАША
«Ты навсегда в ответе за всех, кого приручил»
(Экзюпери)
Давно это было, у моих родителей только – только родился ребенок и это даже не я.
Квартиры не было, жить негде, зато была молодость и романтический настрой. Вот родители завернули младенца в три одеяла и поехали в точку на карте под названием Беломорск.
Дали им семиметровую комнату в общежитии. Папа целыми днями пропадал у себя на работе, даже в выходные, а Мама дома с младенцем.
Очень скоро Мама заскучала без работы, без огней города и даже без треньканья трамваев. Она мечтала, хотя бы о кошечке - Маше, но, к сожалению ее мечта не могла осуществиться, ведь местный комендант был очень строг и крайне несправедлив, кстати, раньше в нашей комнате жила семья, которую как раз и выселили за наличие запрещенного котика.
Бесконечная осень плавно переходила в такую же беспросветную зиму.
Даже мухи от скуки передохли, а может быть, просто, уснули до весны.
Вроде бы вчера еще летали, приходилось с газетой по комнате бегать, а сегодня вот только одна. Сидит за столом, не боится, не улетает. Мама замахнулась газетой, но… плавно отложила ее в сторону.
Взяла две крышечки от бутылок, в одну капнула воды, в другую сыпнула сахару и медленно придвинула к бесстрашной мухе.
Никто так и не узнал - была муха мальчиком, или девочкой, но отзывалась она на имя Маша, ну или почти отзывалась.
Маша оказалась далеко не дурой и не мешала жить своим гигантским хозяевам. Немного летала, из крышечек своих лакала, к ребенку тоже не лезла, чувствовала, что ни к чему хорошему это не приведет. Ну, что еще от воспитанной мухи надо?
Даже Папа смирился с Машкой, все-таки домашнее животное, да и комендант не будет против.
Однажды вечером папа примчался с работы раньше обычного и показал Маме два билета в кино.
Мама как обрадовалась, так тут же и расстроилась:
- Юра, ну какое может быть кино? А ребенок?
- Я все продумал, договорился с соседями, они пришлют своего Ваську, Вася посидит. Дам ему полтинник на мороженое.
Нужно же и тебе от дома отдохнуть.
Десятилетний Вася получил подробные инструкции по уходу за ребенком, взял деньги вперед и уселся на табурет возле детской кроватки.
Мои счастливые родители уже сидели в кино и даже смотрели киножурнал перед фильмом, как вдруг не сговариваясь, они глянули друг на друга и синхронно вскрикнули: «Маша!»
Полчаса отчаянного бега по морозному Беломорску и задыхающиеся родители уже стояли на пороге дома. Довольный Вася отбросил свернутую газету и сказал:
- Что-то быстро ваше кино закончилось, Дядя Юра, с вас еще двадцать копеек, я тут не просто с ребенком сидел, а еще и за мухой гонялся. Еле убил.
Даже у папы испортилось настроение, он машинально вручил Васе 20 коп. и не прощаясь закрыл за ним дверь.
А вот Мама очень расстроилась, она взяла настольную лампу и принялась изучать каждый сантиметр пола, чтобы найти несчастную сбитую Машку и похоронить ее в горшке с геранью.
Не нашла.
Молча сели ужинать.
Муха Маша тоже к тому времени окончательно успокоилась, убедилась, что Вася уже ушел, она выбралась из своего тайного убежища и спокойно спикировала на стол к своим тарелочкам.
Муха бегала по столу, вскидывала лапки, она показывала хозяевам пантомиму об ужасах пережитого вечера и не переставая жаловалась на Васю. Родители смеялись до слез, и Папа вдруг сказал:
- Кстати, пойду заберу назад двадцать копеек – это дело принципа. Вася ведь нас обманул, муху он так и не убил.
Мама развеселилась еще больше и ответила:
- А что ты ему скажешь? Маша жива…?
Не моё.
ПОТРЯСАЮЩАЯ ИСТОРИЯ
Это серое, ничем не примечательное здание на Старой площади в Москве редко привлекало внимание проезжающих мимо. Настоящее зрелище ожидало их после поворотов направо и трех минут езды – собор Василия Блаженного, Красная площадь и, конечно же, величественный и легендарный Кремль. Все знали – одна шестая часть земной суши, именуемая СССР, управлялась именно отсюда.
Все немного ошибались.
Нет, конечно же, высокие кабинеты были и в Кремле, но, по-настоящему рулили Советской империей те, кто помещался в том самом сером здании на Старой площади – в двух поворотах и трех минутах езды.
И именно здесь помещался самый главный кабинет страны, кабинет генерального секретаря ЦК КПСС, и в данный исторический момент, а именно ранней весной 1966 года, в нем хозяйничал Леонид Брежнев.
Сегодня в коридорах этого серого здания царила непривычная суета. Можно даже сказать – переполох. Понукаемая нетерпеливыми окриками генсека, партийно-чиновничья рать пыталась выполнить одно-единственное, но срочное задание.
Найти гражданина СССР Армада Мишеля.
Всё началось с утра. Генсеку позвонил взволнованный министр иностранных дел и в преддверии визита в СССР президента Французской Республики генерала Шарля де Голля доложил следующее. Все службы к встрече готовы. Все мероприятия определены. Час назад поступил последний документ – от протокольной службы президента Франции, и это тоже часть ритуала, вполне рутинный момент. Но один, третий по счету, пункт протокола вызвал проблему. Дело в том, что высокий гость выразил пожелания, чтобы среди встречающих его в Москве, причем непосредственно у трапа, находился его ДРУГ и СОРАТНИК (именно так) Армад Мишель (смотри приложенную фотографию), проживающий в СССР.
- Ну и что? – спокойно спросил генсек. – В чем проблема-то?
- Нет такого гражданина в СССР, - упавшим голосом ответствовал министр. – Не нашли, Леонид Ильич.
- Значит, плохо искали, - вынес приговор Брежнев.
После чего бросил трубку, нажал какую-то кнопку и велел поискать хорошо.
В первые полчаса Армада Мишеля искали единицы, во вторые полчаса – десятки.
Спустя еще три часа его искали уже тысячи. Во многих похожих зданиях. В республиках, краях и областях.
И вскоре стало ясно: Армад Мишель – фантом.
Ну не было, не было в СССР человека с таким именем и фамилией. Уж если весь КГБ стоит на ушах и не находит человека, значит его просто нет. Те, кто успел пожить в СССР, понимают – о чем я.
Решились на беспрецедентное – позвонили в Париж и попросили повторить 3-й пункт протокола.
Бесстрастная лента дипломатической связи любезно повторила – АРМАД МИШЕЛЬ.
Забегая вперед, замечу – разумеется, французский лидер не мог не знать, под какими именно именем и фамилией проживает в СССР его друг и соратник. Он вполне намеренно спровоцировал эти затруднения. Это была маленькая месть генерала. Не за себя, конечно. А за своего друга и соратника.
А на Старой площади тем временем назревал скандал. И во многих других адресах бескрайнего СССР – тоже.
И тут мелькнула надежда. Одна из машинисток серого здания не без колебаний сообщила, что года три назад ей, вроде, пришлось ОДИН раз напечатать эти два слова, и что тот документ предназначался лично Никите Хрущеву – а именно он правил СССР в означенном 1963-м году.
Сегодня нажали бы на несколько кнопок компьютера и получили бы результат.
В 66-м году десятки пар рук принялись шерстить архивы, но результата не получили.
Параллельно с машинисткой поработали два узко профильных специалиста. И она вспомнила очень существенное – кто именно из Помощников Хрущева поручал ей печатать тот документ. (Это была очень высокая должность, поэтому Помощники генсеков писались с большой буквы).
По игре случая этот самый Помощник именно сегодня отрабатывал свой последний рабочий день в этой должности.
Пришедший к власти полтора года назад Брежнев выводил хрущевские кадры из игры постепенно, и очередь этого Помощника наступила именно сегодня.
Ринулись к помощнику, который ходил по кабинету и собирал свои вещи. Помощник хмуро пояснил, что не работал по этому документу, а лишь выполнял поручение Хрущева, и только тот может внести в это дело какую-то ясность. Помощнику предложили срочно поехать к Хрущеву, который безвыездно жил на отведенной ему даче. Помощник категорически отказался, но ему позвонил сам генсек и намекнул, что его служебная карьера вполне может претерпеть еще один очень даже интересный вираж.
Спустя два часа Помощник сидел в очень неудобной позе, на корточках, перед бывшим главой компартии, который что-то высаживал на огородной грядке. Вокруг ходили плечистые молодые люди, которые Хрущева не столько охраняли, сколько сторожили.
72-летний Хрущев вспомнил сразу. Ну, был такой чудак. Из Азербайджана. Во время войны у французов служил, в партизанах ихних. Так вот эти ветераны французские возьми и пошли ему аж сто тысяч доллАров. (Ударение Хрущева – авт.). А этот чудак возьми и откажись. Ну, я и велел его доставить прямо ко мне. И прямо так, по партийному ему сказал: нравится, мол, мне, что ты подачки заморские не принимаешь. Но, с другой стороны, возвращать этим капиталистам деньги обидно как-то. А не хочешь ли ты, брат, эту сумму в наш Фонд Мира внести? Вот это будет по-нашему, по-советски!
- И он внес? – спросил Помощник.
- Даже кумекать не стал, - торжествующе сказал Хрущев. – Умел я все ж таки убеждать. Не то, что нынешние. Короче, составили мы ему заявление, обедом я его знатным угостил, за это время нужные документы из Фонда Мира привезли, он их подписал и вся недолга. Расцеловал я его. Потому как, хоть и чудак, но сознательный.
Помощник взглянул на часы и приступил к выполнению основной задачи.
- Так это ж кличка его партизанская была, - укоризненно пояснил Хрущев. – А настоящее имя и фамилия у него были – без поллитра не то, что не запомнишь – не выговоришь даже.
Помощник выразил сожаление.
А Хрущев побагровел и крякнул от досады.
- А чего я тебе про Фонд Мира талдычу? Финансовые документы-то не на кличку ведь составляли! – Он взглянул на своего бывшего Помощника и не удержался. – А ты, я смотрю, как был мудак мудаком, так и остался.
Спустя четверть часа в Фонде Мира подняли финансовую отчетность.
Затем пошли звонки в столицу советского Азербайджана – Баку.
В Баку срочно организовали кортеж из нескольких черных автомобилей марки «Волга» и отрядили его на север республики – в город Шеки. Там к нему присоединились авто местного начальства. Скоро машины съехали с трассы и по ухабистой узкой дороге направились к конечной цели – маленькому селу под названием Охуд.
Жители села повели себя по-разному по отношению к этой автомобильной экспансии. Те, что постарше, безотчетно испугались, а те, что помладше, побежали рядом, сверкая голыми пятками.
Время было уже вечернее, поэтому кортеж подъехал к небольшому скромному домику на окраине села – ведь теперь все приехавшие знали, кого именно искать.
Он вышел на крыльцо. Сельский агроном (рядовая должность в сельскохозяйственных структурах – авт.) сорока семи лет от роду, небольшого роста и, что довольно необычно для этих мест, русоволосый и голубоглазый.
Он вышел и абсолютно ничему и никому не удивился. Когда мы его узнаем поближе, мы поймем, что он вообще никогда и ничему не удивляется – такая черта натуры.
Его обступили чиновники самого разного ранга и торжественно объявили, что агроном должен срочно ехать в Баку, а оттуда лететь в Москву, к самому товарищу Брежневу. На лице агронома не дрогнул ни один мускул, и он ответил, что не видит никакой связи между собой и товарищем Брежневым, а вот на работе – куча дел, и он не может их игнорировать. Все обомлели, вокруг стали собираться осмелевшие сельчане, а агроном вознамерился вернуться в дом. Он уже был на пороге, когда один из визитеров поумнее или поинформированнее остальных, вбросил в свою реплику имя де Голля и связно изложил суть дела.
Агроном повернулся и попросил его поклясться.
Тот поклялся своими детьми.
Этой же ночью сельский агроном Ахмедия Джабраилов (именно так его звали в миру), он же один из самых заметных героев французского Сопротивления Армад Мишель вылетел в Москву.
С трапа его увезли в гостиницу «Москва», поселили в двухкомнатном номере, дали на сон пару часов, а утром увезли в ГУМ, в двухсотую секцию, которая обслуживала только высшее руководство страны, и там подобрали ему несколько костюмов, сорочек, галстуков, обувь, носки, запонки, нижнее белье, плащ, демисезонное пальто и даже зонтик от дождя. А затем все-таки повезли к Брежневу.
Генсек встретил его, как родного, облобызал, долго тряс руку, сказал несколько общих фраз, а затем, перепоручив его двум «товарищам», посоветовал Ахмедии к ним прислушаться.
«Товарищи» препроводили его в комнату с креслами и диванами, уселись напротив и предложили сельскому агроному следующее. Завтра утром прибывает де Голль. В программу его пребывания входит поездка по стране.
Маршрут согласован, но может так случиться, что генерал захочет посетить малую родину своего друга и соратника – село Охуд. В данный момент туда проводится асфальтовая дорога, а дополнительно предлагается вот что (на стол перед Ахмедией легла безупречно составленная карта той части села, где находился его домик). Вот эти вот соседские дома (5 или 6) в течение двух суток будут сравнены с землей. Живущих в них переселят и поселят в более благоустроенные дома. Дом агронома наоборот – поднимут в два этажа, окольцуют верандой, добавят две пристройки, а также хлев, конюшню, просторный курятник, а также пару гаражей – для личного трактора и тоже личного автомобиля. Всю эту территорию огородят добротным забором и оформят как собственность семьи Джабраиловых. А Ахмедие нужно забыть о том, что он агроном и скромно сообщить другу, что он стал одним из первых советских фермеров. Все это может быть переделано за трое суток, если будет соблюдена одна сущая мелочь (на этом настоял Леонид Ильич), а именно – если Ахмедия даст на оное свое согласие.
Агроном их выслушал, не перебивая, а потом, без всякой паузы, на чистом русском языке сказал:
- Я ничего не услышал. А знаете – почему?
- Почему? – почти хором спросили «товарищи».
- Потому что вы ничего не сказали, - сказал Ахмедия.
«Товарищи» стали осознавать сказанное, а он встал и вышел из комнаты.
Встречающие высокого гостя, допущенные на летное поле Внуково-2, были поделены на две группы. Одна – высокопоставленная, те, которым гость должен пожать руки, а другая «помельче», она должна была располагаться в стороне от трапа и махать гостю руками. Именно сюда и задвинули Ахмедию, и он встал – с самого дальнего края. Одетый с иголочки, он никакой физической неловкости не ощущал, потому что одинаково свободно мог носить любой род одежды – от военного мундира до смокинга и фрачной пары, хотя последние пятнадцать лет носил совершенно другое.
Когда высокая, ни с какой другой несравнимая, фигура де Голля появилась на верхней площадке трапа, лицо Ахмедии стало покрываться пунцовыми пятнами, что с ним бывало лишь в мгновения сильного душевного волнения – мы еще несколько раз встретимся с этим свойством его физиологии.
Генерал сбежал по трапу не по возрасту легко. Теплое рукопожатие с Брежневым, за спинами обоих выросли переводчики, несколько общих фраз, взаимные улыбки, поворот генсека к свите, сейчас он должен провести гостя вдоль живого ряда встречающих, представить их, но что это? Де Голль наклоняется к Брежневу, на лице генерала что-то вроде извинения, переводчик понимает, что нарушается протокол, но исправно переводит, но положение спасает Брежнев. Он вновь оборачивается к гостю и указывает ему рукой в сторону Ахмедии, через мгновение туда смотрят уже абсолютно все, а де Голль начинает стремительное движение к другу, и тот тоже – бросается к нему. Они обнимаются и застывают, сравнимые по габаритам с доном Кихотом и Санчо Панса. А все остальные, - или почти все, - пораженно смотрят на них.
Ахмедию прямо из аэропорта увезут в отведенную де Голлю резиденцию – так пожелает сам генерал. Де Голль проведет все протокольные мероприятия, а вечернюю программу попросит либо отменить либо перенести, ибо ему не терпится пообщаться со своим другом.
Де Голль приедет в резиденцию еще засветло, они проведут вместе долгий весенний вечер.
Именно эта встреча и станет «базовой» для драматургии будущего сценария. Именно отсюда мы будем уходить в воспоминания, но непременно будем возвращаться обратно.
Два друга будут гулять по зимнему саду, сидеть в уютном холле, ужинать при свечах, расстегнув постепенно верхние пуговицы сорочек, ослабив узлы галстука, избавившись от пиджаков, прохаживаться по аллеям резиденции, накинув на плечи два одинаковых пледа и при этом беседовать и вспоминать.
Воспоминания будут разные, - и субъективные, и авторские, - но основной событийный ряд сценария составят именно они.
Возможно, мы будем строго придерживаться хронологии, а может быть и нет. Возможно, они будут выдержаны в едином стилистическом ключе, а может быть и нет. Всё покажет будущая работа.
А пока я вам просто и вкратце перечислю основные вехи одной человеческой судьбы. Если она вызовет у вас интерес, а может и более того – удивление, то я сочту задачу данной заявки выполненной.
Итак, судите сами.
Повторяю, перед вами – основный событийный ряд сценария.
Вы уже знаете, где именно родился и вырос наш герой. В детстве и отрочестве он ничем кроме своей внешности, не выделялся. Закончил сельхозтехникум, но поработать не успел, потому что началась война.
Записался в добровольцы, а попав на фронт, сразу же попросился в разведку.
- Почему? – спросили его.
- Потому что я ничего не боюсь, – ответил он, излучая своими голубыми глазами абсолютную искренность.
Его осмеяли прямо перед строем.
Из первого же боя он вернулся позже всех, но приволок «языка» - солдата на голову выше и в полтора раза тяжелее себя.
За это его примерно наказали – тем более, что рядовой немецкой армии никакими военными секретами не обладал.
От законных солдатских ста грамм перед боем он отказался.
- Ты что – вообще не пьешь? - поинтересовались у него.
- Пью, – ответил он. – Если повод есть.
Любви окружающих это ему не прибавило.
Однажды его застали за углубленным изучением русско-немецкого словаря.
Реакция была своеобразная:
- В плен, что ли, собрался?
- Разведчик должен знать язык врага, – пояснил он.
- Но ты же не разведчик.
- Пока, – сказал он.
Как-то он пересекся с полковым переводчиком и попросил того объяснить ему некоторые тонкости немецкого словосложения, причем просьбу изложил на языке врага. Переводчик поразился его произношению, просьбу удовлетворил, но затем сходил в штаб и поделился с нужными товарищами своими сомнениями. Биографию нашего героя тщательно перелопатили, но немецких «следов» не обнаружили. Но, на всякий случай, вычеркнули его фамилию из списка представленных к медали.
В мае 1942 года в результате безграмотно спланированной военной операции, батальон, в котором служил наш герой, почти полностью полег на поле боя. Но его не убило. В бессознательном состоянии он был взят в плен и вскоре оказался во Франции, в концлагере Монгобан. Знание немецкого он скрыл, справедливо полагая, что может оказаться «шестеркой» у немцев.
Почти сразу же он приглянулся уборщице концлагеря француженке Жанетт. Ей удалось уговорить начальство лагеря определить этого ничем не примечательного узника себе в помощники. Он стал таскать за ней мусор, а заодно попросил её научить его французскому языку.
- Зачем это тебе? – спросила она.
- Разведчик должен знать язык союзников, – пояснил он.
- Хорошо, – сказала она. – Каждый день я буду учить тебя пяти новым словам.
- Двадцать пяти, – сказал он.
- Не запомнишь. – засмеялась она.
Он устремил на неё ясный взгляд своих голубых глаз.
- Если забуду хотя бы одно – будешь учить по-своему.
Он ни разу не забыл, ни одного слова. Затем пошла грамматика, времена, артикли, коих во французском языке великое множество, и через пару месяцев ученик бегло болтал по-французски с вполне уловимым для знатоков марсельским выговором (именно оттуда была родом его наставница Жанетт).
Однажды он исправил одну её стилистическую ошибку, и она даже заплакала от обиды, хотя могла бы испытать чувство гордости за ученика – с женщинами всего мира иногда случается такое, что ставит в тупик нас, мужчин.
А потом он придумал план – простой, но настолько дерзкий, что его удалось осуществить.
Жанетт вывезла его за пределы лагеря – вместе с мусором. И с помощью своего племянника отправила в лес, к «маки» (французским партизанам – авт.)
Своим будущим французским друзьям он соврал лишь один – единственный раз. На вопрос, кем он служил в советской армии, он ответил, не моргнув ни одним голубым глазом:
- Командиром разведотряда.
Ему поверили и определили в разведчики – в рядовые, правда. Через четыре ходки на задания его назначили командиром разведгруппы. Ещё спустя месяц, когда он спустил под откос товарняк с немецким оружием, его представили к первой французской награде. Чуть позже ему вручили записку, собственноручно написанную самоназначенным лидером всех свободных французов Шарлем де Голлем. Она была предельно краткой: «Дорогой Армад Мишель! От имени сражающейся Франции благодарю за службу. Ваш Шарль де Голль». И подпись, разумеется.
Кстати, о псевдонимах. Имя Армад он выбрал сам, а Мишель – французский вариант имени его отца (Микаил).
Эти два имени стали его основным псевдонимом Но законы разведслужбы и конспирации обязывали иногда менять даже ненастоящие имена.
История сохранила почти все его остальные псевдонимы – Фражи, Кураже, Харго и даже Рюс Ахмед.
Всё это время наш герой продолжал совершенствоваться в немецком языке, обязав к этому и своих разведчиков. Это было нелегко, ибо французы органически не переваривали немецкий. Но ещё сильнее он не переваривал, когда не исполнялись его приказы.
И вскоре он стал практиковать походы в тыл врага – малыми и большими группами, в формах немецких офицеров и солдат. Особое внимание уделял немецким документам – они должны были быть без сучка и задоринки. Задания получал от своих командиров, но планировал их сам. И за всю войну не было ни одного случая, чтобы он сорвал или не выполнил поставленной задачи.
Однажды в расположение «маки» привезли награды. И он получил свой первый орден – Крест за добровольную службу.
Через два дня в форме немецкого капитана он повел небольшую группу разведчиков и диверсантов на сложное задание – остановить эшелон с 500 французскими детьми, отправляемыми в Германию, уничтожить охрану поезда и вывести детей в лес. Задание артистично и с блеском было выполнено, но себя он не уберег – несколько осколочных ранений и потеря сознания. Он пролежал неподалеку от железнодорожного полотна почти сутки. В кармане покоились безупречно выполненные немецкие документы, а также фото женщины с двумя русоволосыми детьми, на обороте которого была надпись: «Моему дорогому Хайнцу от любящей Марики и детей». Армад Мишель любил такие правдоподобные детали. Он пришел в себя, когда понял, что найден немцами и обыскивается ими.
- Он жив, – сказал кто –то.
Тогда он изобразил бред умирающего и прошептал что–то крайне сентиментальное типа:
- Дорогая Марика, ухожу из этой жизни с мыслью о тебе, детях, дяде Карле и великой Германии.
В дальнейшем рассказ об этом эпизоде станет одним из самых любимых в среде партизан и остальных участников Сопротивления. А спустя два года, прилюдно, во время дружеского застолья де Голль поинтересуется у нашего героя:
- Послушай, всё время забываю тебя спросить – почему ты в тот момент приплел какого–то дядю Карла?
Армад Мишель ответил фразой, вызвавшей гомерический хохот и тоже ставшей крылатой.
- Вообще–то, - невозмутимо сказал он, - я имел в виду Карла Маркса, но немцы не поняли.
Но это было потом, а в тот момент нашего героя погрузили на транспорт и отправили в немецкий офицерский госпиталь. Там он быстро пошел на поправку и стал, без всякого преувеличения, любимцем всего своего нового окружения. Правда, его лицо чаще обычного покрывалось пунцовыми пятнами, но только его истинные друзья поняли бы настоящую причину этого.
Ну а дальше произошло невероятное. Капитана немецкой армии Хайнца – Макса Ляйтгеба назначили ни много, ни мало – комендантом оккупированного французского города Альби. (Ни здесь, ни до, ни после этого никаких драматургических вывертов я себе не позволяю, так что это – очередной исторический факт – авт.)
Наш герой приступил к выполнению своих новых обязанностей. Связь со своими «маки» он наладил спустя неделю. Результатом его неусыпных трудов во славу рейха стали регулярные крушения немецких поездов, массовые побеги военнопленных, - преимущественно, советских, - и масса других диверсионных актов. Новый комендант был любезен с начальством и женщинами и абсолютно свиреп с подчиненными, наказывая их за самые малейшие провинности. Спустя полгода он был представлен к одной из немецких воинских наград, но получить её не успел, ибо ещё через два месяца обеспокоенный его судьбой де Голль (генерал понимал, что сколько веревочке не виться…) приказал герру Ляйтгебу ретироваться.
И Армад Мишель снова ушел в лес, прихватив с собой заодно «языка» в высоком чине и всю наличность комендатуры.
А дальше пошли новые подвиги, личное знакомство с де Голлем, и – победный марш по улицам Парижа. Кстати, во время этого знаменитого прохода Армад Мишель шел в третьем от генерала ряду. Войну он закончил в ранге национального Героя Франции, Кавалера Креста за добровольную службу, обладателя Высшей Военной Медали Франции, Кавалера высшего Ордена Почетного Легиона. Венчал всё это великолепие Военный Крест – высшая из высших воинских наград Французской Республики.
Вручая ему эту награду, де Голль сказал:
- Теперь ты имеешь право на военных парадах Франции идти впереди Президента страны.
- Если им не станете вы, мой генерал, - ответил Армад Мишель, намекая на то, что у де Голля тоже имелась такая же награда.
- Кстати, нам пора перейти на «ты», – сказал де Голль.
К 1951-му году Армад Мишель был гражданином Франции, имел жену-француженку и двух сыновей, имел в Дижоне подаренное ему властями автохозяйство (небольшой завод, по сути) и ответственную должность в канцелярии Президента Шарля де Голля.
И именно в этом самом 1951-м году он вдруг вознамерился вернуться на Родину, в Азербайджан. (читай – в СССР).
Для тех, кто знал советские порядки, это выглядело, как безумие.
Те, кто знали Армада Мишеля, понимали, что переубеждать его – тоже равносильно безумию.
Де Голль вручил ему на прощание удостоверение почетного гражданина Франции с правом бесплатного проезда на всех видах транспорта. А спустя дней десять дижонское автопредприятие назвали именем Армада Мишеля.
В Москве нашего Героя основательно потрясло МГБ (Бывшее НКВД, предтеча КГБ - авт.) Почему сдался в плен, почему на фото в форме немецкого офицера, как сумел совершить побег из Концлагеря в одиночку и т.д. и т.п. Репрессировать в прямом смысле не стали, отправили в родное село Охуд и велели его не покидать. Все награды, письма, фото, даже право на бесплатный проезд отобрали.
В селе Охуд его определили пастухом. Спустя несколько лет смилостивились и назначили агрономом.
В 1963-м году вдруг вывезли в Москву. Пресловутые сто тысяч, беседа и обед с Хрущевым, отказ от перевода в пользу Фонда мира. Хрущев распорядился вернуть ему все личные документы и награды.
Все, кроме самой главной – Военного Креста. Он давно был экспонатом Музея боевой Славы. Ибо в СССР лишь два человека имели подобную награду – главный Творец Советской Победы Маршал Жуков и недавний сельский пастух Ахмедия Джабраилов.
Он привез эти награды в село и аккуратно сложил их на дно старого фамильного сундука.
А потом наступил 66-й год, и мы вернулись к началу нашего сценария.
Точнее, к той весенней дате, когда двое старых друзей проговорили друг с другом весь вечер и всю ночь.
Руководитель одной из крупных европейский держав и провинциальный сельский агроном.
Наш герой не стал пользоваться услугами «товарищей». Он сам уехал в аэропорт, купил билет и отбыл на родину.
Горничная гостиницы «Москва», зашедшая в двухкомнатный «полулюкс», который наш герой занимал чуть менее двух суток, была поражена. Постоялец уехал, а вещи почему-то оставил. Несколько костюмов, сорочек, галстуков, две пары обуви. Даже нижнее белье. Даже заколки. Даже зонт для дождя.
Спустя несколько дней, агронома «повысят» до должности бригадира в колхозе.
А через недели две к его сельскому домику вновь подъедут автомобили, в этот раз – всего два. Из них выйдут какие–то люди, но на крыльцо поднимется лишь один из них, мужчина лет пятидесяти, в диковинной военный форме, которую в этих краях никогда не видели.
Что и можно понять, потому что в село Охуд никогда не приезжал один из руководителей министерства обороны Франции, да ещё в звании бригадного генерала, да ещё когда–то близкий друг и подчиненный местного колхозного бригадира.
Но мы с вами его узнаем. Мы уже встречались с ним на страницах нашего сценария (когда он будет полностью написан, разумеется).
Они долго будут обниматься, и хлопать друг друга по плечам. Затем войдут в дом. Но прежде чем сесть за стол, генерал выполнит свою официальную миссию. Он вручит своему соратнику официальное письмо президента Франции с напоминанием, что гражданин СССР Ахмедия Микаил оглу (сын Микаила – авт.) Джабраилов имеет право посещать Францию любое количество раз и на любые сроки, причем за счет французского правительства.
А затем генерал, - нет, не вручит, а вернет, - Армаду Мишелю Военный Крест, законную наградную собственность героя Французского Сопротивления.
Ну и в конце концов они сделают то, что и положено делать в подобных случаях – запоют «Марсельезу».
В стареньком домике. На окраине маленького азербайджанского села.
Если бы автор смог бы только лишь на эти финальные мгновения стать режиссером фильма, то он поступил бы предельно просто – в сопровождении «Марсельезы» покинул бы этот домик через окно, держа всё время в поле зрения два силуэта в рамке этого окна и постепенно впуская в кадр изумительную природу Шекинского района – луга, леса, горы, - а когда отдалился бы на очень-очень большое расстояние, вновь стал бы автором и снабдил бы это изображение надписями примерно такого содержания:
Армад Мишель стал полным кавалером всех высших воинских наград Франции.
Ахмедия Джабраилов не получил ни одной воинской награды своей родины – СССР.
В 1970-м году с него был снят ярлык «невыездного», он получил возможность ездить во Францию и принимать дома своих французских друзей.
Прошагать на военных парадах Франции ему ни разу не довелось.
В 1994-м году, переходя дорогу, он был насмерть сбит легковым автомобилем, водитель которого находился в состоянии легкого опьянения. Во всяком случае, так было указано в составленном на месте происшествия милицейском протоколе.
ПЕРВЫЙ ПАЦИЕНТ
Люблю перемены, но далеко не всякие и не во всем.
И вот уже восемнадцать лет я хожу к одному и тому же зубному врачу из маленькой частной клиники. Зовут его Борис.
Боря – очень позитивный бутуз, примерно моего возраста. Как со старого клиента берет по-божески, да и зубы мои он знает лучше, чем я сам, его пломбы держатся долго, ну чего еще желать?
Вот однажды я, как всегда неожиданно, почувствовал что у меня есть зубы, особенно один…
Позвонил Боре:
- Привет, Борис, можешь говорить?
- Привет, ну, так…
- Хочу к тебе с зубом приехать.
- ….
- Чего молчишь? Когда лучше?
- Ты знаешь, у меня наверное не получится, давай я тебе телефон другого нашего врача дам, ты должен его помнить, седой такой, он тоже очень хороший, все сделает не хуже меня. Извини, не могу говорить…
- Ладно, спасибо, Борис, жду от тебя номер.
Через полчаса пришла СМС-ка с телефоном и именем другого врача.
Я уже и номер набрал, но вдруг от чего-то передумал и сбросил.
В конце концов – почему я должен идти к какому-то незнакомому врачу, если привык к Боре?
Нет, не пойду к другому, пережду Борины отгулы, свадьбы, или что там еще у него.
Слава Богу и мой зуб был абсолютно солидарен с этим решением, он испугался незнакомого седого доктора, затаился и совсем перестал болеть.
Я опять набрал Борю:
- Але, это снова я. Так, может я подожду тебя? Что-то не хочется к другому доктору. Зачем мне другой, если ты еще не умер?
Возникла странная пауза, я стал дуть в трубку и алекать, но Борис только громко дышал и молчал. Наконец он ответил:
- Ты что, правда хочешь меня подождать?
- Ну, да, а что?
- Лучше не надо, а то ждать придется долго, может месяц, а может два, не выдумывай, а позвони-ка лучше тому врачу, которого я тебе дал.
Но тут я почему-то почувствовал, что Борис больше всего на свете хочет, чтобы я подождал именно его. И твердо ответил:
- Нет, я уж как-нибудь подожду. А, кстати, где ты?
- Да, тут уехал, по одному дельцу. Так ты правда хочешь меня дождаться?
- Я же сказал – буду ждать только тебя, не бойся, не помру.
- Тогда позвони мне недельки через три, а лучше – через четыре.
Ровно через месяц, мы с зубом опять позвонили Борису, он опять предлагал другого врача, я опять не согласился и мы снова договорились созвониться еще через месяц.
…Так прошло целых пять месяцев, я уже начал терять терпение и злится на свое тупое упрямство, да и зуб намекал на другого врача. В конце концов, где он так долго пропадает? Если бы я знал, что это так растянется, давно бы уж плюнул на Бориса. Какой он все-таки неконкретный человек.
Неожиданно Борис позвонил сам:
- Привет. Ты все еще меня ждешь?
- Ну, да и не столько я, сколько мой бедный зуб…
- Завтра в десять вечера сможешь приехать?
- В десять? А чего так поздно? Ваша контора до семи же работает.
- Зато никто не помешает. Ну, сможешь?
- Ладно, в десять – так в десять.
На следующий вечер, когда я стоял в пробке на полпути к клинике, неожиданно позвонил Борис, он долго извинялся, придумывал какие-то нелепые отговорки и попросил перенести все на завтрашний вечер. Не знаю почему, но я даже не рассердился на него, а просто согласился и стал искать ближайший разворот.
Наконец настал тот самый вечер.
Борис встретил меня похудевшим и как всегда позитивным, мы прошли по пустым кабинетам между кресел и витрин и, не знаю от чего, но почему-то меня не покидало стойкое ощущение, что я не настоящий пациент, а он не настоящий зубной врач, как будто мы два ночных вора-дилетанта забрели - куда получилось. Я даже на полушепот перешел.
Борис усадил меня в кресло, как обычно навис надо мной и как обычно принялся потрошить мою голову, своими блестящими железячками и жужжалками, все было как всегда, только его лоб вспотел больше обычного, даже очки залило.
Наконец он закончил и деловито сказал:
- Постучи зубами. Пломба не мешает?
- Да, нет, все отлично, спасибо. Сколько с меня?
Из-за его марлевой повязки я не сразу заметил, что Борис плакал. От моего вопроса: - "Что случилось?" он и вовсе зарыдал как маленький мальчик, но скоро взял себя в руки и ответил:
- Ты извини – это нервы. Не нужно никаких денег, я сам готов тебе заплатить любые деньги, за то, за то, что ты… меня ждал.
Когда ты тогда позвонил, я не стал тебе говорить, но в тот момент, я только отошел от наркоза. У меня ведь инсульт был, всю левую половину парализовало. Никто не верил, что я даже с койки встану, и уж не то что смогу вернуться в профессию, даже жена не верила. А я всем говорил: - хрен вам всем, у меня есть пациент и он меня ждет.
С утра до вечера на тренажерах работал, каждый день тебя вспоминал и думал: - хоть бы он подождал меня, хоть бы подождал… А вчера я не смог, извини еще раз, так разволновался: - Как у меня получится с первым пациентом? А вдруг напартачит левая рука? Веришь ли, аж зубы стучали от страха?
Ху-х, я врач, я врач, я врач, я настоящий зубной врач. Позвоню жене. Ур-а-а-а!!!
От Бориного дикого «Ур-а-а-а!!!», даже колбочки на стеклянных полках отозвались хрустальным звоном…
Еще одна история про сыр.
Дело было аккурат после распада Союза, а именно 31 декабря 1991 г. Уже было объявлено, что со второго января 1992 г. цены будут "отпущены" (то бишь перестанут регулироваться государством и взлетят в несколько раз). Как вы догадываетесь, практически все, что можно было, магазины припрятывали к этой "магической дате". Кто же из продавцов хотел сегодня продать, скажем, сыр по 3 рубля за кг (по советской цене), если послезавтра его можно было продать уже раз в тридцать дороже? Дураков не было... С другой стороны, близился Новый год, всем хотелось съесть чего-то вкусненького, как минимум, чтобы помянуть "великий могучий"...
Я получил 31-го декабря премию в своем НИИ за последний "советский" год своей работы. По советским ценам можно было на эту премию купить килограммов 50 сыра, но по ценам российским ("свободным") можно было купить в лучшем случае килограмма полтора, от силы два. Короче, я купил того сыра, который был в продаже - по 80 руб за кг. Погрустил относительно трехрублевого сыра, но делать было нечего, он уже остался только в истории. Надо было везти купленный сыр домой (уже было около 3 ч дня, дома ждали родители и новогодний ужин), а до дома надо было ехать еще час на электричке, да еще и до вокзала добираться примерно полчаса. Глядя на часы, я понял, что до следующей электрички остается всего минут 20, на общественном транспорте я просто не успеваю, а потом электрички не будет часа полтора, в итоге вместо пяти вечера в предновогодний вечер я рискую оказаться дома минимум в пол-восьмого, что не было гуд.
Ну, остатки премии были в кармане, решил ради Нового года "шикнуть", проехаться до возала на такси. Таксист привез меня за 10 мин, я успевал на электричку. Но меня поразила стоимость поездки на такси - в сравнении с сыром...
Так как поездку на такси нельзя было отложить на три дня (в отличие от головки сыра), цена за поездку - по счетчику - оказалась на тот день вполне "советской", а именно - всего лишь 2 рубля за несколько километров поездки.
Помню, отдавая эти деньги таксисту, я решил про себя, что надолго запомню тот день, когда далеко не самая короткая поездка на такси стоила мне как 25-граммовый ломтик обычного пошехонского сыра...
ИНТРИЖКА
Раз в году, сисадмин Андрей отрывался от своего прокуренного монитора и выходил на улицу к людям, чтобы для начала вытащить пачку денег из банкомата с простеньким дисплеем и слабенькой операционкой.
Следующим пунктом Андрюхиного квеста было турагенство.
Там в обмен на деньги ему давали путевку, а уже путевка менялась на недельное лежание в турецкой гостинице с вай-фаем и видом на Средиземное море. Вот такой нехитрый ежегодный план.
Эх, если бы вай-фай добивал до самого моря, то можно было бы даже искупаться…
Итак, сисадмин звякнул дверным колокольчиком и вошел в маленький холл турбюро, где в радостном предвкушении своей очереди листали проспекты десяток посетителей с маленькими посетителятами.
Андрей присел на холодный диван и только тогда заметил бледнокожую девушку сидящую в углу за столом. Она что-то печатала на компьютере, шевеля при этом губами.
А ниче такая - подумал Андрей, можно попробовать «поклеить», пока очередь не подошла.
- Девушка, у Вас неправильно системник стоит, перегревается небось.
Девушка на секунду глянула на компьютерного ловеласа и тихо-тихо ответила, так тихо, что даже Андрей не услышал:
- Ничего, спасибо…
Ответ явно не подразумевал никакого продолжения. Интрижка не клеилась. Да и хрен с ней, зато впереди Турция, загорелые девчонки и целое море вай-фая…
Парня позвали в кабинет и уже через полчаса он бегал по магазинам в поисках плавок, сумки для ноута и малюсенького замочка для чемодана.
Турецкая неделя пролетела, как школьная перемена перед неминуемой контрольной по алгебре.
Андрей снова сидел в своем прокуренном подвале, равномерно освещая лицо синюшным монитором.
Но что-то было не так…
Ему чего-то не хватало и чем дальше, тем заметнее.
Проанализировал и понял – нужно увидеть ту молчаливую, некомпанейскую девушку из турагенства.
Но на хрена она ему? Не влюбился же в конце-концов? Да и не в кого там влюбляться: глаза, волосы, руки, черное платье все как у всех, ничего выдающегося.
Но съездить и посмотреть все же стоило. Причем прямо сейчас…
Отпросился с работы и поехал.
Странное чувство навалилось на Андрюху, когда он стоял перед дверью и боялся войти. Боялся, что не увидит ее, а еще больше – что увидит.
Звук колокольчика ему показался противоугонной сиреной…
Вошел, присел на диван и только через минуту отважился глянуть в угол где стоял стол бледнокожей девушки. Она так же как и тогда, что-то печатала и шевелила губами.
Андрей:
- Добрый день.
Девушка на секунду оторвалась от монитора:
- Здравствуйте.
И тут Андрей почему-то дико испугался, что сейчас все догадаются, что он с трудом отпросился у начальника, приехал сюда с двумя пересадками через всю Москву, чтобы только сказать – Добрый день…
На улице Андрею не понравилось, хотелось обратно в предбанник турфирмы, но нельзя.
В Андрюху медленно, но неотвратимо вселялся маньяк, постепенно вытесняя обычного, спокойного сисадмина, любящего пиво с корюшкой.
Через пару невыносимых дней, Андрей опять сидел на кожаном диване, сгорая от злости на себя, от того, что у него не было абсолютно никакого плана.
И тут они с барышней остались одни в комнате и маньяк решился:
- Девушка, а Вас как зовут? Меня – это… Андрей.
Жертва подняла голову, смущенно улыбнулась и ответила, что-то тихое и невнятное:
- Зачем это Вам?
Интрижка резко осложнялась тем, что девушка оказалась не простой. Она была из тех девушек, на которых нужно сперва жениться и уж только потом можно спрашивать – «Хорошая погода, не правда ли?»
Ее имя, Андрей узнал только через неделю, после трех колокольчиковых заходов, да и то, потому что ее позвали.
Звали ее Камила и была она дагестанкой. Приехала на лето к старшему брату посмотреть Москву, а заодно помочь в его турагенстве.
Через месяц знакомства, у Андрея уже был заветный телефончик, но звонить он не мог, вынужден был ждать звонков от Камилы, а иначе она могла засыпаться, как разведчик-нелегал.
На работе с сестрой, дома с женой брата, а в машине по дороге – с самим братом.
Вскоре Андрею пришлось прекратить походы в турагенство – сестра однажды подозрительно на него посмотрела и спросила у Камилы – а кто этот парень? Я вижу его не в первый раз…
Оставалось только ждать хотя бы смсок, не говоря уж о звонках.
Промчалось лето и Камила улетела обратно в свое Дагестанское село.
Полный тупик.
Кое-как со скрипом прошла зима, за которую Андрей высох и потратил все свои деньги на звонки в Дагестан.
Даже курить бросил. Хотя, если честно, то курить он бросил еще когда Камила была в Москве. Она как-то по телефону спросила:
- Андрей, а ты вообще куришь?
- Нет – соврал Андрей.
Оказалось – не соврал.
Но все тайное, рано или поздно всплывает, как атомная подводная лодка заплутавшая в аквапарке.
Однажды случилось страшное – отец Камилы застукал дочь за разговором по телефону.
Гром, молния, дикий скандал, разборки:
- Кто он, и что у тебя с ним было!!!?
Камила клялась, что ничего и это была чистая правда. Самое близкое расстояние, на которое Андрей приближался к девушке - метра полтора, в момент входа и выхода из колокольчиковой двери.
Однако сурового дагестанского папу было уже не унять.
К Камиле давно сватался сосед, хороший парень, но из другого рода, поэтому отец категорически отказал, а тут и вовсе какой-то Москвич, не то, что не аварец, а вообще не дагестанец и даже не мусульманин, да еще и Андрей… Ужас.
С этим позором нужно было срочно что-то делать.
Отец посадил дочь под домашний арест, забрал телефон и от ее имени послал Андрею Смску – "Пока мне не звони, а срочно приезжай к нам в гости. Родители хотят с тобой познакомиться. Целую. Твоя Камила".
План у отца был простой и действенный как кувалда - встретить с сыновьями этого московского красавчика и повезти якобы к себе, а по дороге скинуть.
Уже и ущелье присмотрели...
Жизнь Андрея моментально приобрела вкус, запах и смысл, он был на седьмом небе от счастья – наконец и у них будет все как у людей. Сколько можно шифроваться, ведь он любит Камилу и не сделал ничего дурного.
А вдруг, если повезет и он понравится папе, хоть это и мало вероятно, но тогда, может быть…
Конечно нужно было срочно лететь и не просто лететь, а что-то организовать, чтобы показать серьезность своих намерений…
Махачкалинский аэропорт. Поздний вечер.
Отец Камилы и двое его сыновей уже несколько часов напряженно ождали прибытия большой московской проблемы.
Наконец самолет сел и в зал прилета к встречающим выскочил улыбающийся Андрей с большим букетом изможденных цветов, а позади него двигалась целая делегация – мама, папа и старшая сестра московского жениха…
Лютый отец Камилы удивленно выпучил глаза, для такой неожиданной ситуации у него не было никакого плана.
Наняли вторую машину и поехали в село.
Поужинали с дороги, каждый из многочисленной семьи получил маленький подарок и неловкая пауза начала проходить.
Отцы поговорили, матери познакомились, сестры подружились…
Так родители второй раз подарили Андрею жизнь, а заодно и счастье.
Вот уже три года Андрей с Камилой живут в Москве.
Их дочка Лиза, всегда меня узнает, радуется, улыбается и даже хвастает новыми сандаликами, но на ручки не идет ни под каким видом.
Настоящая дагестанка…