1
Городская набережная.
Для моряков «коротыш» - это не только короткое замыкание, но ещё и короткий рейс. В «коротышах» есть огромный плюс: часто бываешь на берегу, но есть и такой же огромный минус: постоянные погрузки и разгрузки.
Вот и наш пароход восемь месяцев подряд работал на “коротышах”: возил лес из Прибалтики в Скандинавию. Раз в неделю мы заходили в устье реки, разделяющей пополам одноимённый прибалтийский город, маленький и аккуратный.
Под погрузку судно швартовали к набережной в самом центре города. Местные жители быстро привыкли к нашему пароходу, который стал для них такой же частью городского пейзажа, как крейсер «Аврора» для Петербурга или фрегат «Конститьюшн» для Бостона. Но, в отличии от знаменитых кораблей-музеев, место у набережной мы занимали не всегда, а лишь с пятницы по воскресенье. Если горожане видели над крышами своих домов белую надстройку с горизонтальной оранжевой полосой, они знали: в городе вечер пятницы и начинаются выходные.
Как известно: для моряка увольнение на берег - это праздник, а матрос Шурик очень любил праздники и размножаться. А ещё он принципиально не хотел платить ни за то не за другое. Поэтому Шурик был «человек-оркестр», которого каждый пытался зазвать к себе на вечеринку или в компанию.
Скучный, провинциальный город и матрос Шурик нашли друг друга. Горожане узнали, что и в их захолустье можно жить весело и разгульно, а Шурик получил свой собственный город для праздника и разврата. Он участвовал во всех городских попойках и гулянках, был свидетелем на свадьбах и в суде и даже председательствовал в жюри на городском конкурсе красоты. Местные таксисты возили его бесплатно, а в городских барах Шурика всегда угощали выпивкой, ведь вокруг него были люди, которым постоянно хотелось виски и веселья. С Шуриком невозможно было поссориться: местные парни записывались к нему в друзья, а городские красавицы в любовницы. Никто не мог поверить, что ещё каких-то полгода назад город и Шурик даже не знали о существовании друг друга.
В тот раз мы задержались на обратном переходе в Прибалтику из-за циклона и зашли в устье реки не вечером в пятницу, как обычно, а ранним субботним утром. Над рекой и городом висел густой туман. Экипаж готовился к швартовке. Капитан и лоцман вели неспешную светскую беседу о ценах на нефть и алкоголь. Старпом искал в тумане знакомые очертания, а матрос Шурик, согласно швартовому расписанию, был на корме.
Под утренним бризом туман неожиданно рассеялся и все увидели городскую набережную. Там было такое, что на мостике никто от удивления не смог проронить ни звука. Пароходу не дали реверс, не отработали носовым подрульным устройством и даже не скомандовали на буксир «одерживать». Только тогда, когда судно, разворотив правый борт, пропахало метров сорок городской набережной и замерло, у мастера появился голос, чуть позже завизжал лоцман и заржал старпом.
На набережной, в своих лучших нарядах и вечернем макияже, стояли почти все девушки, девицы и девки города с плакатами: «Да здравствует Александр Матроскин!», «Ура! Саша в городе!», «Все сосем у Саши!», «Шурик, мы у твоих ног!». (И это только самые приличные).
Потом третий механик Юра, вися на беседке, пять часов подряд наваривал заплаты на порванную обшивку. Последние три часа своего трудового подвига он требовал поднять его на палубу. Старший механик, боясь, что обратно Юру будет не загнать, отказывался его вытаскивать, только передавал ему кофе и электроды.
Шура же включил все своё обаяние и нажал на все кнопки и как-то разрулил возникшие было финансовые претензии. (Боже, благослови прибалтов за то, что мэрами своих городов они иногда избирают женщин).
Но под погрузку к городской набережной нас больше не ставили.
|