Результатов: 3

2

Чита… как много в этом слове. Я люблю Читу. Во-первых, туда летают самые подготовленные пилоты. Географически взлетно-посадочная полоса расположена как бы в яме среди лесных сопок. Глиссада при заходе на посадку крутая. Там самолет при посадке как-бы делает пикировку. Приземлились, зашибись, живы. Во-вторых, люди там внешне суровые, но добрые внутри. Когда садишься в такси и пристегиваешься ремнем, водитель смотрит на тебя как на дурака, ты чё пристегнулся? Успокойся, сейчас быстро довезу. Это при том, что на некоторых дорогах на обочине стоят могильные кресты, типа неудачно ездили. В-третьих, один американец, в качестве волонтера попал в Читу, садил со всеми русскими лес, ну там, выкапывешь ямку, садишь саженец елки и прикапываешь .Сам американец был одет в форму американского пожарника, с соответствующей каской на голове. Ага, попал в Читу, красавец. Здесь все гостеприимны. Американец ушел в запой, просрочил визу, ФСБшникам его пришлось принудительно выдворять из страны, сам он не хотел уезжать и возвращаться в Америку. Губернатор Забайкалья номинальный, он как бы есть, но его как бы и нет, народ сам занимается тем, чем им хочется. На пролетающие ночью НЛО здесь никто не обращает внимание, типа повседневность, летают инопланетяне ну и хрен с ними. Вот такое краткое наблюдение.

3

Одно из главных противоречий европейской культуры состоит вот в чем. 99% своей жизни вы проводите в мире повседневной рутины. Потому что дети должны быть накормлены. Письма – отправлены. Холодильник – полон. Зубы – вылечены. Одежда – куплена. Счета – оплачены. Концы с концами – сведены. Собака сама себя не выгуляет. Первоклассники сами к школе не подготовятся (они к ней сами даже не проснутся). В чисто количественном отношении это и есть ваша жизнь.
И как называют такую жизнь классики европейской философии – от Вебера до Хайдеггера? Верно. «Растительное существование», «выхолощенная повседневность», «тирания рутины», «неподлинное бытие», «овощной образ жизни». То есть каждому приличному человеку, заботящемуся о своей семье и выполняющему миллион операций на ежедневной основе, предлагается признать, что он – чмо болотное, а никакой не приличный человек.
Что же от него требуется, чтобы почувствовать себя подлинно состоявшимся, достойным членом общества, моральным субъектом, носителем всяческих добродетелей и обладателем бессмертной души? Правильно, он должен постоянно доказывать самому себе и окружающим, что он «выше всего этого». Что так-то он философ, поэт и гражданин, а в очередях стоять, суп варить и годовые балансы сводить – чисто хобби, на досуге в перерывах между решением задач мирового масштаба.
Георг Зиммель называет это труднопереводимым оборотом «mehr-als-leben» («больше, чем жизнь»). Макс Вебер – «принуждением к трансценденции». Мои израильские друзья – «ёбаным московским снобизмом».
И действительно. Недавним репатриантам трудно выдержать двухчасовую беседу о рецептах плова. А демонстративное пренебрежение к «приземленности» и «примитивности» повседневных разговоров встречает закономерное раздражение со стороны людей, для которых хорошо сваренный суп – уже произведение искусства.
Протестантизм справился с этим парадоксом весьма изящно. Концепция «мирской аскезы» убедила население большой части континента в том, что любая профессия есть служение. Часовщик становится моральным субъектом, если он хороший часовщик. Бизнесмен – если он хороший бизнесмен. Спасение – в ремесле.
Но мы же так не можем, да? Нельзя просто взять и стать достойным уважения человеком, если ты копирайтер из Рыбинска. Если ты мерчендайзер из Бирюлево, тебе для этого нужно интересоваться политикой, иметь веское мнение по поводу текущих событий, регулярно слушать стримы правильных спикеров и до хрипоты разбирать очередное стихотворение очередной совести нации. Потому что поэтом можешь ты не быть, но обсудить его обязан.
Из всех эрзацев «неповседневного» самыми доступными остаются искусство и политика.

Victor Vakhshtayn