Результатов: 6

1

КАВВАЛИ

В окошечко кассы обращаются только влюбленные и богатые наследники.
Илья Ильф и Евгений Петров «Двенадцать стульев»

Февральским днем 2018 года я лежал на кровати, которая занимала почти весь обставленный со спартанской простотой номер гостиницы, и пытался придумать, чем бы мне заняться. За окном простирался 22-миллионный Дели, в котором я никогда прежде не был и не знал ни одного человека. – Как же тебя туда занесло? – спросите вы. А очень просто: авиабилет с остановкой в Дели на сутки стоил ровно на 600 долларов дешевле, чем с остановкой на 2 часа. Я дрогнул и, вот, терзаю свой айфон в поисках развлечения на один вечер.

Понятно, в Дели есть все. Но понятно и то, что не все в Дели по моим зубам. Скажем, ужин в ресторане был сразу отвергнут из страха перед острой пищей и кишечными инфекциями. Кино и театр – из-за незнания языка. «Чем абстрактнее, тем лучше», – подумал я и сконцентрировался на музыке. Примерно через час поисков подходящий вариант нашелся. Им оказался концерт суфийского пения каввали в «Камани Аудиториум», согласно Гуглу, одном из лучших залов индийской столицы и, что немаловажно, расположенном в нескольких станциях метро от моей гостиницы. О суфизме я знал только то, что это эзотерическое течение в исламе, о каввали – ничего вообще. «Была ни была», – решил я и попытался купить билет онлайн. Но такой опции не нашлось. «Ладно, - успокоил я себя, - в крайнем случае куплю с рук». И стал одеваться.

Начало концерта было назначено на 6 часов. В 5:45 я был на месте. В Штатах словосочетание «вход в концертный зал» подразумевает много света, прозрачные двери, вежливых и добродушных билетеров со сканерами. В индийской реальности это была узкая калитка в высоком кирпичном заборе с колючей проволокой поверху. К калитке жидким ручейком текли люди. Они предъявляли какие-то квитки двум автоматчикам и исчезали внутри. Подошел и я, спросил, где купить билеты. Автоматчик стволом показал мне влево. Там оказалась дощатая будочка с окошечком и один покупатель – ваш покорный слуга. За билет я заплатил 20 долларов – в общем-то огромную для Индии сумму. «Ни фига себе как дорого! – пронеслось у меня в голове, - Видно поэтому народ и не идет». Но отступать было поздно и я вернулся к калитке.

За калиткой были свет, прозрачные двери, фойе, украшенное ковром из живых цветов, и вторая пара охранников, но уже без автоматов. Они долго и с подозрением рассматривали мой билет под номером 0001, но все-таки пропустили. Внутри «Камани аудиториум» оказался красивым и чистым амфитеатром примерно на тысячу человек. Мне сразу бросились в глаза удобные кресла с новой обивкой, широкие проходы между рядами и... желтая лента с надписями “VIP”, которая отделяла переднюю треть зала. Примерно половина этой секции была заполнена, остальной зал был пуст. Очередной охранник еще раз проверил мой билет и широким жестом предложил место на выбор. Я выбрал сразу за VIP-лентой. На часах было без двух минут шесть.

В шесть не произошло ничего, и это ничего продолжалось до 6:30. Правда, в зал потихоньку продолжали стекаться ВИПы. Большинство сразу находили знакомых. Здоровались, обнимались. В зале царила теплая атмосфера светского приема без всякого намека на предстоящий концерт. Наконец ВИП-секция заполнилась. В «платной» части зала я продолжал оставаться в одиночестве. Случись такое в Нью-Йорке или Гонолулу, я бы уже звонил администратору, благо найти его телефон в наше время занимает не больше минуты. Но здесь, в Дели, я почему-то ни секунды не сомневался, что все идет именно так как надо. Хотя, признаюсь, было немного не по себе и обидно, что логика событий остается для меня недоступной.

В 6:30 на сцене появилась красивая девушка в красивом сари и сказала несколько фраз на незнакомом языке. За ней появились музыканты с небольшими барабанами и расположились на заднике большого украшенного цветами помоста. Под трели барабанов девушка стала вызывать на сцену народ из ВИП-рядов. Они выходили по одному, семьями, группами, с детьми и без. Если я правильно понял, их представляли остальному залу. Затем под аплодисменты каждому одевали красивый шарф и вручали букет цветов. Я попытался связать эти чествования с предстоящим концертом, но потерпел полное фиаско. «Хорошо бы у кого-нибудь спросить», - думал я. Но соседние кресла, увы, пустовали.

Через полчаса с вызовами было покончено, и на сцену вышли пятеро, сверкающие атласом и шитьем. Среди них явно выделялся лидер с располагающим к себе и невероятно живым лицом. Харизма – такая штука: или она есть, или ее нет. Но если есть, видна сразу и за версту. Так вот, харизме этого мэна позавидовал бы и Фрэнк Синатра. Спокойная до сих пор публика взвыла. Пятеро взлетели на помост и начали ритмично хлопать в ладоши. Хлопали они до тех пор, пока не загипнотизировали меня и остальной зал, как кобра крысу. Тогда лидер запел, аккомпанируя себе на фисгармонии. Пение и речетатив свободно переходили друг в друга. Сама песня, похоже, была не столько песней, сколько рассказом. Музыканты поддерживали своего солиста хлопанием и выкриками, но главное было, конечно, не в вокале. Главным была невероятная завораживающая энергия, которая заполнила зал. Простейшими, казалось бы, средствами эти ребята достигали эффекта, доступного только очень крутой рок-группе. Я перестал замечать происходящее вокруг и очнулся, только когда крупная молодая женщина во всем красном плюхнулась на сидение рядом со мной. Плюхнулась и, не промедлив ни секунды, начала выделывать руками какие-то немыслимые пассы и время от времени что-то выкрикивать. Пока я раздумывал, не заговорить ли мне с ней, появился ее спутник – здоровенный сикх с тюрбаном на голове и нехилым кинжалом на поясе. Заговаривать мне расхотелось. Зато я оглянулся и обнаружил, что зал позади меня полон под завязку. Мне сразу захотелось закричать: «Элементарно, Ватсон! У нас же не предупреждают, что в зал не пускают после третьего звонка. А тут не предупреждают, что в назначенное время приходят ВИПы, а, собственно, концерт начинается на час позже. И действительно, зачем, если все знают и так?!»

Я бы еще долго восхищался собственной проницательностью, но волна музыки снова накрыла меня и погрузила в полуэкстатическое состояние. И не только меня. Весь зал окончательно съехал с катушек. Что-то должно было произойти и это «что-то» на самом деле произошло. Один из ВИПов выскочил на сцену и положил на фисгармонию лидера несколько банкнот по 2000 рупий (2000 рупий – примерно 30 долларов). Зал взорвался криками одобрения. С этого момента ВИПы со сцены практически не исчезали. Иногда там даже образовывалась небольшая очередь. «Господи, - удивился я собственной тупости, - это же очевидно! Скажем, известно, что человек дает деньги на музыку. Так зачем заставлять его покупать билет? Гораздо умнее послать ему приглашение, подарить шарфик и сказать пару добрых слов. Он больше даст! И у нас в Штатах так. Только понтов меньше». А тем временем музыканты повышали градус, ВИПы ставки, зал неистоствовал. Последним на сцену выскочил человек из первого ряда и выбросил в воздух целую пачку денег. Они плавно опускались на помост, словно осенние листья на лесную полянку.

Концерт закончился. Я задержался в фойе, чтобы найти на Google Maps дорогу до метро, и выходил наружу вместе с музыкантами. Недалеко от калитки на земле сидел старый изможденный нищий с длинной седой бородой. Один из музыкантов порылся в карманах и, видимо, не найдя ничего другого, дал ему двухтысячную купюру. Нищий долго рассматривал ее на свет, потом стал что-то гортанно кричать и кричал до тех пор, пока автобус с музыкантами не уехал.

А я зашагал к метро по плохо освещенному совершенно незнакомому городу. Все в нем было непривычно. Автомобили на дороге лавировали, не соблюдая никаких правил, непрерывно гудели, но не сталкивались. Светофоров на перекрестках не было, но пешеходы переходили улицу не торпясь и не выскакивая из-под колес. Уличную еду готовили люди, которые по моему мнению никогда не слышали слова «санитария». Но народ вокруг, нимало не смущаясь, все ел за милую душу. И снова, как полтора часа назад в концертном зале, у меня возникло чувство, что здесь, в Индии, все идет именно так, как надо. А если меня что-то не устраивает или пугает, то это только потому, что я в этой жизни чужой. Но, если постараться, если потратить время, можно стать своим. Тогда все в голове станет на правильные места, и тогда, может быть, меня снова накроет музыкой. Мне так захотелось остаться, что я даже остановился на какой-то момент. Но вспомнил, сколько лет у меня ушло, чтобы освоиться в американской жизни, понял, что стольких лет у меня уже нет, и пошел дальше.

Несколько фотографий, которые подтверждают правдивость этой истории – на http://abrp722.livejournal.com в моем Живом Журнале. И даже одно видео.

2

Опять - будни советского отраслевого НИИ. На этот раз, надеюсь, нескучно...

В командировки мы обычно летали или ездили в купе, но на сей раз пришлось довольствоваться плацкартом. Вот как это получилось...

На время Международного Семинара в Риге нас, двух неприметных аспирантов из заурядного отраслевого НИИ, непонятно с какого перепугу, поселили в тихом особнячке без вывески. Это была Гостиница ЦК Компартии Латвии. Там мы воочию убедились, что Коммунистический Рай - это не утопия! Он реален! И мы в Раю! На двое суток. Многочисленные подробности опускаю. Вряд ли современный человек их поймет и оценит.

Семинар закончился, но уезжать из Рая очень не хотелось. Мы неуклюже соврали администратору что-то по поводу проблем с билетами и, с великим скрипом, выпросили еще одну ночь - с пятницы на субботу. Администратор не был простофилей, он сразу все понял, но почему-то проявил снисходительность. Пятничные купейные билеты мы в последний момент успели сдать, а вот на субботу удалось взять только плацкарт. Это малость огорчало, но на фоне лишнего дня в Раю и приятных прогулок по Риге казалось сущим пустяком.

* * *

Отсек в плацкартном вагоне постепенно заполнялся. Верхнюю полку занял я, нижнюю подо мной - мой коллега. На нижней полке напротив него устроилась Незнакомка - дама изрядно потрепанного вида и неопределенного возраста. Поезд уже набрал ход, когда в отсеке появился последний, четвертый обитатель. Это был основательно проспиртованный мужчина, но с остатками былого лоска. Он сразу сосредоточил свое внимание на Незнакомке. Недостаток изысканности возмещался избытком настойчивости. Вскоре Незнакомке это надоело. Она довольно резко посоветовала Кавалеру попытать счастья в другом месте, и даже уточнила, в каком именно. Обиженный Кавалер удалился, но отнюдь не в то место: мы случайно наткнулись на него в вагоне-ресторане, где он тушил душевный пожар чем-то крепленым.

Стемнело, мы вернулись на место и разлеглись по своим полкам. Вскоре вернулся Кавалер. С мощным выхлопом изо рта и с окрепшей верой в свою неотразимость он, уже без лишних слов, полез под одеяло к Незнакомке. Дама оказалась до безобразия негостеприимной: она резким движением скинула Кавалера на пол, сопроводив это несколькими обидными фразами.

Окончательно Отвергнутый Кавалер с невнятным бормотанием полез к себе на верхнюю полку. Он уже почти достиг желанной цели: уперся ногами в мою полку и кое-как приладил пятую точку к своему матрасу. От окончательной победы над гравитацией его отделяла всего пара верных движений. Но тут поезд резко качнуло на стрелке. В результате Кавалер вместе с матрасом и всеми постельными принадлежностями обрушился на Незнакомку. Грохот был знатный! Со столика посыпалось все, что на нем стояло. На коллегу вылились остатки остывшего чаю. Какие-то брызги долетели даже до меня. И тут же весь вагон содрогнулся от истошного женского вопля:

- Так ты, сволочь, еще и с матрасом ???!!!

Засыпали мы долго и мучительно. Мешал сдавленный хохот соседей.

* * *

По возвращении обо всех наших приключениях мы сразу же рассказали коллегам. Сплетни быстро дошли до ближайшего руководства и далее по цепочке. Спустя пару дней мы подготовили подробный отчет об участии в семинаре, отпарили шнурки и пошли торжественно вручать отчет начальству. Отчет у нас не приняли:

-- Парни, вы уже обо всем отчитались. Мы ваши похождения даже на Ученом Совете обсуждали. А бумаги оставьте себе, на память.

Эх, не догадались мы тогда спросить: какое же решение принял по этому поводу Ученый Совет?

3

Колхоз.
Совершенно случайно вспомнилось. Нонешнее поколение этого и не знает, а когда то обучающимся колхоз был обязателен.
Сразу скажу - я исключительно городская жительница, даже дачу на дух не выношу. Она у семьи есть, отошла моей младшей сестре (и слава богу, она как раз в колхозе никогда не была).
Пришествие первое.
Я еще только закончила 7 класс. Тогда было 8(10). Отправили. Житие происходило в бараках, отправляли тяпать (полоть в смысле) капусту. Что помню положительного - игры в волейбол. Это я сохранила надолго. Даже когда родила,была возможность собираться по вечерам с друзьями и играть в волейбол в кругу. Сейчас уже конечно наверное так не смогу.
Второе пришествие.
Я тогда уже решила что дальше учиться в школе не хочу (глупо конечно, меня очень отговаривали все, вплоть до директора, но дурь в голову дала). Профессию определила, из училища бонусы в институт были. Что я хорошо закончу сомнений не было. Выбор пути тоже был очевиден - семья медиков же. Ну и педагоги . Но учить - точно не мое. (Вынуждена читать лекции сейчас по оптике, в частной фирме, причем мне за это даже не платят, ненавижу это, но приходится. учеников ненавижу. Так что я не препод, но пихают, потому что я лучшая). Но в колхоз я поехала. Второй раз было веселее.Мы уже не работали в полях, были кухонной бригадой.Сутки отработали, отмыли, потом двое суток гуляли. Ездили даже по погранзаставам. А там такие мальчики... вау!!!)) Ну и волейбол. играли постоянно.А еще в магазинах в селе можно было купить что нибудь этакое. Я купила тогда фарфоровые чашечки чайные. Их понятно что уже нет.Но они волшебные были.
Пришествие третье.
Это был самый крутой выезд.Второй курс училища. Мы до усрачки крутые почти медики. И опытные до.. бесконечности)).
Историй было много. Это первая. Вторая будет если время и настроение появятся.Мы педиатрия, второй курс, крутые, куда б деться... нас выслали первым десантом. Дальше шли первокурсники. Но пока были только мы. Еврейка, как обычно в те времена для колхозов. Первый выход в поле. Не все, группа идейно не стойких товарищей( я отказывалась тогда в комсомол вступать, обломно было). Идейно стойкие получили теплые местечки на кухне.
Группа нестойких товарищей начала огородно-совхозные работы по типу "сборка помидоров".Ну, кто на таких сборах бывал, в курсе, что собирается часть в рот (потом коллективная диарея), часть топчется, но процентов 50 все таки собирается.Поскольку мы были несовершеннолетние, были правила. На обед мы должны были уходить в лагерь. И вот тут возникло первое приключение.
Тропинка делилась на две части. Мы впервые попали сюда и не особо знали куда топать. Но у нас была преподша. Она гордо заявила, что местная , все тут знает.Догадайтесь с трех раз кому мы поверили, собственной памяти или местной?
Она буквально через несколько минут привела к лагерю, но нас отделяла от него , всего то ничего, метров двести, но трясина (нам потом так и сказали, что если бы напрямик пошли,то пипец).
Но дама была умная, сказала - все фигня, щас я вас в обход выведу. И повела. Иногда мне это снится. Сначала просто хлюпало под ногами, потом глубже, в конечном итоге шли, иногда даже по пояс.Ужасное ощущение - наступаешь, а под ногами шевелится какой то каркас из растений.Чувствуется как живое существо , которое дышит, а ты тут посмел потревожить и двигаться. Вышли мы в итоге в одно из соседних сел, вечером. Пообедали как бы. Нас уже искали, комсорг почему то решила, что я виновата.Кричала , что санкции применит. А я то не вступала, всего то год продержалась, потом и не требовали.Но память о болоте и сейчас. Да и последствия были. Кому интересно, могу рассказать в комментах. А так нет. Это было первое веселье тогда. Но вспоминаем сейчас , так весело было. Это первая история, а было много.

4

Было мне тогда не то восемь, не то девять; жили мы в хрущевке и наша с братом комната имела общую стену с квартирой из соседнего подъезда. Туда въехала молодая бездетная пара, обожавшая вечеринки с громкой музыкой, затягивавшиеся за полночь. Аппаратура у них была мощная, слышимость через стенку - хорошая, и, как апофеоз, их музыкальные предпочтения, как сейчас говорят, взрывали мой неокрепший, воспитываемый в музыкальной школе на Моцарте с Гайдном мозг. До сих пор меня передергивает, когда вспоминаю все эти "малиновки" с "обручальными кольцами" - "вершины творчества" ВИА семидесятых. Раза три-четыре в неделю полуторалетний брат ревел по полночи, я не высыпался, отец пару раз ходил к ним на профилактическую беседу - без особого результата... Однажды родители были на работе, я делал уроки, соседи снова врубили свой музон, я с ненавистью смотрел на розетку, из которой особенно хорошо доносились звуки гадкой попсы, да вдобавок еще и засифонило табачным дымом... и тут до меня дошло! Вышел на лестничную клетку, вывинтил пробки, разобрал розетку - точно! Отверстие для розетки было выполнено в железобетонной стене сквозным в соседскую квартиру и от их электропроводки меня отделяла лишь халтурно выполненная заглушка из алебастра, раскрошившегося от времени...

Недельку спустя у соседей в квартире начало выбивать пробки, как только они врубали аппаратуру на всю мощь. Умеренное по громкости звучание такого эффекта не вызывало. То, что мелкий шкет в соседней квартире вывел провода от их розетки к себе в комнату и каждый раз, когда они делают музыку погромче, он закорачивает их проводку, тренируя, как собак Павлова, в голову им, слава богу, не пришло и, помучившись пару недель, с громкой музыкой они завязали. А я плюнул на Гайдна с Моцартом и записался в радиокружок.

6

События, о которых пойдет речь, произошли зимой 1943–44 годов, когда фашисты приняли зверское решение: использовать воспитанников Полоцкого детского дома № 1 как доноров. Немецким раненным солдатам нужна была кровь. Где её взять? У детей. Первым встал на защиту мальчишек и девчонок директор детского дома Михаил Степанович Форинко. Конечно, для оккупантов никакого значения не имели жалость, сострадание и вообще сам факт такого зверства, поэтому сразу было ясно: это не аргументы. Зато весомым стало рассуждение: как могут больные и голодные дети дать хорошую кровь? Никак. У них в крови недостаточно витаминов или хотя бы того же железа. К тому же в детском доме нет дров, выбиты окна, очень холодно. Дети всё время простужаются, а больные – какие же это доноры? Сначала детей следует вылечить и подкормить, а уже затем использовать. Немецкое командование согласилось с таким «логическим» решением. Михаил Степанович предложил перевести детей и сотрудников детского дома в деревню Бельчицы, где находился сильный немецкий гарнизон. И опять-таки железная бессердечная логика сработала. Первый, замаскированный шаг к спасению детей был сделан… А дальше началась большая, тщательная подготовка. Детей предстояло перевести в партизанскую зону, а затем переправлять на самолёте. И вот в ночь с 18 на 19 февраля 1944 года из села вышли 154 воспитанника детского дома, 38 их воспитателей, а также члены подпольной группы «Бесстрашные» со своими семьями и партизаны отряда имени Щорса бригады имени Чапаева. Ребятишкам было от трёх до четырнадцати лет. И все – все! – молчали, боялись даже дышать. Старшие несли младших. У кого не было тёплой одежды – завернули в платки и одеяла. Даже трёхлетние малыши понимали смертельную опасность – и молчали… На случай, если фашисты всё поймут и отправятся в погоню, около деревни дежурили партизаны, готовые вступить в бой. А в лесу ребятишек ожидал санный поезд – тридцать подвод. Очень помогли лётчики. В роковую ночь они, зная об операции, закружили над Бельчицами, отвлекая внимание врагов. Детишки же были предупреждены: если вдруг в небе появятся осветительные ракеты, надо немедленно садиться и не шевелиться. За время пути колонна садилась несколько раз. До глубокого партизанского тыла добрались все. Теперь предстояло эвакуировать детей за линию фронта. Сделать это требовалось как можно быстрее, ведь немцы сразу обнаружили «пропажу». Находиться у партизан с каждым днём становилось всё опаснее. Но на помощь пришла 3-я воздушная армия, лётчики начали вывозить детей и раненых, одновременно доставляя партизанам боеприпасы. Было выделено два самолёта, под крыльями у них приделали специальные капсулы-люльки, куда могли поместиться дополнительно нескольких человек. Плюс лётчики вылетали без штурманов – это место тоже берегли для пассажиров. Вообще, в ходе операции вывезли более пятисот человек. Но сейчас речь пойдёт только об одном полёте, самом последнем. Он состоялся в ночь с 10 на 11 апреля 1944 года. Вёз детей гвардии лейтенант Александр Мамкин. Ему было 28 лет. Уроженец села Крестьянское Воронежской области, выпускник Орловского финансово-экономического техникума и Балашовской школы. К моменту событий, о которых идёт речь, Мамкин был уже опытным лётчиком. За плечами – не менее семидесяти ночных вылетов в немецкий тыл. Тот рейс был для него в этой операции (она называлась «Звёздочка») не первым, а девятым. В качестве аэродрома использовалось озеро Вечелье. Приходилось спешить ещё и потому, что лёд с каждым днём становился всё ненадёжнее. В самолёт Р-5 поместились десять ребятишек, их воспитательница Валентина Латко и двое раненных партизан. Сначала всё шло хорошо, но при подлёте к линии фронта самолёт Мамкина подбили. Линия фронта осталась позади, а Р-5 горел… Будь Мамкин на борту один, он набрал бы высоту и выпрыгнул с парашютом. Но он летел не один. И не собирался отдавать смерти мальчишек и девчонок. Не для того они, только начавшие жить, пешком ночью спасались от фашистов, чтобы разбиться. И Мамкин вёл самолёт… Пламя добралось до кабины пилота. От температуры плавились лётные очки, прикипая к коже. Горела одежда, шлемофон, в дыму и огне было плохо видно. От ног потихоньку оставались только кости. А там, за спиной лётчика, раздавался плач. Дети боялись огня, им не хотелось погибать. И Александр Петрович вёл самолёт практически вслепую. Превозмогая адскую боль, уже, можно сказать, безногий, он по-прежнему крепко стоял между ребятишками и смертью. Мамкин нашёл площадку на берегу озера, неподалёку от советских частей. Уже прогорела перегородка, которая отделяла его от пассажиров, на некоторых начала тлеть одежда. Но смерть, взмахнув над детьми косой, так и не смогла опустить её. Мамкин не дал. Все пассажиры остались живы. Александр Петрович совершенно непостижимым образом сам смог выбраться из кабины. Он успел спросить: «Дети живы?» И услышал голос мальчика Володи Шишкова: «Товарищ лётчик, не беспокойтесь! Я открыл дверцу, все живы, выходим…» И Мамкин потерял сознание. Врачи так и не смогли объяснить, как мог управлять машиной да ещё и благополучно посадить её человек, в лицо которого вплавились очки, а от ног остались одни кости? Как смог он преодолеть боль, шок, какими усилиями удержал сознание? Похоронили героя в деревне Маклок в Смоленской области. С того дня все боевые друзья Александра Петровича, встречаясь уже под мирным небом, первый тост выпивали «За Сашу!»… За Сашу, который с двух лет рос без отца и очень хорошо помнил детское горе. За Сашу, который всем сердцем любил мальчишек и девчонок. За Сашу, который носил фамилию Мамкин и сам, словно мать, подарил детям жизнь.

Луиза Рольбина