- Эй, красавчик, давай познакомимся!
- Да ну вас, женщин! От вас одни дети!
Аналог Notcoin - Blum - Играй и зарабатывай Монеты
Источник: anekdot.ru от 2012-9-20 |
- Эй, красавчик, давай познакомимся!
- Да ну вас, женщин! От вас одни дети!
Аналог Notcoin - Blum - Играй и зарабатывай Монеты
Источник: anekdot.ru от 2012-9-20 |
О, Грузия!
Сразу два события случились вчера, об одном знают многие, о другом - лишь некоторые: курс биткоина превысил двадцать тысяч долларов и я был на выставке грузинских художников-экспрессионистов. Перехожу сразу ко второму пункту, потому как первый всем и так ясен и понятен, очередной психологический уровень битка находился на уровне двадцать тысяч долларов, в понедельник ждем небольшого отскока, а затем уверенно идем к новому уровню - двадцать пять тысяч долларов. Второй пункт менее интересен для широкой публики, нет, я не про великих грузинских живописцев, я про себя. Вне всякого сомнения, обо мне скоро заговорят, хотя, конечно, не так как о биткоине - сказать, что я смогу собою затмить первое цифровое золото, значит сказать неправду.
В этот вечер луны на небе не было вовсе - именно в такие вечера и проводят выставки грузинской живописи. Картины великих мастеров вальяжно расположились на стенах маленького по размерам, но не по значимости арт-ателье с кричащим птичьим названием. Поклонников таланта грузинских живописцев было достаточно - если бы кто-нибудь из присутствующих случайно обронил яблоко, упасть ему было бы негде. Но яблок не было, виноград, бананы, канапе, стручковый перчик халапеньо, мандарины с косточками и глинтвейн в кастрюле с поварешкой, да, конечно, читатель, бывший там вчера, меня поправит, было грузинское вино! - но только не яблоки.
Я, оказавшись волей случая и по приглашению милейшей хозяйки этого островка изобразительного искусства, прибыл в назначенное место, опоздав на сорок пять минут. Место мне нашлось сразу у входа, с правой стороны, оттуда ничего не было видно и оно выгодно пустовало. Кто не знает - я непризнанный гений, писатель, и совершено случайно прихватил с собой двадцать своих книг. Как я уже сказал выше, место у входа было стратегическое, выгодно останавливало людей, желающих освежиться, и взгляды некоторых, как мухи на мясо с душком, небрежно падали на стопку зеленых, как сукно игровых столов в казино Лас-Вегаса и Монте-Карло, книг и вместе с хозяевами тут же исчезали. Насвистывая веселую мелодию, я ждал сумасшедших, отважившихся взять в руки мое произведение. Прошел примерно час, не больше, сумасшедших, как я и подозревал, на выставке не оказалось совсем, зато я услышал, как отчаянно стучит поварешка по дну пустой кастрюли, где еще недавно плескался так и не успевший остыть алкогольный напиток.
Отдельных любителей искусства начало прибивать людской волной к берегу современной литературы в моем лице. Я, как заправский рыбак, вытаскивал добычу на берег и открывал их удивленному взору свою душу, компактно размещенную на трехстах трех страницах зеленого чудовища в коленкоровом переплете. Будучи экономистом по образованию, я знал запрещенный прием, с помощью которого намеревался распространить все двадцать принесенных с собой экземпляров. Я их раздавал бесплатно! Это работает, уверяю вас, бесплатно берут даже рекламные кусочки совершенно несъедобной колбасы и, что самое удивительное и непонятное, эту колбасу еще и едят. Моя же книга совершенно не способна так сильно отравить человеку жизнь, в крайнем случае ее можно использовать как растопку, что само по себе уже большой плюс. Но мы увлеклись технической стороной вопроса, возвращаемся к незаслуженно оставленным, но отнюдь не скучающим гостям.
Картины светились изнутри. Особо тянущиеся к свету гости трогали руками холсты великих художников, пытаясь даже сковырнуть кусочек-другой, забрать, так сказать, с собой частицу грузинского солнца и радушия, как выразился один мужчина приятной наружности с офицерской выправкой и шерстяным шарфом на шее во время интервью местному телевидению, да, он так и сказал - грузинское тепло и радушие, я почему-то это запомнил. Телевидение то и дело выхватывало зазевавшихся гостей из толпы и с пристрастием, под дулами телекамер, допрашивало на предмет данного мероприятия. Я отчаянно жался к своим книгам в надежде остаться незамеченным, но и меня постигла участь - или, может быть, честь, сказать сложно, точнее, невозможно - интервьюируемых.
Плохо помню, что именно я нес на камеру, скорее всего полную чушь, за минуту до этого я съел целиком перчик халапеньо (все что осталось из угощения), по этой причине преимущественно широко открывал рот, жадно глотая воздух. Журналист, проводивший опрос, молодой, лысоватый, со сверлящим взглядом, в белом вязаном свитере с высоким воротником, понял меня правильно и что-то шепнул милой женщине-оператору с рваными коленями на джинсах. Оператор улыбнулась мне своей прекрасной улыбкой и развернула камеру вместе со своим изящным телом к изрядно подвыпившему мужчине средних лет, крепкого телосложения, с редкими волосами на голове и с зачаточной, еще только-только приобретающей необходимые форы и пропорции эспаньолкой (это такая короткая бородка вычурных очертаний). Из его уст полилась богатая средствами художественной выразительности пьяная речь, не несущая смысловой нагрузки, но плавная и даже убаюкивающая.
Я зевнул, прикрыв для приличия рот ладошкой. Передо мной неожиданно возникло несколько фактурных женщин, очень милых, пышущих жизнью и духами, щедро расточающих совершенно искренние улыбки. Узнав, что помимо самой книги можно получить автограф, они поинтересовались у меня, где, собственно, прохлаждается сам автор и сколько можно брать книг в одни руки. Улыбки на лицах сменились глубоким удивлением, когда я откашлявшись сообщил, что автор перед ними. Дамы на всякий случай заглянули мне за спину и, никого там не обнаружив, молча взяли по одной книге, очевидно, чтобы меня не обидеть, и, шушукаясь и оглядываясь, ушли к фуршетному столу.
Начало положено, стопка книг стала немного ниже. Потом подошла молодая пара и совершенно культурно попросила меня подписать книгу. Очевидно, они слышали мою беседу с дамами, и это избавило меня от унизительной процедуры представления самого себя. Я пожал руку юному обладателю моей книги и искренне пожелал удачи в семейной жизни.
В помещении стало просторнее. Все оставшиеся после трех часов работы выставки любители живописи сгрудились в правом углу у окна, там же стоял высокий резной деревянный стул, на котором восседал человек в коричневом кожаном пальто с лисьим воротником, длинные волосы как бы небрежно падали на его плечи. В целом он был похож на короля Лотарингии задолго до переименования этих земель в герцогство. Коренастая женщина, невысокого роста, в синем бархатном платье, протирала тряпкой запылившиеся фрагменты его верхней одежды. «Король», не будучи красноречивым, что-то неохотно цедил сквозь зубы, не особо балуя информацией своих слушателей. Поодаль кружила камера, словно опасаясь заглядывать в заветный угол.
Гости, досконально ознакомившись с живописью, искали дальнейшего удовлетворения своих потребностей в духовной пище, и, так как мои книги стояли в очереди духовных продуктов сразу за холстами великих художников, я неожиданно получил бурный и устойчивый спрос. Рука неустанно раздавала автографы уважаемым художникам, общественным деятелям, журналистам местных газет, двенадцатилетним детям, одному представителю городской тусовки (так он представился), пьяный гражданин с эспаньолкой, давший длинное и невразумительное интервью, с бегающими глазами спросил меня, люблю ли я женщин. После этих слов женщина в обтягивающем лиловом платье, очевидно спутница пьяного Сократа, хмыкнула и предложила после прочтения моей книги провести творческий вечер, потому как у нее уже сейчас (после прочтения оглавления) возникли вопросы по поводу моей претензии на классиков. Я охотно согласился, молчаливо, как лошадь, кивнув головой. Вот это успех!
«Король» из своего угла незаметно исчез, трон опустел, а вместе с ним пропала и свита, картины наполняли пустой зал приятный светом, было как-то очень хорошо на душе, даже не хотелось никуда уходить, книги все до одной разобрали.
Как известно Калифорния - электоральная вотчина Демократической партии. А Силиконовая Долина даже на фоне остальной Калифорнии - цитадель ценностей партии: политкорректности, гендерного эмпауэрмента и того самого равенства, при котором "одни животные чуть более равны, чем другие".
Некая IT-контора из Долины нанимала американских программистов. И руководство, всецело преданное генеральной линии партии, озаботил следующий факт: среди нанятых сотрудников, невзирая на все афферматив экшены, феминоамериканцы составляли лишь 25%.
"Хм,"- решило руководство - "какое вопиющее неравенство. Не иначе какая-нибудь шовинистическая мужская свинья встроила в процесс найма предвзятость и дискриминирует бедных феминоамериканцев. Давайте-ка исключим человеческий фактор из найма - отныне рекрутер не должен ни видеть соискателя, ни знать его пол, весь найм будет только по результатам тестов. Теория гендерного равенства гарантирует, что в таком случае мужчин и женщин будет принято 50/50."
Сказано - сделано. Контора запилила систему слепого найма строго по тестам и получила результат: без афферматив экшенов 100% нанятых оказались мужчинами.
"Черт." - подумало руководство - "Что же делать?"
Некоторые несознательные читатели незнакомые с линией партии уже предлагают признать что мужчины и женщины чем-то отличаются друг от друга, забить на гендерные квоты и нанимать только на основе профессионализма.
Но руководство компании было политически подкованным. Поэтому оно решило что проблема была в том, что тесты были написаны на маскулинно-доминантном языке. И наняло за большие деньги специалисток по научному феминизму, чтобы те переписали тестовые задания по фемининному.
Чтобы обеспечить объективное гендерное равенство, значиццо.
Проводя по два-три часа в день в автолайнах, я невольно выдумал себе такую странную игру – считать мужиков и баб, кого сколько. Захожу, считаю: 8 женщин, 4 мужика. Это нормально: парни вымирают, вот уже который месяц их количество совершенно не растет в общественном транспорте. Я даже блокнот себе завел: вписываю в столбец дату, время, номер автолайна – и далее количество мужчин и женщин. Например: 30.11.13 – 19.38 – маршрутка № 98 – 18 Ж: 10 М.
И вот однажды 1 декабря 2013 года я влетел в автолайн и, заняв удобное для обзора место, с ходу принялся подсчитывать пассажиров по половому признаку: «Одна-две-три-четыре… пятнадцать женщин и…»
И ни одного мужика, кроме меня!
Вот тебе и раз! Я привстал, чтобы посмотреть, кто за рулем 39 автолайна. Так я и думал – на водительском месте сидела восточной внешности пожилая дама!
Никогда еще я не сталкивался с подобным соотношением пассажиров в автолайне. Я судорожно достал свой аналитический блокнотик и, борясь с волнением, записал: «01.12.13 – 10.44 –маршрутка № 39 –15 Ж:1 М», – поставив при этом три восклицательных знака напротив записи. Сунул блокнот во внутренний карман и уставился в окно. Ладно, сейчас наверняка войдут мужики, подумал я.
Остановки мутно проносились мимо нас, автолайн останавливался, некоторые женщины выходили – и входили другие женщины! Только женщины! Ни одного мужика! Ни одного! Меня начала охватывать какая-то липкая подлая паника.
И вот наконец-то я прибыл на площадь Горького, чуть ли не выкатился из дверей и бросился прочь от проклятого 39-го. Смутно помню, как я бежал по улице, судорожно разыскивая глазами лиц мужского пола, но тщетно!
Навстречу мне двигались исключительно женщины, старые и молодые, красивые и не очень, худые и полные, крашенные и натуральные, и даже седые! Тут я вдруг увидел прогуливающихся беззаботным шагом полицаев. Подбежав к ним, я взахлеб принялся рассказывать о том, что исчезли мужчины, ну совершенно исчезли из нашего города, кругом одни бабы, красивые, средние или даже страшки, но бабы, где же мужики?!
– Женщина, успокойтесь! – обратилась ко мне полицай, баба, конечно же.
– Я вам не женщина!!! И даже не девушка, – закричал я, – у меня, в отличие от вас, есть яйца!
И я ухватил себя за промежность, словно показывая им…
О боже, между ног было пусто… Я тут же ударил себя в грудь и обнаружил две титьки как минимум 4-го размера. Тут я повалился наземь, теряя сознание…
Сквозь обморок я слышал: «Уже третий случай за сегодня, что-то бабоньки сегодня плохо себя чувствуют», – сказал хрипловатый женский голос. А другой, писклявый, ответил: «Зима пришла, я сама вся не своя»…
Женщины едят за разговорами, мужчины разговаривают за едой.
Женщины купаются, а мужчины плавают. Поэтому у одних купальники, у других – плавки.
Когда хитрит мужчина – он подлец. Когда хитрит женщина – она мудрая. Разведенный мужчина – свободен. Разведенная женщина – одинока.
Мужчина с деньгами – личность. Женщина с деньгами – человек.
Мужчина все в жизни берет силой, а женщина – интригами.
Счастье мужчины – я хочу. Счастье женщины – он хочет!
Мужчинам не нравится любовь без секса, женщинам – секс без любви.
Мужчины – братья по разуму, женщины – сестры по несчастью.
У женщин – мечты, у мужчин – планы.
Женщине достаточно сыграть, мужчине – только выиграть.
Женщины скрывают свой возраст, мужчины – свой доход.
Мужчина любит глазами, женщина – ушами.
Путь к сердцу мужчины лежит через желудок, а к сердцу женщины – через бутик. Или загс.
Женщины худеют, мужчины – качаются.
Женщины не переносят пустой холодильник и пустой почтовый ящик, мужчины – пустую бутылку и кошелек.
Стоп! А есть ли у нас что-то общее?
Да. Мы все ищем свою вторую половинку. И все хотим быть счастливыми и понятыми.
И пусть одни любят глазами, а другие ушами, но орган любви у обоих – сердце…
ИСТОРИЯ С ОТСТУПЛЕНИЯМИ
В 1990-м году мы с женой окончательно решили, что пора валить. Тогда это называлось «уезжать», но суть дела от этого не меняется. Техническая сторона вопроса была нам более или менее ясна, так как мой двоюродный брат уже пересек линию финиша. Каждую неделю он звонил из Нью-Йорка и напоминал, что нужно торопиться.
Загвоздка была за небольшим – за моей мамой. Не подумайте, что моя мама была человеком нерешительным, отнюдь нет. В 1941-м она вывезла из Украины в деревню Кривощеково недалеко от Новосибирска всех наших стариков, женщин и детей общим числом 9 человек. Не сделай она этого, все бы погибли, а я бы вообще не родился. Не подумайте также, что она страдала излишком патриотизма. В город, где мы все тогда жили, родители переехали всего четыре года назад, чтобы быть поближе ко мне, и толком так к нему и не привыкли. Вообще, мне кажется, что по-настоящему мама любила только Полтаву, где прошли ее детство и юность. Ко всем остальным местам она относилась по принципу ubi bene, ibi patria, что означает «Где хорошо, там и родина». Не страшил ее и разрыв социальных связей. Одни ее друзья уже умерли, а другие рассеялись по всему свету.
Почему же, спросите вы, она не хотела уезжать? Разумеется, из-за детей. Во-первых, она боялась испортить карьеру моему брату. Он работал на оборонку и был жутко засекреченным. Весь жизненный опыт мамы не оставлял сомнений в том, что брата уволят в первый же день после того, как мы подадим заявление на выезд. Сам брат к будущему своей фирмы (и не только своей фирмы) относился скептически и этого не скрывал, но мама была неумолима. Во-вторых, мама боялась за меня. Она совершенно не верила, что я смогу приспособиться к жизни в новой стране, если не смог приспособиться в старой. В этом ее тоже убеждал весь ее жизненный опыт. «Куда тебя несет? – говорила она мне, - Там полно одесских евреев. Ты и оглянуться не успеешь, как они обведут тебя вокруг пальца». Почему она считала, что я обязательно пересекусь с одесситами, и почему она была столь нелестного мнения о них, так и осталoсь неизвестным. В Одессе, насколько я знаю, она никогда не бывала. Правда, там жил дядя Яша, который иногда приезжал к нам в гости, но его все нежно любили и всегда были ему рады.
Тем не менее эти слова так запали мне в душу, что за 22 года, прожитых в США, у меня появились друзья среди сефардов и ашкенази, бухарских и даже горских еврееев, но одесских евреев я только наблюдал издалека на Брайтон Бич и всякий раз убеждался, что Одесса, да, не лыком шита. Чего стоило, например, одно только сражение в «Буратино»! Знаменит этот магазин был тем, что там за полцены продавались почти просроченные продукты. Скажем, срок которых истекает сегодня, или в крайнем случае истек вчера, - но за полцены. Все, как один, покупатели смотрели на дату, качали головами и платили полцены. По субботам и воскресеньям очереди вились через весь магазин, вдоль лабиринтов из ящиков с почти просроченными консервами. По помещению с неясными целями циркулировал его хозяин – человек с внешностью, как с обложки еженедельника «Дер Штюрмер». Изредка он перекидывался парой слов со знакомыми покупателями. Всем остальным распоряжалась продавщица Роза, пышная одесская дама с зычным голосом. Она командовала афро-американскими грузчиками и консультировала менее опытных продавщиц. «Эй, шорный, - говорила она, - принеси маленькое ведро красной икры!» Черный приносил.
Точную дату сражения я не помню, но тогда на Брайтоне стали появляться визитеры из России. Трое из них забрели в «Буратино» в середине субботнего дня. Были они велики, могучи и изъяснялись только мычанием, то ли потому что уже успели принять на грудь, то ли потому что по-другому просто не умели. Один из них, осмотревшись вокруг, двинулся в обход очереди непосредственно к прилавку. Роза только и успела оповестить его и весь магазин, что здесь без очереди не обслуживают, а он уже отодвигал мощной дланью невысокого паренька, которому не повезло быть первым. Через долю секунды он получил от этого паренька прямой в челюсть и, хотя и не упал, но ушел в грогги. Пока двое остальных силились понять, что же происходит, подруга молодого человека стала доставать из ящиков консервные банки и методично метать их по противнику. К ней присоединились еще два-три человека. Остальные нестройным хором закричали: «Полиция»! Услышав слово «полиция», визитеры буквально растворились в воздухе. Народ, ошеломленный бурными событиями и мгновенной победой, безмолвствовал. Тишину разорвал голос Розы: «Ну шо от них хотеть?! Это ж гоим! Они ж не понимают, шо на Брайтоне они и в Америке и в Одессе сразу!» Только дома я обнаружил, что мой йогурт просрочен не на один, а на два дня. Ну что же, сам виноват: не посмотрел.
Но вернемся к моей маме. Жили они с отцом на пятом этаже шестиэтажного дома в квартире с двумя очень большими комнатами и огромным балконом, который шел вокруг всей квартиры и в некоторых местах был таким широким, что там умещался стол со стульями. С балкона были видны река, набережная и парк, а летом еще и цвела герань в ящиках. Сам дом был расположен не только близко к центру, но и на примерно равном расстоянии от всех наших друзей. А мы жили и подальше и потеснее. Поэтому вначале завелось праздновать у родителей праздники, а потом и просто собираться там на кухонные посиделки. Летом посиделки, как правило, проходили на балконе. Пили пиво или мое самодельное коричневатое сладковатое вино. Сейчас я бы его вином не назвал, но градус в нем был. Оно поднимало настроение и помогало расслабиться. В смутные времена, согласитесь, это не так уж мало.
Только не подумайте, что у меня был виноградник и винные погреба. Вино меня принудила делать горбачевская антиалкогольная кампания. А началось все с покупки водки. Как-то в субботу ждали гостей, нужны были две бутылки. В пятницу я взял отгул и к двум часам был в магазине. Со спиртным боролись уже не первый год, но такой очереди мне еще видеть не приходилось. Я оценил ее часа в три и расстроился. Но таких, как я, расстроенных было мало. Народ, возбужденный предвкушением выпивки, терпеливо ждал, переговаривался, шутил, беззлобно ругал Горбачева вместе с Раисой. Вдруг стало тихо. В магазин вошли два худых жилистых человека лет сорока и направились прямо к прилавку. Мне почему-то особенно запомнились их жесткие лица и кривые ноги. Двигались они плавно, быстро и ни на секунду не замедляли шаг. Люди едва успевали расступаться перед ними, но очень старались и в конце-концов успевали. «Чечены!» - донеслось из очереди. Чеченцы подошли к прилавку, получили от продавщицы по две бутылки, бросили скомканные деньги и ушли, не дожидаясь сдачи. Все заняло не более минуты. Еще через минуту очередь вернулась в состояние добродушного веселья, а я не смог остаться и двинул домой. Меня терзали стыд за собственную трусость и злость на это общество, которое устроено таким странным образом, что без унижений нельзя купить даже бутылку водки. В то время я увлекался восточной философией. Она учила, что не нужно переделывать окружающую среду, если она тебя не устраивает, а нужно обособить себя от нее. Поэтому я принял твердое решение, что больше за водкой никогда стоять не буду.
В понедельник я выпросил у кладовщицы две двадцатилитровые бутыли. На базаре купил мелкий рубиновый виноград, получил у приятеля подробную консультацию и... процесс пошел! Виноградное сусло оказалось живым и, как любое живое существо, требовало постоянного внимания и заботы. Для правильного и ровного брожения его нужно было согревать и охлаждать, обогащать кислородом и фильтровать. И, как живое существо, оно оказалось благодарным. С наступлением холодов мутная жидкость очистилась, осветлилась и в декабре окончательно превратилась в вино. Первая дегустация прошла на ура, как, впрочем, и все остальные. В последний год перед отъездом я сделал 120 литров вина и с гордостью могу сказать, что оно было выпито до последней капли.
Но вернемся к моей маме. У нее был редкий дар совмещать несовместимое. Она никогда не курила и не терпела табачный дым и в то же время была обладательницей «прокуренного» с хрипотцой голоса. Она выросла в ортодоксальной еврейской семье, но не упускала случая зайти в церковь на службу. Особенно ей нравились монастыри. Она всегда была благодарна Революции и Советской власти за то, что у нее появилась возможность дружить с отпрысками дворянских семей. Я бы мог продолжить перечисление, но надеюсь, уже понятно. Наверное, поэтому с ней с удовольствием общались и спорили наши друзья. Нужно признать, что она была человеком резковатым и, пожалуй, слишком любила настоять на своем. Зато ее аргументы были, хотя и небесспорными, но оригинальными и неожиданными. Помню ее спор с Эдиком, кандидатом в мастера по шахматам, во время матча Карпов – Каспаров. Шахматист болел за Карпова, мама – за Каспарова. После короткой разминки мама сделала точный выпад:
- Эдик, - сказала она, - как Вы можете болеть за Карпова, когда у него такие кривые зубы?
Эдик малость опешил, но парировал:
- А какое отношение зубы имеют к шахматам?
- Самое прямое. Победителя будут награждать, по телевизору на него будут смотреть миллионы людей и думать, что от шахмат зубы становятся кривыми. Что, они после этого пойдут играть в шахматы?
Эдик так и не нашелся что ответить. Нелишне добавить, что в шахматы мама играть вообще не умела.
Теперь, когда все декорации на сцене расставлены, я хочу представить вам наших друзей Мишу и Аиду, первых, кто поехал в Америку на месяц в гости и возвратился. До них все уезжали навсегда. Прощания на вокзале по количеству плачущих больше смахивали на похороны. А вот Миша и Аида в том далеком 1990-м поехали, вернулись и привезли с собой, кроме горы всякого невиданного добра, неслыханную прежде информацию из первых рук. Как водилось, поделиться этой информацией они пришли к моим родителям. Брызжущий восторгом Миша пошел в атаку прямо с порога:
- Фаня Исаевна, дайте им уехать! Поживите и Вы с ними человеческой жизнью! Мы вот-вот уезжаем, скоро все разъедутся. Не с кем будет слово сказать.
- Миша, - сказала моя мама, - Вы же знаете: я не о себе забочусь. Я прекрасно осведомлена, что у стариков там райская жизнь, а вот молодые...
И беседа вошла в обычную бесконечную колею с примерами, контрпримерами и прочими атрибутами спора, которые правильны и хороши, когда дело не касается твоей собственной судьбы.
А папа, справедливо спросите вы? Наверное и у него было свое мнение. Почему я молчу о папе? Мнение у него, конечно, было, но выносить его на суд общественности он не спешил. Во-первых, папа не любил спорить с мамой. А поэтому давал ей высказываться первой и почти всегда соглашался. Во-вторых, он уже плохо слышал, за быстрой беседой следить ему было трудно, а вклиниться тем более. Поэтому он разработал следующую тактику: ждал, когда все замолчат, и вступал. В этот день такой момент наступил минут через сорок, когда Миша и мама окончательно выдохлись. Папа посмотрел на Мишу своими абсолютно невинными глазами и абсолютно серьезно и в то же время абсолютно доброжелательно спросил:
- Миша, а красивые негритянки в Нью-Йорке есть?
- Есть, есть, Марк Абрамович, - заверил его Миша.
- А они танцуют?
- Конечно, на то они и негритянки! Танцуют и поют. А что им еще делать?!
- Марк, - возмутилась мама, - при чем тут негритянки? Зачем они тебе?
- Как это зачем? – удивился папа, - Я несколько раз видел по телевизору. Здорово они это делают. Эх, хоть бы один раз вживую посмотреть!
- Фаня Исаевна, - торжествующе провозгласил Миша, - наконец-то понятно почему Вы не хотите уезжать!
Разговор получил огласку. Народ начал изощряться. Говорили маме, что ехать с таким морально неустойчивым мужем, конечно, нельзя. Намекали, что дело, похоже, не только в телевизоре, по телевизору такие эмоции не возникают. Мама злилась и вскоре сказала:
- Все, мне это надоело! Уезжаем!
Через два года мой двоюродный брат встречал нас в Нью-Йорке. Папа до Америки не доехал, а мама прожила еще восемь лет. На http://abrp722.livejournal.com/ вы можете посмотреть, какими они были в далеком 1931-м через год после их свадьбы.
Всего мои родители прожили вместе шестьдесят с половиной лет. В эти годы вместились сталинские чистки, война, эвакуация, смерть старшего сына, борьба с космополитизмом, ожидание депортации, очереди за едой, советская медицина, гиперинфляция и потеря всех сбережений. Одним словом, жуткая, с моей точки зрения, судьба. Тем не менее, они никогда не жаловались и считали свою жизнь вполне удавшейся, чего я от души желаю моим читателям.
Abrp722
Руслан и Людмила.
Воскресным вечером Николай Степанович сидел в любимом кресле с газетой, переполненной украинскими событиями, но мысли помимо его воли устремлялись совсем в другое направление. На кухне жена с тёщей гремели посудою и не давали сосредоточится. К теще, как это нередко бывает, он испытывал откровенную неприязнь: прижимистая, неврастеническая особа, шумливая как бензопила "Дружба". Вместе они были вынуждены жить по банальным житейским обстоятельствам - Николая Степановича угораздило вляпаться в кредит, для приобретения квартиры для любимой дочери Людмилы, а закончилось эта канитель, как говорил мудрый Виктор Степанович Черномырдин: "хотелось - как лучше, а получилось - как всегда". Точнее как планировал ушлый банк, - простодушный клиент заглотнул соблазнительную наживку, после чего, чтобы не лишить семью своей дочери жилья, теща пожертвовала своим домом. С тех пор они с зятем вынуждены стоически терпеть друг друга. Люся, невысокая блондинка за тридцать, с пышными формами и зелеными распутными глазами, долго находилась на краю брачной востребованности. Родители регулярно устраивали семейные разборки, перетирая эту болезненную тему; пытались прибегнуть к услугами свах, но с наступлением интернета, эта некогда популярная специальность окончательно выродилась. Кроме того, дочь категорически возражала против таких способов поиска спутника жизни и горячо утверждала, что от женихов у неё нет отбоя. Её послушать, так она тем только и занималась, что отбивалась от ухажеров. Отказывала им по самым разным причинам, одни были слишком молоды, другие непозволительно красивы, а третьи и вовсе чересчур богаты. С точки зрения её девичьей гордости выйти за таких было бы безнравственно, что окружающие могут подумать.
Прошлым летом на пляже Левбердона она познакомилась с Андрюхой. Кавалер оказался начинающим алкоголиком, но к тому времени Люсино желание выйти замуж было уже нестерпимым. Счастье продлилось недолго; вскоре разведка донесла, что за ним числилась жена, не поддающаяся разводу, и насколько неучтенных детей от разных женщин. Жена сперва грозила прислать бандитов с освободительной миссией, а вскоре нагрянула сама. Она оказалась из разряда тех баб, которые и коня остановят и в горящую избу - как в гости, поэтому не стала ему задавать банальных вопросов, типа: "Я - или она", а просто тихо произнесла: "Пошли домой, борщ стынет". С тех пор ни о каких женихах слуха не было.
Грустные мысли Николая Степановича прервал дверной звонок. Затем раздался звонкий голос дочери:
- Мамочка, познакомься, его зовут Руслан.
Николай Степанович чертыхнулся: "Не могла предварительно позвонить", и принялся лихорадочно одеваться. Надел выходной костюм, непослушными руками кое-как повязал галстук, из загашника в книжном шкафу достал бутылку коньяка, и в таком виде предстал перед очами своей семьи.
Немая сцена. От неожиданности Люся чуть не выронила своего лохматого щенка Русланчика.
Мама с маленьким мальчиком возвращаются поздно вечером домой на такси.
Мальчик из окна видит женщин, стоящих на обочине. Спрашивает маму:
- А что это за тети там стоят?
Мама, смущаясь, отвечает ему:
- Это тетеньки тоже были в гостях, ждут пока за ними мужья приедут.
Таксист вдруг вмешивается:
- Зачем вы ребенка обманываете? Пусть пацан знает правду! Это проститутки, мальчик!
Мальчик спрашивает:
- Мам, а у проституток есть дети?
Мама:
- Да, сынок.
- А что они сейчас так поздно одни делают?
- Работают таксистами!
Мама с маленьким мальчиком возвращаются поздно вечером домой на такси. Мальчик из окна видит женщин, стоящих на обочине. Спрашивает маму:
- А что это за тети там стоят?
Мама, смущаясь, отвечает ему:
- Это тетеньки тоже были в гостях, ждут пока за ними мужья приедут.
Таксист вдруг вмешивается:
- Зачем вы ребенка обманываете? Пусть пацан знает правду! Это проститутки, мальчик!
Мальчик спрашивает:
- Мам, а у проституток есть дети?
Мама:
- Да, сынок.
- А что они сейчас так поздно одни делают?
- Работают таксистами!
Понравилась вчерашняя новогодняя история.
Пришла мысль, что, в большинстве своём, все новогодние истории, скорей
поучительные, чем смешные.
Встречали Новый, кажется 2000-й, год на даче друзей в предгорье, Старая
большая компания.
В доме - спасибо хозяевам, тепло со вчерашнего дня. Дом с удобствами.
Настроение отличное. Несколько раз проводили старый год. Дождались боя
курантов, Встретили, поздравили и высыпали во двор, запускать ракеты.
Все стоят шеренгой, по-над стеной. Салют это всегда здорово. Очень
красиво - спору нет. Дошла очередь до большой кассеты. Хозяин воткнул в
снег палки, на которых держалось праздничное орудие. Поджёг и бегом к
нам, в "зрительный зал".
От первого же выстрела, вся кассета вдруг упала и почему-то именно в
сторону публики. С периодичностью в пару секунд, эта китайская зараза
начала безжалостный ракетный обстрел. Заорав "Ложись", я повалил кого-то
из женщин в снег и рухнул рядом. Под грохот выстрелов и женские визги,
одни повалились, кто-то помчался по сугробам подальше от места расстрела
и только одна дама "не растерялась" - отвернувшись от этого орудия,
наклонилась и, почему-то, закинула полы расстёгнутой дублёнки себе на
голову. Очередной выстрел... и ракета находит эту единственную
неприкрытую цель. Её вопль, наверно, услышала вся страна. От удара,
поражённая мишень упала-таки носом в снег, что обезопасило её от
дальнейших попаданий. Все отражённые от стены, ракеты весело рассыпали
разноцветные искры и мотались над зарытыми в снег телами.
Запускать следующие ракеты многим расхотелось.
Когда зашли в дом, всем было интересно посмотреть на результат
попадания. Хорошо, что выстрел пришёлся не в "яблочко", а в правую
мякоть мишени. Приличный ожёг на громадной гематоме чем-то помазали.
Лена была счастлива, что спасла дублёнку.
Через час она уже танцевала. Только вот пила-ела стоя.
Был я во время оно (1993-1998) мелким предпринимателем, а по-честному –
просто конструктором при одном частном преприятии, но рассчитывались со
мной готовой продукцией (инструментом с ручным гидроприводом). Потом я
этот инструмент сбывал с оплатой на мой счёт по безналу.
Сижу дома в спальне, прорабатываю новое приспосбление, на письменном
столе разобранный гидропривод, эскизы, проработки. Вдруг звонок:
- Это из налоговой инспекции Вас беспокоят. Не могли бы Вы сейчас
подойти к нам?
Чертыхнулся я про себя, но что ж поделать: когда ТАКОЕ начальство
вызывает – бросай всё и беги на полусогнутых :).
Встречает начальница отдела:
- Вот с Вами пойдут два наших сотрудника, посмотрят Ваше рабочее
место, у Вас указан домашний адрес.
Смотрю – молоденькие парень и девушка, вероятно выпускники финансового
техникума (сейчас колледжа). Что ж, познакомились, пошли. Я особо не
переживаю, всё вроде тип-топ, работаю действительно дома, на письменном
столе как раз следы "бурной деятельности".
Зашли мои проверящие, всё увидели и, не теряя времени, сели писать акт
обследования.
Предложил я им кофе с печеньем, чем, по-моему, напугал их досмерти!
Они так дружно и со страхом отказались, как будто я предложил взятку!
Но самое интересное было после их ухода!
Звоню на работу жене, рассказываю какая неожиданная проверка только что
была. И какова была реакция жены?
- В спальне кровати хоть были застелены? Или так и не застелил с утра?
Воистину, у женщин одни глупости в голове!
Даже у самых лучших из них :)!
Утром у нас народ штурмует маршрутки. Все хотят влезть первыми. Похоже
на стадо диких обезьян, которые лезут за последним бананом. Но вот
как-то в очередной раз в штурме участвовали одни женщины. Особенно рьяно
лезла во внутрь "дюймовочка" весом так кило под 120-ть. Раскидывая всех
в стороны, она орала: "Мужики совсем обнаглели - никогда вперед женщин
не пропустят, гады...!" Наконец она влезла. Зашли и остальные. Оставалось
свободным еще одно место, последним вошел я. Обращаясь к ней
спросил:"Сударыня, так какие гады мужики вам мешали влезть?, покажите
пальчиком, чтоб им стыдно стало!" Окромя меня в маршрутке одни тетки,
которые "грохнули"от смеха. Дама скривившись отвернулась к окну, молча
пыхтела как паровоз всю дорогу. Ну, а для остальных, это маленькое
происшествие стало темой для обсуждения.
Встретились однажды американец, француз, китаец и русский, и стали
говорить о птицах.
Американец:
- Орел - это истинно американская птица. Когда он летит высоко
в небе, то все живое внизу разбегается и по норам прячется. Орел
никого не боится, это его все боятся. Недаром мы орла в свой герб
поместили.
Француз:
- А петух - это истинно французская птица. Петух в курятнике один,
а кур много, то на одну сядет, то на другую. О, это мечта истинного
француза, он один, а женщин много! Недаром символ Франции - галльский
петух.
Китаец:
- А наша птица - воробей. Птичка она маленькая, ест мало, но попробуй
истреби воробьев - ничего не получиться, как не получилось
у председателя Мао. Много воробьев, как нас китайцев. Это наш символ!
Русский подумал, подумал и назвал истинно русскую птицу - ДЯТЕЛ!
- Ну почему дятел? - хором спросили американец, француз и китаец.
Ответил им русский:
- Все очень просто. Посмотрите на птиц, все легко пищу находят: одни
семена, другие гусениц, третьи мышей. Поедят и песни поют. А дятел,
он не хочет как все, ему трудности подавай, чтоб лоб можно расшибить,
чтоб щепки летели, чтоб шум на весь лес. Мол, какой дятел герой
лесного труда, все птицы поют, ему одному некогда - долбать надо,
и пока весь лес не раздолбает, не успокоится. Настоящая русская птица! »
Анекдот от ЕХИДНЫ ИЗ НАРОДА ТОЧКА РУ (http://exid.narod.ru)