грязными быть → Результатов: 4


1.

Летом побывал в командировке на…в…, в общем сами догадайтесь ГДЕ по поручению шефа.
Шеф решил, что сейчас самое время налаживать взаимовыгодное
экономическое сотрудничество между нашей префектурой и заводом металлоизделий при городке Шаровары в сфере закупок люфтовых шкворней для мусоропроводов.
Без приключений не обошлось.
Получив приличные подъемные и командировочные, по прибытии на вокзал г.Зрадница, сразу потребовал для перемещений танк и роту автоматчиков.
Никто, естественно, не дал.
Пришлось довольствоваться тремя полутрезвыми стражами исл.. майданной революции и БТР-40 на полуспущенных колесах.
Рано утром, погрузив бочку саляры на капот БТР, мы выдвинулись по маршруту Зрадница-Плевки-Смутьяновичи-Шаровары на скорости 60 верст день.
Вечером достигли Плевков, где решили заночевать.
В местечке было два готеля: один назывался "Засланный козачок", второй - "Логово бандерлогово"
Над входом в "Логово-Бандерлогово" висела картина неизвестного художника с симпатичным бандерлогом, что пронзал трезубцем змеюгу Каа, одетого в желто-коричневый ватник.
Фасад "Засланного казачка" украшала фреска, изображающая порку "дьяволенка" Даньки атаманом Сидором Лютым в стиле БДСМ. Страдающий лик партизана Даньки был явно срисован с Верховного Мордорского Божества, дух которого здесь часто вызывают хоровым пением под грохот африканских барабанов и ритуальные подскоки.

Заночевали, в итоге, в заведении "Карл XII" (євромотель економічного классу) , причем остались довольны: евромотель, как нам пояснили, - бывший дом колхозника, оказался уютным бараком с исправным погребом, чистеньким, хотя и единственным сортиром на 10 номеров, и даже люксовыми апартаментами, в коих обожали некогда шиковать председатели колхозов-миллионеров.
Утром потащились до Смутьяновичей.
К обеду наша старая кляча, взбодренная могучим духом самогона и пением стражей, внезапно приосанилась, вздбзднула и стремительно понеслась. Правда всего лишь до ближайшей колдобины, где благополучно и застряла, несмотря на мощный нецензурный форсаж и набор каббалистических заклинаний "давайдавайвраскачку!" (я, естественно, руководил)
Простояв под палящим зноем широкой немногороссийской степи пару часов, я осознал, что с оазисами на местном глобусе напряжонка, а в перспективе маячит утоление жажды содержимым радиатора.
Выйдя из кабины на тракт, для привлечения помощи принялся размахивать жырным прессом из карбованцев* , за что чуть было не растерзан попутчиками. Потрясая калашами, кинжалами, "мухами" и "шмелями", они пояснили, что на запах пресса могут придти вооруженные грабители - тогда несдобровать всем.(*карбованец , местный симулякр денег. Легко меняется у местных на стекла и бусы)
Наконец шушпанцер как-то сам собой починился, и мы рванули вперед на Юг, сильно кренясь в сторону Запада, поскольку от правых колес остались одни обглоданные полозья, которыми мы мостили колею, периодически заваливаясь в кювет.
Километрах в 20 от Смутьяновичей нас обстреляли из рогаток малолетние партизаны, причем один из снарядов, влетев в открытый люк нашей летающей-в-кювет крепости, срикошетил от связки противотанковых гранат и вонзился мне в лоб.
Почувствовав как на голове начинается неудержимый рост исполинского шишака, я с мстительностью незалежного единорога предложил подвергнуть местность ковровым бомбометаниям, но спутники идею поддержали вяло, только один посоветовал приложить ко лбу казенную часть гранатомета.
Затем мы завернули на бензоколонку, заняв очередь за последним танком, а хлопцы предложили мне профинансировать заправку БТР. Я попробовал возмутиться и начал гнуть про то, что "уже все оплатил" и "у вас должен быть запас горючего", хотя прекрасно понимал, что бочка с дизтопливом давно обменена негодяями на горилку и
провиант.
Пока мы спорили, на бензоколонку въехал древний Т-64 с оторванной кормой и стал лезть без очереди (командир, высунувшись из башни кричал, что они "тiльки шо с фронту") Его уже почти пропустили, механик газанул, и в это же мгновение из зияющей кормы танка посыпались коньяк, шампанское, слабоалкогольные, прохладительные напитки, а также продукты питания.
Симулянта отогнали в хвост очереди и мы не без любопытства наблюдали как он заправлялся после нас. Заправлялся он долго – чуть ли не вся салярка выливалась обратно через развороченный зад..
Вечером того же дня наш гадюшник на колесах торжественно въехал в Смутьяновичи (стражники долго водили грязными пальцами по дырявой карте, приговаривая "да не.., да ты шо,.. да тута,.. да не тута..") где чуть было не раздавили небольшой майдан в поддержку большого позапрошлогоднего майдана.
Приняв наш побитый партизанскими ядрами болид за покалеченный на фронтах "леопард", митингующие извлекли нас из дилижанса и принялись качать столь яростно, что я был вынужден крепко вцепиться в пресс гривень, а одного из наших центурионов, мучимого абстиненцией, вырвало на митингующих.
Поупражнявшись еще какое-то время в известных кричалках, мы решили нигде не ночевать и ломанулись в сторону Шаровар, где, как я надеялся, нас ждет добрый ночлег и поворотные шкворни мусоропроводных рукавов, мелодично повизгивающих в предвкушении переезда в относительно сытый Мордор.
Мы были совсем недалеко от цели, когда случилась катастрофа.
На одном из блокпостов мои спутники отошли пополнить запасы горячительного, и я задремал. Пробуждение было стремительным.
- Документы! - кричали мне в сонное ухо.
Не совсем проснувшийся мозг порекомендовал: документы сразу не давай, потяни время, скоро вернутся "свои", а этим надо предъявить какой-нибудь качественный словесный мандат, например…
- Сало уронили! - внезапно с языка, ставшего частично нэзалэжным от мозга, слетела привычная пародия на известный слоган..
- Шооо!!!!!!!???? - на меня смотрели потрясенные люди в масках и камуфляже..
- Героям сала! – немедленно подтвердил я, холодея от ужаса, ибо в тот же момент осознал: что-то пошло не так…
Меня извлекли из БТР, затем немного потаскали за шкирку, отняли пресс гривен и мордорский паспорт. Выкрики "это была просто неудачная шутка!" не помогли.
Бойцы батальона "НавоЗ" (что-то вроде того было указано на нашивках) принялись спорить " шлепнуть гада прямо тут или отвезти в штаб".
Верх одержала партия немедленного покарания. Меня заставили разуться, зачем-то попросили раздеться до трусов и погнали в степь.
Понимая, что решение должно быть максимально быстрым и точным, я соображал ровно до того момента, пока не услышал щелчок затвора и громко зашипел: "Три миллиона четыреста восемьдесят тысяч рублей, это не обман, это просто все что есть, сберкнижка у меня при себе, переписываю на вас, или на вашего человека в Мордоре, едем к нотариусу, обмана нет, любые проверки…."
Хлопцы полистали сберкнижку, приговаривая "а хули она такая блядь грязная, рваная и затертая", затем отдалились метров на 20 и устроили консилиум, витиевато перемежая великорусский матерный с аналогичными конструкциями на мове. После 10 минутной перепалки бойцы разумно заключив "шо от него дохлого толку как с козла подзалупной перхоти", пару раз пальнули в воздух (расстрел, мол, состоялся), "позапыталы" детали, затем поместили в кокон из веревок и скотча, воткнули в рот кляп и ушли, пообещав вернуться.
Отсутствовали они долго, я лежал тихо как степная мышовка, опасаясь стать завтраком для волков.
Наконец навозовцы объявились. Меня развязали, вернули одежду. Сделку по переписыванию сберкнижки на другое лицо подписали на лафете гаубицы Д-30.
Дарственную визировал чубатый нотариус в вышиванке (предъявив мордорскую лицензию)
- Обналичить деньги мы сможете только там, - предупредил я разбойников, махнув рукой на Восток. - А "там" могут на всякий случай поинтересоваться наличием моего присутствия в живых… Кстати, у меня дома намечается ремонт. Могу дать работу родственникам или знакомым. Так что отправляйте меня к вашим гугенотам, тем более Ла-Рошель совсем близко.
- Через КПП не повезем. А в широкой украинской степи расстелилось русское поле. С минами, - сострил один из негодяев. - Сможешь провисеть на руках одну минуту? – внезапно спросил он.
- Я и больше смогу! ….
- Тогда слухай …
Ночью мы выехали к прифронтовой полосе..
- Раздевайся, помочись и посри..
- ? !.....
- Каждый лишний грамм - нагрузка беспилотнику. Перемахнешь через реку. Мы тебя спустим метров до двух, спрыгивай и ходь на огни. Там сепарская застава.
Через двадцать минут уже я летел через черное, как копоть, пространство. Полная Луна подсвечивала хмурый изгиб реки, отражаясь о мою голую жопу.
Где-то посредине водоема беспилотник, не выдержав груза, в бессилии завыл и стал заваливаться к воде, но мне удалось, подтянувшись, боднуть днище его фюзеляжа темечком, после чего он дотянул до противоположного берега.
После проверки местными властями был переправлен в Мордор, где получил взбучку за срыв контракта по мусоропроводным рукавам.
Чем закончилась для кого-то попытка обналичить "Три миллиона четыреста восемьдесят тысяч рублей" со сберкнижки 1998 года мне неведомо. Кстати, по сегодняшним временам, после приснопамятной деноминации, это баксов пятьдесят. Но книжку в любом случае жаль. Она была мне как бумажный талисман.
Зато ремонт у меня в самом разгаре, плитку кладет двоюродный брат одного из навозовцев. И неплохо кладет, между прочим, хотя и грозится периодически уехать в Италию собирать апельсины.

2.

ОБЫЧНОЕ ДЕЛО

«Но если есть в кармане пачка сигарет,
Значит все не так уж плохо на сегодняшний день.
И билет на самолет с серебристым крылом,
Что, взлетая, оставляет земле лишь тень.»
(В. Цой)

Если акробат под куполом цирка пройдет по канату, то это вообще не станет событием – это нормально. Странно было бы ожидать от него чего-нибудь другого. Но вот если человек в объятом пламенем небоскребе, отважится, решится и перейдет по проводу на соседнее здание, вот это будет настоящим чудом и вряд ли кто-то из зевак сможет отвлечься на моргание.
На днях и мне пришлось участвовать в одном вполне обычном деле, но при весьма не обычных, я бы даже сказал, удручающих обстоятельствах.
Огромный рюкзак за плечами весил килограммов под сорок, но я, как мог, пытался делать вид, что он гораздо легче. Плохо получалось, все встречные пялились только на меня. Думаю, что весь город уже догадался - в рюкзаке моем деньги. Много денег. Очень много денег. Зарплата обычного человека лет за десять, а может и больше.
Впечатление такое, что братья Запашные устроили мне экскурсию в клетку со львами. Львы смотрят на меня, облизываются, но соображают, что жрать меня все же не стоит, а то братья будут очень недовольны.
Вместо «братьев Запашных», за моей спиной шагали двое вспотевших полицейских в высоких сапогах, и правую руку не отрывали от рукоятки пистолета.
Я шел и думал: «хоть бы контора работала, хоть бы работала»
На площади Боливара, как всегда, орал свои политические кричалки городской сумасшедший, увидев меня, он вдруг замолк, подошел и нежно погладил мою бесценную ношу.
«Запашные» заржали и каким-то красивым словом отогнали мужика.
Ноги подгибались, я кряхтел, трещал и лопался под тяжестью своих миллионов. Горячий влажный воздух только бессмысленно свистел в моих легких, ни капельки не помогая дышать.
Ура! А, ведь вот она, нужная дверь и она открыта! Ура! Дошел!
Полицейские остались ждать на раскаленной улице, а я кое-как втиснулся в маленький прохладный офис.
К моему рюкзаку тут же слетелось с десяток ворон в строгих костюмах, они вытряхнули пачки на большой стол и дружно принялись шуршать купюрами, шевеля губами: «уно, дос, трэс, кватро, синко, сэс…»
Минут через сорок, я снова вышел на жаркую улицу. Моей верной охраны почему-то не было, наверно у нее появились более важные дела. У них это бывает. Ну, да и черт с ними, я даже почти не огорчился, главное, что денег при мне уже не было, даже пустой рюкзак оставил в конторе, чтобы не смущать злых и голодных людей. Конечно, меня вполне могли попытаться украсть для выкупа, но вот ограбить – это вряд ли. Кому я теперь нужен без своих несметных богатств и даже без телефона? На мне только веселенькие шорты, кеды и майка. Все свои 290 пачек денег я отдал без остатка за самое дорогое, что только может быть у человека на чужбине, и это не нужно больше никому – это только мое – авиабилет до безумно далекого дома на другой стороне Земли.
Завтра домой.
Почти взлетая над грязными улицами, я бежал мимо каких-то криков, бесконечных голодных очередей и наглых мотоциклов, бежал и мысленно, крепко обнимал братьев Райт. Сразу обоих…

Венесуэла.
Каракас.
Июнь 2016

3.

Капитана Бабкина (прошу прощения уже майора) не любил никто. Коллеги по военной кафедре за то, что, по слухам, карьерой своей был он обязан то ли первому, то ли второму секретарю обкома партии, выходцу из той же глухой деревни, что и родня майора. Студенты не переносили его мелочного придирчивого занудства, и какой-то паталогической безграмотности, от которой временами даже дух захватывало. Всё, за что он ни брался, блестяще доводилось до полнейшего абсурда, и даже если вначале воспринималось со смехом, затем действовало, как выматывающая зубная боль.
Это был первый день после зимней сессии. До 23 февраля, главного праздника кафедры, оставалось около недели. Минут через двадцать после начала первой пары в аудиторию зашёл кто-то из старших офицеров и предложил сделку, добровольцы, готовые внести посильный, но высокопрофессиональный вклад в дело подготовки к празднику, получают освобождение от занятий на сегодня и ближайшие две недели. Цена не малая, учитывая, что «война» хоть и была раз в неделю, но состояла из четырёх пар плюс пятая пара «самоподготовка». Конкурс прошли не многие, мы с приятелем, вызвавшиеся подготовить наглядную агитацию в виде кумачовой растяжки «НАДЁЖНО ЗАЩИТИМ ЗАВОЕВАНИЯ СОЦИАЛИЗМА» и Майк, в миру Миша Майков (если читаешь – привет!!). Ему досталась побелка потолка на площадке между лестничными пролётами, там кто-то оставил открытым на ночь окно этажом выше, и вода, пройдя сквозь перекрытия, отметилась грязными пятнами.
Оставшиеся, вынужденные штудировать устройство штатива артиллеристской буссоли (она же тренога), люто нам завидовали. И никто не принял в расчёт одной детали. Дежурным по кафедре в этот день был майор Бабкин. Надо сказать, что для всех офицеров дежурство было чем-то сродни наказанию. И правда, кому охота приходить первым, проверять сохранность пломб, на утреннем разводе докладывать начальнику о численности, чморить опоздавших, уходить последним, проверяя свет и воду на всех этажах. Бабкину при новых погонах эта роль досталась впервые. До этого он был единственным капитаном среди полковников, подполковников и майоров. Он очень хотел оправдать оказанное доверие и, похоже, был счастлив проявить воинскую смекалку, расторопность и доблесть.
По такому случаю майор загодя постригся, поэтому головной убор казался великоватым и сползал с абсолютно круглой головы на глаза и уши. Шинель, наоборот, сходилась с трудом. За недолгое время после гарнизонной жизни майор приобрёл бёдра шире плеч, по этой причине ремень с кобурой у него был значительно выше талии, а портупея казалась лишним дизайнерским элементом, так как сползти под тяжестью оружия ремню возможности не было. При этом всём, демонстрирующий начальству рвение Бабкин перемещался по вверенному ему объекту с беспокойством хлопотливой курицы.
Когда он в третий или четвёртый раз, с интервалом в 10-15 минут, появился перед нами в тесной каптёрке, где мы пытались на старую деревянную раму натянуть шесть метров напоминавшей марлю красной ткани и, пыжась от собственной значимости, учил, как держать в руках молоток, мы, от греха подальше, просто заперлись изнутри, а снаружи повесили красочно оформленную табличку: «Не мешать! Работают люди». Оставшееся до перерыва время он провел на лестничной площадке с Майком, и пока тот, готовя себе рабочее место, сооружал высокие «козлы» (потолки на кафедре были за пять метров), майор показывал пальцем, как тот должен водить по потолку кистью.
Перерыв после первой пары тоже ознаменовался новшеством. Полсотни студентов, привычно куривших под козырьком у входа на кафедру, он погнал к «специально оборудованному месту». «Местом» служила открытая всем ветрам площадка у деревянного пожарного щита на стене здания, выглядевшего окаменелостью под бесчисленными слоями покрывавшей его масляной краски. Через некоторое время, дабы не подавать дурной пример, ёжась под мокрым снегом, туда побрели офицеры.
Сразу после перерыва он посопел у нашей запертой изнутри двери, поизучал грозную табличку и, разочаровано вздохнув, пошёл искать себе новое дело. Дело нашлось быстро. На полу широкого коридора командирского, или как его ещё называли «штабного» этажа, где располагалась и наша каптёрка, белели четкие меловые следы. Следы привели к Майку. Побелка уже началась, и часть содержимого ведёрка с мелом, в виде редких капель, покрывала пол. Запрокидывая голову к находящемуся почти на три метра выше Майку, и придерживая фуражку, которая слишком свободно себя чувствовала на коротко стриженом основании, Бабкин закудахтал:-«Вы это того… Ты это чё? Не капай, твою мать!!!»
Тут надо немного про особенности характера Майка. Он был очень немногословный, но весьма жёсткий, если того требовали обстоятельства. По этой причине он был отчислен из университета три года назад из-за конфликта со старшекурсниками в общаге, практиковавшими там дедовщину. Для двоих старшекурсников тогда вызвали «скорую», для Майка милицию. В итоге два года он провёл в армии и восстановился на второй курс уже к нам. По этой причине, я не очень верю, что ведро случайно оказалось на самом краю, и Майк случайно задел его ногой в тот самый момент, когда подпрыгивающий снизу Бабкин требовал, чтобы «не капало».
Поток из опрокинувшегося ведра угодил ему прямо на темечко, превратив майора в вылепленное из тающего пломбира, абсолютно белое изваяние. Секунд десять изваяние не шевелилось и не подавало звуков. Потом, на месте, где должно было быть лицо, чуть ли не с хлопком открылся один глаз, сморгнул, затем второй и оба глаза сморгнули синхронно. Следом, ниже глаз с шумом вышел воздух, и показались три отверстия, две ноздри и рот. Майк, наверху, сидя на корточках, внимательно наблюдал за превращениями.
-«Ты это чего, а?», плаксиво завыл Бабкин. «Ты же меня ё@ твою мать, того,…,облил, а?». Молчание было ему ответом. Развернувшись на каблуках, и водрузив почти чистую фуражку на голову, которую, как и всего его до пят, делая похожим на весеннего снеговика, густым киселём покрывал застывающий мел, он потрусил в кабинет начальника кафедры.
Через какое-то время на площадку к Майку спустился полковник Токмаков, замещающий в этот день начальника, один из немногих офицеров, к которому мы, студенты, относились с уважением. Задумчиво оглядев не добелённый потолок, лужу мела на полу он подошёл к окну, открыл его и достал сигареты. Майк по-прежнему сидел на своём насесте под потолком. Токмаков закурил и, посмотрев на Майка, взглядом предложил сигарету и ему. Майк достал свои, и, расценив предложение сигареты, как разрешение курить, закурил у себя наверху. Через пару минут полковник, опять-таки, взглядом, показал Майку – гаси. Закрыл окно и спросил – «До трёх успеешь закончить?» Майк утвердительно кивнул. «Да. И лужу эту убери до перерыва», - добавил Токмаков уже на ходу.
Говорят, Бабкин ещё долго писал служебные во все инстанции с требованием публичной казни Майка. Но отчислять его второй раз, видимо, сочли моветоном.

4.

По молодости если что-то удачно получилось, то кажется - повезло, само собой, как же иначе. А когда вырастаешь, то начинаешь ценить чью-то помощь, чье-то вовремя сказанное слово. Наверное я уже достаточно выросла, раз у меня пошли такие благодарные воспоминания.

Приехала в Москву совсем пацанкой. Вроде бы не из такой уж провинции, но в метро первый раз - не там села, не там вышла, замешкалась на эскалаторе, толкнули, нагрубили. Все, хочеться провалиться, стать невидимкой. И последняя капля - спотыкаюсь, сумка отлетает. Совсем все. Вдруг какой-то взрослый дядька хватает меня под ручку, поднимает сумку и говорит: "Я видел ты споткнулась правой ногой - это к удаче. Куда тебе нужно?" Потратил кучу времени, все объяснил, вывел из метро, пожелал удачи и бегом назад, страшно опаздывал куда-то. Для вечно спешащих и не всегда приветливых москвичей это - поступок. А у меня плечи расправились, и небо оказалось голубое, и поездка удалась. Как пинка дал в светлое будущее. Почему-то я уверена, что если бы я споткнулась левой ногой, было бы все то же самое.

Спрашивает у меня знакомая, чего я такая горем убитая. Объясняю - залезли в наш дом, обокрали, и не только украденного жалко, но и как-будто грязными сапогами по нашему уюту. "Да ты что", говорит она - "Не думай даже расстраиваться, это значит вашему дому грозила какая-то беда, а Б-г перевел ее в такую чепуху. Скажи Ему спасибо и живи дальше". Сколько раз этот разговор вытягивал меня из депрессий и неприятностей.

После похорон мамы заходили соседи, сослуживцы, сочувствовали, но легче не становилось. Все казалось беспросветным, не хотелось ни думать, не разговаривать. Пришел наш зав.кафедрой, поглядел на меня, достал из портфеля ну совсем некстати какие-то бумажки и начал нудно бубнить что-то об учебном плане. Через какое-то время я начала понимать то, что он бубнил, потом с чем-то не согласилась. Он увидел, что я разморозилась, заговорила, собрал бумажки и ушел. Потом я вспомнила, что это было что-то для деканата и с нами никогда не обсуждалось.

Иду мимо какой-то дачи, дергаю с ветки горсть черешни, и вижу, как хозяин, который внутри дачи собирал эту черешню деликатно зашел за дерево, чтобы меня не смущать. Проблем с тем, чтобы чужого не брать, никогда не было, родители с детства приучали перешагивать через кошелек на дороге. Но на ягоды совратилась. А тактичность дачного хозяина сделала мне прививку на всю жизнь. Через какое-то время читала в газете, что в такой же ситуации девчонку дачный хозяин застрелил.

Сидим мы две молодые мамочки на скамейке, смотрим как наша малышня залезает на старый теннисный стол и спрыгивает то с одного бока, то с другого, уже минут пятнадцать. Вдруг меня что-то срывает с места и я на полдороге перехватываю свою дочку. Смотрю вниз - она прыгала на воткнутый кем-то в землю шампур. Даже думать не хочу, какая могла бы быть беда. Вот что это было? Кто меня сорвал? Спасибо тебе, Господи. И всем спасибо.

Партнеры

Реклама