Анекдоты про администратором |
52
Памяти девяностых, отчасти в позитивном ключе. Кто помнит.
Васька Коль был по рождению этнический немец, но родился в северном Казахстане, в небольшом посёлке под Кустанаем. Посёлок делился примерно пополам – часть чистую и аккуратную занимала немецкая колония во главе со старостой- Рудольфом, а вторая половина – казахи, там погрязнее и понеряшливее. Казахскую половину возглавлял некий Карим- утверждал, что он в законе, но похоже, преувеличивал, хотя несколько ходок у него было, и мужик был жёсткий.
При СССР у них этнических конфликтов не возникало, однако в девяностые, когда Казахстан стал независим, в северных жузах (в переводе - "союз" или арабское "ветвь") появилась традиция презрительного отношения к русским.
Русские стали уезжать, посёлки пустеть, казахи постепенно опускаться к привычному, почти кочевому образу жизни.
Пастухи в сезон перетаскивали свои юрты иногда за сотни километров– степь бедная, корму скоту и воды найдёшь не везде. Средневековье, короче.
В Васькином посёлке не сразу, но распространилась, а потом и была подтверждена такая информация – в Германии этническим немцам при репатриации сразу дают гражданство и полный соцпакет – пенсии старикам, страховки, льготные ссуды на жильё и обзаведение.
Уехала одна семья, потом вторая. Информация подтвердилась. Жизнь в объединённой Германии по качеству в разы превышала возможный уровень в независимом Казахстане.
И народ потянулся в Европу. Васька упирался до последнего-
- Это мой дом! Тут мои предки двести лет жили!
Однако, за паспортом сходил, не поленился. Казахского гражданства немцы ещё не получили, и паспортистка выдавала им паспорта на бланках СССР.
- Тебя как записывать, по русски, или по немецки? В Германию едешь, давай по немецки запишу.
- Никуда я не поеду! Здесь жить буду.
- Отца как зовут? Степан вроде? Штефаниус, стало быть. А Василий как по немецки? Базилиус?
Так и записала. И стал Васька по паспорту Базилиусом Штефаниусовичем Коль. Нарочно не придумаешь.
Мужик был добрый, простоватый, по немецки почти не говорил – так получилось, не шибко образованный, зато со стальным характером – это не упрямство было, а могучий внутренний стержень. Ещё в шестнадцать лет ему довелось отбиться однажды в степи от стаи волков – ружьё было с двумя патронами и нож. Рассказывал, что километра три полз, рубаху разорвал, чтобы кровью не истечь. Добрался. Выжил.
Я видел потом эти шрамы, в бане вместе парились – производит впечатление.
Мир в посёлке перевернулся, когда какой- то родственник Керима изнасиловал дочку Рудольфа – он давно пытался к ней клинья подбивать – но Рудольф сказал, пусть не мечтает, мы с такими родниться не будем никогда. А тот напился, и напаскудил – безнаказанность почуял, когда русские стали уезжать.
За такое там убивают. Рудольф поговорил с Керимом, условились встретиться под вечер, за холмом, подальше от посёлка- разобраться.
- Эй, Руди, слушай, уезжай уже к себе в Германию, теперь наше время настало, что ты нам сделаешь?
Керим собрал своих дружков –бандитов, человек пятнадцать, приехали загодя, осмотрели всё вокруг, уселись, косячок по кругу гоняют.
А по немецким посёлкам такие новости разлетаются со скоростью света - и к назначенному часу за холм стали собираться колонисты из других диаспор.
На грузовиках, на мотоциклах – и все с оружием. Собралось больше ста человек, Керим кричит –
- Руди, выходи! Мы вдвоём подойдём, возьми кого с собой, поговорим!
Васька пошёл с Рудольфом. А рядом с Керимом этот его родственничек с блудливыми глазками. Не понимает ещё, что происходит.
- Руди, слушай. Давай договоримся…
Рудольф с двух стволов высаживает в грудь родственничку по заряду картечи, и Кериму-
- Мне с тобой говорить не о чём. Ты можешь меня убить, но тогда никто из ваших живым отсюда не уйдёт.
Васька это так рассказывал – Керим с пистолетом, у меня обрез двустволки в руках, родственничек издох сразу, ситуация- круче некуда, но Керим не на меня смотрит, а на Рудольфа. И не стал стрелять. Дрогнул.
Мы постояли ещё, глядя, как бандиты утаскивают труп, потом разъехались.
А через три дня Рудольф с семьёй уехал в Германию. Васькина родня уже месяца четыре там была, осваивалась – но он же упрямый –
- Это мой дом…
Нашёлся добрый человек из казахов – ночью, тайком постучался-
- Вась, слушай, нехорошо у нас. Керим неделю не просыхает, пьёт, молчит, но глаза волчьи. Он не в законе, просто смотрящий, а тем, что не выстрелил тогда, авторитет свой на ноль помножил. Ему сейчас, если не ответит по понятиям, блатные укорот сделают. Рудольф уехал, он тебя будет кончать. Не говори никому, что я сказал тебе – я помню, как вы с отцом моей семье помогали. Решай сам, что делать.
Васька уехал в соседний посёлок, оттуда, через знакомых продал, за сколько заплатили, дом, скрылся в Алма- Ату, дальше самолётом в Москву, и уже из Москвы- Люфтганзой в Ганновер.
……………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….
Я с ним познакомился так – у его приятеля (Эрих Эрте) был свой магазин, ориентированный на бывших русских немцев. Продавали всё – продукты, спиртное, инструменты, скобянку – стандартный сельский магазинчик с широченным ассортиментом, как это у нас принято – но для Германии это было экзотикой. Всего в Фатерланд перебрались тогда несколько миллионов русскоговорящих немцев, выросших в СССР, и обладавших тем, во многом советским ещё менталитетом.
Охренев от открывшихся возможностей и уровня жизни, они напокупали всего, что дома не могли себе позволить – «элементы сладкой жизни»- роскошную немецкую бытовую технику, цветные телевизоры, видеомагнитофоны – и прочее, о чём в Казахстане даже не мечтали.
А раз есть видеомагнитофон, хочется посмотреть фильмы, с детства любимые – что в Германии не только днём с огнём не сыщешь, а и названий таких никто никогда не слышал.
Мужики почесали в затылках, переглянулись, и поехали в Россию. Отчего они выбрали Питер, я не знаю, но получилось так, что именно я снял трубку, когда они по найденному справочнику пытались обзвонить пиратские видеостудии. Я тогда был администратором на одной из таких – вот такой забавный факт биографии.
Поговорили. Встретились. Мужики выдали мне примерный список и количество – что бы они хотели приобрести, я сформулировал примерные цены. У Васьки с Эрихом это вызвало не то, что энтузиазм, а чуть ли не эйфорию.
У нас тогда уже было так не принято, но они –избалованные вековыми традициями, и по- немецки честные и порядочные, привыкли к такому образу деловых отношений – просто отдали мне требуемую сумму, и отправились в гостиницу- расслабляться.
Дня за три я собрал по студиям их заказ – надо мной смеялись в голос– ну кто в конце девяностых купит в Питере сразу по пятьдесят кассет с фильмами- «Летят журавли», «Весна на Заречной улице», «Дело Румянцева», «Иван Бровкин на целине»?
Все были так рады, вытряхивая со складов пыльный залежавшийся неликвид, что на блокбастеры – а они тоже были в списке, мне делали максимальные скидки.
Когда я объявился в гостинице, предъявил отчётные документы и вернул почти треть денег сдачей, Васёк твёрдо сказал
– Слушай, давай к нам в долю? Эрих, ты не против?
И я стал членом такого коллектива. Немного дополнительной информации. Средняя оптовая цена видеокассеты с фильмом тогда – доллар десять. В Германии оптовые цены – от шести до восьми марок, но оптом уходила только часть, а в розницу кассеты уходили по цене до двенадцати марок. Доллар стоил по курсу около двух марок. Ребята забирали по полторы- две тысячи фильмов в месяц – и рынок было не насытить, такой был спрос- вдобавок они были ограничены размерами микроавтобуса и возможностью ездить в Питер.
Утром я помог им выбраться на Выборгское шоссе – они решили ехать не через Польшу, а через Финляндию – а из Стокгольма на пароме до Ганновера.
У Эриха уже был немецкий паспорт, а у разгильдяя Васьки – ещё Советский, со справкой на немецком языке о предоставлении вида на жительство, и номера очереди на получение гражданства.
Из Германии они ехали так – Эрих на границе с Польшей просто показал свой паспорт, и пограничник поленился даже посмотреть на Васькины документы. А на границе Польши и Белоруссии свой Советский паспорт предъявил Васька –поляку наплевать, а белорусы привыкли, что по этой трассе постоянно гоняют купленные в Европе подержанные автомобили, и тоже не стали проверять и придираться.
Но в Финляндии не прокатило. Эриха с машиной пропустили без проблем, а Ваську задержали. Вдобавок выяснилось, что срок действия его Советского паспорта истекает через два дня.
Приплыли, блин. Васька звонит мне вечером, не знает, что делать – ещё два дня, и он – бомж без гражданства, без документов со всеми вытекающими. В Финляндию не пускают, а в Кустанай ему возвращаться не просто нельзя, а нельзя от слова «совсем». Зарежут на хрен сразу.
- Ладно, говорю, ложись спать. Завтра решим, что делать.
С утра пораньше я смотался в Выборг, забрал этого охламона из гостиницы, отвёз в Пулково – у него денег не хватило, пришлось добавить на билет до Берлина- ему же оттуда ещё до Ганновера добираться на перекладных.
Отправил. Вот так я приобрёл себе доброго товарища, и делового партнёра. Так и пошло – мне присылали факсом список заказа, я собирал требуемое, мужики приезжали, дня два- три оттягивались в гостинице – в Германии таких загулов они себе позволить не могли, потом ехали домой- до следующего визита.
Эриху тоже очень нравилось. Мы несколько раз крепко выпили вместе, он жаловался, что его многочисленная родня, посмотрев на успех, пристаёт к нему, чтобы устроил всяких родственников и племянников на работу к себе.
- Отказать трудно, мы должны поддерживать своих, налоги огромные- половину прибыли съедают. А в роду у нас традиция, помогать родственникам. Мы же бароны бывшие, Остзейские- из Восточной Пруссии.
- О как. Так ты себе визитки- то закажи не с фамилией Эрте, а фон Эрте?
- Не Эрте, фон Валленсберг. И замок наш, говорят, ещё до конца не развалился. Хотелось бы съездить, посмотреть.
Бизнес этот продолжался не очень долго – примерно полтора года, пока те же бывшие русские немцы не раскусили, что фильмы на русском языке лучше писать на месте, чем таскать автобусами из России. Появились свои пиратские студии, возникла конкуренция, и тема заглохла.
Последний раз Васька с подругой, впоследствии его женой, останавливались у меня на недельку в Питере – моя жена с детьми была в отъезде, а что вы будете на гостиницу тратиться? Места достаточно.
Дальше дороги разошлись, и больше мы не виделись – но я и сейчас вспоминаю то время, как отпуск – передышку среди героических девяностых – когда смотришь, как вокруг люди выживают изо всех сил, а сам работаешь не напрягаясь три- четыре дня в месяц, но получаешь за это полторы- две тысячи баксов.
Так что я слегка лукавил, когда в прошлых рассказах о девяностых заявлял, что не люблю вспоминать ту эпоху – были там у меня и светлые странички.
|
53
БРАТ.
Его забрали в армию, когда я учился в 10-м классе. Отгремели проводы, и Тимоха поехал служить под Курск в инженерных войсках. Он писал бодрые письма. Мы ждали его дома, считая дни. Кровать опустела, и мне не хватало его шуток…
Пригревало солнышко, впереди маячили каникулы, и я шел после школы домой в приподнятом настроении.
Открыв дверь, я понял сразу - «Что-то не так». Мама на кухне жарила котлеты, ее плечи беззвучно вздрагивали, на столе лежал вскрытый конверт. Мама никогда не плакала. Предчувствие катастрофы сжало сердце: «Мааам?». Она лишь, молча, указала на конверт.
Это было письмо от Тимохи. В письме он буднично сообщал, что его из курской части командируют в Термез (город в Таджикистане на границе с Афганистаном). Там – 3 месяца в учебке, затем - в Афганистан.
В Душанбе жила мамина подруга по университету – тетя Алина. Она частенько бывала у нас в гостях. Мы созвонились с ней, и она вызвалась съездить в Термез, повидаться с Тимохой. В часть ее не пустили. Но разрешили поговорить через забор. Тимоха глотал слезы и счастливо улыбался – впервые за много дней он видел родное лицо из другой, мирной, привычной жизни. Тетя Алина совала ему через прутья решетки изюм, курагу и грецкие орехи, приговаривая: «Тима, на трех изюминках можно прожить целый день!»
Распределительный пункт в Термезе был жутким местом. Очередь призывников сортировали по специализации и городам. В туалете за умеренную сумму какие-то личности предлагали выпить полстакана мочи желтушника. Переболевший гепатитом автоматически переставал быть годен к службе. Были и те, кто пытался наносить себе увечья прямо перед кабинетом военкома. Тимоха попал в саперную роту, и первой точкой его дальнейшей службы стал Кандагар.
Впоследствии один знакомый сотрудник военкомата рассказал о негласном правиле забирать призывников из многодетных семей. Мол, если что – не единственный ребенок , у матери есть «запасные дети». Циничная логика имела некое основание…
Брат неожиданно быстро освоился, привык к постоянной жаре, обезвреживал минные поля, распознавал типы мин и способы минирования, сам закладывал мины. Он наладил отношения с местными, выучил их диалект, обменивал и покупал вещи. За годы службы он постепенно потерял всех друзей, сам оставаясь неуязвимым для мин и пуль. Он стал считать себя проклятым и начал верить в Аллаха.
Тимоха вернулся через два года. Без единой царапины, ни одного ранения, потеряв 15 кг веса, загоревший как араб, в полевой форме – он появился на пороге дома, словно призрак с того света.
Он был жив снаружи. Но мертв внутри. И мы учились жить по-новому. Никогда не подходить сзади, всегда быть в зоне видимости, и никаких резких звуков. Оказывается, щелчок выключателя похож на звук взведения курка. Это было непросто, в доме бегали младшие дети…
Тимоха продолжать воевать по ночам. Во сне он пробирался по афганским горам с ножом в руках, чтоб убрать моджахеда без стрельбы. Я стал реально бояться, этим моджахедом мог стать я.
Он напивался каждый вечер и обязательно затевал драку. Друзья оттаскивали его, но Тимоха провоцировал, нарывался и приставал ко всем – к прохожим, соседям, посетителям бара. Из добродушного увальня он превратился в злобного хищника, жаждавшего крови. Однажды он вернулся домой с чьим-то ножом в бедре. Он плакал пьяными слезами, рассказывая, как однажды избитый старик в арбе привез к воротам части три обезглавленных трупа. Это были пацаны из их взвода. Бойцы, рассвирепев, прыгнули в БТРы и сравняли с песком кишлак с мирными жителями…
Союз Ветеранов Афганистана тогда предоставлял воинам-интернационалистам определенные льготы для трудоустройства, обучения и решения квартирного вопроса. Брат использовал возможность и поступил в МГИМО. За его плечами была спецшкола с английским уклоном и свободный арабский за два года в Афгане. Он поступил на факультет арабских языков и начал исписывать тетрадки арабской вязью справа налево, с конца тетради.
Чуть позже Тимоха устроился ночным администратором в Интурист. Свободное знание языков открывало многие двери. Гостиничный бизнес имел немало теневых возможностей заработка. Чаевые, комиссионные проституток, концертно-гастрольные… Брат получил возможность жить на широкую ногу. Но он все еще пробирался к духам с калашом по каменистым пустыням Афганистана. И глубоко презирал гостиничную публику. Тимоха снял квартиру, и к нему переехала жить одна из его девушек, пытаясь вернуть его к мирной жизни.
Я готовился к сессии, когда мне позвонил Колян, лучший друг детства Тимохи:
- Городская больница, 10 этаж, хирургия, палата 1023. Тимоха выстрелил себе в голову из травмата.
Врачи не любят самоубийц. Ежедневно вытаскивая людей с того света, они не хотят понимать тех, кто добровольно решил подвести черту.
Через неделю Тимоху выписали, живого, здорового и улыбающегося. Через пару дней он позвонил маме и рассказал, что теперь его жизнь кардинально изменится. Он будет счастлив , несмотря ни на что, и она может больше за него не волноваться. В тот же вечер мой брат повесился. Чувство вины – вещь смертельная. И мама ушла вслед за братом в том же году…
Войска из Афганистана вывели всего через два месяца после возвращения брата домой. Война шла 10 лет. «Афганский синдром» - 80% семей ветеранов распалось, половина погибла от последствий алкоголя и наркотиков (больше, чем на поле боя), треть сели в тюрьмы, погибших от суицида даже не считали – это происходило примерно через год после возвращения. Страна ничего не знала о реабилитации, психотерапии, посттравматическом синдроме.
К чему я это?
Что мы будем делать, когда люди начнут возвращаться с войны…
|
|
54
Мансы Одесского Цирка
В цирке нет местечковости, нет московских артистов, иркутских или одесских – это конвеер. Многие артисты после завершения карьеры в манеже не очень-то и знали где их родной город, где осесть.
Если не надоел расскажу о доме пенсионеров цирка – там тоже свои мансы.
Старость, пенсионерство считаются не лучшей порой жизни. А я вот, например, попробовал посмотреть на старость с позитивной стороны. Сначала нашел один плюс: нос растет всю жизнь, а значит в старости выковыривать козюли становится удобнее. Это факт, с ним не поспоришь.
Потом попробовал порадоваться тому, что с возрастным падением тестостерона проблем с сексом становится меньше, как, впрочем, и самого секса, но тут же сообразил, что радоваться этому особо не стоит. Что остается? Пенсия и воспоминания! Тут уж вроде все очевидно: не работаешь, а деньги тебе капают. Да и воспоминания: они твои, хочешь – помнишь, не хочешь – не помнишь (Альцгеймер – кышь!) .
Раз уж взялся вспоминать цирковые байки-истории попробую припомнить и цирковых пенсионеров. К тому же я уже старше тех, кто мне казался древними, когда я был молодым и был связан с цирком через живого папу.
Правда понятия пенсия и старость к цирковым применять нужно с осторожностью. Кто-то начал выходить в манеж в пять-семь лет – ну там помогать родителям с голубями/собачками или быть самым верхним в гимнастической пирамиде – глядишь к 35-ти стаж позволяет уйти на пенсию. Кочующие цирковые семьи больших возможностей дать детям для образования не оставляли, зато семейная профессия передается как бы сама собой. У кого-то травмы – тоже путь к ранней пенсии.
Многие артисты цирка откатавшись по всей стране и миру в конце концов так и не имели своего постоянного угла. Поэтому было решено организовать в Одессе дом ветеранов цирка. Был выстроен большой дом, и не где-нибудь на Молдованке, а в курортной зоне, в двух шагах от Аркадии. Там получали жилье вышедшие на пенсию циркачи, а дирекции местного цирка было поручено курировать сначала строительство этого дома, а потом и его эксплуатацию.
О строительстве этого дома ветеранов цирка у меня особых воспоминаний нет или папа ничего такого не рассказывал, а вот о кураторстве коллектива цирковых пенсионеров такие воспоминания есть. Вот несколько.
Однажды вся Одесса стояла на ушах от любовного треугольника, сложившегося в этом доме. Муж застал жену с любовником, зарезал ее, избил любовника и себе перерезал горло, причем ножницами – эту деталь я точно запомнил (попробуй забыть самокромсание горла нодницами!). Казалось бы трагедия, а вся Одесса восхищалась: ну сами подумайте – шекспировская трагедия в доме пенсионеров! И все выжили, представляете? На слуху-то было – дом пенсионеров (!), а тут любовь, измена, драка. Как-то не вяжется.
Не вяжется – это если не знать, что пенсионерке было слегка за тридцать, а соперникам не было и сорока.
В другой раз милиция вызволяла вора из рук пенсионеров. Нормальный одесский вор залез в одну из квартир дома пенсионеров цирка и был застигнут хозяевами. Хозяева же оказались бывшими наездниками, сохранившими на память кнуты, которыми управляли своими лошадьми. Такой кнут – произведение искусства – толстый у основания, тончайший у конца. Щелчок такого кнута как выстрел, лошадь подчиняется даже без собственно удара. Таким кнутом можно запросто рассечь человека как мечом. Так что, когда несколько бывших наездников окружили вора и стали его слегка стегать, того бросало от одного карающего к другому. Я знаю что говорю – в руках умелого коневода такой кнут - это продолжение руки и с жалом на конце.
Приезду милиции вор был несказано рад.
Не все артисты стремились к пенсионному отдыху. Много было и таких, которые работали до конца, пока еще какие-то мышцы работали. Павел был канатоходцем. Я не застал его на манеже, но отец рассказывал, что Павел имел номер экстра-класса. Но однажды он сорвался из-под купола и сильно повредил позвоночник. Павел не захотел уходить, слегка восстановившись он устроился в униформу (это те парни, которые стоят по бокам от шпрехсталмейстера и готовы подать, убрать, принести, подготовить манеж к следующему номеру. Фанфары не возвещали появление Павла на арене, но он все-таки был там и был причастен к действу.
И два слова о папе-пенсионере. Проработав администратором 40 лет папа не собирался уходить на пенсию, но его ушли. В принципе, мы, домашние, были даже рады и сам папа на словах тоже выражал удовольствие. Это было вскоре после его инфаркта и я помню как мы с ним гуляли в больничном парке, была осень, под ногами шуршали листья и папа сказал:
- Ты смотри какая красота!.. А ведь я никогда не слышал этого шороха листьев, не нюхал запах осени. Все спешил, некогда было...
Он еще успел понюхать пару осеней, но до последних дней в семь часов вечера его начинало трясти: в семь цирк открывал двери и начинался пуск публики - администратору – самое горячее время.
|
|
55
В Одессу должна была приехать большая труппа артистов из Прибалтики. Возглавлял столь представительный культурный десант знаменитый Георг Отс. Главным администратором одесского театра тогда был знаменитый Миша Козак. И вот произошёл такой предварительный разговор, при не очень качественной телефоной связи, который имел довольно конкректные последствия. - Алло! Кто будет возглавлять труппу!?- кричит в телефон Миша Козак. И в ответ слышит следущее. - Георг Отс! - Почему Поц!?- недоумевает Миша. - Не Поц, а Отс!- кричат в ответ, но связь плохая. - Поц?!-кричит Миша - Ну да, чёрт с Вами, Поц! Но только без первой буквы!!! В день приезда труппы, на одесском жд вокзале собралась вся творческая интеллигенция Одессы, с цветами, оркестром и т. д. Среди которой гордо стоял с плакатом Миша Козак, на котором было написано следущее изъявление радости сего важного момента: "Ура! К нам приехал Жора Уй!"
|
|
12 |