Анекдоты про Она Могилы |
2
Случай из врачебной практики. История совершенно не моя и записана не совсем со слов, но записана верно, мною прочитана и подписана.
Очень давно, еще до отечественной войны, но после революции помер врач. До смерти врач имел частную практику, жену, большую квартиру из пяти комнат. Зажиточно жил врач. Но помер. Жена врача, кроме мужа имевшая молодого любовника, к врачу относилась с уважением и похороны ему устроила по высшему тогдашнему разряду, несмотря на временно-постоянные трудности со всем. Похоронили врача в хорошем габардиновом костюме-тройке и лаковых штиблетах, с золотой булавкой, золотыми запонками и золотым семейным кольцом.
На счастье об этих вложениях в покойного узнала банда мелких жуликов и в самую ночь после похорон могила была разрыта, гроб вскрыт. С врача сняли булавку, сняли запонки и кольцо. Сняли пиджак и начали было снимать жилет, когда врач, который оказывается не умер, а впал в летаргический сон проснулся, узрел на одном из жуликов свой пиджак и хриплым протяжным голосом попросил:
- Отдайте клифт, гнида, мне холодно.
Все жулики, перепугавшись до смерти, сдристнули в разные стороны. Кроме того самого в пиджаке. Тот перепугался до смерти так сильно, что буквально скончался вместо врача.
Врач, действительно замерзший до костей, содрал с жулика пиджак, выбрался из могилы, перемазавшись глиной, и пошел на ближайшую трамвайную остановку ехать домой, чтоб обрадовать жену. Денег на билет у него, естественно, не было, а тетка-кондуктор, оживших покойников без билета возить отказывалась, потому что их не боялась, в отличии от мелких жуликов. Врач было поднял скандал, но был повязан бдительными гражданами и препровожден в отделение милиции.
В отделении выяснилось, что у врача кроме денег нет и документов, что для похороненного совершенно обычное дело, а живому гражданину очень вредит до сих пор. Выслушав рассказ врача, милиционеры съездили на кладбище и обнаружили там обычные доказательства врачебной правоты: разрытую могилу, вскрытый гроб и в нем мелкого, мертвого жулика без пиджака. Убедившись, что врач не врет и держать его в узилище они права не имеют, а имеют обязанность проводить врача домой, мильтоны отрядили ему в провожатые квартального участкового.
А в это время. Точнее чуть ранее. Вдова врача. В спальне. Понятно что не одна, а уже с кем-то там. Медленно и печально спали.
Врач с квартальным, как домой пришли в спальню даже не сунулись. Сунулись на кухню. Взяли со льда графинчик водочки, поминального пирога кусок, блинов, компоту и огурчиков. Отметить воскресение и немного согреться.
Вдова (как она думала) врача с полюбовником тоже на кухню вышли. Ну, и видят: сидит покойник и с квартальным участковым выпивает и закусывает.
Вдова сразу брык - и померла совершенно быстро от такого счастья. Полюбовник тоже картины не вынес. Похрипел только чуть-чуть подольше и откинулся.
Врач, видя смерть любимой супруги, от таких переживаний умом двинулся, что бывшим покойникам очень даже простительно, особенно врачам. А участковый, которого послали вовсе не водки с покойником выпить, а предупредить вдову, чтоб та не перепугалась навсегда, а только обрадовалась, убоялся, что за такое разгильдяйство его к ответу призовут, вытащил наган и застрелился.
На этом записанная мной история заканчивается. Но вопрос остается. Узнает ли кто-нибудь с чьих слов записано?
3
Несостоявшиеся похороны
Фраза «Мы вас похороним!», произнесенная Первым секретарем ЦК КПСС Никитой Хрущевым 18 ноября 1956 года, стала исторической.
Она была адресована западным дипломатам на приеме в Москве и буквально взорвала мир. Все были уверены, что Хрущев имел в виду мощь советского ядерного оружия, которое сотрет с лица земли врагов СССР. Это было тем более удивительно, ибо совсем недавно, на XX съезде КПСС Советский Союз провозгласил курс на мирное сосуществование.
Но на самом деле зарубежные журналисты не только выдернули эту фразу из контекста выступления, но, к тому же, изменили ее значение. На самом деле фраза звучала так: «Нравится вам или нет, но история на нашей стороне. Мы вас закопаем». Хрущев, вероятно, имел ввиду, что социализм и эффективнее, а следовательно, «переживет» капитализм. Никита Сергеевич намекал на знаменитый тезис Карла Маркса о том, что пролетариат является могильщиком капитализма. Однако при переводе фраза не только была искажена, но еще и обрела иной смысл.
Несколько лет спустя, выступая с речью в Югославии, Хрущёв пояснил, что он «не имел ввиду буквальное выкапывание могилы лопатой, но лишь то, что капитализм погубит его собственный рабочий класс». Кроме того, советский лидер высказал уверенность в том, что капитализм неизбежно перейдет в социализм. И снова повторил фразу, которая уже обеспокоила Запад: «Мы вас закопаем».
Что произошло на самом деле и кто кого «закопал», уже известно.
4
Как говорят, вдогонку к опубликованной заметке "Медики, как известно, люди веселые."
Только не смейтесь.
Давно было. Работал я в реанимации. И пришла к нам новенькая медсестра. По всей видимости диплом ей подарили. Них... чего не умела. Кто ж знал. И надо было у поступившего мужчины взять мочу на анализ. Он на ИВЛ (искусственной вентиляции лёгких). Т.е. без сознания. Т.е. ВООБЩЕ. Прошу её взять мочу. Она:
- Я не буду.
- Что значит не буду. Берёшь катетер и вперёд.
- Я сказала не буду!
- Это ещё почему.
- Потому что... Не буду и всё.
- Ну, объясни причину-то.
- У женщины возьму, у мужчины не буду. НУ, НЕ УМЕЮ Я!
- Аа. Это дело поправимое. У нас в реанимации некогда выбирать, буду-не буду, хочу-не хочу. Пациенты тяжёлые. Объясняю один раз, ты запоминаешь. Одеваешь перчатки. Берёшь стерильный лоток, туда же стерильный катетер. Стерильное масло. Левой рукой между пальчиками берёшь член и смочив катетер в масле аккуратно вводишь в уретру. Аккуратно проходишь сфинктер. Первую мочу в тару для лаборатории, остальное в мочеприёмник. Вперёд на галеры.
Сам в ординаторскую. В ординаторской стоит монитор и через камеры всё видно. Но без тонкостей.
Заходит с багровым лицом.
- Я взяла.
- Ну, молодец. Теперь знаешь и умеешь.
Уходит.
Через минуту влетает коллега, в истерике тычет в экран и ничего не может объяснить. Только дикий смех. Туда, говорит, идите. Идём в палату.
Пациент на ИВЛ, в полной отключке, под простынёй. И через простыню видно, что у него не хилая эрекция. Это ж как надо было так намуслякать человека без сознания! )))
Воистину, наши женщины мёртвого из могилы поднимут.
5
БЕДНЫЙ КЛАУС
Бедняга Клаус, невзирая на свой почтенный возраст, был исключительно здоровым человеком. Никаких печеночных и прочих недостаточностей, никакой нехватки кальция, но что самое удивительное – все зубы свои и ни единого намека на кариес. Да что там кариес. Клаус, несмотря на не самую легкую жизнь, дожил почти до пятидесяти, но так и не заимел, даже самого скромного шрамика, или ушиба на голове, а это большая редкость.
Вот только с везением у Клауса были большие проблемы…
Эта история началась ровно сорок лет назад в Подмосковье.
Пионер Коля, поехал с ребятами рыбачить, купаться и загорать. Принялись они копать червей, как вдруг наткнулись на металлическую пряжку с таким рисунком, за который директор школы с любого пионера, мог бы моментально снять красный галстук и вызвать родителей. Ребятишки заинтересовались, ускорились, углубились и вскоре докопались до серо-коричневых костей, пуговиц, черепов, ложек, остатков сапог и ржавых немецких касок.
Это оказалась наспех устроенная братская могила десятка немецких солдат.
Пионеры с перепугу позвали взрослого, тот, конечно же, наказал ничего руками не трогать, а сам побежал звонить в милицию.
Но девятилетний Коля, ослушался инструкций взрослого, он никак не мог оторвать взгляда от зияющей черноты глазниц одного из немецких солдат. Снял Коля с себя футболку, завернул в нее череп и под шумок, помчался с ним домой.
Родителям рискнул показать только через месяц, все дожидался благоприятного настроения. Не дождался.
Папа был категорически против немецкого черепа в квартире, мама, еще под вопросом, но скорее всего – тоже против, просто у нее речь ненадолго отнялась и ноги подкосились.
А пионер Коля катался в рыданиях по полу, доказывая родителям все преимущества наличия в доме головы убитого немецкого солдата, но родители были суровы и непреклонны, и тогда хулиган и двоечник Коля, пустил в ход последний аргумент:
- Мама, Папа, давайте так – если я получу хоть одну двойку по любому предмету, то сам эту голову отнесу на мусор, а пока не получил, то пусть она лежит, хотя бы в подвале в посылочном ящике…
Несмотря на кощунственность ситуации – это было неплохое предложение и родители со скрипом согласились, ведь они знали наверняка, что их оболтус, завтра же, как миленький нахватает «пар» и «колов».
Но, Коля не нахватал. Он держался из последних сил - тянул на уроках руку, делал все домашние задания, не прогуливал труд и физкультуру, понимал, что родительское слово – кремень и все зависело только от него самого.
В его простенькой пионерской жизни, никогда раньше не было чего-нибудь настолько же неигрушечного и настоящего, как человеческий череп, да еще и немецкий – это практически, как иметь бивень мамонта и не просто мамонта, а мамонта - фашиста…
Каждый день Коля вызывался сходить в подвал за картошкой и подолгу там сидел, разглядывая свое богатство, а однажды он спросил у мамы:
- Мама, а как мое имя будет по-немецки?
- Ну, наверное - Клаус, а что?
- Клаус? Не плохо, мне нравится. Буду звать его Клаус, а то все - череп, да череп…
Прошли годы, Николай (спасибо Клаусу) почти на отлично закончил школу и без всякого блата поступил в медицинский институт, хотя до этого, врачей в Колином роду не наблюдалось.
В веселые студенческие годы, Клаус помогал своему другу как мог – служил ему наглядным пособием, пару раз вполне убедительно сыграл в студенческом театре роль бедного Йорика, и даже помог Николаю защитить кандидатскую…
Спустя много лет, Николай Сергеевич, стал доктором наук и очень хорошим детским врачом, а старина Клаус, уже давно не пылился в сыром подвале в посылочном ящике, а спокойно спал в старинном письменном столе. Даже старенькую маму Николая, Клаус уже не пугал, наоборот, она относилась к нему, как к дальнему родственнику и была благодарна ему за то, что когда-то, он так или иначе, заставил сыночка взяться за (свою) голову…
Однажды в гости к Николаю Сергеичу заглянула младшая сестра с сыном-тинейджером. Пока Коля с сестрой возились на кухне, племянник вытащил Клауса, схватил со стола чернильную ручку и не долго думая, нарисовал на черепе эсэсовские молнии и свастику.
Николай пришел в бешенство, он наорал на племянника, кричал, что это скотство, кощунство, и все в таком же духе, и когда гости разошлись, Коля принялся спичечными головками отчищать Клауса от похабных рисунков и тут он вдруг подумал: - Племяш мой, конечно, законченный балбес и циник, но чем же я лучше него? Я ведь и сам, уже сорок лет издеваюсь над трупом бедного Клауса, не давая ему покоя… Да и что я про него знаю, кроме того, что у него было богатырское здоровье, чуть лопоухие ушные раковины и того, что он погиб под Москвой? Ничего. Я даже имени его не знаю…
Бывший пионер Коля напряг все свои связи и попытался узнать - Куда сорок лет назад подевали останки немецких солдат из той братской могилы? Но так ничего и не выяснил. Ему объяснили, что, скорее всего, чтобы не поднимать ненужной огласки, их увезли куда-нибудь на свалку и затрамбовали катком…
И тогда Николай Сергеевич списался со своими коллегами - врачами из Германии, объяснил ситуацию и… не прошло и месяца, как под его окнами припарковался огромный серебристый автопоезд, похожий на самолет и из него вылез толстый усатый немец. Немец поздоровался с Николаем, взял в руки коробку с Клаусом и осторожно открыл ее.
Николай Сергеевич заранее принял лошадиную дозу валокордина и предпринял нечеловеческие усилия, чтобы не разрыдаться, прощаясь со стариной Клаусом.
Успокаивало только то, что этот толстый немец - дальнобойщик, был единственным человеком, кто за последние сорок лет, так же трепетно отнесся к Клаусу, как и сам Коля…
Умом-то Коля все понимал, но его душа никак не могла примириться с тем, что Клауса нужно вот так взять и вдруг зарыть в грязную землю. И почему сейчас? Может еще парочку лет подождать? Ну что с ним может случиться, он ведь уже сорок лет все смотрит на нас глазной чернотой и улыбается своими белыми, здоровыми зубами?
Автопоезд на прощанье душераздирающе посигналил и уехал… а бывший пионер Коля, сразу почувствовал, что на душе у него стало пусто, грустно и одиноко, но легко - легко, как космонавту на Луне…
Вскоре позвонили коллеги из Германии и сообщили, что Клаус со всеми воинскими почестями был торжественно похоронен на воинском кладбище в братской могиле.
P.S.
Пока мы, с моим, изрядно заболевшим сыном сидели в кабинете в ожидании результата анализа крови, доктор Николай Сергеевич курил и рассказывал мне всю эту историю…
(Сегодня, спустя неделю, мой Юрка уже почти совсем выздоровел - тьфу, тьфу, тьфу, и все благодаря глубокоуважаемому Доктору и убитому под Москвой немецкому солдату Клаусу…)
Прощаясь, Николай Сергеевич задумчиво улыбнулся и очень серьезно сказал:
- Можете обо мне думать что хотите, но рано или поздно, я, так или иначе, съезжу к своему Клаусу на могилку…
6
Сегодня услышал быль от свояченицы, она разговаривала с женой по скайпу, после чего я сполз с дивана. Эту историю Задорному бы рассказывать со сцены, а я уж напишу, как получится, хотя у свояченицы это тоже неплохо получается.
Сёстры обсуждали проведение «родительского дня», который традиционно проводится после Пасхи, в разных местах по разному, начиная с воскресенья и до четверга. Свояченица рассказывает, как она у себя (на Урале) будет это делать, что с собой возьмёт, ну и так далее. Спиртного брать не будет, дескать некому пить, да и незачем, но припомнила, что некоторые берут с собой столько, что остаются там и ночевать (на кладбище). Кстати была у них одна бабка, которая ходила мужа покойного проведывать, с собой брала бутылку водки и постепенно за день допивала, ещё могла и у соседей угоститься. Вот про неё и рассказ, надо же что так это совпало!
Лет десять назад это было, она наугощалась так, что осталась ночевать на кладбище, легла на установленную у могилы скамейку, благо уже тепло было. А в это время, уже ночью какие-то парни решили снасильничать над молодой девчонкой, затащили на кладбище, это обычная уловка насильников, чтобы подавить волю жертвы. Чтобы окончательно подавить волю девушки, они стали насильно предлагали ей выпить стакан водки, та отказывалась и упиралась. Но тут из темноты вдруг выныривает костлявая рука и раздаётся голос: - «Тогда отдайте мне, раз она не хочет». Насильников моментально след простыл, а девчонка грохнулась в обморок. Очнулась, а её бабка тормошит и говорит: – «Не бойся, я тут просто легла поспать, а тут ты лежишь, что случилось с тобой?», и назвала себя по имени. Кое-как привела она девчонку в чувство и отвела домой. Когда всё выяснилось, как на самом деле это было, то родители эту бабку только на руках не носили, благодарность их была безмерной, они затем её и похоронили, когда она умерла.
7
Мой отец воевал немного. Его призвали в 42м, и после сокращенных командирских курсов, как и миллионы других, кинули в окопы. В среднем жизнь комвзвода на передовой длилась месяц-два, а он пробегал четыре. Пулеметная очередь выбила глаз, разорвало легкое. И сделала неподвижным колено. В 20 лет он стал инвалидом первой группы.
Он не сдавался. Закончил юридический, работал адвокатом, запоминая дела на слух. Конечно, это были безденежные дела (в Донецкой консультации он был единственным не-вечно-угнетенной национальности ).
Практически слепым, он рассказывал мне о планерах, путешествиях, охоте, фотографии... всем тем, что забрала у него война.
Только вот никогда не говорил о войне. Никогда не ходил выступать перед школьниками. Ездил только на встречи с фронтовиками, но никогда не брал меня. Он говорил, что лучше это скорее забыть. Даже на передовой он не научился пить и курить. Только однажды, в конце восьмидесятых я увидел его пьяным. Девятого мая он вернулся со сбора странно молчаливым, купил и выпил бутылку, и стал безудержно рыдать. Мне все растерялись. А папа достал с антресолей драный фанерный чемодан, где, как оказалось хранил свои фронтовые записки, фото, награды, какие-то памятные вещи (почему-то запомнились коробочка зубного порошка, станок для заточки безопасных лезвий, и кисет с вышитой надписью «защитнику Родины»).
Он сказал, что на встрече из всего полка он остался последним.
Он рассказывал про фронт. И это было совсем не то, что показывали в фильмах. Это было страшно. Я жалею, что не записал тогда. Никогда больше он не повторял. Но до сих пор помню, как он рассказывал про расстрел дезертиров перед строем, и как его поразило, что об их предательстве сообщат на родину (это означало смерть для родни), и о том как полк промаршировал поверх наспех вырытой могилы с расстрелянными. И о жизни в оледеневших окопах с дерьмом. О голоде. И о том что иногда больше всего хотелось поскорее быть убитым...
Он умер. Где-то я рад, что он не увидел малолетних новых нацистов и недобитых эсэсовцев на парадах, и бандеровскую сволочь у руководства... И я считал, что с моим переездом в Торонто все это останется позади.
Но однажды я спросил младшую дочку, которая проучилась уже в канадской школе, что она знает о второй мировой. Она честно повспоминала уроки и сообщила, что война началась с того, что немцы стали обижать евреев, а потом за них заступилась Америка, и она вместе с канадским десантом победили Гитлера.
8
Однажды я привёл группку иностранных партнёров на приветственный ужин в местный ресторан «Ностальгия». Место было выбрано с умом – вечером с субботы на воскресенье наши рестораны довольно буйные, а этот ресторанчик совсем маленький, там очень тихая публика, если вообще хоть кто-то есть. По прибытии мы обнаружили странную компанию – четыре стола были сдвинуты, за ними сидели властного вида мужички-острячки за пятьдесят, с ними какие-то дамы, ржущие как ненормальные. Вся эта компания была мертвецки пьяна, «но не тем холодным сном могилы», как пророчески писал Лермонтов, а напротив очень даже бодрячком.
Мы заказали ужин и попытались разговаривать. Ни хрена не было слышно - компания рядом разошлась не на шутку. Дружеские вопли, хохоты и пушечные удары по спинам напоминали картину «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». К сожалению, со звуком. Наш приветственный международный ужин явно срывался. Впрочем, иностранные партнёры посматривали на происходящее с восторгом – это был риал рашен игзотикс. Я решил, что сам всегда успею поскандалить с соседями, и для начала попросил официантку деликатно им передать, чтобы утихомирились. У официантки от ужаса расширились глаза: «Это невозможно, они уже четыре часа гуляют! » Она кратко перечислила контингент. Рядом с нами сидели оказывается главный прокурор города, начальник ФСБ, начальник МВД, начальник ОМОНа, начальник таможни и прочие силовики – тяжеловесы уже краевого масштаба.
У кого-то из них в тот день случились именины. Впрочем, вскоре они сами шатаясь пошли на выход. Один из них подошёл к нам и молвил: «Мужики, звиняйте, если что не так. Мы сначала в «Император» пошли, но там было слишком шумно…»
10
Умер старый Вано...
Вот лежит он во гробе на краю могилы.
Собрались все его родственники, друзья...
Речь над могилой друга говорит Гоги Мечмеладзе.
(произносится с душевным надрывом, плачем и груз. акцентом)
- Вано, вот ты лежишь бездыханный на краю сырой могилы,
а здесь твоя жена... Она плачет, рыдает, скучает без тебя...
Встань, Вано, обними жену, скажи ей что-нибудь одобряющее...
Молчишь, не хочешь... - Вано, Вано... Вот тут твои маленькие
детки, рвут волосики на своих головках, надрываются, плачут,
потому что у них больше нет тебя, Вано. Встань Вано, поцелуй
детей, поиграй с ними.. Молчишь, не хочешь.. - Вано, здесь
пришли все твои друзья, вспоминают тебя, Вано, и скорбят по
тебе. Вано, встань, выпей с нами вина, спой зажигательную
грузинскую песню... Молчишь, не хочешь... - Товарищи!!!
Закопайте это ГАВНО поглубже!!!
11
Идyт два еврея по кладбищy. Остановились y могилы Рабиновича. Один говорит:
- Смотри, Хаим, как тyт хорошо, какая природа ! Птички поют, деревья
зеленеют... Так бы всю жизнь и провел тyт, а потом - лег бы, прямо здесь,
рядом с Рабиновичем... Хаим, а тебе бы хотелось так ?
Тот подyмал и говорит:
- Уж лyчше рядом с мадам Ботyшанской.
- Hо ведь она жива !
- Тем более !
12
Идyт два еврея по кладбищy. Остановились y могилы Рабиновича. Один говорит:
- Смотри, Хаим, как тyт хорошо, какая природа! Птички поют, деревья
зеленеют... Так бы всю жизнь и провел тyт, а потом - лег бы, прямо здесь,
рядом с Рабиновичем... Хаим, а тебе бы хотелось так?
Тот подyмал и говорит:
- Уж лyчше рядом с мадам Ботyшанской.
- Hо ведь она жива!
- Тем более!