Результатов: 10

1

Заходит в троллейбус подвыпивший мужчина. В троллейбусе гробовое молчание. Он обращается к пассажирам:
— Граждане! Посмотрите, какое на улице солнце! Сколько тепла, радости! Весна на улице, граждане!
Все молчат.
— Братцы! Неужели вы не видите, как прекрасен мир?!
Все продолжают упорно молчать.
— Ну, раз в троллейбусе нет никого, тогда я отолью.

2

Он не нищенствовал, а продавал иголки

Мне выдавали на дорогу в школу восемь копеек: на троллейбус туда и обратно. В хорошую погоду я старался их сэкономить и шёл пешком.

На половине дороги, как раз, если погода была хорошая, обычно весной, на перекрестке улицы Кропоткина и улицы Ленина, я проходил мимо инвалида.
У него не было рук, всё лицо был в шрамах, на месте глаз были ямки пустых глазниц.

На нем была тёмносерая, потертая телогрейка, с зашитыми на плечах отверстиями от рукавов, которые были ему не нужны.
Грудь на телогрейке была аккуратно рядами усеяна иголками разной длины и толщины. Слева, то есть на правой стороне груди, начало каждого ряда уверенно обозначал серебром и кровавой эмалью прикрученный Орден Красной Звезды. Рядов было три.

Те, кто хотел купить иголку, наверное, должны были бросить в консервную банку деньги. То есть, деньги в банке лежали, но как они туда попадают, я никогда не видел. Не видел и того, вытаскивал ли кто из телогрейки иголки. Мне кажется, тот, кому нужны были иголки, шёл за ними в магазин. Но инвалид стоял прямо, лицом к северному солнцу, целый день.

Когда я шёл обратно после школы, если редкое Ленинградское солнышко ещё светило, инвалид стоял уже на другой стороне улицы. Он опять подставлял лучам бледное лицо с темными глубокими шрамами. Иголки так же блестели затвердевшими слезами, возглавляемые тремя орденами.

Однажды, задержавшись с уроков, я увидел, как медленно разгибалась с денежной банкой в руке пожилая женщина, как она уводила инвалида домой. Я догадался, что наверное она же помогала ему переходить улицу вслед за весенним теплом.

Оба моих родителя были тяжело ранены на Войне. Но они были активными, работали на хороших работах. Я не мог в десятилетнем возрасте понимать сложности общественных отношений, но чувствовал особенность положения инвалида.

Мимо него я старался проскочить как можно быстрее, не глядя в его сторону. Мне почему-то было стыдно, что я не покупаю иголки, не бросаю денег в банку.

Опять же в хорошую весеннюю погоду, каждый год между пацанами возникала эпидемия игры в «пристенок». Нужно было ударить в стенку ребром своей крупной монеты, и если она, отскочив, попадала в монету другого игрока, засчитывался выигрыш.

Подбивали нас на эту игру прогульщики-старшеклассники, причем правила постоянно менялись, так что мы, младшие, обычно были в проигрыше. Я проигрывал не больше сэкономленных восьми копеек. Но неоднократно видел и слышал, как мои ровесники проигрывали деньги от завтраков, и даже, выданные им матерями на поход в магазин за продуктами.

Однажды я услышал хвастовство одного из игроков, как он утащил банку с монетами у слепого инвалида. Кто-то одобрительно засмеялся, большинство промолчало. Я тоже ничего не сказал, потом ушел. Больше в «пристенок» не играл.

Мне было очень страшно, когда я первый раз положил в банку четыре копейки. И убежал. В следующий раз я положил восемь копеек. И отошёл спокойнее. Через несколько дней я опять подошёл к инвалиду, положил восемь копеек и сказал:
- Здравствуйте!
Он ответил, глухим голосом, с не изменившимся лицом:
- Здравствуй, мальчик, спасибо тебе, - и помолчав, добавил:
- Я давно тебя узнаЮ, по шагам. Ты не бойся меня.
А я наоборот, пришел в ужас. Буркнул что-то неразборчиво, и убежал.
Значит, инвалид знает меня? И он понимает, что я его боюсь? И, наверное, знает, почему?

Три недели до конца учебного года я ходил в школу по параллельной улице. Летом мы уехали на дачу. Следующая осень была дождливая, и я ездил в школу на троллейбусе. А весной инвалида я не встречал.
И больше никогда не видел лицо со шрамами, выше телогрейки без рукавов, утыканной рядами иголок на продажу. Иголок после орденов.

***************************************
Теперь известно, что в конце сороковых годов, наиболее изуродованных инвалидов, разбросанных Войной по стране (безногих, безруких и подобных, смущавших взоры обывателей), советское правительство вывезло из больших городов. Для Ленинградских инвалидов местом высылки был назначен остров Валаам, в центре Ладожского озера.

Когда я уже взрослым впервые попал туда с экскурсией на теплоходе, на пристани нас встречали несколько безногих людей, на маленьких квадратных дощечках, с колёсиками, прибитыми снизу. Они пытались продать пассажирам корзинки собственного плетения.

Но экскурсанты, в основном, пробегали мимо. Они спешили проселочной дорогой через лес посмотреть великолепный Собор с входом из черного гранита и колоннами из гранита розового, с куполом, который к тому времени ещё сохранил дореволюционную позолоту, как вчерашнюю. Спешили приобщиться к искусству, к вечной красоте, пробегая мимо живого нищего уродства.
Наверное, никому из них не приходилось слышать в детстве из уст инвалида:
- Ты не бойся меня!

1954-2014г.

3

Ощущение Счастья... Сколько споров, рассуждений, определений про это явление, и что у каждого оно своё, и что каждый понимает его по своему, и что это что-то высокое и очень большое. От этого ещё более непонятным становится, что же это такое – Счастье?
Вот говорят, что этот человек счастливо прожил свою жизнь. Это как, родился, был счастлив каждую секунду своей жизни и умер, не испытав в жизни ничего, кроме счастья? Непонятно. Или, счастлив в браке. Ну, здесь что-то более определённое. Или в работе.
Или в кащенко. Но это всё какое-то долгое, но пресное счастье. А вот бывает счастье короткое, сиюминутное, но взрывное, яркое, с адреналином, заливающим глаза потом и с комком в горле. Хотя расскажи другому, посчитает мелочью. Вот стоите вы на остановке в цивильном костюмчике, впереди важная встреча. Лужа на дороге. Несётся авто без явных признаков снижения скорости. Вы в доли секунды понимаете, что сейчас будет. Но сбросив оцепенение, успеваете запрыгнуть за остановку. Счастье? Вас не застукала в критической ситуации жена, вы сумели в последнюю секунду замести следы, и всё обошлось благополучно. Счастье? Или пиво, которое уже не может находиться внутри вас, и вы в последний момент, с практически вылезшими глазами находите подходящее место. Счастье? Ещё какое ! Хотя ситуации несколько комичные. Потом. Или со стороны.
А вот мне помнится история, которая спустя много лет навевает какую-то тёплую грусть. Потому, что такой вот маленький кусочек счастья никогда больше не повторится. И жизнь уже другая, и годы не те.
Было это в последний рабочий день 1991 года. 29 или 30 декабря, точно не помню, а в календарь смотреть лень. Трудился я в одной частной фирмочке у своего хорошего знакомого. И надо было подписать кое-какие документы с заказчиками именно этим годом. Одна организация в 26 км. от города. Ну ладно, с утречка у них развозка, добрался без проблем, достаточно быстро порешали все вопросы, поехал в город.
Вот это сложнее. Добраться до трассы без служебки не так-то просто. Всё же к обеду добрался до города, до второго заказчика. Там уже проблемы. Народ накрывает столы, им пиливать на всякую работу, да и шеф, который должен подписать документы, уехал поздравлять вышестоящих. Но в родной коллектив должен вроде вернуться хоть с какими-то признаками жизни. Окружающие категорически не понимают моё рвение к каким-то деловым вопросам, настойчиво уговаривают проводить с ними старый год, буквально силком пытаются влить в меня соответствующий напиток (а это было одно из подразделений милиции, они умеют людей “уговаривать”), но я всё же отбился, дождался старшого, документы подписал. Время к концу рабочего дня, а у меня ещё один заводик впереди. На окраине города. Чувство неправильности вот такой доли в этот день уже разъедает мозг. А на улице потеплело, на дороге снег с водой. На автобусе-троллейбусе уже категорически не успеваю, мечусь по дороге, пытаюсь поймать бомбилу. В ботинках уже как в болоте, брюки по колено мокрые, а на душе скверно до предела. Доехал до завода. Попал в разгар застолья. Люди смотрят на меня как на пациента соответствующей лечебницы. Мало чего уже понимают, но документы подписывают. Как искали секретаршу с печатью – песня отдельная. Пытаются усадить меня за стол. Но это так, из вежливости и всеобще-пьяного гостеприимства. Я для них посторонний, они для меня тоже. Убегаю. На улице уже темно. Мокро, ветренно, мерзко. Мне тащится до дома с двумя пересадками, и надо ещё на минутку заскочить к товарищу. Дела закончены, но никакой радости типа чувства выполненного долга, необходимой работы, только какая-то тихая грусть.
Но это ещё не всё. Рядом с заводиком вроде как их дворец культуры, и там чувствуется корпоративчик (правда, слова такого тогда ещё не было), шумный и весёлый. Музыку и вопли слышно далеко по округе. Сытый и пьяный народ в тепле провожает старый год. Как и положено нормальным людям. И вот это меня добило. Я вообще-то не из нытиков, к жизни отношусь с некоторым оптимизмом, более-менее трудности переношу, да и силы-здоровье в 30 лет позволяют. Но тут я почувствовал к себе такую жалость, ощутил себя таким куском соплей на грязном асфальте, таким идиотом на промозглой тёмной улице, что в мозгу кроме русского фольклора уже слов не было.
Уже почти не реагируя на окружение, добираюсь до дома товарища. Мокрый, замёрзший, голодный и злой. Подхожу к двери. За дверью шум компании, и не маленькой. Звоню. Там затихают. Открывается дверь. С первого взгляда понимаю кто в компании. Это мои прежние коллеги по предыдущей работе, тоже устроили свои проводы старого года. Я с ними проработал 8 лет и вот уже больше года не виделся. Затишье взрывается рёвом пятнадцати человек, меня буквально заносят за стол, в мгновение рюмка, тарелка, не успеваю услышать кого-то по отдельности, но смысл у всех один - как я вовремя и как все рады меня видеть. Я среди своих, я доплыл до своего тёплого берега.
И вот тут-то оно на меня накатило. Оно, Счастье. Почти со слезами, со спазмами в горле, с абсолютно блаженным выражением на лице, с беззвучным открыванием рта, с абсолютным умиротворением и с последней искрой разума в дурной голове – ну эко же меня растопырило!
Вот.

4

Однажды Рубен Николаевич Симонов решил провести воспитательную работу среди актеров театра. Перед репетицией он собрал артистов и начал свой монолог:
- Я последнее время за вами наблюдаю, наблюдаю… И вот что я хочу вам сказать: вы ничего не понимаете в жизни! Ни-че-го! Вам надо ездить в метро, в троллейбусе, ходить по улице, знакомиться с людьми. Вы совершенно не знаете жизни! Вам надо знать жизнь!..
Кто-то из актеров театра с ехидцей перебил мэтра:
- Рубен Николаевич, простите! Сколько стоит проезд в метро? (стоимость проезда тогда была 5 копеек)
- Как сколько?, - возмутился Симонов. - Рубль!

5

Зима. На улице мороз градусов 20. В троллейбусе, которым мне довелось возвращаться с работы, «подмёрзли» средние двери: открываются нормально, но на некоторых остановках полностью закрываться не хотят. Водитель до поры до времени на это не обращает внимания, поскольку после пары колдобин неплотно закрытые двери становились плотно закрытыми. Наконец, на одной из остановок двери не захотели закрыться вовсе. В микрофон наш рулевой объявил:
- Товарищи-господа пассажиры, если хотите ехать дальше, то попробуйте закрыть двери вручную. С открытыми дверями не поеду!
Ближе всех к «месту происшествия» оказался невысокий худой мужичонка. Минуты две несильными ударами он пытался их закрыть. Наконец, водителю, наблюдавшему за происходящим через зеркальце, надоело смотреть на беспомощные попытки пассажира и он выдал замечательную тираду:
- Ну что вы как маленький! Сильнее трахнуть надо. РУССКАЯ ЖЕ ТЕХНИКА!

6

Сегодня вспомнил об Одессе и вспомнилась вот такая история. В 2000 году в апреле-мае приехали я и моя будущая жена в Одессу по работе на 6 дней. Времени погулять по Одессе не было, хотя очень хотелось. Но в день отъезда, в субботу у нас было 3-4 часа до поезда и мы решили погулять немножко. На троллейбусе добрались мы до Театра Оперы и Балета, а затем пешком прошлись по Ришельевской улице в сторону ж/д вокзала. Прошли почти квартал и обратили внимание на большое количество хорошо одетых людей, выходящих из здания. Как оказалось, это был ЗАГС и была свадьба. Свадьба была забавна сама по себе по нескольким причинам. Во-первых, одежда гостей существенно различалась. Часть гостей были в простеньких костюмах/платьях, другая же, более многочисленная часть гостей были в дорогих, изысканных нарядах. По вторичным признакам мы определили, что бедные родственники - это родственники жениха, а богатые - невесты. Не часто увидишь, как богатая невеста выходит замуж за бедного жениха! Но когда мы увидели невесту и жениха, все сразу же стало на свои места. Жених: косая сажень в плечах, под 190 см, на голову выше всех своих родственников, и как минимум на пол-головы выше родственников невесты. Невеста: под 175-180 см, но ОООчень крупная. Если кто помнит Руслану Пысанку в самые лучшие ее годы - приблизительно такая. Так вот, молодые и гости вышли на крылечко ЗАГСА после росписи, начали фотографироваться, ждать кого-то и т.д. И тут мы заметили, что рядом с нами (а стояли мы на противоположной стороне дороги) начали останавливаться прохожие, и за каких-то 5 минут собралась приличная аудитория эдак человек на 50. Затем, по свадебной традиции жених должен взять невесту на руки и донести ее до машины. Этот факт и габариты невесты и собрали такую толпу зрителей. И вот настал этот долгожданный момент... Все зрители затихли. Как только жених подхватил невесту и понес до машины - все зрители зааплодировали, а затем спокойно проследовали по своим делам. Вспоминаю этот момент и удивляюсь, какие особенные люди живут в Одессе, и каким тонким ощущением юмора они обладают.

7

Заходит в троллейбус подвыпивший мужчина. В троллейбусе
гробовое молчание. Он обращается к пассажирам:
- Граждане! Посмотрите, какое на улице солнце! Сколько тепла,
радости! Весна на улице, граждане! Все молчат.
- Братцы! Неужели вы не видите, как прекрасен мир?!
- Ну, раз в троллейбусе нет никого, тогда я отолью.
Все продолжают упорно молчать.

8

Заходит в троллейбус подвыпивший мужчина. В троллейбусе гробовое молчание. Он обращается к пассажирам:
- Граждане! Посмотрите, какое на улице солнце! Сколько
тепла, радости! Весна на улице, граждане!
Все молчат.
- Братцы! Неужели вы не видите, как прекрасен мир?!
Все продолжают упорно молчать.
- Ну, раз в троллейбусе нет никого, тогда я отолью.

9

Зима. В троллейбусе наркоман открывает окно. Ветер дует ему в лицо.
Пожилая женщина возмущается:
- Молодой человек, закройте окно! На улице холодно!
- Я торчу, бабусь. Если я закрою окно, на улице что, теплее станет?

10

Зима. В троллейбусе наркоман открывает окно. Ветер дует ему в лицо. Пожилая
женщина возмущается:
- Молодой человек, закройте окно! На улице холодно!
- Я торчу, бабусь. Если я закрою окно, на улице что, теплее станет?