Результатов: 903

901

Видели фильмы, где грабители "переводят деньги на неизвестный счёт и бесследно исчезают"?
Это откровенная ложь.
ВСЕ банки ТОЧНО знают ОТКУДА КТО и КУДА перевел деньги.
ВСЯ цепочка переводов известна и задокументирована.
Откуда, когда, кому, сколько - вообще всё.
По этой причине правоохранительные органы за несколько часов находят деньги "уважаемых людей", даже если те перевели на Джомолунгму.
Что там "искать"?
На распечатке полный путь.
Этим и отличается безнал - всё точно известно и может быть отменено в очень широких диапазонах.
Поэтому и критикуют полный перевод на безнал - по нажатию кнопки неугодного можно оставить без средств вообще.
При ошибке или сбое то же самое.
"Разные юрисдикции"?
В 2025 году у мошенников?
Ну-ну.
Кстати, переводы всё равно по соглашениям между одобренными регуляторами структурами, плюс страховка.
Как же тогда существуют эти "неуловимые мошенники"?
Они "неуловимые", потому что их не ловят.
У банков полная картина движения денежных средств, они могут движение денежные средств заблокировать и отозвать, но это нахрен никому не сдалось.
Раз это не нужно правоохранителям, тем более это не нужно банкам, которые за счёт этих переводов получают прибыль.
Банкам выгодно, чтобы население деньги теряло и обращалось к ним вновь для их получения под процент.
Ну а куда ты денешься без накоплений, которые как ты вообще умудрился создать?
Недоработка.
Мошенники банально выгодны.
"Не найти".
Ага, как же...

902

[B]Позднее прозрение, или Исповедь в свете софитов[/b]

В выходные, фрагментами, посмотрел документальный фильм к восьмидесятилетию Никиты Михалкова. Картина, как водится, была выстроена по всем канонам жанра: воспоминания, архивные кадры, поздравления коллег. Но ближе к финалу, когда риторика должна была достичь своей самой гладкой и предсказуемой точки, Михалков произнёс нечто, заставившее отложить пульт.

Он сказал — я передаю смысл, но слова намертво врезались в память:

— «Вот дожил я до такого очень зрелого возраста и понял, что жизнь оказалась гораздо сложнее, чем во времена, когда я шагал по Москве...»

В этой фразе — не просто ностальгия по юности. Это намёк-цитата, отсылка к тому самому герою из черно-белого фильма Данелии, который бросал вызов миру с высоты крыш. Тогда, в двадцать лет, мир казался ясным: вот — правда, вот — ложь, вот — путь. Искусство было игрой, а идеология — декорацией.

Но главное откровение ждало дальше. Пауза, взгляд прямо в камеру, и — приговор, вынесенный целой эпохе и самому себе:

— «Ещё я понял важную вещь. То, что западная пропаганда говорила про социализм и СССР, оказалось неправдой. А то, что советская пропаганда говорила про Запад и капитализм... к сожалению, оказалось правдой».

И это «к сожалению» прозвучало не как оговорка, а как ключ ко всему. Не злорадное «я же говорил!», а горькое, выстраданное признание. Признание человека, который большую часть жизни прожил в одной системе координат, чтобы на её излёте обнаружить жутковатую правоту тех, кого в этой системе было принято считать глашатаями лжи.

Это «к сожалению» — о цене ошибки. О времени, потраченном не на ту иллюзию. О поколениях, свернувших не туда. Это осознание того, что пропаганда, которую ты презирал, в главном — угадала. А та, которой ты, возможно, верил, — обманула.

Такие вот дела. Фильм закончился, а эти слова повисли в воздухе, как итог не одного лишь творческого пути, а целой исторической развилки, на которой мы когда-то стояли. И, кажется, до сих пор стоим.

903

Просторная светлая операционная до отказа забита людьми. Помещение, подготовленное для хирургического вмешательства, ненадолго превратилось в лекторий. Картина «Перед операцией» написана французским художником Анри Жерве в 1887-м году.

Центральное действующее лицо композиции – статный мужчина с пышными бакенбардами, неторопливо объясняющий суть и тонкости предстоящего процесса. Это всемирно известный хирург Жюль Эмиль Пеан, изобретатель кровоостанавливающего зажима и искусственного плечевого сустава. Долгие годы он возглавлял хирургическое отделение парижского госпиталя Сен-Луи. Доктор не разделял преподавание с практикой, поэтому на проводимых им операциях всегда присутствовало большое количество перенимающих опыт молодых коллег.

На переднем плане изображена ожидающая процедуры пациентка. Рядом с ней сидит ассистент профессора, контролирующий пульс. За спинами врачей видны фигуры фельдшериц. Поскольку XIX столетие было слабо знакомо с привычными современному человеку антисептическими мероприятиями, на холсте нет обязательных для этого случая перчаток, халатов и прочих элементов, обеспечивающих идеальную стерильность.

Несмотря на то, что произведение, заказанное самим главным героем,
представляет живописный образчик на узкоспециализированную тематику, оно получило негативные критические отзывы. Современники посчитали, что обнажённое до пояса женское тело отвлекает внимание от основной идеи работы.

Сегодня полотно хранится в коллекции музея Орсе (Париж, Франция).

Из сети