Анекдоты про приютила
[ Свежие анекдоты ]

Результатов: 15

1

БАБА ЛИДА

Этот рассказ я посвящаю незабвенной хулиганке, любительнице жизни и острых ощущений, моей подруге - Бабе Лиде.
Она прожила не особо долгую, но очень бойкую жизнь и даже после смерти не сразу угомонилась…

В 97-м году я был гораздо моложе и не то, чтобы поглупее, но тогда я мог рассчитать свои действия только на один ход вперед.
Сейчас, правда, тоже на один, зато перед очередным ходом, я научился делать маленькую паузу, на хорошенько подумать…

А той зимой 97-го, у меня еще не было этого ценного качества, что и позволило мне очутиться между Витьком и Олегом, в кабине старого громыхающего «ЗИЛа».
Шел снег.
Олег, почти упершись лбом в ветровое стекло, всматривался в дорогу. У него никогда не работали дворники.
Чтобы разрядить гнетущую обстановку, мы с Витьком даже пытались шутить:
- Так вот почему со стороны ветра стекло называется - ветровым, а со стороны Олега – лобовым…

Но внезапно, шуточки, как рукой сняло – нас остановили менты.
По венам вместо крови потек резиновый клей. Время остановилось и мы осознали во что вляпались…
Олега трясло от ужаса, но он делал вид, что от холода, Олег пытался улыбаться и кокетничать с гаишниками охрипшим голосом, но выглядело это жалко:
- Извините, Вы конечно правы, но фара у меня вот только что перегорела, наверное вас испугалась кхе, кхе, кхе, я обещаю - как только доеду до дома, спать не лягу, а лампочку поменяю. Номерной знак? Пожалуйста.

И Олег кинулся тереть своей шапкой номер машины заляпанный примерзшей грязью.
Луч ментовского фонарика, наконец удостоил своим вниманием и нас с Витьком:
- Эй, там, в кабине! Сколько вас?
- Двое.
- Все граждане России? А ну покажитесь.
- Так точно, все!
- Ладно. Водитель, что в кузове везем?

Олег:
- Пустой еду, только с ремонта, можете заглянуть.

Но мент, после получения денежки за неработающую фару, несколько подобрел, подсдулся и заглядывать в кузов, ему уже было лениво:
- Ладно, верю, езжай, только смотри - фару сделай и машину помой.

Резиновый клей в наших жилах опять сменился горячей кровью, мы снова могли дышать и сердца застучали как пулеметы.
Говорить не хотелось, не считая мата облегчения на выдохе.

Дело в том, что, всего в машине нас было не трое, а четверо. В кузове грузовика, через всю Москву, мирно ехал маленький, но тяжелый труп…
Труп Бабы Лиды.

Она была доброй и веселой старушкой, ко мне относилась почти как к сыну - приютила, когда мне негде было жить. Только вот пила очень. Пила, курила Беломор и виртуозно ругалась матом (старая рыбацкая закалка). Баба Лида была родом из Крыма и только на старости лет, нехотя подалась в столицу к дочке с зятем.
Москву она не переваривала и всегда считала денечки, когда, наконец опять наступит весна, чтобы снова уехать на все лето домой, к родному Черному морю…

А в тот, последний день, Бабу Лиду занесло черте куда, в гости к старой подруге. Посидели они, хорошенько выпили, да и уснули на диванчике перед телевизором.
Подруга к вечеру проснулась, протерла глазенки, а ее гостья уже холодная и синяя вся. Захлебнулась во сне.
Перепугалась хозяйка и бросилась звонить дочке покойницы и ее мужу Олегу:
- Выручайте! Приезжайте! Забирайте! Скоро вернуться внуки, а квартира-то однокомнатная! Христом Богом прошу - избавьте детей от смертельных сцен и разборок с милицией…

…Вот так я и вписался в эту авантюру – занялся незаконной транспортировкой трупа.
Благополучно вернувшись домой, выгрузили, принесли и положили ледяную бабушку на ее родной диванчик. Хух.
Чик-чирик – мы в домике…

Но настоящие заботы только начинались, прежде всего, нужно было срочно получить справки по поводу смерти и транспортировки, чтобы везти сердешную на Родину в Крым и схоронить там рядом с мужем. Баба Лида всегда хотела только так и никак иначе.
Решили выезжать уже завтра, на двух машинах - грузовой и девятке, чтобы все родственники поместились.
Держала нас только бумажная волокита.

Олег набрал номер, мы с Витьком притихли.
Олег:
- Здравствуйте, у меня умерла теща… да, спасибо большое, так вот, мне нужна справка, чтобы ее…

Витек, удивленно зашептал:
- За что спасибо? Поздравляют!?
Олег махнул на нас рукой и продолжил:
- Как в понедельник? Но мне завтра нужно ее вести в Крым… Але, Але!

Он еще пару раз перезванил, но все напрасно - дело уперлось в понедельник.
Витек посоветовал:
- Олег, смерть тещи в наше время – событие довольно двойственное. Скажи лучше, что у тебя умерла мама, может они войдут в положение и скорее зашевелятся.

Олегу идея понравилась, он напряг все свои, какие в нем дремали, актерские таланты, опять набрал номер и трагически заговорил голосом Левитана:
- Добрый вечер, дело в том, что у меня пять минут назад умерла мать… Спасибо, так вот, мне нужна справка… Как в понедельник!? Вы что!? До понедельника она протухнет и завоняется!!! …Да, а как вы догадались, что – это снова я…?

…Но, так, или иначе, с документами все утряслось и уже на следующий день, мы купили гроб, пристроили в него покойницу и выехали, а спустя тридцать бесконечных часов, прибыли в зимний, промозглый Крым.
Все замерзшие и уставшие, почти до состояния виновницы путешествия.

Схоронили сердешную, помянули, да и отправились в обратный путь.
Но самое жуткое выяснилось уже в Москве. Оказалось, что – ни черта у них со справками не утряслось!
Олег признался, что покойницу мы везли, как живую. По документам, она умерла только в Крыму…

Слава Богу, что я не знал всего этого до самого конца, но удача была на нашей стороне, новичкам везет…

2

Мой знакомый (назовем его Евгением) женился в начале 80-х годов.
На Кипр или в Европу тогда женатиков не пускали (впрочем как и холостых), и молодожены решили провести свой медовый месяц в Ленинграде.
Тетя новобрачной с удовольствием приютила у себя на Васильевском острове племянницу с мужем, и даже вызвалась показать им город.

Во время культурного ознакомления с Невским проспектом, молодая супруга увидела дли-и-и-и-нную очередь за персиками.
- Жень, - тихо сказала она, - хочу персик...
- Ты с ума сошла, - возмутилась тетя, - мы тут пол-дня в очереди простоим.
- Спокойно, - сказал Евгений, - я куплю тебе персики. Без очереди..
- Женя, не надо, - заволновалась тетя, - это вам не Одесса, это Питер.. Вас побьют. Непременно побьют..
Но Женька уже уверенно подходил к прилавку, возле которого стояли ящики с персиками. Он осмотрел ящики, и громко крикнул в очередь:
- Товарищи, вы посмотрите, что нам продают! В нижних ящиках персики намного крупнее..
Очередь тут же заволновалась:
– Да, давайте нам персики из нижних ящиков, они крупнее..
Хмурая продавщица обвела взглядом волнующуюся публику.
- Граждане, - сказала она, - пока я не продам товар из верхних ящиков, другого не будет. Кто будет брать персики из ВЕРХНЕГО ящика??
- Я.., - отозвался Евгений..

P.S. За 30 с лишним лет совместной жизни они объездили пол-мира и перепробовали все (ну, или почти все) экзотические фрукты. Но Женькина жена до сих пор говорит, что вкуснее тех питерских персиков она ничего в жизни не ела.

4

В июле в итальянском Милане католическая церковь (монастырь) приютила у себя 5 беженцев, выходцев из Африки. Они жили в монастыре вместе с молодыми монашками, монашки очень были рады такому соседству. А через 6 месяцев обнаружилось, что 9 монашек находятся в интересном положении.

Когда стали задавать вопросы старшей монахине (настоятельнице): "Как так получилось?", она сказала, что из-за болезни матери вынуждена была ночевать дома у нее и оставила монастырь без присмотра, пишет Il Giornale italiano. ... Когда у монашек спросили: "Как так получилось, что они беременны?", монашки стали утверждать, что это чудо и они забеременели как святая дева Мария, что с ними произошло чудо из чудес чудное. Они категорически отвергали половой контакт с кем-либо.

Ну а когда спросили у африканцев "как так получилось?", те ответили, что "чудно провели время и развлеклись, спасибо сестрам, и мы будем рекомендовать этот монастырь всем нашим друзьям. Спасибо сестры, спасибо Италия".

5

Слово об активистке и патриотке

Вместо предисловия.

Первое января 2002 года. Телефонный звонок в восемь утра. Выползаю из постели, снимаю трубку.
- Ты почему ещё спишь? Ты, что забыла, что сегодня встреча с рош hаир (мэр)?
- Мадам, первое января, у людей Новый год, ну какого полового…
- Бросай свои русские привычки, здесь тебе не Россия… Ой, а кто это?
- Конь в пальто, Вы куда звоните?
- А … можно?
- Можно, только осторожно…
Бужу жену, сую ей трубку.
- Тебя какая-то тётка хочет.
- Пошли её в…
- Вот сама и пошли, а я – спать.
- Алло, кто это?
- Это Валя, я из группы поддержки нашего мэра.
- Какая Валя?
- Ну, с курсов. Мне там дали твой телефон. Сегодня у нас встреча с мэром и митинг в его поддержку.
- Валя, я никуда не пойду и не звони мне больше.
- Как ты можешь так говорить? Наш мэр заботится о нас, новых репатриантах и мы все, как один, должны быть ему благодарны и обязаны поддержать его во всех его начинаниях…
- Валя, давай ты мне не будешь говорить, что мне делать, а тебе не скажу – куда пойти. Всё, пока.

По рассказам жены, эта Валя профессиональная активистка. В СССР сия мадам была комсоргом, профоргом и прочим оргом. Приехав в Израиль огляделась и немедленно занялась активной патриотической деятельностью, а также прочей общественной деятельностью в виде поддержки мэра или кого ещё надо поддержать. Но вроде оказалась невостребованной, а мадам работать не хотела, да и не умела. Пришлось вернуться назад, и уже в родной и знакомой обстановке продолжать агитировать, поддерживать, бороться и клеймить.

Я не активист. Более того, не люблю активистов. А уж к особям, которые демонстрируют свой патриотизм, где их не спрашивают и не просят, этаким учителям жизни отношусь, как к слабоумным и стараюсь не связываться, ибо я не психиатр, у меня другая профессия.

Мне кажется, что о таких деятелях лучше всего сказал писатель и режиссёр Эфраим Севела, с которым я имел честь быть лично знаком, в своей повести «Остановите самолёт, я слезу».

«Порой мне кажется, что вся жизнь наша - сплошной цирк. Вот послушайте.
С одним малым наши жизненные пути пересекались несколько раз, и, как
говорится, под различными широтами. Вы, конечно, догадываетесь, что точкой
пересечения всегда было мое парикмахерское кресло.
В Москве он сделал большую карьеру, карабкался вверх, как
альпинист-скалолаз. Есть люди, которые разговаривают во сне. Так вот он из
тех, что и во сне кричали: "Слава КПСС! "
Как он разоблачал по радио злейших врагов советского народа -
израильских агрессоров и американских империалистов! Как он таскал за ноги
бедную бабушку Голду Меир, называя ее бабой-ягой, чудовищем, гиеной...
В Иерусалиме - плюхнулся в мое кресло и с ходу:
- Голда Меир - величайшая женщина на земле. Библейского масштаба. Я
готов целовать следы ее ног. И, знаете, искренне так, даже слеза сверкнула.
В Нью-Йорке он снова попал в мое кресло. Заехал по делам в Америку. А сам
проживает в Лондоне. Английская валюта попрочней израильской. Как всегда -
вещает на радио.
Я, шутя, как старому знакомому, говорю:
- Как поживает государыня-королева? В телевизоре она выглядит
смазливой бабенкой.
Как он вспылит! Как вскочит с кресла! Вы, мол, Рубинчик, бросьте эти
фамильярные штучки. Я не позволю в моем присутствии так отзываться о моем
монархе!
Еврей-монархист...
Знаете, я смотрел на него и ждал, что он вот-вот загорланит английский
гимн: "Боже, храни королеву!.."
С еврейским акцентом, британской надменностью и коммунистическим
металлом в голосе.»

История.

Середина 90-х. В Израиле какие-то выборы. Я на выборы не ходил в СССР и не хожу в Израиле. По мне, что «правые», что «левые», «центристы», «коммунисты», хоть педерасты – все лезут в мой карман. Так вот, прошли выборы, кого-то выбрали, обычные споры, типа подтасовки, пересчеты – абсолютно стандартная ситуация при делёжке государственных денег.

Вечер, еду с подругой в автобусе. Стоим и тихонько обсуждаем эти самые выборы. Рядом сидят две тётки, причём одна из этих самых активных патриотов. Есть тип активистов-патриотов, которые едва приехав в новую страну, в данном случае в Израиль, немедленно забывают русский язык, не зная иврита. Разговаривают довольно громко, даже не прислушиваясь, узнаёшь, что эту тётку зовут Анжела, она приехала из Ленинграда, русский почти забыла, всё время приводит какие-то примеры, как там (в СССР – России - СНГ) было всё плохо и как здесь всё демократично и хорошо. Постоянно вставляет ивритские слова и объясняет их значение своей спутнице. Мы тихонько говорим о своём и вдруг эта мадама вмешивается в наш разговор. Я тогда ещё позавидовал – вот это слух!
- Как ты смеешь так говорить о стране, которая приютила тебя?!

Фигасе наезд, давненько я такого не слышал. Но устраивать срач в автобусе не хочется. Спокойно и участливо:

- Мадам, у вас какие-то проблемы? Я могу чем-то помочь?

В этот момент мадам вспоминает, что она, как бы плохо говорит по-русски:

- Ата (ты) приехал на всё готовое. Ты есть быдло. Отха царих легареш (тебя надо депортировать) – во какие слова выучила, вот только акцент сильно русский и стиль базарный.

Подруга пытается влезть, я тихонько сжимаю ей руку «я сам». А мадам всё никак не успокоится. По-русски заговорила без акцента и прям-таки сейчас на амбразуру бросится защищать эрец исраель (страну Израиля). Мне это начинает надоедать. Ехать несколько остановок и слушать эту хрень, да ещё и при подруге – это перебор.
Внимательно вглядываюсь в пышущую праведным гневом мадам и растягиваю лицо в улыбке до ушей:

- Анжелка, как я тебя не узнал. Всё хорошеешь! Ты что, меня тоже не узнала? Неужели я так сильно изменился? Сколько мы всего не виделись, лет пять, может чуть больше. Только не делай вид, что не помнишь, ты же у меня всегда валюту меняла, когда из Астории утром от клиента выходила. Ну, совсем забыла. А чем сейчас занимаешься? Надеюсь до Тель Баруха (пляж тель барух – известное место тель-авивских проституток) не докатилась. И на мидхам бурса яалюмим (район Бриллиантовой биржи – в те годы любимое место уличных проституток) тоже не работаешь? В махон бриют (институт здоровья – конспиративное название публичного дома, как и массажный кабинет) говорят неплохие условия и платят неплохо. Может свое дело открыла? Давай рассказывай, чего уж там, тут все свои.

Я специально употребляю известные термины на иврите, ведь не все в автобусе понимают русский. Кто понимает - уже откровенно смеются не стесняясь. Некоторые переводят мой экспромт ивритоговорящим пассажирам. В автобусе становится весело. Мадам краснеет, бледнеет, никак не может собраться с мыслями. Автобус подъезжает к нашей остановке. Подруга тянет меня за рукав.

- Анжел, ты таки права - здесь демократия, все профессии важны, все профессии нужны, зонА (проститутка) тоже профессия. Ну давай, пока.

С этими словами выхожу из автобуса.

Люди! Уважайте друг друга и будет вам счастье.

6

Нужно выпустить пар
Мне просто необходимо выпустить пар. С меня ДОСТАТОЧНО! Больше я помогать никому не буду. НИКОГДА!! То ли я слишком добросердечная, то ли глупа и доверчива!! Лишь по доброте сердечной и из-за вчерашнего холода на улице я притащила в свой дом мужика. Мне было его так жалко. Бедняга весь продрог на морозе. А сегодня утром он просто исчез. Не сказав ни слова, ни тебе «до свидания», ни «спасибо» за то, что я его приютила. Знаете, что стало последней каплей? Оказывается, он обоссал весь пол в гостиной!
Серьезно. Вот такую благодарность получаешь за свою доброту к людям?
Хочу предупредить моих друзей и родственников остерегаться этого мужика! Он плотного телосложения, на нем нет ничего кроме шарфа. Нос морковкой, черные глаза, а руки худющие как палки!! Не приводите его в свой дом! Какой бардак он устроил на полу, но, правда, шарфик оставил!

xxx: Сочувствую, что с вами приключилось такое. Не разочаровывайтесь. Нашими руками Бог творит добрые дела. Не знаю, есть ли поблизости ночлежки, узнайте и запишите их номер. Вам воздастся за любовь к ближним. Спасибо за ваше доброе сердце.

yyy: Это так мило с вашей стороны, но будьте осторожны, приводя домой людей таким образом... Он вполне мог оказаться серийным убийцей.

zzz: Это снеговик

7

Самый добрый человек, которого мне посчастливилось встретить в своей жизни...

Это был наш сосед, звали его Иван Артемьевич. Этот пожилой мужчина помогал всем по мере (а иногда и не по мере) своих сил. Деньгами, словом, делом.... Чем мог. Если не хватало у кого денег (транспорт ли это, магазин ли), доплачивал. У кого какое горе - Иван Артемьевич уже там - словом, жильем, полы помыть, где кому работу... В общем, мы его звали Бать Тереза)))

И однажды мама спросила у него, почему и за что вот он такой добрый?! А старик в ответ рассказал свою историю: "Во время войны, в 43-м году, мне было 10 лет. И я был подсобным у одной женщины-медсестры в госпитале. Женщина эта таскала с поля битвы солдат НА СЕБЕ по несколько километров, а потом делала перевязки, лечила, зашивала и т. д. А я носил бинты, готовил койки, выносил мусор, кипятил скальпели.... Родители мои умерли, и так вышло, что я попал на фронт, а приютила меня вот эта медсестра. Выдавали тогда на день по 100 грамм хлеба. Это был 1 кусок. Ооочень мало, синели от голода, желудки пухли.... И в одно утро Глафира (медсестра) умерла.... Чуть позже я узнал - от голода. Практически всю свою пайку она отдавала мне, оставляя себе на 2 укуса, чтоб ветром не уносило.... И вот тогда, 10-летним пацаном, я поклялся себе - ВСЕГДА, ДО САМОЙ СМЕРТИ, я буду помогать людям. Как смогу, но всегда! Всю жизнь свою! И клятву я эту сберег и держу.... Ведь не просто так женщина за меня отдала свою жизнь. Женщина, которая своей жизнью рискуя, спасла мою.... "

8

Коротко писать я не умею. Как всегда длинно( Извините.

Давным-давно, в какой-то другой жизни, купить хорошую книгу было большой проблемой. СССР – самая читающая страна в мире) читали в автобусах, читали в метро, впрочем, были и те, кто не читал, а спал или вязал) чтобы не терять времени даром, живя в Москве где-нибудь на Юго-Западной и работая в каком-нибудь в Медведкове.

Одним из шансов купить и прочитать интересную книгу, в особенности новинку, было подписаться на один из «толстых журналов». Подписка на них была лимитирована, тираж тоже нолями не впечатлял. Более реальной возможностью была подписка на Роман-газету, здесь тираж был массовый, и тоже печатались новинки. Правда, немного другие.

О, это был «иксклюзивный икслюзив»! Широкого формата почти что А3+, блеклый текст в два столбца, а главное – бумага, конкурирующая с туалетной. Собственно, как раз для WC вариант был вполне удачный и утилитарный, если исключить неоднозначно действующие на нежную кожу составляющие типографской краски. Печатались там не особенно интересные произведения, но иногда попадались и стоящие.

Всплесками-заманухами были 2-3 романа, собственно из-за которых и приходилось подписываться. Одной такой брошенной костью голодным читателям среди годовой макулатуры в конце 80-х был роман Бориса Можаева «Мужики и бабы».
Роман оказался странным. С деревней меня никогда ничего не связывало, с описываемыми местами тоже, слова «Антоновский мятеж» ни с чем кроме Тамбовщины не ассоциировались – спасибо учителям истории в моей славной школе. Единственные даты, вбивавшиеся в голову – 1917, 1941-45 и, может, еще 1861, но эта дата у меня давно под большим сомнением.

Меня поразило, как была показана эта история, как показана та деревенская, далекая от меня жизнь. Роман остался в памяти яркими картинами – кто не знает, Можаев писал его 30 лет. И о тех местах, где вырос, о тех событиях, которыми было окутано его детство.

И я совсем не думала, что через много лет буду косвенно и совсем немного причастна к этому произведению.

Теперь сама история. Я не буду писать ни фамилии, ни название местности. При желании все легко гуглится.

В одной из российских деревень еще во времена крепостничества жил юноша-крестьянин. Деревня была «бродягой», странствовала из Рязанской области в Тамбовскую и обратно, иногда забредая и в Московскую. Работником был толковым, тут и год 1861-й нагрянул, работал на барина, затем завел свое хозяйство, чего уж скрывать, удачно женился на купеческой дочке из соседней губернии, богатство преумножал. В родном селе построил несколько домов, школу, теплую церковь – все здания до сих пор используются, - имел магазины, лабазы, мельницу, конезавод, и это далеко не весь перечень. Слыл среди односельчан человеком справедливым и отзывчивым, помогал тем, кто приходил к нему за помощью с целью открыть свое дело.

В семье родилось 4 дочери и 2 сына. 2 дочери и 1 сын стали врачами – сын, кстати, в романе он упоминается под своим именем, - был земским врачом. Одна из дочерей впоследствии в течение многих лет была главврачом Раменского роддома.

Второй сын получил техническое образование.

Звучит кощунственно, но на счастье, наш герой умер незадолго до революции и похоронен у построенной им же церкви.
Настала власть советов. Могилу «эксплуататора трудового народа» раскопали, прах выбросили. В дом героя въехала новая власть, вдова перебралась к одной из дочерей в районный город, никого из семьи в селе не осталось.

Они остались жить в России, неизвестной оставалась только судьба второго сына. Долгое время о нем ничего не было известно, и только не так давно в списках белорусского Мемориала появилась информация, что в 1941 году был арестован, судом в Бресте был вынесен приговор.
На основе этой информации в путеводителях и книгах по истории того края писали о его гибели.

Но это было оказалось неправдой.
Второй сын действительно после революции не остался в России. Каким образом он оказался в Польше, теперь уже выяснить трудно. Сначала я думала, что Александр, так было его звали, был в отряде Булак-Балаховича, после заключения Рижского договора вместе с балаховцами был интернирован на территории Беловежской Пущи там и, как и другие бойцы, пустил корни – покидать место жительства им было запрещено. Советская Россия настаивала на выдаче этого отряда, Польша этого не сделала. Солдатам были отданы в Беловежской Пуще участки, к слову, сложные для возделывания, почти все женились на местных – добавлю, народ там в основном православный, - и занимались сельским хозяйством. Выехать оттуда и жить в столице было дозволено только Булак-Балаховичу. Он тоже не был выдан в Россию, но не сказать, чтобы был особо жалован властями новой Родины. Личность достаточно одиозная и контраверсийная, его методы ведения войны и в Польше не были признаны гуманными, воинского звания он не получил, хотя и носил генеральскую форму. Старика просто оставили в покое, простив ему эту слабость. До сих пор неизвестны обстоятельства его гибели – но это уже другая история.
Литературных опусов с Балаховичем я не встречала, а в кинематографии он отметился. Если не ошибаюсь, в старом фильме о событиях в Эстонии и в фильме втором цикла «Государственная граница. Мирное лето 1921 года» - это как раз об отряде Балаховича. Когда-то читала, что даже актеров в этих двух фильмах подбирали с внешним сходством с Балаховичем.
Заканчивая свое отступление от темы скажу, что перед 2 Мировой войной большинство из бывших балаховцев вместе с семьями оставили насиженные почти за 20 лет места и выехали в Аргентину. Тех, кто по каким-то причинам остался, судьба ожидала незавидная.

Но в случай с Александром это не вписывалось, так как в начале 30-х он женился, жил в Познани, родилась дочка. Как версия, он мог перед I Мировой войной работать на территории Королевства Польского, остаться там во время оккупации и в 1918 году остаться уже в свободной Польше, не вернувшись в Советскую Россию. В этом случае гражданство он мог получить без проблем. Если же был эмигрантом после событий революции и гражданской войны, то шансов на получение польского гражданства у него практически не было – яркий этому пример Вертинского, Мережковского с Гиппиус, да многих других.

Когда дочке было 4 года, жена Александра умерла. Уже не совсем молодой человек (год рождения 1887), в середине 30-х получил место лесничего в Беловежской Пуще. Любил свою работу, любил и знал лес, свою дочку воспитывал как мальчишку, научил любить и понимать природу.

Настал 1939 год. СССР и Германия Польшу между собой поделили, эти территории отошли к Советскому Союзу. Вскоре события не заставили себя ждать. Александр был арестован, вынесен приговор. Вместе с другими приговоренными ожидал своей участи в тюремной камере.
Девочка осталась одна. Приютила ее крестная мать – молодая дворянка из усадьбы.
Через несколько месяцев Брест заняли немцы. Опять на счастье, не всех приговоренных успела расстрелять предыдущая власть, немецкие власти всех заключенных отпустили, среди них был и Александр.
Вернулся к своей любимой работе. Работа предполагала нахождение в лесу, дочка должна была учиться в школе. Чтобы не утратить связь с корнями, отец на полгода посылал ее учиться в польскую школу, полгода – в русскую. Когда училась в польской, жила в польской семье, когда училась в русской, жила в семье у православного священника.
1944 год, и теперь Александра арестовали уже немцы.
Девочка опять осталась одна как перст. Опять ее забрала в свою семью та молодая бывшая хозяйка усадьбы – усадьба к 1941 году была разорена, в ней был колхоз, старшие хозяева в товарном вагоне вывезены на восток. Дворянка, оставшаяся с тремя детьми, проводила в городке небольшую лавку. К своим трем добавила дочку Александра.

Советские войска освобождают те территории, они отходят СССР. «Великое переселение народов» - поляки переселяются на Возвращенные земли – западную часть Польши. Боясь, что новые власти заберут сироту с русской фамилией в детдом и увезут, дворянка записывает ее своим четвертым ребенком, а настоящие документы они закапывают в лесу, надеясь когда-нибудь вернуться.

Они ждали, что Александр жив и вернется. В Познани, где поселилась семья, приемная мать пыталась официально удочерить девочку, но ей отсоветовали это делать, так как в этом случае вернувшийся Александр официально потерял бы семью и не имел никаких прав на ребенка.

Долгое время они его ждали и искали, и только спустя много лет стало известно, что Александр умер на «марше смерти», при переходе из одного концлагеря в другой. Он был заключен в концлагерь в Судетах, в Ризенберге, на работы в каменоломни, туда, где проходили испытания Фау-2. Лагерь освободили, но заключенных отправили в другой, пересыльный лагерь, Александр умер по дороге, не выдержав пути. Поэтому его долго не было ни в списках погибших в концлагере, ни в списках освобожденных.

Приемная мать всегда говорила девочке, чтобы она помнила своего отца, что он был из России. Чтобы помнила свою русскую фамилию и русский язык.
Ее жизнь сложилась, институт, замужество, дети, внуки. Только ничего не знала ни о роде своего отца, ни о роде своей матери.

Узнала только в начале этого года. Что ее дед – почетный гражданин, что о нем и его деятельности проходят конференции, что в школах на его родине о нем рассказывают на уроках краеведения и истории, что сохранились почти все построенные им здания, что о ее семье написано в путеводителях.

Что советский писатель Борис Можаев в романе «Мужики и бабы» описал дом ее деда, с обстановкой, как оно было еще до революции.
И теперь ждет, когда будет можно посмотреть снятый по этому роману сериал, где съемки были в ее «родовом» селе и домах, построенных ее дедом.

Дочке Александра Николаевича, внучке Николая Илларионовича, родившегося в 1850 году, - 90 лет…

9

"Обратной дороги нет."

С дюжину лет назад, таскали мы машины в РФ из США. И для клиентов, и для перепродажи. Как обычно, приобретались легковушки на аукционах, далее их везли на склад, где их грузили в контейнеры. Потом контейнеры отправляли в порт для погрузки на погрузки на пароходы.

Так вот, на перевозку контейнеров со склада до порта мы подрядили небольшой парк тягачей. Владел этим парком мужик, Дима (имя изменено). Было у него 4 или 5 машин, не помню точно. Один тягач он сам водил, на других наёмные водилы, пара мексов и пара русскоязычных.

В общем и целом перевозка магистральными тягачами весьма непростое занятие в США. Но смотря со стороны, Димин бизнес был просто сказка. Во-первых - пробег короткий, всего 3-4 мили в одну сторону. В порт отвёз полный контейнер, обратно на площадку пустой привёз, на загрузку поставил, и время передохнуть есть. Сам Дима за день успевал как минимум 4, а чаще, даже 5 ходок сделать. Его водилы, чуток поменьше, 3-4 ходки. Отвезти гружёный контейнер - $120. Привезти пустой - $50.

Хороший расклад, apportioned plates (то есть регистрация на несколько штатов) не нужны, все перевозки в одном штате. И сам, и водилы каждую ночь спят дома, не как дальнобои, а получают почти столько же. Большой плюс, - он как хозяин каждый свой тягач ежедневно видит, в каком тот состоянии. Ещё приятно, вполне можно обойтись и старыми тягачами, ведь пробег и износ минимальны. Ну и вдобавок, каждый работник на виду, под отеческим надзором, так сказать.

Не скажу, что Дима Господа за бороду держал, но свой кусок хлеба, с жирным слоем масла и икрой, он точно имел.

Как-то я с ним разговорился.
- Димыч, поведай тайну, как же ты в эти перевозки вписался?

Тот и рассказал:

- Смешно вышло. В Нижнем у меня даже и легковушки не было, хотя на права я сдал. По профессии я инженер, но после универа по специальности не работал, устроиться не мог. 90-ые, мать их. Челночил, охранником подрабатывал, даже на рынке торговал. Жена моя, Ленка - так она учительница. У неё не зарплата, а слёзы. Надоело всё хуже горькой редьки. Смогли выехать в США, мелкий тогда только ходить начал. Продали всё, что было. Выручили, как сейчас помню, $13 штук.

Приехали. Дальняя родня первое время приютила, спасибо им. А чем заниматься? Языка нет, опыта нет, знаний особенных нет, никаких лицензий тоже нет, а семью кормить надо. Тут давний друг, ещё с армии, нарисовался. Женька в Америке уже лет 5-6 тусовался. Он меня и спросил:
- У тебя бабки есть?
- Есть, - говорю, - $10 штук.
- Давай сюда.
- Зачем?
- Увидишь.

Ему я как себе верил и деньги дал. Но, ясное дело, сижу-дрожу, весь на нервах. Это же почти всё, что есть. А тут ещё Ленка мозги полощет.

Ранним вечером подбирает он меня на машине.
- Куда едем?
- Сейчас сам всё поймёшь.
Привёз на площадку, там тягач стоит. Старый, ему лет 25 с гаком, но внешне выглядит прилично. И мужик какой-то ошивается рядом.
- Это что? - спрашиваю.
Женька на меня посмотрел и сказал веско.
- Димыч, это твой тягач. За 10 косарей лучшего взять нельзя. Задаток - половину - я ему уже отдал. Обратной дороги у тебя нет. Едем оформлять бумаги. Запомни, это верный кусок хлеба. И ещё учти, с сегодняшнего дня - ты бизнесмен. Всё в твоих руках, захочешь - выплывешь.

Сначала я чуть в обморок не упал. Потом в морду ему дать хотел. Но куда ты денешься с подводной лодки? Окончил курсы, начал крутиться. Остальное - сам видишь.

Как же я теперь Женьке благодарен!

10

Романтик.
Меня приютила прекрасная дева.
Чуть чуть обласкала,немножко согрела.
Я в небо на время слегка воспарил,
но "поезд" приехал,дверь доктор открыл.
Лечусь в КВД,на уколы хожу
и в небо с тоскою украдкой гляжу.

11

xxx: все остальные - от недостатка люлей в организме.
yyy: Почитала "людей". Обрадовалась что не у меня одной такая проблема, парочку людей бы я в организм ненадолго приютила))))
zzz: Перорально или интравагинально?
fff: Да почему "или"-то, если парочку?

12

Навеяло историей про взаимную влюбленность учителя и ученицы.
Знавал я похожую историю.
Советские времена, самое начала 1980-х, эпоха застоя.
Провинциальный техникум средней "занюханности", две трети студентов - девчонки, закончившие школу-восьмилетку в дальних деревнях области.
Педагогический коллектив - пара десятков разнокалиберных дам в возрасте от 45 до 70. И пара мужиков.
Один - флегматичный физрук, примерно 50 лет, "отбывал номер" и ждал пенсии.
Второй - холостой историк лет 28. Очень неглупый, "харизматичный", но сам родом из дальней деревни, с ПОЛНЫМ отстутствием блата в городе, что было тогда чревато. Ума и "харизмы" хватило, чтобы не пойти работать после пединститута просто учителем в школу (там нагрузки выше, а зарплаты сравнительно ниже). Но не хватило, чтобы найти работу на кафедре истории местного универа, где, как в том анекдоте, "у каждого профессора были свои дети"...
Он пытался как-то "прорваться", участвовал в конкурсах "педагогического мастерства", писал статьи по истории родного края в местную газету, его фамилия (русская, но довольно заковыристая) была в городе-миллионнике, в общем-то, на слуху. Как-то раз я и сам слышал его выступление на историческую тему где-то на городской конференции - говорил он очень эмоционально, с подьемом, приводил малоизвестные исторические факты - короче, запомнился мне.
Но - то ли он в те годы где-то что-то один раз ляпнул не то "за рюмкой чая", а за историками всегда был особый "контроль"...
В общем, в техникуме имелся "непризнанный гений", молодой, талантливый и... холостой.
Когда он красноречиво вещал недавним сельским школьницам про всяких Наполеонов и Герценов, девчонки слушали его раскрыв рот. Черт его дернул организовать "Кружок истории родного края", да еще и устраивать периодически одно-двухдневные походы по историческим местам оного края...
Как водится, "совершенно случайно" одна из наиболее активных участниц этого кружка после какого-то двухдневного похода обнаружила у себя задержку месячных.
Слух разнесся по техникуму.
Бедный историк, проповедовавший на уроках рыцарское отношение к женщине, поперся в ЗАГС со своей студенткой.
Сам он жил в съемной комнатушке недалеко от техникума, вдвоем с женой и новорожденным сыном ему пришлось переехать в двушку к дальней родственнице жены (кажется, к двоюродной тетке) на другом конце города. Та их приютила, но понятно, что радости особой не высказывала по этому поводу. Вдобавок, 17-летняя восторженная студентка - это одно, а у 20-летней жены, с которой ты ютишься на птичьих правах у ее родственницы, с ребенком, которому нужно много чего и каждый день - у нее восторженности в глазах почему-то становится намного меньше!
Очередь на квартиру для педагогов в те времена - несколько тысяч человек, а в год педагогам давали не более сотни квартир... Зарплата у него 150, у нее 90, так что на съемную квартиру денег тоже особо нет.
В итоге - ежедневные скандалы... Занятия по истории в техникуме, по отзывам его тогдашних студентов, становились все скучнее и однообразнее. Походы по историческим местам, ясное дело, были прекращены нафиг.
Несколько раз он пытался ходить в Облоно и скандалить насчет внеочередного предоставления ему однокомнатной квартиры.
Во время очередного скандала пришел сам начальник управления и прилюдно сказал ему: "Вам бы, милейший, нужно было в свое время лучше думать, как себя вести с 17-летними студентками на пленэре! С какой стати мы должны вам давать еще какие-то льготы, покрывая ваш разврат с несовершеннолетними?! Сделал ребенка - так расти его сам, как можешь! Скажи спасибо, что не стали на тебя, мудака, дело заводить за растление студентки!"
У историка прямо в Облоно случился приступ, с судорогами, потерей сознания, кажется, он еще и обмочился там, для полноты картины. Его увезли прямо оттуда на скорой в неврологию, откуда еще через пару недель перевели в психиатрию.
Месяцев через шесть он оттуда вышел с предписанием постоянного приема довольно тяжелых нейролептиков (типа аминазина и галоперидола - ну, не было тогда современных препаратов!)
Жена с ним моментально развелась. Кое-как, шаг за шагом, очень медленно снижая дозу нейролептиков, врачи добились значительной его реабилитации. Слава Богу, у него почти не пострадала память (а, может быть, исторические знания уже "слишком глубоко" засели у него в голове, и никакие нейролептики их оттуда "выбить" не смогли). Примерно через два года после выписки из психбольницы он смог снова преподавать историю. В техникум он не вернулся, ему дали 0.25, а потом и 0.5 ставки ассистента на кафедре истории в пединституте. Тяжелые нейролептики оставили о себе "память" - постоянный тремор, заторможенность движений, и нарушение речи.
Странным образом его сознание, по-видимому, "миновала" начавшаяся вскоре после его заболевания перестройка - о Рыкове и Бухарине он все эти десятилетия продолжал студентам рассказывать, как о "врагах народа", а о факте их реабилитации он, может быть, даже и не знал, или как минимум не помнил, хотя, вроде бы, читал все газеты и журналы, смотрел телевизор.
Года три назад погуглил его фамилию - нашел некое недавнее видео на Youtube, где он монотонно, со значительными дефектами речи (как будто челюсть у него еле двигается, а-ля поздний Брежнев), нудно - но очень "правильно", в духе "эпохи застоя"! - рассказывает о "подвиге Советского народа в Великой Отечественной войне"...
Былой "харизмы" и экспрессии нет, разумеется, и следа.
Как говорится, "вот что наделали песни твои..." (С)

13

Смоктуновский всю жизнь скрывал правду о себе. Никто не предполагал, что все сыгранные им роли замешаны на чудовищном личном горе.
Он играл гениев и неврастеников, говорил, что его характер сформировали пережитые страдания, считал себя типичным порождением своего времени. «Я – актер космического масштаба», – говорил Смоктуновский. При этом умудрялся быть человеком скромным и скандальным одновременно. Перед камерой в работе над картиной порой робко шептал слова, а в жизни устраивал шумные драки с мордобоем и битьем тарелок, выясняя отношения с любовником первой жены.
Внешность аристократа – крестьянское происхождение – сломанная судьба – еврейская фамилия. Говорили, что он – обласканный властями, успешный советский артист. Но никто не предполагал даже, что все сыгранные им роли замешаны на чудовищном личном горе.
На самом деле его фамилия Смоктунович. Писал в анкетах, что белорус, но обманывал. Смоктуновский происходит из семьи польских евреев, его прадед был сослан в Сибирь за участие в польском восстании 1863 года. Родился актер в селе Татьяновка Томской области. Потом семья переехала в Красноярск, где так сильно голодала, что в пятилетнем возрасте его и брата родители просто выгнали из дома – не могли прокормить. Его приютила и воспитала тетка. Воровал на рынке, чтобы выжить. Брат Иннокентия вскоре умер.
Учился Смоктуновский плохо, оставался на второй год. После школы мобилизовали и сразу отправили на фронт – в самый ад – на Курскую дугу. Уже через несколько месяцев Иннокентий Смоктуновский оказался в… фашистском плену.
Рассказывая позже об этом времени своей жизни, актер говорил, что всегда чувствовал, что его кто-то защищает. Он верил в чудеса. Уверял, что ни разу, побывав в самом пекле войны, не был ранен.
«Когда я был на фронте, рядом со мной падали и умирали люди, а я жив… Я ведь тогда еще не успел сыграть ни Мышкина, ни Гамлета, ни Чайковского – ничего! Судьба меня хранила».
Рукой провидения он считал и то, что его, сбежавшего от фашистов, умирающего от истощения мальчишку, пустили в дом, спасли, выходили в крестьянской избе совершенно чужие ему люди, которых нашел и отблагодарил после войны.
Он был замкнутым и тревожным. В юности актером быть и не мечтал даже. Приятель поступил в студию при Красноярском драмтеатре, и он пошел за компанию. Профессию, которая стала делом жизни, получал с 1945 по 1946 год, вернее, всего 3 месяца – потом его выгнали за драку с формулировкой «Противопоставил себя коллективу». Сразу же «обнаружились» факты его пребывания в плену. И тогда он сам себя сослал в Норильск. Уехал туда, рассуждая так: дальше, чем этот город-лагерь, ссылать некуда. Именно тогда он и поменял фамилию Смоктунович на Смоктуновский.
Ему предлагали фамилию Славянин – не согласился. В Норильске он узнал, что такое гомосексуализм (среди зэков были люди с нетрадиционной ориентацией).
На Севере Смоктуновский заболел цингой и лишился всех зубов. Чтобы спасти жизнь, уехал из города и год работал дворником. Потом поступил в сталинградский театр, женился в первый раз.
Всю первую половину жизни – юность, молодость – он страдал. От голода и нищеты, от неразделенной любви (первая жена Римма Быкова изменила ему и вскоре оставила), от непонимания окружающих, от неприятия и насмешек коллег. Он дрался, замыкался в себе, учился выживать и, несмотря ни на что, верил в лучшее будущее.
В 1955 году Смоктуновский едет в Москву. Его никто не ждет и не зовет туда. Живет у друзей, пытается найти работу в театре – не берут. Ночует в подъездах на подоконниках. В одном лыжном костюме слоняется неделю на улице – люди, у которых он остановился, уехали в отпуск и не оставили ключей.
И тогда произошло чудо. Он любил его вспоминать: «Как хорошо жить, до удивления хорошо просто жить, дышать, видеть. Я есть, я буду, потому что пришла она».
Смоктуновский встретился со своей будущей женой – Суламифью в Ленкоме. Она работала костюмершей. «Я тогда впервые увидел ее… Тоненькая, серьезная, с копной удивительных тяжелых волос. Шла не торопясь, как если бы сходила с долгой-долгой лестницы, а там всего-то было три ступеньки, вниз. Она сошла с них, поравнялась со мной и молча, спокойно глядела на меня. Взгляд ее ничего не выспрашивал, да, пожалуй, и не говорил… но вся она, особенно когда спускалась, да и сейчас, стоя прямо и спокойно передо мной, вроде говорила: «Я пришла!» Ну вот поди ж узнай, что именно этот хрупкий человек, только что сошедший ко мне, но успевший однако уже продемонстрировать некоторые черты своего характера, подарит мне детей, станет частью моей жизни – меня самого».
С этой встречи его жизнь стала другой. У него появились дом, работа, дети – Филипп и Маша. Будущая супруга – 28-летняя Суламифь имела много друзей в столичной артистической среде. Она ни разу не была замужем и не торопилась. Была счастлива и самодостаточна. Смоктуновского представили Ивану Пырьеву, который распорядился пристроить актера в Театр-студию киноактера.
И вот тогда появились настоящие роли. Мышкин в БДТ у Георгия Товстоногова, благородный жулик у Рязанова в «Берегись автомобиля». В амплуа Смоктуновского – Гамлет, Чайковский, Моцарт, Бах… В великих он видел смешное и, по сути, играл в кино и на сцене самого себя. Появились почитатели и завистники.
– Папа мне рассказывал, что некоторые коллеги писали на него доносы то ли в Госкино, то ли в Союз кинематографистов, – рассказывал сын Смоктуновского Филипп. – Так они, как им казалось, защищали интересы советского искусства.
Смоктуновский был актером, нарушающим все правила и совместившим все противоречия. Великим юродивым, своим в доску и не от мира сего. Барином и крепостным. Может, и не советским, но родным.
«Он привлекает тем, что в нём горит какой-то внутренний свет, я иначе это не могу назвать. Он поражает меня загадочностью своего творческого процесса — его нельзя объяснить. С ним нельзя работать, как с другими актёрами, его нельзя подчинить логикой, ему надо дать жить…»
Г. Козинцев.

14

- Самое необъяснимое? Самое- самое? Чтоб на всю жизнь запомнилось? Как тебе сказать…

Лёха задумался. То есть это он для меня был Лёха, а для всех остальных – Алексей Михайлович – главврач поликлиники номер десять, что на проспекте Шаумяна, на Малой Охте.

Когда- то мы вместе в пионерлагере отдыхали. Если ездишь туда каждый год, постоянно, неизбежно сталкиваешься с такими же, почти аборигенами, что составляют ядро лагерного коллектива. Мы с Лёхой там и познакомились – кочуя из лета в лето из младших в старшие отряды.

И детство и юность остались в далёком прошлом, однако все эти годы мы поддерживали контакт, встречаясь пару раз в год. Несмотря на то, что по жизни шли совершенно разными дорогами.

Вот и сегодня, мы приехали к Лёшке на дачу, посмотреть, что у него там с горячей водой - он в этом не понимал ничего, а мне понадобилось полминуты, чтобы поставить диагноз, крутануть отвёрткой, и двухконтурный котёл снова заработал в штатном режиме – отопление и горячее водоснабжение.

Зная, что без коньяка не обойдётся, я предусмотрительно поехал на его машине пассажиром, рассчитывая вернуться на электричке – от Лёхиного дома до платформы было пять минут ленивым шагом.

А под коньяк разговорились обо всяких потусторонних явлениях.

- Самое необъяснимое, говоришь? Гм. Я за тридцать- то пять лет всякого навидался. Но вот этот случай забыть не могу. Слушай.

- После ординатуры я работал дежурным врачом в районной поликлинике. То ещё веселье. За день так набегаешься, придёшь домой, телевизор включить сил нет.

- Была у меня тётушка двоюродная, жила неподалёку- я к ней частенько захаживал- а у неё сосед по коммуналке – Пётр Маркович. Сам он человек был замкнутый, молчаливый, но с тёткой у них были хорошие отношения – вот она мне про него и рассказывала.

- Судьба у него неуклюже сложилась. Родители у Марковича были дворянского происхождения, и вырос он в просторном уютном доме с огромным садом. До войны со своим отцом каждое лето ездил в Крым отдыхать- семья была обеспеченная. Мать у него умерла, когда ему было ещё лет десять, отец, погодя завёл вторую семью – ну, Марковича это не очень касалось – он с удовольствием учился, школа, потом техникум какой- то механический, преподавателем у них там был бывший Голландский подданный Якоб Струве, и курс он им читал на трёх языках- Русском, Английском и Французском.

- Перед самой войной отцу Марковича припомнили, что в Гражданскую он был вольноопределяющимся в Белой армии, и тому пришлось бросать всё – он ушёл на фронт добровольцем в первые же дни войны. Погиб зимой 43- 44. Но это позже выяснилось.

- А самого Марковича призвали в сорок третьем – как восемнадцать исполнилось. Повоевать серьёзно не пришлось – после школы младших командиров был направлен на передовую, а весной сорок четвёртого тяжело ранен. Предлагали инвалидность – отказался. До осени сорок пятого служил во втором эшелоне, как ограниченно годный.

- Демобилизовавшись понял, что возвращаться ему некуда- отец погиб, дом давно национализировали, лезть в чужую семью смысла не было- его приютила родственница – комната у той была в центре – на Фонтанке. Прописку ему оформили, но так как места там было мало, то Маркович спал на раскладушке, на лестничной площадке.

- Разыскал своего учителя – чему оба несказанно обрадовались- Маркович, что Якоб Иванович выжил в блокаду, а тот – увидев своего лучшего ученика. Надо было пройти ускоренно последний курс техникума. Конечно, что- то подзабылось за три года, но общими усилиями осенью сорок седьмого диплом техника- механика по металлорежущим станкам был успешно защищён и получен.

- Петер, говорит Якоб Иванович, чему вы дальше собираетесь учиться?

- Посмотрим, подумаю. В этом году уже никуда не поступить, сентябрь кончается, а там определюсь и решу.

- Петер, из вас получится дельный инженер – я хочу вам немного оказать поддержку.

И в Ленинградский Военно- механический институт Пётр Маркович поступал в сентябре, без документов, без экзаменов, с короткой запиской- «Иван Иваныч, прими». На самый престижный факультет с засекреченной тогда специальностью- ракетостроение.

- Учиться и работать было непросто, но Маркович упрямо старался – и был лучшим. Родственница его переехала, комната на Фонтанке досталась ему в единоличное пользование, человек он был неприхотливый, несмотря на золотое дворянское детство. Мучал только хронический недосып – от обычного будильника проснуться было невозможно. Маркович собрал схему- будильник только замыкал электрическую цепь, а от него срабатывал трамвайный звонок – и просыпался весь двор.

- В пятьдесят третьем году Маркович получил диплом инженера. Только что не стало Сталина.
……………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………

- Лёшенька, говорю, ты бы ещё от Рождества Христова своё повествование начал.

- Ну извини, долго получается. Но это сейчас для разговора долго, а для меня эта история на десять лет растянулась – с восемьдесят пятого, когда мы познакомились, до девяносто пятого, когда он умер. Ты слушай, интересный мужик был.
……………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………..

- Как лучшего из выпускников, Марковича распределили в наиболее перспективное место работы. С.П.Королёв руководил не только полётами в космос, он сформировал конструкторское бюро, которое занималось военными вопросами. Ковали ядерный щит СССР. И вот тут Марковичу не повезло. Уровень секретности в бюро был такой, что каждого кандидата в особом отделе проверяли вдоль и поперёк- как под микроскопом.

- Происхождение дворянское, отец- чуть ли не враг народа, ну и что, что погиб в Отечественную? А в Гражданскую он что делал? Вот так. Это нынешним не понять, мы- то с тобой ещё помним те порядки…

- Он проработал в этом конструкторском бюро тридцать лет, занимая должность завсектора бытовых разработок. Какие- то пневмоприводы, приспособления для станков, прочая мишура. Один раз даже чуть ли не известность получил – это именно Маркович спроектировал и запустил в производство знаменитый туристский примус «Шмель». Его потом на многих заводах десятками тысяч штамповали.

- На самом деле, насмешка, конечно. Маркович- то мечтал оружие ракетное разрабатывать. А пришлось смотреть, как другие получают ордена и Государственные премии, гордятся своим делом- на благо страны трудятся, на самом переднем крае. И продолжать заниматься бытовухой.

- Ему не доверяли даже переводить иностранные материалы по основной тематике КБ. Хотя лучше него мало кто мог это сделать.

Что делает русский человек в такой ситуации? Правильно. Вот и Маркович помаленьку стал прикладываться к зелёному змию.

Выйдя на пенсию в восемьдесят пятом, он сменил работу. Поближе к дому – мы с ним тогда и познакомились. К тётушке своей захожу – как здоровье проведать – Пётр Маркович, говорю- давайте и вас посмотрю, давление померяем.

- Спасибо Алексей, не надо, я себя вполне прилично чувствую.

И действительно, для пенсионера он выглядел довольно бодро. Вначале. В течении десяти лет я наблюдал, как меняется одинокий пьющий человек. Печально было смотреть на это.

Он никогда ни на что не жаловался, не позволял себе не то, что выругаться, но даже повысить тон в разговоре. Никогда не скандалил, ни к чему не придирался, всегда вежлив, корректен - происхождение. Пил у себя в комнате один, и просто отключался там. Тётушка моя его любила –

- Сейчас таких людей не бывает. Ну и что, что пьёт? Знаешь, какой мужик замечательный?

- Пётр Маркович, простите, говорю- не моё дело, но вам бы поменьше по этому делу прикладываться. Этак никакого здоровья не хватит.

А он мне-

- Алексей, как по вашему, что в жизни самое главное?

- Семья, работа, призвание?

- Самое главное – постараться прожить, не совершив зла. Оградить себя от злобы, корысти и зависти. Не у всех получается- но стремиться к этому надо.

- Вот такой был человек. К сожалению, если уж начал пить, удержаться на одном уровне не получится – это я тебе как врач говорю. И Маркович не стал исключением. В девяностые к нему в комнату войти уже было проблемой - он перестал убираться, менять бельё на постели – ей старый диван служил. В комнате стоял такой запах, что прежде чем войти, нужно было сделать несколько глубоких вдохов, и ни в коем случае не дышать носом – иначе с непривычки могло и до рвотного спазма дойти. Курил он ещё много – вот всё это вместе ту атмосферу и составляло. Ну и тараканы, конечно.

- Маркович ослаб, плохо двигался. Работать уже не мог, но пенсия у него, как у ветерана, была большая- хватало и на еду и на выпивку. Когда я его впервые увидел, это был крепко сложенный мужчина, выглядевший моложе своего возраста. А тут сдал, как- то резко постарел, высох весь – половина от него осталась. Глаза слезятся, руки дрожат. Печальная картина. Тётушка звонит- Лёша, зайди, посмотри соседа моего, совсем плох стал-

- Последний раз я видел его так – постучался, вошёл к нему, несколько раз глубоко вздохнув – аж глаза защипало от духа. Пустые бутылки стоят в ряд у дивана, Маркович ворочается, засыпает.

- Алексей, укройте мне спину, пожалуйста – тоном совершенно трезвого человека. Нет, спасибо, не надо никаких осмотров, я себя хорошо чувствую.

- Укрыл. Вышел. Отдышался. Ну что тут сделаешь? Не навязываться же?

- А утром тётушка звонит – Лёша, приезжай. Время десятый час, Маркович с утра не выходит, молчит, мне страшно.
Приехал. Постучал. Не отвечает. Сделал несколько глубоких вдохов, помятуя об атмосфере, вошёл. Ну так и есть. На диване лежит остывший Пётр Маркович. Но. Комната преобразилась.

- Совершенно исчез куда- то этот спёртый воздух – не поверишь, свежо, как в лесу после дождя, лучи солнца на стенах, и запах земляники. Я много смертей видел, но эту забыть не могу – он выглядел, как будто с него самого статую изваяли мраморную – гордо и спокойно, как Римский сенатор.

- Я рот раскрыл, двинуться не в состоянии, ноги ватные, будто кто- то держит, и ощущение такое – не комната это, а часовня – муха жужжит под потолком, а мне кажется- вроде литургию поют. Наваждение.

- Тётушка расплакалась, увидев. Потом всё крестилась и повторяла – «Как праведник ушёл, как праведник».

- И последнее – оттуда разом исчезли все тараканы. Как и не было. Вот этого я вообще объяснить не могу.

……………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….

- Ну Лёха, ты даёшь. Да ну тебя, с твоими воспоминаниями. Мистика какая- то. Наливай лучше, давай помянем твоего Марковича, видать действительно достойный мужик был…

………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….

Я ехал домой на электричке и думал об этой фразе – прожить, не совершив зла…

15

В 1984 г. нам от военной кафедры универа предстояло пройти полуторамесячные военные сборы в славном городе-герое Новороссийске для получения лейтенантского звания. Тогда было принято называть таких студентов, как мы, курсантами. А курсантам из экономии наверное ввиду ограниченного срока пребывания в военной части вообще не полагалась свежая военная форма. Другими словами: обмундирование выдавалось уже ношеное кем-то задолго до нас (вплоть до портянок). И при этом не полагалось никаких знаков отличия типа погонов, нашивок и т.п.

Также в армии той поры была еще одна аналогичная категория временно служащих, кому тоже ничего такого из формы одежды не полагалось. Это были старые (как бы просроченные) срочники в возрасте кажется до 35 лет, которых вызвали на дополнительные сборы якобы для повышения квалификации. Таких ребят тогда называли партизанами. И это был столь контрастный контингент, которого побаивались иногда даже некоторые офицеры. Но самое главное в этой истории то, что по форме одежды курсанты тогда вообще ничем не отличались от партизан.

И вот в один прекрасный день выпала "честь" вашему покорному слуге (т.е. мне) с несколькими его однокурсниками дежурить по кухне. После ужина, если я чего-то не упустил, там оставалось лишь помыть посуду. Но и это заняло достаточно много времени, поскольку к моменту окончания работ уже определенно стемнело. И это все, заметьте - по южному климату, ибо например в Мурманске тогда уже была самая глубокая ночь. Ну и все дежурившие однокурсники по окончании работ сразу же отправились обратно в казарму. Ну за двумя разве что исключениями. Дескать проверить все равно трудно, когда кто реально освободился. Да и кому это не в лом - проверять такое?

Дежурили мы в тот день на кухне с одним однокурсником по имени Кирилл, которого чаще называли Кирьяном. Кстати, это были годы борьбы Горбачева с алкоголизмом и советским народом. Поэтому тогда купить в магазинах такую продукцию наверное по всей стране было весьма проблематично. А мы тут по причине военных сборов уже наверное целый месяц просыхали. Ну и Кирьян предложил мне после освобождения от кухонного дежурства совершить самоволку в город как раз с этой целью - для пополнения в крови изрядно упавшей концентрации алкоголя.

Сейчас я уже точно не помню, каким образом нам удалось проникнуть за пределы нашей военной части, которая столь любезно приютила нас ажно на полтора месяца. Да и географию славного города Новороссийска мы оба не знали совсем. Поэтому, двинувшись по улице, где располагалась наша военная часть (в направлении к морю), мы рассчитывали лишь на ближайший винно-водочный магазин. Однако ничего похожего на нашем пути почему-то не попадалось, и мы продолжали упорное движение вперед.

Постепенно по краям улицы стали появляться жилые дома, а на улицах - прохожие, среди которых попадались среди прочих и красивые девушки.

Идет солдат по городу, по незнакомой улице,
И от улыбок девичьих вся улица светла.

Ну как-то приблизительно так. Но только мне лично почему-то вдруг стало стыдновато, что мы в военной форме. И ничего более глупого я тогда не смог придумать, как произвести некоторые манипуляции со своей пилоткой. Я ее снял и отогнул один из ее боковых краев так, что она стала похожа на кепку с козырьком сбоку. И так ее и надел на голову поперек - козырьком вперед. Ну, а Кирьяну эта идея очень даже понравилась, и он поступил аналогичным образом сразу же вслед за мной.

И вот в таком приблизительно виде мы на пару продолжаем движение вдоль по неизвестной нам улице. Соответственных требуемых нами магазинов по-прежнему не попадалось, но освещенность улицы постепенно улучшается, заметно увеличивается также количество прохожих, а на противоположной стороне улицы вырисовывается даже какой-то парк.

И тут мы вдруг оба на пару с Кирьяном замечаем, что по тротуару прямо навстречу нам идет какой-то офицер в военной форме. Признаться, мы не успев обмолвиться друг с другом ни словом, почти-что обделались, ожидая самого сурового наказания за самоволку. Однако, этот офицер тоже повел себя как-то на наш тогдашний взгляд не вполне адекватно. Увидев нас издали, он как-то нерешительно приостановил свое движение и неуверенно заметался из стороны в сторону, как будто тоже был чем-то испуган. И в результате он быстро шмыгнул в первую же попавшуюся дверь дома вдоль улицы. Когда мы с Кирьяном подошли к этой двери, то на вывеске рядом с ней прочли: штаб новороссийской военно-морской базы.

Вот так мы с Кирьяном единственный и очевидно последний раз в жизни оказались партизанами, сами даже не подозревая о том.

Партнеры

Реклама