Анекдоты про нащупав
[ Свежие анекдоты ]

Результатов: 9

1

В пятиэтажном ДОСе, находящемся в жилом городке группы зенитно-ракетных
дивизионов, произошла беда – забило канализационный колодец. А в силу
того, что группа дивизионов, как и положено, находилась в глухой
Архангельской тайге, никаких специальных средств для откачки фекальных
вод и последующей чистки колодца рядом не предполагалось. Однако жизнь
продолжалась, со всеми вытекающими из этого последствиями, как то
помывки, стирки и, простите, дефекации свыше сотни человек. Надо было
что-то делать и причём незамедлительно.
Выход нашёлся быстро и причём довольно простой. А нашёл его зам по тылу,
молодой капитан, щеголявший по городку в новой, только что пошитой,
парадной шинели. Он построил всех солдат и сержантов срочной службы и
предложил 10 суток отпуска тому, кто одев противогаз с нарощенными
трубками и ОЗК нырнёт в колодец и устранит засор. Как ни странно,
желающие нашлись. Из их числа выбрали наиболее ловкого и
сообразительного, на взгляд капитана, и первая часть марлезонского
балета началась.
Солдата одели в ОЗК, надели противогаз, изготовили нехитрую дыхательную
систему, скрутив вместе несколько трубок от противогаза и… задумались.
Нужно же было, на всякий случай, придумать какую-нибудь систему
сигнализации и спасения. Но и тут капитан думал недолго. Надел на
спасателя солдатский ремень, привязал к нему верёвку и сказал, чтобы
солдат её периодически подёргивал, мол жив здоров и всё в порядке. Если
же сигналов не будет, то группа его товарищей немедленно займётся
спасением путём вытягивания его из дерьма за верёвку. Краткий инструктаж
прошёл и действие началось.
Солдат нырнул в жижу и скоро исчез из глаз. О том, что у него всё в
порядке свидетельствовали периодические подёргивания страховочного
шнура. Но внезапно подёргивания закончились. Наверху началась лёгкая
паника. По команде зампотыла несколько солдат схватились за страховочный
шнур и резко потянули. Он медленно пополз вверх, но внезапно натяжение
пропало и на поверхность жижи выскочил солдатский ремень с поломанной
бляхой. Солдат погибал на глазах, нужно было что-то делать. Решили
схватить за противогазные трубки и вытаскивать его таким образом. Через
несколько секунд подъёма их постигла та же участь, на поверхность
выскочил пустой противогаз. Капитан схватил багор и попытался им
зацепить солдата, периодически тыкался во что-то мягкое, но подцепить
ничего не удавалось. Время шло и оставалось одно - нырять и вытаскивать
чистильщика самому, что капитан и сделал. Не снимая парадной шинели, он
нырнул в жижу и, нащупав бойца руками, через мгновение вытащил на
поверхность, в руках у солдата была грязная тряпка.
Теперь тоже самое со слов солдата.
Нырнул я, погрузился и тут меня видимо из-за воздуха скопившегося под
ОЗК начало выталкивать на поверхность. Чтобы не вынырнуть, перевернулся
вниз головой и стал спускаться держась рукой за ступени, при этом
периодически одну руку приходилось отцеплять, чтобы дёрнуть страховочный
щнур. Наконец, добрался до дна и нащупал затор. Затором оказалась тряпка,
я пытался её выдернуть, но она не поддавалась. Сигналы я подавать
естественно не мог, одной рукой держался за скобу, а другой дёргал
тряпу. Внезапно резко потянули за ремень, но он лопнул, правда заодно я
сумел выдернуть и тряпку. Дело сделано, начал потихонечку всплывать. Тут
какой-то придурок начал снимать с меня противогаз. Я попытался его
удержать, но тщетно, так пришлось остаться и без воздуха. Когда
подплывал к поверхности, кто-то пару раз заехал мне багром по голове.
После чего меня начало неумолимо переворачивать вверх ногами. Я не на
шутку испугался. Но тут почувствовал твёрдую руку капитана, вытащившего
меня на поверхность.
Вот и всё. Хеппи энд. Дом спасён. Солдатик в отпуске. И только капитан
остался без шинели, ну да через некоторое время пошил себе новую, ведь
зам по тылу же.

2

ПОЭТ и МУЗА.

Над колокольней-общежитьем
Порхает бабочкой весна.
А в небе, как за чаепитьем,
Повисла кренделем луна.

Внизу созвездьями манящими
Блестит речная полоса.
И воздух криками звенящими
Пронзают чьи-то голоса.

Кружат девицы троттуарами,
Смущая бёдрами зевак.
Среди аллей гуляя парами-
С собаками и без собак.

Болонки под ногами вертятся,
Не зная горя и забот.
А за каналом тускло светится
Огнями мрачными завод.

МузЫка сверху надрывается,
Гуляки хлещут самогон.
Всё общежитье сотрясается,
Как переполненный вагон…

Но вот уж за полночь. Стихает
Надрывный вопль гитар.
Лишь вдалеке собака лает,
Звенит в тиши комар.

Мужья, скрывая кислую зевоту,
Пощипывают жёнам грудь.
И, совершив привычную работу,
Спешат скорей уснуть.

В такую ночь не спится лишь поэту:
Нащупав рифму невзначай,
Он тычет в пепельницу сигарету,
Потягивая крепкий "чай".

Приляжет лишь, и снова подымается-
Виной всему весна.
Ночь напролёт он над строфою мается,
Ни отдыха, ни сна.

Вот наконец, обнявшись крепко с музой,
Пытается уснуть.
Сквозь сон шары вгоняя на бильярде в лузы,
Он мнёт подруге грудь.

И, словно нежный звук резной свирели
Под перелив ручья,
Под утро тишь пронзают звонко трели
Мерзавца-соловья... :)))

3

Еду в автобусе. Через ряд напротив две девушки одна страшнее другой, еще и Макдональдс, видимо, очень уважают. Ржут всю дорогу. Подъезжаем к цирку.
Первая, толкает в бок подружку:
- Смотри, цирк Никулина! Может сходим, посмотрим, а?
Вторая, оглядев придирчиво соседку:
- Туда не смотреть надо идти, а тебя, крокодила, показывать...
Первая, нащупав пару складок на теле, тут же:
- Тогда уж крокодила-бегемота!

5

Алексея разбудил звонок мобильного телефона. Нащупав его под кроватью, он прислонил трубку к уху.

- Леха, здоров! Ты чего, спишь, что ли?

Звонил Игорь - коллега по работе, с которым они сдружились за последний год и частенько проводили вместе время.

- Уже не сплю, - сонно пробормотал Алексей.

- Ты на парад идешь? Ну, в смысле, с портретами. Мы тут всем офисом собрались, ты с нами?

- Не, я, наверное, дома побуду.

- В смысле? - было слышно, что ответ удивил Игоря. - День Победы, вообще-то.

- Да у меня нет фотографий. Как я пойду?

- Ну и что? Хочешь, я тебе фотку своего прадеда дам, с ней пройдешь. У меня же двое воевали - один по отцовой линии, а второй по матери.

- Да ну, Игорь... Что ты говоришь такое? Это же твои предки.

- А что, западло с моими пройти? Какая разница? Давай, собирайся. После парада в лес двигаем на шашлык. Отметим праздник.

Алексей посмотрел в окно. Майское солнце уже набирало силу, и заливало светом и теплом зеленеющие деревья.

- Игорь, ты не обижайся, но я сегодня дома.

- Ну чего он там? - послышался чей-то голос в динамике. - Идет, нет?

- Да подожди, сейчас, - ответил кому-то Игорь. - Леха, давай подтягивайся. Чего ты в самом деле? Или... - он сделал паузу. - Слышишь? А у тебя, вообще, воевал кто-нибудь?

- Игорь, давай без этого? - вздохнул Алексей.

- А, ну ясно тогда всё, - как-то иронично произнес Игорь. - Всё с тобой понятно.

- Что тебе понятно?

- Да всё! А я еще с утра зашел на твою страницу, а там даже ленточки нет. Ладно, давай. Сиди дома, скорби.

- Да причем тут...

Алексей не успел закончить фразу, так как в трубке раздались короткие гудки, а за ними тишина. Он положил телефон на пол и, откинувшись на подушку, закрыл глаза. Через несколько минут он вздохнул и поднялся с кровати. Умывшись и почистив зубы, Алексей оделся и, накинув легкую куртку, вышел из дома.

- О, сосед! Леха! - послышался знакомый голос со стороны детской площадки.

Алексей обернулся и увидел, что ему машет рукой сосед по лестничной клетке - Виктор Романович. Он со своими друзьями расположился рядом с песочницей. В нескольких шагах от него на земле стоял небольшой мангал, поперек которого лежали несколько шампуров, с нанизанными на них кусками мяса. Алексей махнул ему в ответ и уже собрался идти дальше, но сосед был настроен решительно.

- Леха! Давай к нам!

Алексей показал пальцем на запястье левой руки, пытаясь объяснить Виктору Романовичу, что опаздывает, но тот не унимался.

- Да успеешь! Иди сюда!

Поняв, что так просто от него не отделаться, Алексей шагнул в сторону песочницы.

- С праздником, Леш! - сосед крепко вцепился в протянутую руку Алексея.

- И вас с праздником, - ответил он.

- Это Леха, сосед мой. Знакомьтесь, мужики.

Сосед представил каждого из своих друзей, а затем протянул Алексею рюмку, наполовину наполненную прозрачной жидкостью.

- Давай, Лех, выпьем за Победу.

- Да я ж не пью особо, дядь Вить.

- Давай, давай. Сегодня можно.

- Мне сейчас за руль садиться, мне нельзя.

- Да ничего не будет. Что там? Десять грамм. Даже запаха не останется.

Алексей взял в руку рюмку и поставил ее на скамейку, которая заменяла собравшимся стол.

- Дядь Вить, спасибо, но мне идти нужно.

- Тебе налили, а ты обратно ставишь? - набычившись, вдруг произнес один из друзей Виктора Романовича. - Или ты из этих?

- Из каких?

- Всё, всё, успокоились! Вадик, ну ты чего? - Виктор Романович встал между ними, раскинув руки в стороны. - Не хочет пить, пусть не пьет.

- Да знаю я таких, - хмыкнул Вадик, - у тебя хоть воевал кто-нибудь? Что молчишь?

- Вадик, угомонись, - вклинился в разговор еще один из друзей. - Чего ты на пацана наехал? Видишь же, молодой. Он, наверное, и не знает что сегодня за праздник.

- Так я об этом и говорю! - покачнувшись, округлил глаза Вадик. Он хотел еще что-то добавить, но лишь махнул рукой и, достав из пачки сигарету, закурил.

- Пойду я, дядь Вить, - тихо произнес Алексей.

- Ага, иди, Леш, иди, - виновато отводя взгляд в сторону, кивнул Виктор Романович. - Ты не обижайся на Вадика, ладно? Он просто очень серьезно к этому празднику относится. У него оба деда на войне погибли.

- Да ничего, - кивнул Алексей, - понимаю...

Он вышел из двора, дошел до стоянки и, нащупав в кармане брелок сигнализации, открыл свою машину. Запустив мотор, он положил руки на руль и опустил на них голову. Когда двигатель прогрелся, Алексей включил передачу и выехал на дорогу, ведущую из города.

***

- ... а я ему и говорю: «Нет у меня фотографий», с чем я пойду? А он мне: «Всё с тобой понятно». Что ему понятно? Если у меня и правда их нет? Какие-то намеки еще дурацкие... Думает, наверное, что мне есть чего стыдиться. Мол, предателями какими-нибудь были мои предки, или еще что-нибудь в этом роде.

Алексей отряхнул руки и присел на ствол упавшего дерева.

- А тот, во дворе который. Тоже странный человек - раз не пьешь, значит из этих. Из каких «этих»? Непонятно... - он пожал плечами и вытер пот со лба тыльной стороной ладони. - Картинку к себе на страницу не выложил - выходит, что игнорируешь ты праздник. Ленточку не прицепил на антенну - предатель. Не выпил за Победу - значит что-то с тобой не так, что-то у тебя за душой нехорошее. Разве это правильно? Знаете, даже виноватым каким-то себя сегодня почувствовал.

Он замолчал и, сорвав травинку, принялся крутить ее в руках.

- Хотя, меня даже в школе фашистом иногда обзывали, представляете? Ну, в шутку, конечно. К девятому мая все одноклассники приносили фотографии своих дедушек, бабушек. Рассказывали про них, про их подвиги. Даже медали иногда показывали. А я никогда ничего не рассказывал. А что мне было говорить? Что сгинули они все на той войне? Что все, как один, без вести пропали? Кому такие истории интересны? Всем только героев подавай... Да что я вам рассказываю? Вы получше меня это знаете.

Алексей осмотрелся по сторонам. Деревья старого леса стояли вокруг него молчаливыми исполинами, и как будто прислушивались к его словам. Он перевел взгляд и посмотрел на небольшой холмик перед собой, на котором возвышался маленький, не выше метра, металлический обелиск с погнутой звездой на вершине. На нем не было ни имени, ни дат. Алексей поднялся на ноги и, собрав в охапку вырванную с могилы безымянного солдата траву, отнес ее в сторону. Затем вернулся и снова уселся на бревно.

- Посижу с вами еще немного. Вдвоем оно же всегда веселее будет. Кто знает, может где-то сейчас и с моими прадедами кто-нибудь пришел поговорить. Было бы хорошо. Они бы, наверное, обрадовались.

6

Граница должна быть на замке.

-Ты это, лошадь видел? - вопрос соседа вряд ли поставил бы меня в тупик, если бы не было двух часов ночи и такого отчаянного стука в дверь моего дома. Действительно, что я лошадь не видел что ли? Но эти обстоятельства мешали. Белка подходила здесь как то более привычно.
-Нет, - задумчиво произнес я, на всякий случай обернувшись по сторонам и даже заглянув для проформы в стоящий на веранде шкаф.
-Жаль, - произнес сосед, - ведь походу она в твою сторону побежала, - и обиженно пошел.
-Чего обиделся? - подумал, я, - ну ладно, загляну еще под кровать. - Сделать правда я этого не успел. Помешал крик соседа.
-Ага!!! Вот ты сука где!
Я встряхнул головой, отгоняя ночной кошмар, но все было еще хуже чем я подумал. Не успел я дойти до кровати, как отчаянный стук повторился.
-Пойдем, поможешь вытащить! - сосед был настойчив и явно агрессивен.
-Кого вытащить? - так и не понимал я, но старательно пробовал нащупать на веранде хотя бы лопату что ли.
-Кого-кого, лошадь, мля!
-Откуда?! - все еще искал я логические связи.
-Из погреба!
Действительно, между нашими домами стоял его уличный погреб. Но как там могла оказаться лошадь, меня все же смущало. Поэтому не нащупав лопаты, я сказал — щас! И вместе с напяливанием брюк, прихватил из кухни скалку. Какое никакое, а все оружие для самообороны. Самое странное, что лошадь в погребе действительно была. Она смотрела в луч бьющего ей в глаза фонарика, жевала что-то из прошлогодних запасов соседа и мне кажется улыбалась. Хотя я точно знал, что лошади ржут. А эта, стерва, улыбалась, еще и раздувала ноздри.
-Давай все по порядку, - в целях сохранения хоть чего то реального произнес я.
-А чего там по порядку. Сплю, слышу кто-то топает вдоль дома, я не понял, вышел, никого нет, а в огороде кто-то капустой хрумчит, не по-децки. Я сразу понял, что не заяц. Схватил вилы и туда. Смотрю лошадь. Хоть и темно, но ее ведь с зайцем даже в темноте не спутаешь. Она рвать когти, я за ней, но споткнулся, упал, потерял из виду. Потом пошел домой за фонариком, за это время она и потерялась. Думал к тебе убежала. У тебя же тоже капуста есть?
-Короче, - успокоился я, - вдвоем мы ее точно не вытащим, в ней больше полутонны, давай утром труби сбор, тут человек десять надо. Посмотрел еще раз на лошадь, она реально мне благодарственно улыбалась, видимо нарыла там что вкусненькое. - в общем сбор в шесть, здесь, и веревки приготовь.
В шесть утра народу набралось немеряно. Ясен перец, если он каждому из них объяснял про лошадь в погребе. Она проломила там потолок или пол, даже затрудняюсь понять, но сверху было еще защитное сооружение от дождя в виде шалаша или домушки, поэтому при всей этой конструкции, вытащить ее было проблематично даже такой толпой. Вариантов предлагалось много и снести все нахрен. И спуститься вниз и выгнать ее пинками. И пригнать кран, подавив остатки капусты. И даже ввалить люлей соседу, чтобы на ночь закрывал калитку и дверь над погребом. После мозгового штурма, пришли к выводу, что легче всего подсыпать в погреб опилок, выровняв дно по уровень земли. Сработало, чуть больше половины засыпали, сама вышла. Я посмотрел, посмотрел, пошел строить между мной и соседом забор, во избежание следующих катаклизмов.

7

СЕРЁЖКА

- Исполни уже, наконец, свой супружеский долг! – сказала мне жена.

И я, понурив голову, приступил к исполнению.

Подошёл к супружескому ложу, размером два на два, и, немного покряхтев, без домкрата и иных вспомогательных средств, исполнил...

То есть поднял вышеупомянутую кровать, дабы жена могла засунуть под неё жерло пылесоса.

И как только она его туда засунула, пронзительно вскрикнул:

- Ой! Что-то сверкнуло!

- В глазах?! – испугалась жена и, бросив пылесос, кинулась к телефону: заказывать мне КТ, МРТ, и так далее...

- Да нет же! - натужно пояснил я. – Под кроватью серёжка!

- Какой ещё Серёжка?! – побледнела благоверная, машинально отступив от места преступления.

- Да не Серёжка, а серёжка! – хрипло сказал я и, подперев плечом край ложа, извлёк из-под него золотую серьгу.

- Вот, - продув от пыли, предъявил я находку. – Ты её чуть не засосала...

- За-со-са-ла? – внимательно всматриваясь в вещицу, проговорила жена.

- Ну да, – подтвердил я. - А что?

- А то, что это не моя серьга!

И тут уж побледнел я.

- Как не твоя?

- А так!

Вообще-то, мной давно подмечено, что хуже потери, может быть только находка.

Но чтоб такая! Да ещё в таком месте!..

Словом, мысли мои заметались, рот пересох...

И вовсе не из-за того, что - боже упаси! А из-за того, что – сохрани и помилуй!

Ибо легче объяснить непорочное зачатие, чем происхождение под брачным ложем женской серьги.

Поэтому первой фразой, подкинутой мне в мозг инстинктом самосохранения, была фраза: «Это не я!»

– Это не я! – выкрикнул мой сухой рот. – Это не я! – повторило моё оцепеневшее сознание.

- Что не ты?!

- В смысле - не моё!

- А чьё?!

- Ни чьё! Но не моё точно! – вздул я вены в глазах и на шее.

- Может это девочек? – предположила жена.

- Конечно, девочек! – кивнул я всем туловищем.

- Да нет... - тут же отмахнулась она, - все их драгоценности я знаю... Разве что подружек.

- Конечно, подружек!! – гаркнул я, и кровать показалось мне пёрышком, так что её приземление на ногу я даже не почувствовал.

- Хотя, чего это их подружкам делать в нашей спальне? – задумчиво проговорила жена.

- Игрались, валялись, бесились! – словно знаток «Что? Где? Когда?», в миг накидал я версий.

- Кто валялся, игрался, бесился? - посмотрели на меня с прищуром.

- Подружки!

- Какие ещё подружки?

- Деде.. дедевочек!

- А чего ты так разволновался? Что это за заикание?

- Я?!! Нет?!!.. С чего ты взяла?!!.. Чего это мне заикаться?!!.. – раскричался я, прыгая из октавы в октаву, пока не сорвался на фальцет.

- Да вот, не знаю...

И, взяв телефон, жена сфотографировала серьгу и набрала послание из трёх букв.

А мной давно подмечено, что послание из трёх букв ничего хорошего не сулит. Особенно в семейном чате!

«Чья?» - гласило то послание.

И вверху чата сразу же замигало «печатает…»

«Приговор» - подумалось мне, потому что легче объяснить в постели двух Серёжек, чем одну серёжку.

«Ква-ква!» - квакнуло пришедшее сообщение, и у меня пропал пульс.

«Ой, так это ж моя! – писала средняя. - Мне их бабушка на девять лет подарила!»

- Вот видишь! - рассмеялся я. И, нащупав пульс, привалился к стенке.

- Что вижу? – спросила жена. - Пятнадцать лет назад? Да мы тогда даже в этом доме ещё не жили! Какие бабушки-дедушки?!

- А причём тут год дарения?! – возмутился я. - Главное, что это её! А потерять она могла когда угодно!

«Ква-ква!» - снова по-жабьи квакнул телефон.

«Бабушка ей подарила с зелёными камнями, а эта - с белыми!» - писала старшая.

- Белые, зелёные! – взвился я. – Да какая, к чертям, разница?! Главное, что это её серёжка! И всё! И закрыли тему! Дальтоники!!

«Ква-ква!» - не унывало земноводное.

«Такие серёжки есть у моей подружки» - писала младшая.

- Ну вот! – выдохнув, сполз я по стеночке. – Я ж говорил... Что и требовалось...

Но стоило жене произнести: «Ну ладно, считай - реабилитирован», как эта тварь снова квакнула, и я взревел:

- Да что ж такое-то! Вы можете уже успокоиться раз и навсегда!!

И на экране появился смеющийся смайлик с надписью: «Только ей мама их надевать не разрешает...».

- Подумаешь, делов-то! – проорал я. - Так она без спроса взяла! Выключи уже этот чёртов телефон - у меня пульс пропадает!

«Ква-ква!»

«Потому что это серёжки её мамы!» - дописала послание младшенькая.

И пульс у меня пропал окончательно...

© Эдуард Резник

8

Слепой мужчина приехал в Техас. Работник отеля сопроводил его в номер. Нащупав кровать, слепой сказал:
- Ого, какая большая кровать!
- В Техасе всё большое, - ответил работник.
Немного отдохнув, слепой спустился в бар и заказал выпивку. Получив свой стакан виски, он сказал:
- Ого, какой большой стакан!
- В Техасе всё большое, - ответил бармен.
После нескольких стаканов слепой спросил, где тут можно справить нужду.
- Вторая дверь направо, - ответил бармен.
Слепой идёт, путает двери, попадает в бассейн, падает в воду и кричит:
- Только не смывайте, только не смывайте!

9

Алёна стала проституткой, когда ей исполнилось пятьдесят.

Не то чтоб эта древнейшая профессия была мечтой всей её жизни или целью, к которой она стремилась. Нет. Это, безусловно, был вынужденный и отчаянный шаг в неизвестность. А начиналось всё обыкновенно, как у всех.

Незадолго до означенных выше событий Алёну вызвал к себе в кабинет замдиректора по кадрам, что само по себе не сулило ничего хорошего. Алёна, будучи по образованию биологом, двадцать шесть лет работала сотрудником Зоологического музея. В музее она курировала отдельную развернутую экспозицию, посвящённую эволюционному учению Чарльза Дарвина. На ответственном хранении Алёны в числе прочих экспонатов состояли чучела животных редких пород, а также единственное в мире чучело пингвина-альбиноса — предмет гордости Алёны и зависти коллег.

— Проходите, Алёна Григорьевна, садитесь, — с трудом выдавил из себя замдиректора по кадрам. Его голос звучал так, будто замдиректора только что слегка придушили. Возможно, данный дефект был следствием многочисленных детских ангин, но, вероятнее всего, причиной послужило пагубное пристрастие начальника к алкоголю и кубинским сигарам. Алёна послушно села.

— Алёна Григорьевна, администрация музея с великим сожалением вынуждена предупредить вас о грядущем сокращении. Музею трудно выживать в сложившейся экономической ситуации. Вы должны нас понять. Через два месяца, с полной выплатой всех положенных по закону материальных средств. Дела передавайте старшему научному сотруднику Курочкину. У меня всё. Можете идти.

Алёна встала и на негнущихся ногах направилась к выходу из кабинета. Очнулась она, лёжа на антикварном кожаном диване в приёмной. Нервная секретарша совала ей под нос нашатырь, замдиректора по кадрам замер неподалёку с графином воды и стаканом в руках. В этот момент до Алёны дошло подлинное значение слова «катастрофа».

Причины сокращения скрывались под пологом каких-то придворных тайн. Не последнюю роль сыграла ревность сотрудников к чучелу пингвина-альбиноса. Но самое печальное во всей этой истории было то, что Алёна в жизни больше ничего не умела. У неё не было мужа, детей, не было даже отдельной квартиры. Алёна с пожилой мамой ютилась в крохотной комнатке, в коммуналке неподалёку от работы, на углу Среднего проспекта и 11-й линии Васильевского острова. Ни разу в жизни она не готовила, не стирала и имела весьма приблизительное представление о том, как пользоваться пылесосом.
Трудно описать словами чувства, нахлынувшие на Алёну в этот трагический день. Тем не менее на следующее утро она как всегда в положенное время была на работе.
Старший научный сотрудник Курочкин торжествовал. Алёна тянула с передачей дел как могла. Несмотря на это, Курочкин уже чувствовал себя полноправным хозяином экспозиции. Шли дни, недели, и, наконец, два месяца истекли. Наступил последний Алёнин день в музее. Это был канун дня её пятидесятилетия.
Утром Алёна надела зелёное платье в стиле «Бохо» — самое красивое из двух, имевшихся в наличии. Приколола к платью брошку с двумя красными пластмассовыми бусинами, купленную за сорок девять рублей на Апрашке, и отправилась на работу. Войдя в первый экспозиционный зал, Алёна открыла ключом витрину с чучелом пингвина и нежно, как лучшего друга, обняла альбиноса, невзирая на яростные протесты старшего научного сотрудника Курочкина. Всё-таки двадцать шесть лет вместе — это не шутка!
Затем Алёна направилась в бухгалтерию и получила причитающиеся ей расчётные средства, в том числе два оклада вперёд, что в совокупности составило немыслимую сумму в двадцать две тысячи рублей. В отделе кадров ей выдали трудовую книжку, которую Алёна с юности не держала в руках. Книжка выглядела как экспонат из далёкого прошлого. Начальные записи в ней велись перьевой ручкой.
— Анахронизм, ископаемое… — произнесла Алёна, и непонятно было, к чему или к кому относятся её слова.

Алёна медленно брела по Университетской набережной в сторону дома и вдруг остановилась, наткнувшись на трафаретную надпись, сделанную белой краской на асфальте. Надпись гласила: «Работа для девушек» и содержала номер мобильного телефона.

Алёна, несмотря на свой далеко не юный возраст, подсознательно продолжала относить себя к категории девушек. Вероятно, по этой самой причине объявление на асфальте не вызвало у неё подозрения. Алёна порылась в своей потрёпанной сумке, достала карандаш и на краешке расчётного листка записала номер телефона. Придя домой, она направилась в ванную, открыла кран и набрала номер на мобильном.
На другом конце быстро сняли трубку, хриплый мужской голос выдохнул Алёне в ухо: «Да!»

— Я по поводу объявления на Университетской набережной, — робко начала Алёна.

— Ну? — выжидающее молчание.

— Я по поводу работы для девушек, — уточнила Алёна.

— Работы очень много, дорогая, работы невпроворот!

— А зарплата?

— Зарплата сдельная, договорная. Больше работаешь, больше получаешь! Ты как работать будешь, по вызову или в стационаре?

— Я — в стационаре, — почему-то ответила Алёна, — А когда можно приступать?

— Да хоть завтра, — хохотнул мужчина, — я обычно кастинг сначала устраиваю, но, слышу, ты девочка деловая, с опытом. Приходи завтра к пяти в переулок Гривцова 14, вход со двора, магазин «Индийская роза», — и повесил трубку.

Алёна не успела ничего спросить о характере предлагаемой работы. Но отступать не хотелось, жизнь должна продолжаться. Нельзя же сказать маме, что её сократили в музее, такая новость может подорвать мамино и без того пошатнувшееся здоровье.

Проснулась Алёна в половине третьего, стараясь не производить лишнего шума, пошла в ванную, быстро почистила зубы, приняла душ и вернулась в комнату. Надела вчерашнее платье, приколола к нему брошку и без четверти четыре вышла на улицу. Путь был неблизким, общественный транспорт ещё не ходил. Было прохладно и сыро, но все мелкие погодные неприятности искупала белая ночь и красота любимого города.
Алёна без особого труда преодолела расстояние, она любила ходить пешком. Без десяти пять Алёна стояла во дворе дома 14 по переулку Гривцова. Вниз в полуподвальное помещение вели заплёванные скользкие ступеньки. На облезлой ржавой двери нагло красовалась надпись: «Индийская роза». Алёна подёргала ручку, дверь была заперта. Алёна отступила назад. Дверь с шумом распахнулась, из неё выпорхнула парочка молодых нетрезвых девушек и лысоватый, но весь покрытый чёрной шерстью мужик кавказской наружности.

Мужик сфокусировал взгляд на Алёне.

— Ты кто? — послышался уже знакомый по телефонному разговору голос.

— Я вам звонила по поводу объявления на набережной, про работу для девушек, — напомнила Алёна.

— А! Так я же велел тебе прийти в пять.

— Сейчас пять часов пять минут, — нерешительно ответила Алёна.

— Вот дура! В пять вечера! А сейчас я хочу спать. Впрочем, заходи, раз пришла. Какая же ты девушка?! Тебе лет-то сколько? — кавказец жестом указал на дверь в подвал, и Алёна нерешительно шагнула вперёд.

— Сегодня суббота, и завалялся тут один постоянный клиент. Правда, он так уже накидался, что ему сейчас до фени твой возраст. Вон та розовая дверь, иди, работай! Такса у нас — тысяча рублей в час. Половину заработка отдашь мне, иди! — с этими словами он подтолкнул Алёну к указанной двери.

Алёна вошла, не успев понять, что произошло. Несмотря на то, что помещение располагалось в подвале, интерьер комнаты был довольно приятным и даже с претензией на изысканность. Стены были обтянуты тканью кремово-розового цвета. Мягкая мебель, выполненная в стиле гарнитура генеральши Поповой из «Двенадцати стульев», была обита тканью тех же тонов. В центре комнаты под балдахином из той же задрапированной ткани возвышалась огромная кровать. На кровати, забывшись сном, лежал грузный мужчина. На сервировочном столике и на полу валялись бутылки из-под водки и дорогого шампанского «Моёт».

Алёна подошла поближе, черты лица спящего мужчины показались ей знакомыми.
Именно в этот момент в голове Алёны созрел план мести. Как бы Алёна ни была наивна, у неё хватило ума догадаться, какого рода работа предлагалась девушкам в том злосчастном объявлении.
Она сняла с себя одежду и аккуратной стопкой сложила её на стуле, стоявшем поблизости. Затем она прилегла рядом со спящим, стараясь выглядеть сексуально и непринуждённо.
Мужчина зашевелился и сонно пошарил рукой по постели. Нащупав Алёну, обнял её, открыл глаза и сразу же отшатнулся, вскочил и даже протрезвел от ужаса.

— Алёна Григорьевна! Что вы здесь делаете? Как? Где я? Почему вы голая? — завопил замдиректора по кадрам высоким фальцетом, прорезавшимся неведомо откуда.

— Я теперь здесь работаю, — тихо ответила Алёна, удивляясь новым ноткам металла в своём голосе. — Вы же меня вчера сократили!

— Алёна Григорьевна! Это всё чудовищное недоразумение! Я человек с положением! У меня семья! Я всё исправлю! Всё ещё можно исправить! Алёна Григорьевна! Только умоляю, никому ни слова, никому!

Вскоре под сокращение попал старший научный сотрудник Курочкин. А в понедельник, в установленное правилами трудового распорядка время, Алёна вошла в Зоологический музей и направилась в первый экспозиционный зал, где её дожидалось единственное в мире чучело пингвина-альбиноса.

Автор - Татьяна Горюнова

Партнеры

Реклама