История №6 за 16 мая 2024

Нaша семья выжила только благодаря бабушке Шарлоте – папиной мaме...

Она была немкой по происхождению, и потому прививала нам желeзную дисциплину. В первую, самую страшную зиму 1941–1942 годов ленинградцам выдавалось по 125 граммов хлеба – этот мaленький кусочек надо было растянуть на весь день. Некоторые сразу съeдали суточную норму и вскоре умирали от голода, потому что есть больше было нечего.

Поэтому бабушка весь контроль над нашим питанием взяла в свои руки. Она получала по карточкам хлеб на всю семью, складывала его в шкаф с массивной дверцей, запирала на ключ и строго по часам выдавала по крошечному кусочку.

У меня до сих пор часто стоит перед глазами картинка: я, маленькая, сижу перед шкафом и умоляю стрелку часов двигаться быстрее –настолько хотелось кушать… Вот так бабушкина педантичность спасла нас.

Понимаете, многие были не готовы к тому, с чем пришлось встретиться.

Помню, когда осенью 1941 года к нам зашла соседка и попросила в долг ложечку манки для своего больного ребёнка, бабушка без всяких одолжений отсыпала ей небольшую горсточку. Потому что никто даже не представлял, что ждёт нас впереди. Все были уверены, что блокада – это ненадолго и что Красная армия скоро прорвёт окружение.

Да, многие погибли от обморожения. Потому у нас в квартире постоянно горела буржуйка. А угли из неё мы бросали в самовар, чтобы всегда наготове был кипяток – чай мы пили беспрерывно. Правда, делали его из корицы, потому что настоящего чая достать уже было невозможно. Ещё бабушка нам выдавала то несколько гвоздичек, то щепотку лимонной кислоты, то ложечку соды, которую нужно было растворить в кипятке и так получалось «ситро» – такое вот блокадное лакомство.

Другим роскошным блюдом был студень из столярного клея, в который мы добавляли горчицу…

Ещё настоящим праздником становилась возможность помыться. Воды не было, поэтому мы разгребали снег – верхний, грязный, слой отбрасывали подальше, а нижний собирали в вёдра и несли домой. Там он оттаивал, бабушка его кипятила и мыла нас. Делала она это довольно регулярно, поскольку во время голода особенно опасно себя запустить. Это первый шаг к отчаянию и гибели.

Во вторую зиму с продуктами действительно стало легче, потому что наконец наладили их доставку в город с «Большой земли». Но лично мне было тяжелее, потому что любимой бабушки уже не было рядом. Её, как потомственную немку, выслали из Ленинграда куда-то в Сибирь или в Казахстан. В эшелоне она умерла... Ей было всего лишь 68 лет. Я говорю «всего лишь», поскольку сейчас я значительно старше её.

Меня тоже могли выслать из города, но родители к тому времени смогли записать меня как русскую и потому я осталась.

…На сборный пункт бабушку ходила провожать моя мама. Там перед посадкой в эшелон на платформе стояли огромные котлы, в которых варили макароны. Бабушка отломала кусок от своей пайки и передала нам. В тот же день мы сварили из них суп. Это последнее, что я помню о бабушке. Вскоре после этого я заболела. И мама, боясь оставить меня в квартире одну, несколько дней не выходила на работу на свой гильзовый завод, за что была уволена и осталась без продуктовых карточек.

– Мы бы действительно умерли с голоду, но случилось чудо. Когда-то очень давно мама выкормила чужого мальчика – у его мамы не было молока. Во время блокады этот человек работал в горздраве, как-то нашёл маму и помог ей устроиться бухгалтером в ясли. Заодно туда определили и меня, хотя мне тогда уже было почти восемь лет. Когда приходила проверка, меня прятали в лазарет и закутывали в одеяло. Я, конечно, говорю внукам, но им трудно это понять, как и любому человеку, не убедившемуся лично, какая это трагедия - война....

Прошло столько лет, но эхо блокады продолжает звучать во мне. Например, я не могу видеть, если в тарелке что-то осталось недоеденное. Говорю внуку: «Положи себе столько, сколько сможешь съесть, лучше потом ещё добавочку возьмёшь». Он сердится – дескать, вечно бабушка лезет со своими причудами. Просто он, как нормальный человек мирного времени, не может представить, что эта крошечка хлеба может вдруг стать спасением от смерти.

Алиса Фрейндлих

Аналог Notcoin - Blum - Играй и зарабатывай Монеты

потому бабушка она нам мама говорю лет

Источник: anekdot.ru от 2024-5-16

потому бабушка → Результатов: 126


1.

Тут произошел целый цикл рассказов о "не той" Великой Отечественной. Кого-то несправедливо арестовали, посадили, список погибших оперативно в сети не вывесили, подвиги недооценили и так далее.

А вот эта "не та война" в истории моего рода.

Мой дед, в честь которого меня назвали, Алексей Андреевич Федоров, в 1937 году был крепким, мужественным человеком в возрасте 37 лет, в воинском звании комбрига, в гражданском звании замначальника Северо-Кавказской железной дороги, она была двойного подчинения.

Он прошел гражданскую войну и закончил ее командиром бронепоезда. Думаю, и в 1941 он бы сражался достойно. Здоровье позволило ему выдержать продолжительные пытки после ареста, 16 лет сталинских лагерей и мирно закончить свои дни в 1969 пенсионером союзного значения. Даже если бы его пустили воевать просто солдатом или партизаном, это лучше было бы для фронта, чем держать в тюрьме.

Братья моего другого деда, егерского уральского рода с предгорий - большие были любители охотиться, рыбачить, заводить пруды и разводить там рыбу, ходить за клюквой на болота хоть на 50 верст лосиным шагом и охранять лес, то есть вовремя замечать сухостой и убирать его, выжигая в древесный уголь на продажу в город. Ну и беречь лес от браконьерских вырубок. То есть искусство стрелять метко и разгонять численно превосходящую браконьерскую силу в одиночку тут ценилось.

Их было 10 этих братьев. Раскулачили их только в 1933, потому что в гражданскую старшие сражались и партизанили за красных.

С государственной точки зрения, они оказались не нужны - охраняли тот самый вековой лес, который оказалось удобно вырубить начисто.

Вряд ли их взяли даже зеками-лесорубами - сбежавшего с уральской закалкой хрен потом в лесу поймаешь. Скорее всего, расстреляли сразу после раскулачивания, во всяком случае никаких вестей о них не сохранилось.

Выжил единственный - мой дед, ему случилось в ту пору быть в городе и учиться на бухгалтера. Земляки предупредили. Горячую пору репрессий переждал подпольщиком, часто меняя имена и явки. Но вынужден был работать разнорабочим, где брали кого попало. Рано покалечился и на войну его тоже не взяли. Но жена его не бросила, вырастили пятерых детей в военную и послевоенную голодуху, дожил до 1975.

Если бы эти десять братьев оказались на войне, толку от них было бы больше, чем от горожан, отродясь ружья в руках не державших, а лесную местность видевших в основном в виде парков с собачками. Для этих уральцев медведи и волки были окружающая фауна с детства.

Спасли Москву в 1941 дальневосточные дивизии, состоявшие из уральцев, сибиряков и дальневосточников. Закалка, навыки охоты и наблюдательности, длинных увлекательных пеших переходов с детства.

У немцев была примерно та же ситуация, но еще худшая. В индустриализованной стране оставались только два природных ареала обитания хомо сапиенс настоящего - Пруссия и предгорья Альп в Баварии. Лесные малонаселенные просторы, есть место для походов, охоты и рыбалки, жалкое подобие Северной России, Урала, Сибири и так далее. Оттуда и брались эти сверхчеловеки, с жаждой жизненного пространства. Гитлер изрядно переоценил их количество. Горевал потом штучно, по погибшем на Крите.

Когда они сгорели в войне, потянулись мобилизованными образцовые комнатные немецкие городские мальчики в очках, тосковавшие в окопах от отсутствия зонтика и шарфика.

Некоторые выжившие умели хорошо писать, так и сложился образ войн как бессмысленной бойни. На их глазах поголовно гибли товарищи - такие же.

Но если есть убитый, существует вероятно и тот, кто его убил?

И если он это делает профессионально, опираясь на лучшую технику и засев в правильном месте, или прилетев на ней, то можно же догадаться, что толку на войне от него больше, чем от дичи, попавшейся под его прицел.

Ее можно косить хоть сотнями, если возможности пулемета позволяют и она сама прется согласно приказу своего идиотского командования.

Одно воспоминание моей мамы - она четырех лет от роду попала в поезд вместе своей мамой, и вот этот поезд разбомблен. Все из него выскочили и лежат в степи. А сверху кружат на бреющем полете немецкие самолеты и расстреливают в упор. Встретилась глазами с немецким летчиком - он был совершенно спокоен, как будто просто делал свою работу, стреляя по детям и их мамам в обнимку. Пролетев, заходил на новом круге, пока не кончилась лента.

Сейчас я понимаю, что всё было логично и правильно для всех участников этой бойни.

Немцы прорвались к Ростову-на-Дону, город был спешно эвакуирован. Разумеется, сотрудницы штабного поезда взяли на борт своих детей - не оставлять же их в оккупированном городе на верную смерть.

А вот взгляд летчика - вылетел на боевое задание, приказ - в составе эскадрильи уничтожить в указанном районе поезд штаба местного железнодорожного командования. Дети, женщины там оказались - какая разница? В любом случае это расово неполноценное население, которое должно быть вычищено с захваченных рейхом просторов.

Ну и работал добросовестно. Скорее всего, жить ему оставалось всего несколько дней или месяцев максимум, и он об этом догадывался. Так что своего рода герой рейха, сколько бы детей ни расстрелял в упор. А вот если бы отказался - ему самому и его семье пришлось бы очень плохо.

Вот чтобы остановить эту мерзость, всего двое моих родных оказались случайным образом недорасстреляны, недораскулачены и недозасажены компетентными органами . Брат и сестра моей бабушки. Оба орденоносцы Красной Звезды. Дед Филипп взорвал мост через Дон перед Ростовым, задержав продвижение немецких танковых колонн на Кубань и Кавказ. А бабушка Дуся сформировала партизанский отряд и отсиживалась где-то в плавнях под Азовом, дыша при облаве через камышинку, пуская под откос немецкие поезда при случае.

Но почему у них это получилось, а почти миллионный город просто разбежался? Несмотря на всю свою любовь к Родине и ненависть к оккупантам?

Природная закалка, возможно. Любовь к природе, рыбалке, после которой искупаться хочется, несмотря на температуру ледяной воды. При многочисленных переправах освобождения страны это качество очень пригодилось.

Маршалы и генералы оставили многочисленные воспоминания, в основном под диктовку на магнитофон для наемных борзописцев - в этом смысле, никто не забыт и ничто не забыто.

Но в таких мемуарах получается война чисто немецкая - хорошо организованная колонна под руководством талантливых командующих и великолепных офицеров прибыла на указанное место, вовремя получила качественное питание и разумеется выиграла. Потому что проигравшие о поражениях не любят писать и до маршалов-генералов не выдвигаются. Кому интересны воспоминания от таком от какого-нибудь Васьки-ротного.

Именно поэтому немцы в реальных сражениях всегда бывали биты. Это была заря эффективных менеджеров, верящих в мощь своих мушкетов, потом артиллерии, танков и авиации. То есть роботов в помощь воину, забыв о нем самом. Откуда он образуется, их не волновало.

Примерно так же действовало и советское руководство в предвоенные годы, уповая на рост показателей военной промышленности и уйму молодежи, привлеченной идеями свободных барышень коммунизма и концепцией "грабь награбленное". Всех лишних для этой концепции вырубили.

А в реале оказалось, что главное в военной суматохе вовремя сообразить, когда пора взорвать мост, чтобы свои переправились, а вражеские мотоциклисты не прорвались. И поплавать в ледяной воде немного под их очередями. За такое Красное Звезда, их роздано сотнями тысяч, потому что многое освобождать пришлось. Потерянное по недомыслию советских генералов немецкого типа.

Читал как-то воспоминания генерала СС - в 1941 он прорвался со своей танковой колонной в расположение штаба Южного фронта. Штабисты трудились над текстами указаний дивизиям, сидя в какой-то избе, пока шмайсеры не уставились им в лица. Командующий армией в этой время взлетал вместе со своей любовницей и ближайшими друзьями. Просмотрев директивы штаба, немецкий танкист решил - пусть дают в эфир что положено. Ни пяди земли не уступать, держаться до последнего! Это идеально соответствовало немецкому плану котлованов.

Но вот все мосты через Дон взорваны, а поезда на пути к Кавказу идут под откос. Хреново стало с планами, неведомые герои явились. Двое моих родных, тысячи других. В их памяти осталось восхитительное - враг задержан, понес урон. В памяти многих других - мобилизовали, бросили на убой, командовали этим явные сволочи.

И то и другое правда. Но это никак не меняет сути происшедшего - наше дело было правое, и враг был разбит. С Днем Победы!

2.

Не знаю начало спора, не слышал.
В автобус они заскочили уже разгоряченные спором, папа и дочка с портфелем за плечами, судя по возрасту 2-3 класс.
- Доча, ну где ты наслушалась таких слов, вот скажи мне, - разгоряченно вопрошал отец
- Папа, ну как же, вот Скабеева твоя любимая по телевизору рассказывала про Байдена и про гендеров в Америке. А вы с дядей Игорем когда спорили на кухне, так ты сам сказал что Францией раньше Наполеон управлял а сейчас одни гомосеки и жена Макрона вообще трансгендер. Это кто такие, роботы, типа трансформеров ? Она не настоящая ?

Ххмммм......Папа смущенно закашлялся и замолчал....
- Во первых, больше никогда не подслушивай разговоры взрослых. Во вторых, трансгендеры и каких там....хм...ладно, это люди, но люди больные. Вот скажи мне, кто у нас в семье ?
- Ну ты,мама, я и Сашка
- Верно, я кто ?
- Папа
- Верно, а как сказать еще, кого бог создавал в начале мира ?
- Мужчина ?
- Верно, а мама у нас кто ?
- Женщина !
- Верно, а кто у нас в семье еще ?
- Ребенки!
- Верно, (тут у папы в голосе прорезался металл) вот я считаю что должен быть мужчина и у него должна быть женщина. А у них должны быть ребенки. И это правильно и никак по другому быть не может.
А трансгендеры и как их там...хм больше никогда не повторяй это слово, считают что могут быть 2 папы и не надо мамы и наоборот. Ну если будут 2 папы или 2 мамы, то детей у них не будет и мы все со временем погибнем, потому что молодого поколения не будет и все....эээ...а что б были дети....ээээ...тут папа чуть запнулся подбирая слова.

- Папа, ну я уже не маленькая, - захохотала дочка, Мне бабушка все давно рассказала. Когда ты встретил маму, ты ее полюбил и мама полюбила тебя. Вы стали обниматься и целоваться, как в фильме и боженька понял что вы влюбились и аккуратно положил маме в животик волшебное семечко, из которого вырос Сашка и потом я. Ну иногда боженька посылает аиста, но мне кажется что это только летом, потому что зимой аист ребенков не носит, холодно, пока летят ребенки замерзнут.
На этом моменте папа счастливо выдохнул, так как процесс появления ребенков был заранее объяснен мудрой бабушкой и продолжил
- Так вот, все эти трансгендеры и другие - называются одним словом "извращенцы", им плохо, но они хотят что бы все вокруг были такие же несчастные как они. Но мы понимаем что это плохо и у нас в стране всегда будет мама и папа и у них будут ребенки, понятно ?
- Понятно, вот Иосиф и Мария тоже родили ребенка когда были уже очень взрослые....

Слушая диалог папы и девочки я мысленно аплодировал папе, который достаточно тонко объяснил ребенку про такие вещи, которые нам в детстве даже в голову не приходили, да и не было у нас таких вещей.
И я так же твердо верю в то, что есть мужчина, у него должна быть женщина и что боженька в назначенное время положит влюбленной женщине в животик волшебное семечко. И приставит ангелочка.
И не может быть никак иначе. И дети наши тоже должны это знать что не будет в России 90 гендеров, пока наше поколение живо и бог хранит Россию и всех нас.
И будет у России - защитник мужчина, и хранительница очага женщина. А у них, да, да - будут ребенки, я думаю у боженьки уже приготовлена кучка волшебных семечек.
Аллилуйя. Храни нас господь, а мы сохраним наши семейные традиции и дети наши не увидят на Руси лавпарадов и прочей нечести.
Всех обнял.

3.

Долго работали над тем, чтобы переехать в определённую страну в Европе. Наконец и муж, и я находим там хорошую работу с отличными условиями, собираемся переезжать вместе со свекровью и сыном. Свекровь - мировая женщина, немного ядовитая, но мудрая и всегда нам помогала. Мы продали свою квартиру, до отъезда вселились к ней, и вдруг новость - сын собрался жениться!
Ему 18 лет, его дама сердца старше, работает кассиршей, и у них безумная любовь. Поэтому он срочно женится, и мы все вместе уезжаем, или же он, как совершеннолетний, остаётся жить здесь и всё равно женится. Мы были в шоке. Девица, понятное дело, собирается сесть на нашу шею в другой стране. Сын, как дурак, этого не понимает и гнёт своё. Муж уже хотел махнуть рукой, как в дело ворвалась свекровь. Сходила в маркет, где работает потенциальная невестка, и, пока та пробивала ей продукты, рассказала, как она рада тому, что внучок остаётся с хорошей женщиной, потому что родители разрешили ему жениться и остаться здесь. Только работы у него нет, из университета он забрал документы перед отъездом, и жить ему придётся с ней, потому что квартиру продали, а бабушка свою квартиру перепишет на двоюродную племянницу - всё равно возвращаться не собирается уже обратно.
Спустя несколько дней девица бросила сына. Он в горе и теперь летит с нами. Боже, храни мою свекровь!

4.

СЛУЧАЙНАЯ ВСТРЕЧА

Женщина была очень старой — ей было, по всей видимости, около 90. Я же был молод — мне было всего 17. Наша случайная встреча произошла на песчаном левом берегу Днепра, как раз напротив чудной холмистой панорамы правобережного Киева.

Был солнечный летний день 1952 года. Я играл с друзьями в футбол прямо на пляжном песке. Мы хохотали и орали что есть мочи.

Старая женщина, одетая в цветастый, до пят, сарафан, лежала, скрываясь от солнца, неподалеку, под матерчатым навесом, читая книгу. Было весьма вероятно, что наш старый потрёпанный мяч рано или поздно врежется в этот лёгкий навес, покоившийся на тонких деревянных столбиках. Но мы были беззаботными юнцами, и нас это совсем не беспокоило. И в конце концов, мяч действительно врезался в хрупкое убежище старой женщины! Мяч ударил по навесу с такой силой, что всё шаткое сооружение тут же рухнуло, почти похоронив под собой несчастную старушку.

Я был в ужасе. Я подбежал к ней, быстро убрал столбики и оттащил в сторону навес.

— Бабушка, — сказал я, помогая ей подняться на ноги, — простите.

— Я вам не бабушка, молодой человек, — сказала она со спокойным достоинством в голосе, отряхивая песок со своего сарафана.
— Пожалуйста, не называйте меня бабушкой. Для взаимного общения, юноша, существуют имена. Меня зовут Анна Николаевна Воронцова.

Хорошо помню, что я был поражён высокопарным стилем её речи. Никто из моих знакомых и близких никогда не сказал бы так: «Для взаимного общения, юноша, существуют имена...«Эта старушка явно была странной женщиной. И к тому же она имела очень громкое имя — Воронцова! Я был начитанным парнем, и я, конечно, знал, что это имя принадлежало знаменитой династии дореволюционных российских аристократов. Я никогда не слыхал о простых людях с такой изысканной фамилией.

— Простите, Анна Николаевна.
Она улыбнулась.
— Мне кажется, вы хороший юноша, — сказала она. — Как вас зовут?
— Алексей. Алёша.
— Отличное имя, — похвалила она. — У Анны Карениной был любимый человек, которого звали, как и вас, Алексей.
— Анна Николаевна подняла книгу, лежавшую в песке; это была «Анна Каренина». — Их любовь была трагической — и результатом была её смерть. Вы читали Льва Толстого?

— Конечно, — сказал я и добавил с гордостью: — Я прочёл всю русскую классику — от Пушкина до Чехова.

Она кивнула.

— Давным-давно, ещё до революции, я была знакома со многими русскими аристократами, которых Толстой сделал героями своих романов.

… Современному читателю, я думаю, трудно понять те смешанные чувства, которые я испытал, услышав эти слова. Ведь я был истинным комсомольцем, твёрдо знающим, что русские аристократы были заклятыми врагами трудового народа, презренными белогвардейцами, предателями России. А тут эта женщина, эта хрупкая симпатичная старушка, улыбаясь, бесстрашно сообщает мне, незнакомому парню, что она была знакома с этими отщепенцами! И, наверное, даже дружила с ними, угнетателями простого народа!..

Моим первым побуждением было прервать это странное — и даже, возможно, опасное! -— неожиданное знакомство и вернуться к моим футбольным друзьям, но непреодолимое любопытство, которому я никогда не мог сопротивляться, взяло верх, и я нерешительно спросил её, понизив голос:

— Анна Николаевна, Воронцовы, мне кажется, были князьями, верно?
Она засмеялась.
— Нет, Алёша. Мой отец, Николай Александрович, был графом.

— … Лёшка! — кричали мои товарищи. — Что ты там делаешь? Ты будешь играть или нет?

— Нет! — заорал я в ответ. Я был занят восстановлением разрушенного убежища моей новой знакомой — и не просто знакомой, а русской графини!-— и мне было не до моих футбольных друзей.

— Оставьте его в покое, — объявил один из моих дружков. — Он нашёл себе подружку. И они расхохотались.

Женщина тоже засмеялась.

— Я немного стара, чтобы быть чьей-либо подружкой, — сказала она, и я заметил лёгкий иностранный акцент в её произношении. — У вас есть подружка, Алёша? Вы влюблены в неё?

Я смутился.
— Нет, — сказал я. — Мне ведь только 17. И я никогда ещё не был влюблён, по правде говоря.

— Молодец! — промолвила Анна Николаевна. — Вы ещё слишком юны, чтобы понять, что такое настоящая любовь. Она может быть опасной, странной и непредсказуемой.
Когда я была в вашем возрасте, я почти влюбилась в мужчину, который был старше меня на 48 лет. Это была самая страшная встреча во всей моей жизни. Слава Богу, она длилась всего лишь 3 часа.

Я почувствовал, что эта разговорчивая старая женщина вот-вот расскажет мне какую-то удивительную и трагическую историю.

Мы уже сидели под восстановленным навесом и ели яблоки.

— Анна Николаевна, вы знаете, я заметил у вас какой-то иностранный акцент. Это французский?

Она улыбнулась.
— Да, конечно. Французский для меня такой же родной, как и русский…
Тот человек, в которого я почти влюбилась, тоже заметил мой акцент. Но мой акцент тогда был иным, и иным был мой ответ. И последствия этого ответа были ужасными! — Она помолчала несколько секунд, а затем добавила:
— Это случилось в 1877 году, в Париже. Мне было 17; ему было 65…

* * *
Вот что рассказала мне Анна Николаевна Воронцова в тот тихий летний день на песчаном берегу Днепра:

— … Он был очень красив — пожалуй, самый красивый изо всех мужчин, которых я встречала до и после него — высокий, подтянутый, широкоплечий, с копной не тронутых сединой волос. Я не знала его возраста, но он был очень моложавым и казался мне мужчиной средних лет. И с первых же минут нашего знакомства мне стало ясно, что это был умнейший, образованный и обаятельный человек.

В Париже был канун Рождества. Мой отец, граф Николай Александрович Воронцов, был в то время послом России во Франции; и было неудивительно, что его пригласили, вместе с семьёй, на празднование Рождества в здании французского Министерства Иностранных Дел.

Вы помните, Алёша, как Лев Толстой описал в «Войне и Мире» первое появление Наташи Ростовой на московском балу, когда ей было шестнадцать, — её страхи, её волнение, её предчувствия?.. Вот точно так же чувствовала себя я, ступив на паркетный пол министерства, расположенного на великолепной набережной Кэ д’Орсе.

Он пригласил меня на танец, а затем на другой, а потом на третий… Мы танцевали, раговаривали, смеялись, шутили — и с каждой минутой я ощущала, что я впервые встретила мужчину, который возбудил во мне неясное, но восхитительное предчувствие любви!

Разумеется, мы говорили по-французски. Я уже знала, что его зовут Жорж, и что он является сенатором во французском парламенте. Мы отдыхали в креслах после бешеного кружения в вальсе, когда он задал мне тот самый вопрос, который вы, Алёша, задали мне.

— Анна, — сказал он, — у вас какой-то странный акцент. Вы немка?
Я рассмеялась.
— Голландка? Шведка? — спрашивал он.
— Не угадали.
— Гречанка, полька, испанка?
— Нет, — сказала я. — Я русская.

Он резко повернулся и взглянул на меня со странным выражением широко раскрытых глаз -— растерянным и в то же время ошеломлённым.
— Русская… — еле слышно пробормотал он.
— Кстати, — сказала я, — я не знаю вашей фамилии, Жорж. Кто вы, таинственный незнакомец?

Он помолчал, явно собираясь с мыслями, а затем промолвил, понизив голос:
— Я не могу назвать вам мою фамилию, Анна.
— Почему?
— Не могу.
— Но почему? — настаивала я.
Он опять замолчал.
— Не допытывайтесь, Анна, — тихо произнёс он.

Мы спорили несколько минут. Я настаивала. Он отказывался.

— Анна, — сказал он, — не просите. Если я назову вам мою фамилию, то вы немедленно встанете, покините этот зал, и я не увижу вас больше никогда.
— Нет! Нет! — почти закричала я.
— Да, — сказал он с грустной улыбкой, взяв меня за руку. — Поверьте мне.
— Клянусь! — воскликнула я. — Что бы ни случилось, я навсегда останусь вашим другом!
— Не клянитесь, Анна. Возьмите назад свою клятву, умоляю вас.

С этими словами он полуотвернулся от меня и еле слышно произнёс:
— Меня зовут Жорж Дантес. Сорок лет тому назад я убил на дуэли Пушкина…

Он повернулся ко мне. Лицо его изменилось. Это был внезапно постаревший человек; у него обозначились тёмные круги под глазами; лоб перерезали морщины страдания; глаза были полны слёз…

Я смотрела на него в неверии и ужасе. Неужели этот человек, сидевший рядом со мной, был убийцей гения русской литературы!? Я вдруг почувствовала острую боль в сердце. Разве это мыслимо?! Разве это возможно!? Этот человек, в чьих объятьях я кружилась в беззаботном вальсе всего лишь двадцать минут тому назад, этот обаятельный мужчина безжалостно прервал жизнь легендарного Александра Пушкина, чьё имя известно каждому русскому человеку — молодому и старому, бедному и богатому, простому крестьянину и знатному аристократу…

Я вырвала свою ладонь из его руки и порывисто встала. Не произнеся ни слова, я повернулась и выбежала из зала, пронеслась вниз по лестнице, пересекла набережную и прислонилась к дереву. Мои глаза были залиты слезами.

Я явственно чувствовала его правую руку, лежавшую на моей талии, когда мы кружились с ним в стремительном вальсе…Ту самую руку, что держала пистолет, направленный на Пушкина!
Ту самую руку, что послала пулю, убившую великого поэта!

Сквозь пелену слёз я видела смертельно раненного Пушкина, с трудом приподнявшегося на локте и пытавшегося выстрелить в противника… И рухнувшего в отчаянии в снег после неудачного выстрела… И похороненного через несколько дней, не успев написать и половины того, на что он был способен…
Я безудержно рыдала.

… Несколько дней спустя я получила от Дантеса письмо. Хотели бы вы увидеть это письмо, Алёша? Приходите в понедельник, в полдень, ко мне на чашку чая, и я покажу вам это письмо. И сотни редких книг, и десятки прекрасных картин.

* * *
Через три дня я постучался в дверь её квартиры. Мне открыл мужчина лет шестидесяти.
— Вы Алёша? — спросил он.
— Да.
— Анна Николаевна находится в больнице с тяжёлой формой воспаления лёгких. Я её сын. Она просила передать вам это письмо. И он протянул мне конверт. Я пошёл в соседний парк, откуда открывалась изумительная панорама Днепра. Прямо передо мной, на противоположной стороне, раскинулся песчаный берег, где три дня тому назад я услышал невероятную историю, случившуюся с семнадцатилетней девушкой в далёком Париже семьдесят пять лет тому назад. Я открыл конверт и вынул два
листа. Один был желтоватый, почти истлевший от старости листок, заполненный непонятными строками на французском языке. Другой, на русском, был исписан колеблющимся старческим почерком. Это был перевод французского текста. Я прочёл:

Париж
30 декабря 1877-го года

Дорогая Анна!

Я не прошу прощения, ибо никакое прощение, пусть даже самое искреннее, не сможет стереть то страшное преступление, которое я совершил сорок лет тому назад, когда моей жертве, великому Александру Пушкину, было тридцать семь, а мне было двадцать пять. Сорок лет — 14600 дней и ночей! — я живу с этим невыносимым грузом. Нельзя пересчитать ночей, когда он являлся — живой или мёртвый — в моих снах.

За тридцать семь лет своей жизни он создал огромный мир стихов, поэм, сказок и драм. Великие композиторы написали оперы по его произведениям. Проживи он ещё тридцать семь лет, он бы удвоил этот великолепный мир, — но он не сделал этого, потому что я убил его самого и вместе с ним уничтожил его будущее творчество.

Мне шестьдесят пять лет, и я полностью здоров. Я убеждён, Анна, что сам Бог даровал мне долгую жизнь, чтобы я постоянно — изо дня в день — мучился страшным сознанием того, что я хладнокровный убийца гения.

Прощайте, Анна!

Жорж Дантес.

P.S. Я знаю, что для блага человечества было бы лучше, если б погиб я, а не он. Но разве возможно, стоя под дулом дуэльного пистолета и готовясь к смерти, думать о благе человечества?

Ж. Д.

Ниже его подписи стояла приписка, сделанная тем же колеблющимся старческим почерком:

Сенатор и кавалер Ордена Почётного Легиона Жорж Дантес умер в 1895-м году, мирно, в своём доме, окружённый детьми и внуками. Ему было 83 года.

* * *

Графиня Анна Николаевна Воронцова скончалась в июле 1952-го года, через 10 дней после нашей встречи. Ей было 92 года.

Автор: Александр Левковский

Красивая история, которую нам поведал Александр Левковский ...
В предисловии к этому рассказу он пишет , что в 2012 году , в поезде Киев-Москва его попутчиком оказался пожилой мужчина, который и рассказал писателю об удивительном случае, произошедшем в его детстве...

"Я пересказываю её почти дословно по моим записям, лишь опустив второстепенные детали и придав литературную форму его излишне эмоциональным высказываниям. Правдива или нет, эта история несёт, я думаю, определённый этический заряд – и, значит, может быть интересна читателям».

5.

Ахтунг, кролик!

29 декабря решил я купить кролика. Любит дочь и я сам тушёного с картошечкой! У наших знакомых из города Батона, который Хаузен, их много…. Сел на вел и по хорошей погоде за час доехал. Дело привычное и дорога известная. Купил половинку крола, попил чая, вспомнили с земляками Родину Великую и малую Родину хозяев – Исилькуль. И в сумерках поехал я в сторону дома. Сюда ехал через горы, а обратно, почему бы не вдоль речки…? Но глянул с моста и стало страшно – река Верре, вдоль которой мне нужно бы ехать, вспухла и разлилась, затопив вело и автомобильные тропы. Весь декабрь лил дождь не переставая…. Над всей Германией четыре недели непроглядные тучи. И поехал я тем же путем, что и сюда. То есть по спускам и подъемам. По пути не миновал и дом старинных друзей. Зашел на пять минут, извиниться, что не могу с ними поужинать – жена ждёт, мол. И опять не выпил. Я же без закуски не пью! Вот побывал в этой поездке в двух домах и кроме чая ни маковой росинки не проглотил. Только пирожок домашней выпечки надкусил. Вкусно!

Видно бог меня берёг. В прошлой жизни, посещая друзей в городе Батонхаузен, я никогда не выезжал оттуда тверёзый. А кого бояться? Полиции в горах нет. А преодолев первые два взгорка, и посидев на макушке второго, полюбовавшись видом на огни лежащих в низине городков, окончательно трезвел, бывало.

Вот. А сегодня на бугре не сидел. Шел дождь. И сильный. Не до посиделок. И холодно, к тому же. Дождевик частично укрыл меня от дождя, но в сапогах уже хлюпало…. Еду осторожно. Машины редки, но сплошные курвы и спуски-подъемы. Курвами немцы зовут не польских женщин с пониженной социальной ответственностью, а вовсе повороты. Это единственное польское слово взятое немцами из Польши. Еду это я, и размышляю – а какие русские слова применяют немцы? А только два – «спутник» и «Гагарин». Больше нет.
Ну да ладно, бог с ними, немцами. Места вокруг памятные – тут я вспугнул залёгшего в кустах оленя, здесь мне дорогу перебегала семья кабанов. Чуть не сбили во тьме! В овражке рву я иван-чай, на этом дереве греческие орехи беру, на том яблоки и вдали заросли шиповника….

Проехал я уже мимо десятка хуторов – бауэрхофов. Мрак они разбавляют Вифлеемскими звёздами в окнах и гирляндами, развешанными на придомовых кустах. Мне такое освещение не помогает, но предновогоднее настроение создаёт! У меня своя фара спереди и два красных фонаря сзади мигают. ( Знал бы прикуп, засветил бы налобник!) Однако всё пока хорошо и миновав пару собак со светящимися ошейниками, выгуливающих своих несчастных хозяев в этакое ненастье, я выезжаю из тёмного леса уже на трассу. То есть на велотропу, идущую вдоль дороги. Выезжаю осторожно – помню как на этом повороте, два года назад я «прилёг» на асфальт. Загремел, правильнее сказать, без фанфар. Велосипед поскользнулся в небольшом пятне глины, и улетел в кювет, я в другую сторону заскользил. Немного порвал тогда ладонь, и запомнил – тут скользко и будь осторожен по мокрети!

В этот раз не упал. Еду дальше – а вот тут, напротив ворот дома Вильгельма, я поскользнулся на мокрых листьях и не поранился, но потерял ключи от дома….

Через пятьсот метров спуск с поворотом и тут Нина, двадцать два года назад, не вписалась и ушла под откос. Сломала жердь в прясле и расстроилась….

Еще через сто метров еду по аллее засыпанной листьями, чтобы не заюзить, едва крадусь. Тут где-то, напротив конюшни корни дуба приподняли асфальт и нужно плавно через него перекатиться. Видел я в этом месте лежащего велосипедиста, и помог ему искать наушник. Хорошо не уши. Вот как его тряхнуло на этом корне! Дальше идёт крутой поворот со спуском и подъемом сразу же. Миную благополучно. Мешают очень фары встречных машин – залитые дождём очки к тому же…. Но вот открылся вид на лежащий внизу Херфорд.

Мне предстоит пересечь дорогу. В этом месте меня поджидали несчастья трижды! Было, чинил колесо, растянулся на льду, и едва увернулся от машины, едущей без фар. Идиот какой-то рулил! Или идиотка?

Боковым зрением вижу, что слева никого и встречных тоже нет. Жму педаль и благополучно выезжаю, хотя и не на свою сторону, но на пустой, всегда, кусочек тротуара. Дорожка идёт на спуск мимо конюшни.

В последний момент вижу иномарку выезжающую из двора…. Пытаюсь объехать правее…. Дальше помню себя лежащим на капоте и, и сразу темнота….
Выпутываюсь из плаща сползшего на голову. Не обращаю внимания на вереницу остановившихся машин. Их много в обоих направлениях. Меня же выбросило почти на середину…. Ко мне бегут двое. Но я на них ноль внимания - шарю в плаще. Ищу телефон. Наконец нахожу и включаю…. Светится. Всё хорошо! Теперь найти кепку. Она в капюшоне запуталась. Народ стоит вокруг и недоумевает – чего ему нужно? Наконец выпутываю и кепку. Хватаю велосипед и отвожу в сторону. Он цел. Только цепь спала. Незнакомый свидетель уже вызывает полицию и скорую. Набежавшие тётки вопрошают – Вы здоровы?
Да, отвечаю, все хорошо. И даже немецкий не забыл. Хромаю немного, и локоть побаливает. Они щупают меня и отстают. Наблюдают.

А вот и полицейская машина. Она случайно мимо проезжала. Юная полицистка, стандартная красавица за рулём и старший наряда – турок. Моя визави – наездница из иномарки – Эфа, приглашает меня в машину. Сидим, ждём протокола. А вот и кранкен ваген. То есть скорая. Размером с вагон. Два, по возрасту, пионеры-фельдшеры, щупают меня и задают вопросы. У меня начинает болеть всё! Но стою ровно и не соглашаюсь ехать в больницу. Куда я велосипед дену? Как его потом забирать? Больничный вагон уезжает. Мы с Эфой беседуем. У неё 5 внуков. Это она выдаёт первым делом. Как бабкам важно наличие внуков!

Ей хочется узнать побольше и обо мне. Но у меня своя метода. Я же в немецком до сих пор чайник, поэтому приступаю к допросу известными мне словами:

- Что Вы тут делаете?
- у меня тут кобыла. И я наездница. Вчера ей ремонтировали зуб, и я ей привезла мягкую пищу – кашу.

Об этом я догадываюсь – под ногами у меня миска с остатками овсянки. Она продолжает…

- Ей 18 лет. Но она хорошо бегает.
Я когда-то работал на конюшне и у нас, оказываются общие знакомые!

Выдаю монолог – ездил за кроликом в Батон. Там у меня друзья, дождь, плащ, извините, что не по своей стороне ехал. Но я так привык. Вон там я уже падал – был лёд. Зачем кролик? Мы его едим в новогоднюю ночь. Традиция.

Обмениваемся телефонами. При этом я ей выписываю полные координаты, а она мне только имя и домашний номер. Трезвый немецко-практичный подход. Молодец она, что не сдвинула авто с места. А я, как уже не бывало при авариях, угодничаю. Вот и сейчас – лежал бы мой вел посреди дороги, и лежал. Нехай объезжают….

Осматриваем её машину. На ней ни следа! Это потому, говорит Эфа, что зима и мы одеты толсто. И вы не худой. Комплимент.

Мирно беседуем, пока турок выписывает нам по копии протокола. Вручает их нам и я, натянув цепь и уже без плаща – он в грязи и неизвестно как его вывернуть, чтобы не извозиться окончательно, прощаюсь с Эфой, а по-русски с Евой, и сажусь с трудом в седло. Под горку легко катиться…. До дома-то оставалось всего пара километров. Вымокнув до нитки, дрожжа, хромая и постанывая, умудряюсь стащить вел по ступенькам в подвал. Ставлю своего коня в стойло. И скорее в душ. До квартиры дошел – благо лифт из подвала работает, а то бы ползти по ступенькам, а ключ в замочную скважину не могу вставить – трясутся руки….

Но очень хотелось и получилось. Пять минут на раздевание ушло. Вся левая сторона болит и на локте шишка обнаружилась размером с яйцо. Душ не помог выздороветь. Но помог фарш. Я его, вместе с мороженым куском колбасы, прикрутил резинкой от трусов к руке в месте шишки. Она к этому времени подросла до размера яблока…. Выпил ибупрофена, намазался лошадиной мазью, любимое пачковое вино легло именно так как я мечтал ещё в лифте– поверх ливерной колбасы и квашеной капуты с луком. И к телевизору.

Спал мучаясь. На левом больно, на правом больно, на спине не умею. Кашлянуть и газануть страшно – в груди отдаёт по сей день,

К утру отёк на локте, благодаря эластичному бинту, растёкся по всей руке и начал синеть. Ходить по квартире могу только двигая перед собой стул. А он дубовый – тяжеленный, и к тому же снизу живет Зина. Ей мой скрип, наверное, мешает спать. Поэтому ползаю вдоль стены.

Утром мои многоопытные в таких делах друзья советуют сдаться врачам. Помятуя, что каждый вызов скорой стоит денег, решаю сэкономить. Помощь друга приходит вовремя! За полчаса до прибытия ко мне он извещает, и я начинаю выходить…. Ползу до двери, потом до лифта. Лифт приходит и прищемляет меня дверью – скорости моей не хватает избежать прищима. На выходе из кабинки, как я ни старался двигаться ловчее, прищемило опять. И даже дважды. Потом нужно было выйти из двери подъезда, и я начал продумывать способ как не быть изуродованным во второй раз. У нашей двери хитрая ручка и тяжелая нога. В смысле пружина. Задумаешься и получишь такого пинка! Но входил сосед, и я выскользнул благополучно. Немцы всегда придерживают дверь – ждут, гады, благодарности. Русские не ждут и не придерживают. Мне повезло – входил немец Зиги. Кстати тоже хромая. Приехал после инъекции в мягкое место. Кинулся мне рассказывать, но я «поспешил» к перилам. Да он, к тому же, говорит на таком тарабарском языке, что его никто и из местных-то не понимает…. В общем, перила мне помогли спуститься по ступенькам. Сполз. Осталось 27 метров до поребрика. И 15 минут. Я успел! Володя был тоже пунктуальным. Довёз меня до госпиталя со смешным, для русских, названием из мультика про Карлсона. А именно «Матильда». Помните, у фрэкен Бок была собачка Матильда? А у нас больничку так зовут.

У «Матильды» в сенях стоит стул с колёсами. Инвалидная коляска. Володя меня в него усадил и вкатил куда надо. А сам уехал в баню. В «куда надо» никого - пустой прилавок. Через десять минут пришел геррр. И нажал кнопку под столом. Дверь открылась, и я вкатился в пустую допросную приёмного покоя. Тут ждал восемь минут. Пришло сразу четыре тётки. Опросили. Записали и закатили меня в приёмную. Раздели и на каталку. Кардиограмма и снова вопросы. Ушли все. Двадцать минут никого. Хорошо, что прикрыли меня голого моей же курточкой. Явился турок. Врач. Я его давно знаю. Говорю ему по-немецки – Как же я вас, эфенди, долго ждал!
Заулыбался он и меня опять допросил. Но уже с пристрастием. Откуда машина ехала и зачем я там оказался? Про кролика я ему не стал уже рассказывать.

Обмазал меня солидолом. Да так, что не выдержал я и сделал ему замечание – надо, мол, экономить! Кризис, мол. Он возразил – Дойчланд есть богатый страна! И начал этот солидол-гель размазывать по мне мышкой. Пластмассовой. И приговаривать – сердце есть хорошо, почки есть гут…. И так далее. В общем – вы есть здоров.

И выкатил меня в коридор. Еще двадцать минут вылежки…. Наконец повлекли меня в ренгенкабинет. Там чёрный-пречорный афганер меня со всех сторон зафотографировал. С любовью! Да и выкатил в коридор, и, после недолгой выстойки у стенки, опять в приёмный покой моё транспортное средство уже прохожий санитар закатил . Под часы. Прошло уже два с половиной часа. Я не ропщу! Надо значит надо! Не прошло и двадцати минут, как явился мой эфенди. И с порога заявил с улыбкой – возрадуйтесь – кнохен нихт геброхен!
То есть кости мои целы. Вручил мне бумагу с диагнозом. И сказал что мой путь в отделение. Щас укатят.

Тут я запротестовал. Интернета у них нет, и Новый Год встречать с немецкой газетой мне не улыбается! Да и меню больничное…. К тому же завтра дети в гости придут – кролика есть и праздновать…. Без меня же и приготовить правильно не смогут!? Он согласился, и я начал сползать с кушетки. Тут, увидев как я крадусь к стулу со шмотками, чтобы одеться, вознегодовал – обязательно нужно остаться в клинике!
Поспорили, и он прикатил мне кресло с колёсиками. Вытолкал в холл и долго смотрел, как я овладеваю колёсами, качал головой.Помахал я ему и вызвал жену. С внучкой – пусть на деда посмотрит, да проникнется жалостью человеческой. А то она жалеет только жучков и кошечек…. Но бабушка приехала одна.

Позвонил я и Эфе. Успокоил. Кости мои целы, обследование показало. Она была рада.

6.

Я с работы домой ничего делать не беру а ту надо было сделать одну работу и я не успевал сижу дома с ноутом и ничего не получается я злюсь сделать надо обязательно А тут ещё пигалица маленькая отвлекает
- Чего ничего не выходит
-Угадала не выходит ( правда последнее время у меня выходит хорошо а вот входить стало хуже)
- Я зная почему
- Ну квакни почему
-Это потому что тебе на голову упал пыльный сундук.
- Кто тебе это наплёл
- Бабушка так говорит
- Тебе эта рассамаха и не то расскажет
- Ден расскажи какэто было
-Чего
-Ну этот случай с сундуком
Ну слушай было это когда я ещё с твоей мамой не был женат но ты уже наметилась мама пригласила меня познакомится с твоей бабушкой . Я пришел а они как раз готовились к отъезду на лето на дачу. Вот и попросил меня дедушка твой олень рогатый помочь ему с антресоли сундук снять антресоль длинная и на неё две дверки с разных сторон вот дед стал двигать с одной стороны а я должен был снять с другой он сильно двинул а я не успел поймать и этот сундук свалился на мою голову а там какое то говно пыльное хранилось ч потом неделю чихал. Ну вот с тех пор эта ведьма давно не мятая стала твоей маме нашептывать . А я правда что то не так стал вести себя зачем то на твоей маме женился ну вот как то так. И тут вдруг меня осенило и я быстро сделал эту поганую работу.
А за ужином жена мене выговаривала что не всё надо дочери знать. А я и так не всё ей рассказал если бы я ей всё рассказал она бы на 5 лет повзрослела.

7.

Добавлю и я свои 5 копеек в истории об отцах.
Мой отец был сыном директора крупнейшего металлургического завода на юге России. В доме была прислуга, мама (моя бабушка) не работала, была очень набожной, строгой и четко придерживалась традиционных ритуалов. Мой отец был самым младшим из четверых детей. Синдром младшего брата, когда перед тобой достаточно тех, кто принимает решение, не обошел его стороной. Обладая яркой внешностью и незаурядными талантами, мой отец быстро привык к всеобщему обожанию и всепрощению.
В подростковом возрасте он связался с блатной компанией, где его научили пить, курить и далее по списку. Лишь счастливое стечение обстоятельств и фатальное везение помогло ему избежать тюремного заключения.
Отец занимался боксом и имел острое чувство несправедливости. Если становился свидетелем драки, то немедленно туда ввязывался. Однажды на моих глазах он выпрыгнул из окна, услышав разговор на повышенных тонах под окнами и начинающуюся потасовку. Безбашенный, взрывной, жестокий и упрямый. Густые темно-каштановые волосы, зеленые глаза, правильные черты лица, волевой подбородок, тренированное тело, безупречное сложение, упругая походка, незаурядный интеллект не давали ему шанса усомниться в себе. Отец обладал сильным голосом, тонким слухом и прекрасно пел. Вдобавок он замечательно рисовал. Всегда браковал мои рисунки, исправляя пропорции. Для меня он был богом. Который умеет и знает все.
Как лучшего студента техвуза, отца распределили в Москву, в Конструкторское Бюро гражданской авиации. Там он впоследствии и познакомился с моей мамой.
Нас тоже было четверо. Мой старший брат, я и две младших сестры. Нас муштровали как солдатиков. Домашние обязанности распределялись между детьми по графику. Эту неделю я мою посуду, брат подметает и моет полы. На следующей неделе меняемся. За невыполнение или некачественное выполнение нас били. Если мы шли гулять или в гости, называли время прибытия. За каждые 5 минут опоздания получали по удару. Забавно, но с тех пор я физически не могу опоздать. Никогда и нигде. Отец намертво вбил эту привычку в то самое место.
Время шло. Отец занял пост руководителя отдела динамической прочности. Был парткомом и вел бесконечные совещания и заседания. Диктатор и мучитель внутри него проявлялись все больше.
Его график был отточен до секунды. В 5.30 он вставал и убегал на пробежку вокруг озера и делал зарядку. Возращался злой, как черт. Сдергивал с нас одеяла и гнал на пробежку, раздавая подзатыльники и пинки. Он орал, как бешеный. У каждого из нас была кликуха - жирный, синий, кикимора, яйцо. Да, по-своему он любил нас. Я не знал, что могло быть по-другому и думал, что мой отец самый лучший и хочет добра для нас.
Ровно в 18.00 в замке поворачивался ключ. Отец пришел с работы. И мы разбегались по углам. Никогда не знаешь, за что тебя ударят. Он называл это «Попал под горячую руку». Первым делом он шел проверять вымыта ли посуда и помыты ли полы. Вопль «Кто дежурный по полу?? Пупком на диван!». И начиналась экзекуция…
Не знаю, насколько мы деформированы влиянием своих родителей. Но знаю одно. Я хотел быть другим. И одно я знал абсолютно точно : я никогда не буду бить своих детей. Боль уходит, унижение остается навсегда.
Отец пил. Как и всё, что он делал, он это делал по графику. Каждую пятницу и до понедельника. До полного отключения. Иногда срывался и начинал в четверг. На работе знали эту его слабость. И прощали. Покрывали и прощали.
Когда мама пошла в роддом за третьим ребенком, отец ушел в запой. С радости или с горя – не знаю. Мы с братом возвращались домой из школы и не могли попасть домой. Отец запирался, забывал ключ в замке и открыть дверь снаружи становилось невозможно. Он напивался и отрубался замертво, на звонки, стук в дверь уже не реагировал.
Мы были голодны. Надо было делать уроки… Мы звонили соседям. Если удавалось застать кого-нибудь дома, просили попить чая. Холодно, хоть и начало апреля, на улице снег и ветер. Если не получалось, бежали к маме в роддом. Те передачки с едой, которые ей приносили подруги, она в пакете на веревке спускала нам со второго этажа роддома. И мы радостно неслись в подъезд своего дома, чтобы там на газетке разложить чужие яства и дивно пообедать. Тогда мне это казалось веселым приключением… Однажды мы все же смогли открыть дверь. Войдя в комнату, обнаружили отца, лежащего ничком на диване. Он был пьян в дрова. Брат подергал его за штанину и вдруг начал всхлипывать. Именно тогда в 7 лет моя картина мира пошатнулась. Мой старший брат рыдал, отец – в полной отключке. Я остался один. Здравомыслящий, но абсолютно беспомощный…
Мне слегка за 20. Я и мой брат давно живем отдельно. Звонок в дверь. На пороге младшая сестра (Яйцо). Растерянная и испуганная: - «Папа умер». Мысль заработала с двойной скоростью:
- Есть коньяк. Будешь?
- Нет
- Ок. Тогда поехали.
Приехав, я еще застал врача скорой. Хмурый усталый дядька стоял над трупом и сокрушенно повторял «Что ж, вы делаете, мужики, детей сиротами оставляете…». В углу стояли две девочки подростка. Медицинское заключение – «алкогольная интоксикация».
Отца нет в живых уже более 30 лет. У меня семья. Я - авиационный инженер, руководитель, в прямом подчинении 30 человек, в косвенном более 150, много лет работал с японцами. Говорят, я слишком демократичен и позволяю много свободы своим людям. У меня один ребенок, потому что словосочетание «Многодетная семья» меня пугает до сих пор.
И я люблю своего отца.

8.

Что такое нарру

Внучка в соседнем городе. Видимся обычно по пятницам.
Приезжаю прошлый раз:
- Дед! Мы с тобой не можем сейчас играть! Я чтение не сделала! Будем с тобой. Но предупреждаю - я буду плакать.

Бабушка поясняет
:- Они "М" и "Н" проходят. А она их путает. Путает, читать не получается - плачет.

Я обрадовался:
- Классно! Люблю уроки делать!

Алиса округляет глаза:
- Дед! Как это можно любить?! Представь, что ты ходишь в "приготовишку", и тебе домашнее задание надо делать!

Улыбаюсь:
- Так я же ходил в "приготовишку". У нас немного по-другому было - подготовительная группа детского сада. Но я уже умел читать, любил читать, и читал книжки, и поэтому все задания легко делал. И ты, - как научишься читать, все задания будешь легко делать, на уроках будешь тянуть руку, и будешь огорчаться, что спросили не тебя.

Дальше, как обычно, - накормить деда. (Что, как сообщалось ранее, вообще не проблема, потому что "он кушает быстро, как солдат").
Наконец раскрываем тетради с заданиями.

Не буду хвастаться своими педагогическими способностями. Скажу только, что ребенок не плакал. Рассказал ей, как мы в её годы изображали "Н" указательными пальцами, прижатыми вертикально к уголкам прямых губ. А "М" - растопыренные указательные и средние пальца двух рук, опущенные вниз. "О" - колечко губ. Ну и ещё там разное.
И вспомнил, и рассказал ей для мотивации, как сам научился читать. И договорился с ней, что в следующую пятницу она к моему приезду оставит самые сложные задания, а лёгкие сделает сама.
Жду-тороплю эту пятницу, вот уже приезжаю.

Усаживаемся с ней удобно. Выкладывает стопкой все свои тетради. Показывает:
- Вот я сделала математику. Это легко. Вот здесь надо было найти одинаковое, здесь разное, здесь вообще по-другому... Это легко. Теперь, дед, нам с тобой чтение. Мы же договорились...

Прошли они ещё пару букв за эту неделю. И она читает - я поражаюсь! У неё пропали страх, неуверенность... За эту неделю такой прогресс! Прочла она мне все слоги, слова, простые предложения... Я вслух порадовался её успехам. И мы вполне заслуженно взялись за кукол, и ещё с ними немножко позанимались чтением. Алиса была уже учительницей, щедро ставила своим любимицам пятёрки, а мой бедолага Петрушка еле-еле вытянул на тройку...

Повел её к родителям. По пути лопаткой на сугробах писали друг другу слова и слоги.
Расстались...

Дома бабушка:
- Ты с ней видишься даже не каждую пятницу. А она щиплет булку, как ты, копирует твои привычки, повторяет твои слова и фразы... Прошлый раз ты рассказал ей, как научился читать, как на улице с тобой неожиданно заговорили вывески магазинов "Молоко", "Хлеб"... И в эту неделю ходим мы с ней по магазинам, и она везде ищет знакомые буквы. Прочла "Аптека". Потом в магазине я выискиваю срок годности на товаре, а она рядом крутится. Вдруг спрашивает: "Ба! А что такое "нарру?". А я откуда знаю - что такое нарру? Спрашиваю: "А где ты это взяла?" Она тычет пальцем на яркую коробку с надписью "Happy new year". Прочла же...
***
Прежние истории про неё:
https://www.anekdot.ru/away/?url=https%3A%2F%2Fwww.anekdot.ru%2Fid%2F1186744%2F
https://www.anekdot.ru/away/?url=https%3A%2F%2Fwww.anekdot.ru%2Fid%2F1406532%2F
https://www.anekdot.ru/away/?url=https%3A%2F%2Fwww.anekdot.ru%2Fid%2F1393658%2F

10.

Памяти пережитому. Семейные хроники. Это довольно личные воспоминания.

Надо бы было опубликовать это восьмого сентября – именно тогда началась Ленинградская блокада. Основные тезисы и текст я примерно тогда и написал – но нормально отредактировать удалось только сейчас. Не судите строго. Это мне всё мать рассказывала. Такое забывать нельзя.

В сорок первом году ей было пятнадцать лет – кстати –полная ровесница Зины Портновой – кто помнит, Героя Советского Союза. 20 февраля 1926 года- их день рождения.

Нормальное такое детство, Ленинградская девочка из приличной обеспеченной семьи, дома семейные музыкальные концерты устраивали – две гитары, мандолина и домбра - закончилось в сорок первом.

Отец (дед мой) и старшие братья ушли на фронт, остались они вчетвером – мать, бабушка, старшая сестра, и самый младший брат –мой дядька, Владимир Павлович.

Когда продукты стали отпускать по карточкам, оказалось, что на всю компанию еды очень не хватает. Бабушка моя никогда не работала, как сейчас говорят, была домашней хозяйкой, и полагалось им на всю компанию – как иждивенцам, вначале по триста, потом по двести, а зимой уже вообще по сто пятьдесят граммов хлеба в день.

Нет, вначале ещё всё выглядело это временными трудностями- были карточки и на мясо и на колбасу- даже на спиртное (вспоминаем девяностые). Просто их не всегда удавалось отоварить – продукты исчезали.

Однажды мать, увидев в витрине магазина здоровенную колбасину, и очередь на улицу, прибежала домой – «На …..ском колбасу отоваривают!», схватила карточки, и бегом обратно – чтобы успеть, пока не всё разобрали. Колбаса оказалась пыльным муляжем, с довоенной поры завалявшимся за стеклом. А в магазине раздавали пивные дрожжи.

Самое худшее время – зима 1941- 42, тогда действительно было скверно. В городе не осталось бродячих кошек и собак, голуби в основном тоже были отловлены и съедены.

У Л. Пантелеева (Республика ШКИД) в «Блокадных рассказах» есть совершенно режущий по сердцу эпизод, как в одной из Ленинградских семей, мраморный дог, роскошная аристократическая собака, которого хозяева старались кормить, отрывая от себя, просто отказался есть, лёг, отвернулся к стене, и через несколько дней умер – потому, что видел, что хозяева тоже умирают от голода. Вот такая преданность собачья.

Однажды мать, на Литейном, потеряла сознание – голодный обморок. Устала, присела на тротуаре, и отключилась. Пришла в себя, когда услышала – «Куда ты её тащишь, эта вроде ещё дышит.» Это было время, когда в городе работали службы по, гм, даже язык не поворачивается сказать- уборке. Многие падали и умирали прямо на улицах – надо было убирать. Хоронили в общих могилах.

Когда в их дом попал снаряд- немцы обстреливали город с Пулковских высот тяжёлой артиллерией, вырубилось электричество, отопление и водоснабжение- жить стало практически невозможно, они перебрались в пригород, севернее, к Финской границе – там обстрелов не было. Финны, хоть и участвовали в блокаде города, но реально просто вышли на границу 1918 года – по реке Сестре, и остановились. Там была не война, а вроде как противостояние.

Сняли полдома – две комнаты и кухоньку, вроде как устроились. Самое страшное, что мать рассказывала о блокаде – это когда она через стену слышала, как хозяева дома договаривались между собой зарубить жильцов. Потому, что у них ещё был бочонок солонины и капуста. Повезло- материн брат (мой дядя Коля) и муж старшей сестры- моей тётки вместе пришли навестить родню.
Этих ублюдков- хозяев отметелили так, что они слово «мама» произнести не могли. Ну, пришлось переехать конечно, нельзя в таком месте жить.

Дед был тяжело ранен в январе 1942- го. Ночь пролежал на снегу- вытащили только утром, поволокли в медсанбат – но было уже поздно – в госпитале на Суворовском он и умер. Как тётке (материна старшая сестра, тётя Катя) сумели это передать? Она там закатила жуткий скандал, добилась, чтобы её пропустили в морг, и полночи перекладывала ………………………. усопших, разыскивая отца. Чтобы похоронить как полагается, а не в общей могиле. Нашла. Похоронили достойно.

Ещё о матери. В сорок втором, им, комсомольцам выдали винтовки и поставили нести службу – охрану всяческих околостратегических объектов. Склады, мосты, даже перекрёстки важных дорог. Вроде, как всякие диверсанты активизировались – да и вообще, для порядка спокойнее. И не зря – несколько реальных стычек со стрельбой действительно произошло. В семье никогда не рассказывалось о той перестрелке, в которой матери довелось принять участие. Была тяжело ранена- прострелена голова, всю оставшуюся жизнь прожила без левого глаза. От инвалидности отказалась.

В самом конце восьмидесятых, когда в стране начался бардак, мать насушила коробку сухарей – из под телевизора. На мои иронические замечания она сурово отвечала –«Вы не сидели голодом». Это серьёзно звучало. ОЧЕНЬ СЕРЬЁЗНО. Повезло – так и не пришлось есть содержимое этой коробки - несколько лет спустя, когда мы уже стали жить в приличном достатке, я эту коробку вытащил на помойку, когда матери не было дома. Тайком. Человек, переживший блокаду, выбрасывать продукты в принципе не в состоянии.

И последнее. Незадолго до смерти (2014), мать позвала меня – «Лёня, я должна это кому- то рассказать».
- Зимой сорок первого, когда есть было почти нечего, мама (моя бабушка) как- то сварила баланду из капустных и свекольных очисток. А для навара и запаха положила в кастрюлю кусок сыромятной кожи – нашёлся в шкафу. А я эту кожу, когда она разварилась, из кастрюли вытащила, и тайком съела. И никому не сказала. Мама тогда промолчала, не стала искать виноватого, но так на меня посмотрела – до сих пор забыть не могу.

- Мать, говорю, забудь. Веско так говорю, убедительно. Этот грех я тебе отпускаю. Пусть у тебя совесть будет спокойна. Время такое было.

Вроде успокоил. А у самого скребёт по душе чуть ли не до крика.

Вот потому я это всё и написал, и опубликовать пытаюсь – что скребёт и не отпускает, и невозможно, чтобы такое забылось – пусть хоть кто- нибудь запомнит, и передаст своим детям – а своим детям и внукам я точно передам.

Пока мы помним, мы живы.

12.

ПУТЬ БРЫКОВ

Соседка наша, Алина Яковлевна - элегантная дама неопределенного возраста. На глаз ей от 85 до 105, старше людей я видел вживую только в мавзолеях, а младше она вряд ли. За те десять лет, что я с ней знаком, никак не изменилась. Ветхая, сгорбленная пополам, ходит с палочкой, неторопливо, наподобие равновесного плавно плывушего над землей треугольника.

Несгибаемая сторонница идей чучхе в применении к себе лично - опора на собственные силы. То есть, как бы ни было хреново ей, что иногда заметно, всегда чисто и опрятно одета во что-то столь же вечное, как она сама, и категорически отказывается от предложений подвести ее за руку. Даже если путь ей дойти передохнуть до ближайшей скамейки, а то вот-вот рухнет. Постоит минут пять - идет дальше. Отказывается от собеса с доставкой продуктов на дом и предложений соседей что-нибудь купить ей по пути. Поход в ближайший магазин только лично. Ассортимент покупок как на блокаду + немножко свежей зелени.

Единственное исключение - телемаркет. Что не нашла рядом с домом - звонит, отзываются сразу, приходит курьер и вручает посылку. Оплата - только наличными по факту вручения! Алина Яковлевна наслышана о всяких мошенниках, никому не верит и денег на карте не держит. Только сберкнижка и нал на руках. Даже телефон включает, как радистка во вражеской стране - выходит в эфир на минуты, если самой понадобилось позвонить или в условленное время для близких, если хотят позвонить ей самой.

Так было не всегда - когда подарили сотик любящие родственники, ее чуть удар не хватил - впервые пришла ко мне за помощью. Еле живая пожаловалась - спать не дают! Звонят не переставая! Я глянул на статистику ее телефона и ужаснулся - 268 звонков только с одного контакта! Да и другие особо не отставали. По негодующему резюме Алины Яковлевны, все хотели ей что-то всучить, заманивали, запугивали - черт знает что!

Стоическая бабушка выдерживала это с неделю, как бомбардировку, невозмутимо брала трубку. Может, это было для нее развлечение - живет одна, оставшиеся в живых родственники и знакомые звонят редко. Но потом ей все-таки захотелось выспаться, и она решила эту проблему в корне, описанным выше шпионским способом. Может, потому и жива еще до сих пор так долго.

Но на днях ее обул и любимый телемаркет. Доставил курьером заказанные теплые сапожки на зиму, она рассчиталась, попрощалась, примерила - а они оказались с браком! Змейка на одном сапоге вообще не расстегивается, ну и тому подобные мелочи. Принялась звонить по любимому телефону, но прислать курьера забрать бракованные сапожки и вручить исправные фирма затруднилась. Посоветовала внимательно читать инструкцию по возврату, прикрепленную к квитанции.

Почитав с лупой, Алина Яковлевна впала в изумление, до какого продвинутого, хитрожопого и бесчестного тысячелетия ей довелось дожить. Всероссийски известная фирма, вещающая круглосуточно на всю страну по отдельному телеканалу, не нашла другого места для возврата своих товаров, кроме как в Ярославле, да и то на какой-то абонентский ящик. Бабушке еще повезло, что она живет в Москве, в сущности совсем рядом - километров триста. Жителям Чукотки и Владивостока повезло меньше - для всех пункт возврата един. Доставка за счет клиента.

Самые древние и одинокие пенсионеры заказывают товары заказывают обычно дешевые, а в случае брака, рассудив стоимость посылки, хлопоты по отправке и примерную продолжительность оставшейся им жизни, с возвратом не связываются. Вот такой вот бизнес на древности. Нормальные люди телевизор не смотрят, товары и возвращают покупают иначе.

Грустно читала Алина Яковлевна инструкцию по возврату с какими-то виртуальными кабинетами, регистрациями и указаниями данных своей банковской карты. У нее нет ни компьютера, ни смартфона, ни желания выдавать всяким проходимцам данные своей карты.

Сапожки однако же стоили аж 4 тысячи, и она решилась пуститься в путь на почту. Попросила меня заполнить бумажку и донести посылку. Делов тут было на минуты, почта рядом, а я все равно собирался выйти прогуляться.

Заполняя челобитную о возврате, увидел фамилию соседки - Брик!

Я заинтересовался.
- А вы не родственница возлюбленной Маяковского?

По возрасту и редкости фамилии, Алина Яковлевна вполне могла оказаться ее ближайшей родственницей и даже сверстницей, знакомой лично.

Соседка рассмеялась.

- Мне уже лет сто задают этот, один и тот же вопрос. Нет, мы не родственники. Мы - законспирировавшиеся в гражданскую легендарные Брыки, а не Брики! Отец воспользовался пребыванием на Украине и справил себе паспорт с буквой И вместо Ы. Благодаря этому обстоятельству, к нам однажды домой пришла в гости прекрасная парижанка - сестра Лили Брик Эльза Триоле напару с мужем, большим другом Советского Союза Луи Арагоном! Они искали по всей Москве недобитых в сталинские времена Бриков.

Мы пустились в путь на почту. Он составил метров двести и полчаса. Этого времени вполне хватило, чтобы восхитительная судьба рода Брыков развернулась предо мною. Но речи мои сделались длинны, продолжу в комментах или выпуске как-нибудь, если интересно.

14.

Раз уж тема медицины нашла такой живой отклик, вот вам статья, которую я писал 17 декабря 2020 для журнала «Максим». Уже не помню, была ли она опубликована или переделана, но драфт сохранился в закрытой заметке дневника, и сегодня я его публикую.

КРАСНЫЙ КРЕСТ

Сегодня аптека в России и на Западе обозначается зеленым крестом, словно намекая, что здесь можно купить шампуни и травяные сиропы для самолечения, а настоящие лекарства вколет врач. Но сто лет назад крест на всех аптеках был красный. И около ста лет назад международная гуманитарная организация «Красный Крест» устроила патентную войну с аптеками мира, запретив использовать ее символ на вывеске. Кстати, полное название организации — «Красный Крест и Красный Полумесяц». Поэтому неясно, почему претензии возникли именно к аптекам, а не к флагам Алжира и Туниса, например. Так или иначе, аптеки мира сменили крест на зеленый. Но СССР не признавал международных патентных законов, и кресты оставались красными до самой Перестройки.
А чем отличалось содержимое аптек? На вид почти ничем — те же таблетки, пилюли и градусники, что и сегодня. Но тот, кто вырос в СССР помнит, что лечение в то время было сильно иным.
Конечно никто вслух не говорил ребенку, что больной должен страдать. Но болеющих детей с детства учили быть мужественными — как пионеры-герои.
Сейчас дети и взрослые болеют ОРВИ, но в СССР самым популярным заболеванием детей почему-то была ангина...

АНГИНА

Ангину рисовали в книжках, об ангине слагали детские рассказы и стихи.
Ангина считалась болезнью преимущественно зимней. Основная проблема была в том, что с ангиной приходилось сидеть дома. Сидеть дома дети СССР терпеть не могли, потому что делать в квартире было абсолютно нечего: смартфонов не было, телевизор показывал мультики раз в день перед сном, железный конструктор и коллекция марок давно надоели. Зато во дворе — друзья, смех, веселье, санки. Коньки, пристегнутые к валенкам. Катание с ледяных с горок, сидя на куске картона... Когда вы последний раз видели санки у взрослого 12-летнего парня или девчонки? В СССР санки были у всех. Прогулять школу, чтобы кататься с горки, пока светло, — это было нормально. Но вот сидеть дома с ангиной...
Профилактикой ангины считался колючий свитер и варежки, которые связала бабушка из настоящей шерсти. Варежки привязывали на длинную резинку и пропускали через оба рукава пальто, чтобы не потерять. Ведь потерял варежки — ангина. Самым важным предметом одежды считался шарф. Шарф носили все. Если кто-то появлялся на улице без шарфа, значит, он его только что потерял. Разумеется, шарф обязан быть колючим и стирать шею до красноты. Ведь иначе — ангина. А ангина — это уже совсем другие пытки по сравнению с шарфом.
Последний этап лечения бесконечных ангин был самый страшный — вырезание гланд прямо из горла. Удаляли гланды без наркоза. Зубы, кстати, тоже сверлили без наркоза. Все дети боялись удаления гланд. Хотя существовал миф, что после операции дают мороженое, сколько влезет, — чтобы заморозить кровоточащее горло. Для человека, часто болеющего ангиной, а значит, полностью лишенного мороженого, это звучало заманчиво. Считалось, что после удаления гланд ангина прекращается. И лишь позже медицинская наука начала подозревать, что гланды в организме нужны не просто так...
Так или иначе, ангину следовало лечить. Первейшим лекарством от ангины считались молоко, мёд и чай. С малиновым вареньем. Которое заготавливали сами или присылали родственники — в магазинах малиновое варенье было не купить. На случай болезни оно хранилось в каждой семье. Просто так, без болезни, есть это лекарство запрещалось. Но сладости помогали слабо, это тоже знали все. Поэтому в ход шла серьезная медицина.

ГОРЧИЧНИКИ

С виду горчичники выглядели безобидно: желтые бумажные квадраты, пропитанные порошком горчицы. Они немного напоминали лист промокашки, который вкладывался во все школьные тетрадки. Немного были похожи на фотобумагу из распотрошенного конверта просроченной фотобумаги. И еще немного напоминали переводные картинки — их тоже надо было размачивать в воде. Переводные картинки были любимым развлечением детей в эпоху, когда наклеек и стикеров не было.
Ты лежал на животе, а мама размачивала горчичники в тарелке с теплой водой, а затем клала тебе на спину и накрывала теплым одеялом. И наступали пятнадцать минут пытки: едкие горчичники начинали тебя жечь. В зависимости от чувствительности детской кожи и психики можно было сжимать зубы или плакать, кусать подушку или просить почитать сказку, но терпеть ты был обязан. Считалось, что горчичники лечат, потому что «прогревают». Особенно прогревала мысль, что если даже тебе так жжет, то представить страшно, что сейчас чувствуют твои микробы...
Однако, микробы переносили горчичники с той же стойкостью — никакого влияния на кашель они не оказывали. Но помимо горчичников были и другие средства.

БАНКИ

Это реально были банки — как от варенья, только с круглым дном и маленькие — что-то среднее между мячиками для тенниса и настольного тенниса. Но теннисный мячик еще пойди выменяй на солдатиков, а банки лежали в шкафу в каждой семье.
Банки требовали серьезных фокусов с огнем, поэтому ставил их папа. Сначала банки выкладывались на тряпочку на тумбочке — ты снова лежал на животе с голой спиной, а банки зловеще поблескивали. При помощи взятого на заводе спирта и ваты, намотанной на проволоку, делался небольшой ручной факел. Банки по очереди подносили к языку пламени, а затем ставили тебе на спину. От папы тут требовалось виртуозное мастерство: следовало достаточно прогреть банку, чтобы она, остывая на спине, создала вакуум. Но не настолько нагреть, чтобы она прожгла круг на коже.
Попав на спину, банка начинала всасывать спину внутрь — кожа под банкой краснела и поднималась холмиком — как подушечка для иголок. Банок ставили штук шесть, десять, пятнадцать — сколько позволит спина. Банки больно впивались, и ты лежал двадцать минут, превратившись в стеклянного ежика. Шевелиться запрещалось: от шевеления какая-нибудь особенно крайняя банка могла с чмоканьем отвалиться. Кашлять запрещалось тоже. Можно было требовать почитать сказку. Или поставить на проигрывателе грампластинку со сказкой — как раз двадцать минут одна сторона.
Грампластинку для тебя, разумеется, выбирали сегодня тематическую: «Доктор Айболит». Там Айболит лечил обезьян так: «Он поставил обезьянам градусники — это им немного помогло! Он дал всем обезьянам вкусное лекарство, по две ложки варенья и по два куска сахару...» примерно так. Шутку безошибочно считывал любой ребенок: все знали, что вкусных и безболезненных лекарств не бывает, ведь свойство лекарств — мучить тело, изгоняя болезнь. Ты уже большой и понимаешь: это сказка, автор так шутит.
И хоть пластинка была переслушана сто раз, к концу сосредоточиться не получалось — так болела спина. Наконец наступал долгожданный момент: снятие банок. Банку наклоняли и надавливали пальцем на кожу рядом — с обиженным чмоканьем банка отпускала жертву. Когда все банки оказывались сняты, наступали минуты блаженства.
Считалось, что банки тоже как-то прогревают спину и легкие, улучшают кровообращение, отпугивают микробов страданиями, а самые далекие от медицины уверяли, что банки болезнь «высасывают».
О том, что ребенку недавно ставили банки, свидетельствовали красные круглые синяки на спине, которые держались неделю-две. Синяки болели, и по крайней мере, это избавляло спину от еще одного испытания — перцового пластыря.

ПЕРЦОВЫЙ ПЛАСТЫРЬ

Перцовый пластырь выглядел здоровенным листом лейкопластыря, только его клейкий слой был пропитан вытяжкой жгучего красного перца. Цель была всё та же: наказать кожу за болезнь, заставить ее краснеть, зудеть и пухнуть, что, якобы, излечивает.
В отличие от банок и горчичников, пластырь был очень долгой пыткой. Его надевали на вечер, на ночь, а иногда и на несколько дней — отправляли с ним в школу под рубашкой. Перцовый пластырь резали на куски и наклеивали на фюзеляж ребенка — обычно на спину или на грудь, повыше к горлу.
Пластырь жег и мучил день и ночь, но страшнее всего было его снимать. Ведь он уносил с собой все детские волоски и частички кожи, какие только мог, и отрывать его было очень больно. Не существовало способа его снять без боли: и по кусочку тянуть больно, и рывком страшно, и в воде он не размокал. Всё как у Геракла в конце жизни.

ПАРАФИН

Идея прогревания была главной в медицине тех лет. Считалось, что болезнь появляется исключительно от холода (отсюда слова простудился, простыл). А уходит, соответственно, наоборот — от прогревания.
Ещё одной прогревающей пыткой было заливание спины ребенка расплавленным парафином. Под ним надо было лежать и ждать, пока эта адская масса остынет и перестанет жечь.
Наравне с этими средствами существовали менее болезненные, но очень нудные прогревания.

ЯЙЦА НА НОС

Самым простым лекарством считалось держать на переносице одно или два горячих крутых яйца. Считалось, что нос прогревается и избавляется от насморка. Сперва яйца нос обжигали, но потом становились все холоднее. Держать их на переносице приходилось самостоятельно — держи, не отвлекайся. Вот скукотища! Для часто болеющих детей вместо яиц шили специальный маленький мешочек, набитый песком. Его нагревали и прикладывали к носу. Форма была более удобной, но из него сыпалась мелкая песочная пыль, и он пах теплыми тряпками. Если конечно твой нос различал запахи.

СИНЯЯ ЛАМПА

К мистическим лечебным приборам относилась синяя лампа. Это была самая обычная лампа накаливания, только крашеная синей краской. Весь аппарат специально продавался для лечебного прогревания и напоминал фен или дуршлаг. Лампу следовало включить в розетку, держать за рукоятку и светить в лицо, в нос, в больное ухо или горло, для чего следовало широко раскрывать рот, чтобы синие лучи попали в самую ангину.
Лампа не имела ничего общего с ультрафиолетом, который все-таки убивает микробы и вирусы. Это была просто синяя лампа, использовали ее только в СССР, и какая от нее была польза, никто не знает до сих пор.
Похожие приборы, только большие, имелись в детсадах, пионерлагерях, иногда в школах — ими прогревали сразу нескольких человек.

СОЛНЫШКО

Впрочем, ультрафиолет тоже использовался. Для этого был аппарат физиотерапии «СОЛНЫШКО». Он был рассчитал сразу на четырех детей и напоминал большой железный самовар, из которого торчали в разные стороны четыре железные трубы — как лучи солнца на детском рисунка. Прибор был рассчитан на четырех человек, которые рассаживались вокруг самовара и каждый вставлял свою трубу в нос или в рот — кому как велит медсестра. Песочные часы отмеряли десять минут, а прибор издавал ни на что не похожий запах — пахло горячей жестянкой как от фотоувеличителя, а к этому примешивался кислый запах озона.

КОМПРЕССЫ

Ну и отдельной популярностью пользовались компрессы — обычно «водочные». Компресс — это было сложное сооружение из ваты, марли, шерстяных платков, вощеной бумаги или кальки. Компрессы ставили на ночь — на горло или на больное ухо. Для уха в бумаге прорезалось отверстие. Водка, которой смачивали внутреннюю вату и тряпку, противно пахла, а все сооружение вокруг головы очень мешало спать. Смысл компресса был все тот же — считалось, что он как-то «прогревает» кожу.

ШПРИЦ

Последним и самым страшным лекарственным средством был шприц. Это на случай совсем уж высокой температуры. Высокой температуры почему-то в те годы вполне разумно тоже боялись, хотя по логике она должна бы вписываться в идею прогревания. Также шприц использовали, если доктор прописал колоть антибиотики «на домУ». Свой семейный шприц был в каждом доме в тумбочке. Шприц — ценный прибор из стекла и металла — хранился в специальной железной коробке, рядом лежала его игла. Перед инъекцией шприц кипятили на кухне прямо в этой железной коробке, потом остужали. Все это время ты понимал: судьба неотвратима. Укол мог поставить папа, если умел. А если нет, в любом доме обязательно была соседка тетя Галя, медсестра. По просьбе мамы она спускалась с верхних этажей помочь с уколом и могла даже одолжить свой шприц, чья игла за последний десяток лет побывала во всех задницах подъезда.

НАРОДНАЯ МЕДИЦИНА

Зато народная медицина тех лет ничем не отличалась от современной: бабушка из деревни все так же присылали сбор трав, соседка советовала полоскать горло соком свеклы, коллеги мамы по работе советовали ребенку попарить ноги в горячей воде, нарисовать на груди сетку йодом, насыпать горчичный порошок в носки (более легкий, но тоже противный вариант горчичника),засунуть в ноздрю дольку чеснока или носить на голое тело шерстяные безрукавки и носки — короче, как следует прогреть. Потому что раз простыл, надо прогреть. Впрочем, иногда всё то же самое советовали врачи поликлиники — народная медицина была по-настоящему народной. Но интереснее была народная медицинская техника...

НАРОДНАЯ МЕДТЕХНИКА

Существовало множество якобы лечебных технологий, которые передавались из рук в руки. Обычно это были загадочные изделия с лечебным эффектом, их изготавливали тайком умельцы из позаимствованных на своем заводе деталей, и продавали желающим вместе с бумажными листами инструкций — отпечатанными на пишущей машинке слепой копией или размноженными на светокопировальных аппаратах какого-нибудь НИИ. Покупали эти технологии все, независимо от образования. Причем, научно-техническая интеллигенция охотнее всех.

МАГНИТНЫЙ БРАСЛЕТ

Моему деду — талантливому инженеру, знавшему пять языков и обладавшему десятками авторских патентов — ничего не мешало верить в целебную силу магнитного браслета. В резиновую трубку из аптеки — не будем даже думать, для чего она предназначалась изначально — набивались осколки магнитных колец от старых приборов и получался браслет на запястье. Дед был уверен, что браслет нормализует давление и улучшает свойства крови, целебно намагничивая всё железо, что содержит ее гемоглобин.

ЖИВАЯ И МЕРТВАЯ ВОДА

Отец — инженер-проектировщик заводов — раздобыл за целых десять рублей аппарат «живой и мертвой воды». В то время этот модный прибор был у многих: две опасные стальные пластины, которые включались в розетку через мощный диод. Прибор опускался в банку с водой, где немедленно начиналось бурление: вода разлагалась на водород и кислород, один всплывал у плюсового электрода, другой у минусового. Часть газов растворялась в окружающей воде, и в этом был смысл. Прилагавшийся брезентовый мешочек помогал отделять одну воду от другой. Обе воды были одинаково кисловатыми, но одна именовалась «мертвой», другая «живой». Названия были условными: согласно описанию, оба варианта воды были невероятно полезны, годились в пищу или для растираний. В сумме они лечили все болезни, просто каждая свою — списки болезней прилагались.
Но всё это были пустяки по сравнению с «Кремлевской таблеткой»...

КРЕМЛЕВСКАЯ ТАБЛЕТКА

Официальное ее название было «АЭС ЖКТ». Автономный электростимулятор желудочно-кишечного тракта. Чудо медицины было разработано в Томске в 1980-х годах — миниатюрный электронный прибор. Таблетку полагалось глотать. Имея внутри миниатюрную батарейку и парочку транзисторов, таблетка генерировала на своей поверхности слабые токи, которыми щекотала кишечник по ходу своего увлекательного, но не слишком долгого путешествия. Считалось, что таблетка оказывает лечебный эффект на организм. Она была крайне редкой и дорогостоящей, поэтому применялась среди элиты и высшего партийного руководства СССР — потому и была названа Кремлевской. По понятным причинам таблетка считалась одноразовой. Но из организма члена ЦК КПСС электронная таблетка выходила совершенно не поврежденной. А выкидывать исправную электронику было в СССР не принято. Поэтому часто таблетка отмывалась и попадала в руки чуть более простых, но тоже стремящихся к медицине людей. Таблетка лечила повторно близких родственников, потом дальних, потом друзей, коллег, соседей и всех страждущих, пока не садилась батарейка.

Прошла эпоха красных аптек. Исчезли прогревания, исчезла шерсть, горчица и перец, не найти в продаже банок. На смену ангине пришли грипп, ОРЗ, ОРВИ, и Его Величество Ковид. Не сильно изменилась народная медицина. Никуда не исчезли шарлатанские приборы для магических прогреваний — светом, током и магнитными полями. Просто в них стало больше электроники и разноцветных лампочек, и покупают их в основном пенсионеры.
Но зато никто больше не считает, что дети должны страдать и терпеть: нигде не вырезают без наркоза гланды, никого не наряжают в шерсть, не пытают красным перцем и не сыплют в носки горчицу. А детские лекарства превратились в сладкие сиропы и вкусные конфеты для горла — всё, как обещал когда-то Доктор Айболит с пластинки, отработав, видимо, технологию на своих обезьянах.

Леонид Каганов

15.

Эта история произошла в старом и очень приличном доме. Пожилой дедушка, которому нужно было рано ложиться спать, решил спуститься на этаж ниже и урезонить соседей, которые слегка расшумелись. И как был, в пижаме и тапочках, пошёл исполнять своё намерение.

В квартире этажом ниже большая группа студентов физфака распивала кофе. С тортиками. Потому что это был очень приличный дом. В котором жил очень приличный студент. У которого были дома очень приличная мама и безумно приличная бабушка. Поэтому студенты пили кофе. С молоком. Активно подливая и подливая в кофе молоко из нескольких молочников. Ну а что и откуда подливалось в молочники кроме молока, пусть останется скрытым покровом тайны.

Итак, пожилой дедушка спустился на этаж ниже и позвонил в дверь. В тесноте советской квартиры хозяину было крайне трудно пробраться к выходу, поэтому открывать пошёл ближайший к двери студент, столкнувшийся сразу с несколькими сложными задачами: во-первых, ему нужно было встать, во-вторых, дойти, в-третьих, открыть, а в-четвёртых, ещё и не шататься и вообще выглядеть в глазах выглянувшей мамы приличным молодым человеком. Решение этих многочисленных задач загрузило все доступные вычислительные мощности, поэтому, открыв дверь и сопоставив едва успевшего открыть рот дедушку с фотографией, на которую студент почти ежедневно любовался, молодой человек обвиняюще ткнул в соседа пальцем и громко провозгласил ровно то, что подумал:

- А я тебя знаю! Ты тот козёл, который написал учебник Савельева!

P.S. Всё закончилось благополучно. Настолько благополучно, что где-то через час сын уважаемого академика, спустившийся искать пропавшего родителя, с большим трудом вырвал его из окружения восторженных студенток, причём возвращаемый домой пожилой профессор больше всего рвался прихватить с собой хотя бы один молочник.

16.

СЕРЁЖКА

- Исполни уже, наконец, свой супружеский долг! – сказала мне жена.

И я, понурив голову, приступил к исполнению.

Подошёл к супружескому ложу, размером два на два, и, немного покряхтев, без домкрата и иных вспомогательных средств, исполнил...

То есть поднял вышеупомянутую кровать, дабы жена могла засунуть под неё жерло пылесоса.

И как только она его туда засунула, пронзительно вскрикнул:

- Ой! Что-то сверкнуло!

- В глазах?! – испугалась жена и, бросив пылесос, кинулась к телефону: заказывать мне КТ, МРТ, и так далее...

- Да нет же! - натужно пояснил я. – Под кроватью серёжка!

- Какой ещё Серёжка?! – побледнела благоверная, машинально отступив от места преступления.

- Да не Серёжка, а серёжка! – хрипло сказал я и, подперев плечом край ложа, извлёк из-под него золотую серьгу.

- Вот, - продув от пыли, предъявил я находку. – Ты её чуть не засосала...

- За-со-са-ла? – внимательно всматриваясь в вещицу, проговорила жена.

- Ну да, – подтвердил я. - А что?

- А то, что это не моя серьга!

И тут уж побледнел я.

- Как не твоя?

- А так!

Вообще-то, мной давно подмечено, что хуже потери, может быть только находка.

Но чтоб такая! Да ещё в таком месте!..

Словом, мысли мои заметались, рот пересох...

И вовсе не из-за того, что - боже упаси! А из-за того, что – сохрани и помилуй!

Ибо легче объяснить непорочное зачатие, чем происхождение под брачным ложем женской серьги.

Поэтому первой фразой, подкинутой мне в мозг инстинктом самосохранения, была фраза: «Это не я!»

– Это не я! – выкрикнул мой сухой рот. – Это не я! – повторило моё оцепеневшее сознание.

- Что не ты?!

- В смысле - не моё!

- А чьё?!

- Ни чьё! Но не моё точно! – вздул я вены в глазах и на шее.

- Может это девочек? – предположила жена.

- Конечно, девочек! – кивнул я всем туловищем.

- Да нет... - тут же отмахнулась она, - все их драгоценности я знаю... Разве что подружек.

- Конечно, подружек!! – гаркнул я, и кровать показалось мне пёрышком, так что её приземление на ногу я даже не почувствовал.

- Хотя, чего это их подружкам делать в нашей спальне? – задумчиво проговорила жена.

- Игрались, валялись, бесились! – словно знаток «Что? Где? Когда?», в миг накидал я версий.

- Кто валялся, игрался, бесился? - посмотрели на меня с прищуром.

- Подружки!

- Какие ещё подружки?

- Деде.. дедевочек!

- А чего ты так разволновался? Что это за заикание?

- Я?!! Нет?!!.. С чего ты взяла?!!.. Чего это мне заикаться?!!.. – раскричался я, прыгая из октавы в октаву, пока не сорвался на фальцет.

- Да вот, не знаю...

И, взяв телефон, жена сфотографировала серьгу и набрала послание из трёх букв.

А мной давно подмечено, что послание из трёх букв ничего хорошего не сулит. Особенно в семейном чате!

«Чья?» - гласило то послание.

И вверху чата сразу же замигало «печатает…»

«Приговор» - подумалось мне, потому что легче объяснить в постели двух Серёжек, чем одну серёжку.

«Ква-ква!» - квакнуло пришедшее сообщение, и у меня пропал пульс.

«Ой, так это ж моя! – писала средняя. - Мне их бабушка на девять лет подарила!»

- Вот видишь! - рассмеялся я. И, нащупав пульс, привалился к стенке.

- Что вижу? – спросила жена. - Пятнадцать лет назад? Да мы тогда даже в этом доме ещё не жили! Какие бабушки-дедушки?!

- А причём тут год дарения?! – возмутился я. - Главное, что это её! А потерять она могла когда угодно!

«Ква-ква!» - снова по-жабьи квакнул телефон.

«Бабушка ей подарила с зелёными камнями, а эта - с белыми!» - писала старшая.

- Белые, зелёные! – взвился я. – Да какая, к чертям, разница?! Главное, что это её серёжка! И всё! И закрыли тему! Дальтоники!!

«Ква-ква!» - не унывало земноводное.

«Такие серёжки есть у моей подружки» - писала младшая.

- Ну вот! – выдохнув, сполз я по стеночке. – Я ж говорил... Что и требовалось...

Но стоило жене произнести: «Ну ладно, считай - реабилитирован», как эта тварь снова квакнула, и я взревел:

- Да что ж такое-то! Вы можете уже успокоиться раз и навсегда!!

И на экране появился смеющийся смайлик с надписью: «Только ей мама их надевать не разрешает...».

- Подумаешь, делов-то! – проорал я. - Так она без спроса взяла! Выключи уже этот чёртов телефон - у меня пульс пропадает!

«Ква-ква!»

«Потому что это серёжки её мамы!» - дописала послание младшенькая.

И пульс у меня пропал окончательно...

© Эдуард Резник

17.

Дед – всеядный

Так получается, что внучку не видел больше месяца. То у меня суббота рабочая – в пятницу не приезжаю, а в выходные родители вместе с ней в каких-то поездках. То – в пятницу её пораньше забирают, и снова то же самое.
Как-то раз, когда её пораньше забирали, сказала:
- Дед приедет, а меня нет. Вот расстроится...

И она меня не забывает.
Как-то ей на обед приготовила бабушка что-то новое, и Алиса спросила:
- А дед это любит?
Бабушка усмехнулась:
- Дед всеядный.
- А что такое всеядный?
- Он любую еду любит.

После того, уходя в пятницу от бабушки до понедельника, Алиса вспоминает меня:
- Ба! Дед приедет, - смотри чтобы он все рогалики не съел, мне оставил.
Или в понедельник приходит:
- Дед приезжал?
- Приезжал!
- Мои конфеты не съел?

Очень ей запомнились мои слова, что бабушкина еда вкусная, потому что с любовью приготовлена:
- Бабушка! А свари макарошки на ужин.
- Ну, это же время… Ты подождешь?
- Подожду, ба! Только не забудь любви положить!

18.

«Самый лучший день закатил вчера»

В воскресенье 16 июля я был разбужен в 5 утра вовсе не солнечным светом, ворвавшимся на мою подушку, не свежим холодным ветром, раздувавшим занавески сквозь открытые на ночь окна, и даже не истошным пением птиц с будильника смартфона - все эти заранее принятые меры не помогли. Я продолжал спать богатырским сном. Но с какого-то раза Света-Лето дозвонилась до меня и сообщила, что идет купаться на пруд.

Тут я подскочил как ужаленный - она заранее просила о помощи, уничтожить секатором крапиву. На поляне, где она собиралась праздновать свой День рождения в кругу друзей у этого самого пруда. А поскольку часть друзей живет далеко, а другая часть мирно спит в это время, честь борьбы с крапивой выпала мне. Чисто заодно, потому что я все равно там на рассветах купаюсь. Ну и вот пожалуйста - обещал быть, грозно сверкает на столе секатор, а я только проснулся.

Окатился холодным душем, прыгнул на электрочудище и втопил гашетку на полную мощность. Путь предо мною лежал неблизкий - 7 верст в глубины парка. Но и недалекий, при моей скорости это почти телепортация. Как пошли лесные глухомани и пруды каскадом, притормозил, в нужном месте свернул круто вверх по тропинке и влетел на эту Поляну, с берега невидимую.

Там стояла Света одна-одинешенька и дула. Три разноцветных шарика уже топорщились под столом и норовили улететь. Еще два десятка лежали на самом столе и ждали своей очереди быть надутыми. Дело о крапиве принимало новый оборот. Света попросила меня еще и помочь надуть шарики. Ее хитрый план заключался в том, чтобы ими застолбить Поляну. Чтобы все подумали, что тут детский праздник, и не совались со своей жратвой и напитками, для этого в парке и других мест достаточно.

Экий пустяк надуть шарики, подумал я и принялся дышать в резину. Жизнь моя сложилась так, что последние лет сорок я никогда ни во что не дул. Всегда находился кто-то рядом надувать шарики. Я же предпочитал хлопоты, требующие физической силы или хотя бы мозгов. И вот результат - полная дистрофия мышц губ! На третьем шарике они невыносимо устали. Света же продолжала невозмутимо дуть, и чувствовалось, что она способна это делать бесконечно.

От досады и чтобы передохнуть, я принялся ее смешить. Строил рожи и делал комплементы, что надутые щеки ей к лицу. Похожа на летающего купидона с горном. Помогло - Света расхохоталась и работа наша была временно парализована.

С новыми силами я принялся за четвертый шарик, но он оказался особо садистским. Внутри закружили серебряные блески под яркими лучами взошедшего солнца, типа снежной бури в стеклянном шаре, а горловина оказалась тугой как удавка. Вокруг заливались синицы и пеночки, пыхтел я и печально куковала кукушка, сколько шариков мне надуть осталось. А ведь ждала еще и крапива. Постарался не смешить больше Свету и стал дуть неторопливо, с самым серьезным выражением лица, целиком положившись на ее шарикодувную мощь. Я поддувал чисто из солидарности. Заманчиво сияла с косогора даль пруда, но я смирился с этим занятием. Счел его испытанием воли и креативным фитнесом для губ.

На пятом шарике я почти изнемог уже, зато меня озарило! Почему у современных горожан, меня не исключая, такие тонкие, бледные, змеиные губы. Почему фифы вкачивают себе ботокс в губы. И почему такие крепкие, выразительные губы у старших поколений, а сейчас в основном остались у фигур публичных.

Билл Клинтон любил дуть в саксофон, как и американский средний класс в целом, чисто для отдыха. Примета мальчика из приличной семьи - вырос в отдельном большом доме с хорошей звукоизоляцией. Простой народ на Руси и в Германии обожал дуть в губные гармошки хотя бы в пути и на вечеринках. В СССР кто-то дул в пионерские горны или надувал лягушек соломинкой, но уже немногие и нечасто. А на этом пруду самое сильное, волевое лицо у Олега - отставного тромбониста международного ансамбля. Я еще удивлялся, почему его так рано отправили на пенсию. Здоровый мужик, широченная грудь, отличная дыхалка. Работа казалось бы не бей лежачего - стой себе спокойно, иногда дуй в трубу, не путай ноты. На шестом шарике мой взгляд на эту профессию изменился радикально - ну ее к черту!

А вот Свету тоже выделяет лицо с выразительными, чуть полноватыми, но безусловно натуральными и сильными губами. Как у Марины Нееловой или Анжелины Джоли. Лет ей столько, что лучше и не спрашивать - она многодетная мать и многократная бабушка. А вот впечатление молодое. Я раньше списывал это на ее йогу, моржевание и скалолазание. На любовь к рассветам, свежему лесному и морскому воздуху. Но все оказалось проще - она с детства оказывается обожает надувать шарики! Для нее это - дарить праздник себе и людям. Из ничего в сущности, крошечного комочка и своего дыхания, возникает что-то большое, сияющее и летающее.

Поделился с ней своей догадкой, Света рассмеялась. Ну да, она и мужу на его днюхи шарики надувает! То есть, это крепко за полсотни штук зараз.

Вроде бы нелепое занятие, а вот Поляна от нескольких минут нашего надувательства сильно преобразилась. Я с радостью отправился сечь крапиву, размышляя, что разумное большинство не всегда право. Нормальные горожане ее возраста и младше в это время лежали миллионами где-то неподалеку в своих кроватях или максимум на пляжах, находясь в бессознательном состоянии. С губами бледными и тонкими, без всяких шариков. А у меня на душе было легко и светло, особенно когда добрался наконец до воды, радостно отдыхая губами. Много было счастливого для меня в этом дне, чего и рассказывать не надобно, но вот начался он с забавного сочетания одного дыхательного упражнения йоги с этими дурацкими шариками.

19.

Когда-то давно я работала в отделе, где принимали коммунальные платежи. Приходили люди - кто-то заплатил и ушел, кто-то заплатил и поругался, кто-то заплатил и пожаловался на сноху (дочь, зятя, начальника), кто-то заплатил и просто поболтал, была бабушка, которая каждый месяц приносила деньги, завязанные в платочек и просила их пересчитать, одна бабушка читала свои стихи. Нас в отделе было четыре человека, и мы всех выслушивали. Прошло больше двадцати лет, я там давно не работаю, но со мной полгорода продолжает здороваться. И приходила одна довольно пожилая квартиросъемщица, она как раз была из тех, кто заплатил и пообщался. А была она очень интересная женщина – такая юбка на ней ажурная длинная, кофты-куртки она не носила, у нее была накидка типа пончо со с мехом по периметру, прическа сбоку бантик, бусы с куриное яйцо красные. Вот один раз мы ее спрашиваем, а когда вы были молодой, тоже так эффектно одевались? И вот ее рассказ дальше от первого лица.
Когда я была молодой, я вообще была первая модница, какие вещи появлялись новомодные, я все покупала, доставала, шила по журналам, но одевалась по первому разряду. Однажды случай был со мной, поехала я в Питер по делам, это было в конце семидесятых, лет мне было слегка за тридцать. Естественно, нарядилась как можно модней: на мне были сапоги-чулки на толстом высоком каблуке, как раз они вошли в моду, на голове шиньон, юбка в клеточку. Короче, умереть не встать. Иду себе вся такая по Питеру, в витринах себя разглядываю, потому как красота неземная. Погода мерзкая, октябрь месяц, моросит мелкий дождичек, холодно, этот дождичек на мостовой замерзает, скользко. А мне хорошо, я иду вся счастливая, молодая и красивая. И тут по улице курсантики идут строем. А мне вот резко на другую сторону улицы понадобилось. И я так грациозно, аки лань на своих каблуках, перебегаю дорогу, да как поскользнусь на середине и падаю плашмя как раз перед ними – каблуки в одну сторону, шиньон в другую… Строй курсантиков рассыпается и они кидаются ко мне – «Бабушка! Вам помочь?»

20.

Подруга Галя вчера рассказала.

Едет это она в автобусе в час пик. Автобус — битком, конечно. Но подруга сидит.

И тут заходят на остановке бабушка с дедушкой. Очень в возрасте, по виду бабушке хорошо за восемьдесят. Еле идёт, дряхленькая такая, ну, совсем божий одуванчик.

А дедушка на первый взгляд вроде как помоложе или покрепче. Может, когда-то был тем, кто называется «а муж-то у неё молодой», может, просто лучше сохранился — кто теперь разберёт.

Автобус трогается, дедушка проходит чуть вперёд, бабушка оказывается аккурат возле Гали. Естественно, она встаёт, чтобы уступить место.

Вместо того чтобы сесть, с облегчением выдохнуть и сказать «спасибо», старушка вперивается в Галю злобным, аки у гарпии, взглядом, тычет сухоньким пальцем вслед дедушке и обличительным прокурорским тоном спрашивает:

- А почему это вы ЕМУ место не уступили? Что, я хуже выгляжу?!

Подруга, охуевшая после такого наезда за ее воспитанность, от неожиданности громко, на весь автобус, растерянным тоном выдаёт:

- Как почему? НО ВЫ ЖЕ ДЕВОЧКА!

Бабушка сразу успокоилась, стала милой, благосклонно улыбнулась и села.

Потому что девочка она и в сто лет девочка, и нехер тут. ))))

© Диана Удовиченко

21.

Объяснительные в раввинате на подтверждение еврейства. По субботам мы даже на оленях не ездили. Бабушка была очень религиозная женщина и всегда учила нас детей не употреблять в пищу не кошерное с кошерным. Мои родители очень набожные люди. Отец по субботам не разжигает огня, а прикуривает от свечи, которую мама зажигает по пятницам. Мама вообще не курит. Признаться честно, я там был членом партии, но на все советские праздники посещал синагогу. Господь пригласил Моисея на гору Синай, чтобы передать Тору в интимной обстановке. Из всех четырёх братьев моей мамы, только один не был евреем. Наш брак зарегистрирован в хупе, в присутствии понятых. Когда у нас родился внук, мы окрестили его еврейским именем. Первый срок мне дали за троцкизм, а второй за сионизм. Так что я всегда оставался религиозным евреем. У моего отца вторая жена была еврейкой. Я родился от второй жены. Это могут подтвердить мой отец и его первая и третья жёны, которые меня не рожали. Когда я вырос, мама сказала мне, что мы евреи. Сам я до этого не додумался. Так как мы с Украины, то семья очень страдала, а другие ели сало. Часто на ужин, бабушка жарила фаршированную рыбу. В Судный День в нашей семье не давали кушать. Но объясняли за что. Я и в Ташкенте всегда ходил с покрытой головой и в головном уборе. Да, конечно я на своей свадьбе разбил несколько стаканов. Первым евреем считается Авраам - потому, что его выгнали из дома. У нас два комплекта посуды; один для рыбных блюд, другой для мясных. Моя бабушка Евдокия Никифоровна Колышкина, проживавшая в с 1904 года в Одессе, зарабатывала на жизнь, стирая бельё в еврейской семье. Впоследствии она имела любовь и интимную связь с главой семьи Иосифом Давидовичем Розенбергом. От этой связи родилась моя мать, Антонина Иосифовна Розенберг, которая с семнадцати лет также зарабатывала, стирая бельё в еврейской семье в Одессе. В 19 лет в результате романтической связи моей матери с главой семьи Яковом Моисеевичем Шульцом, родилась я, Екатерина Яковлевна Шульц. В настоящее время я нахожусь в Израиле по гостевой визе, и работаю помощницей по дому (стираю белье) в еврейской семье в городе Афула. Скажите, сколько нужно еще перестирать белья, чтобы подтвердить свое еврейство.

23.

Снова приходится, как говорят в кругах, к которым я не близок(С), идти "паровозом".
Забойное повествование Vovanavsegda о поколении next само по себе было достойным.
Но меня внезапно дёрнул коммент к этой истории от коллеги Nik Ita: "И всё же. Лес не раз тушить приходилось".
Вам-то хорошо, небось,было! Бородатые ругливые мужики,с тракторами, лопатами,мощными насосами враз управлялись с рукотворной стихией.Ну,сугубо символической платой за содеянное, возможно, было и битьё жоп виновных.
И не станем лишний раз поминать банальную истину.Дескать,мужчины - случайно выжившие мальчики и пр.
Я, повторюсь, хуторской. Собственно, хутор этот не в такой уж и дыре находился. В северной части южной области. С одной стороны, железная дорога - хоть в Мурманск езжай; с другой - шоссе республиканского значения. Между ними - от силы километра полтора, на этом отрезке само селение.
Вот только огород здесь был, по моим тогдашним понятиям, необъятный.Потому как вкалывать на нём приходилось до одури. И на самом краю у ограды - практически стёртый от времени окоп времён ВОВ. Вот там-то я, чуть ковырнув,обнаружил самые настоящие винтовочные патроны! Тронутые ржавчиной, но вполне себе пригодные для мальчишеских пакостей...
Дело было весной, трава ещё не подсохла.Тем не менее, я обложил ею патроны на дне окопа и поджёг.
Отлично! Сам, конечно, быстренько свалил. И уже издали с радостным волнением прислушивался к бойкой перестрелке.
Поскольку на этот раз всё сошло мне с рук, ещё не раз наведывался с теми же неприглядными целями. Один раз, копая, вытаскивал патрон, он как-то не шёл...Поднатужившись, выдрал из земли... гранату РГ-42! "Патрон" оказался запалом. Уже потом, спустя годы, догадался, что в окопе том ребятам пришлось несладко. Снаряжённой гранатой её хозяин не успел воспользоваться. Оттого и патроны в том окопе остались россыпью...
Солнце припекало,дело шло к лету. Накопав боеприпасов, привычно обложил их травой, подпалил. И уже издали увидел, что дело плохо. Никакой стрельбы. А огонь весело бежит по СУХОЙ траве аккурат к железной дороге!
Бежать тушить? Как нынче говорят - стрёмно. Бахнет - и в лоб!
ЧП заметила бабушка. Была она не из тех дам, которые квохчут по всякой мелочи. Рассказывали, что в войну, когда наши нажимали с перешейка, немцы разместили в саду орудия. Герр официр решил срубить сливу для маскировки. Бабушка на него и попёрла(слива же роскошная, а каких сил стоило вынянчить её в том климате!).Дело дошло до того, что герр потянулся к кобуре...Усилиями дочерей бабушку затащили в погреб и вовремя, ибо сверху пошла серьёзная артдуэль.
Короче, бабушка принеслась с призывом:"Туши, сукин сын!" Ага, туши, как же! Я сразу вспомнил, как хуторские гасили пламя прямо у железки. Пожарный поезд с узловой станции запаздывал, мужики со свирепым отчаянием молотили огонь лопатами,ещё какой-то маломощной хренью, а огонь всё пёр и пёр.
Он и сейчас пёр по траве и по полыни, которая в тех местах называется дюшан и ею часто топили печки.Горит классно и долго держит тепло. Молчание патронов тоже не радовало, о чём я и уведомил бабушку.
Бабуля изменилась в лице, но времени на расширенную расправу не было. Хлестанув меня чем-то пару раз,чего я практически не почувствовал, она кинулась в бой. В ход пошли лопаты, ещё какой-то садово-огородный инвентарь. Естественно, и моё место стало в рядах атакующих.
До железки огонь не дошёл.
____________________

И какой же вывод из произошедшего я сделал?
ПАТРОНЫ В ЭТИХ СЛУЧАЯХ НЕОБХОДИМО ЗАГОНЯТЬ ПУЛЯМИ В ЗЕМЛЮ!
Однако больше подобного никогда не делал.

25.

Однажды тимуровцы тайно ночью, как они привыкли это делать, пришли к бедной старушке, чтобы помочь ей по хозяйству. Подошли к кровати, где лежала старушка, и спрашивают: Бабушка, бабушка, а почему у тебя такие большие зубы? Старушка улыбнулась им и ответила... А что она ответила, неизвестно, потому что с тех пор никто никогда больше не встречал тимуровцев.

26.

Сочинение третьеклассницы на тему "Кто такая бабушка?".
Бабушка - это такая женщина, у которой нет своих детей. Она любит маленьких девочек и мальчиков, которые дети других людей. Дедушка - это тоже бабушка, только мужчина. Он ходит гулять с мальчиками, и они разговаривают о рыбалке и других вещах. Бабушкам ничего не надо делать, только приходить в гости. Они старые, и поэтому им нельзя бегать и много прыгать. Но они могут отвести нас на ярмарку, и у них должно быть много денег, чтобы покатать нас на карусели. Если они с нами гуляют, то они останавливаются, чтобы посмотреть на всякие вещи, например, на красивые листья или на гусениц. Они никогда не говорят: "Пошли быстрее". Они носят очки и могут вынимать свои зубы. Бабушки не должны быть очень умными, только отвечать на такие вопросы, как "Почему собаки гоняют кошек?" или "Где у червяка голова?". Когда они читают нам книжки, они ничего не пропускают и не говорят, что эту сказку мы уже читали. Каждый должен стараться, чтобы у него была бабушка, потому что они единственные взрослые, у которых есть свободное время для детей...

27.

Навеяно прошлогодней историей про стихи в детском саду.

Мне было 6 лет, и я ходила в детсад рядом, на другой стороне нашего двора, только через детскую площадку пройти (на ней же мы и играли, так что бабушка могла иногда даже помахать рукой с балкона). Как-то нас попросили рассказать стихотворение. Я очень любила стихи, потому что моя мама была большая любительница, и постоянно их декламировала, особенно мне нравилось одно, такое романтическое и волшебное. Детки по очереди читали про Зайку, которого бросила хозяйка, и про доброго Доктора Айболита. Потом обычно следовало обсуждение ("Верочка, молодец! Дети - как вы думаете - почему Бычок вздыхал?" - потому что он упадет! - хором отвечали дети. И все в таком духе).

И вот настала моя очередь. 25 пар маленьких и 2 пары больших глаз смотрели на меня, гордо взобравшуюся на табуретку. Наконец-то у меня появилась возможность продекламировать мое любимое стихотворение перед широкой публикой! А то все мама, папа, бабушка или кот. Набрав побольше воздуха и сделав трагическое выражение лица, я начала печальным загробным голосом:

"A праведник шел за посланником Бога,
Огромный и светлый, по черной горе..."

На лицах представителей авторитетных органов в виде воспитательниц Валентины Ивановны и Людмилы Сергеевны появилаось некоторое недоумение, но пока еще не перешедшее в активную стадию.

... "Но громко жене говорила тревога:
Не поздно, ты можешь еще посмотреть
На красные башни родного Содома" (трубно, громовым голосом как Маяковский, ревела я)
На площадь, где пела, на двор, где пряла"

(при этих словах я картинно простерла руку, указывая на родной двор за окнами детского сада, где шел легкий ленинградский снежок)

.... "На окна пустые высокого дома" (опять взмах руки, красноречиво направленный на родной балкон 4го этажа панельной многоэтажки)
...Где милому мужу детей родила.

(на лицах воспитательниц заиграла тревога. Витя Павленко неприлично хихикнул)

...Взглянула — и, скованы смертною болью,
Глаза ее больше смотреть не могли;

(я пафосно закрыла глаза руками. В щелочку между пальцами было видно. что публика совершенно заворожена, а на лицах воспитательниц - неподдельный ужас и понимание, что остановить меня уже нельзя))

...И сделалось тело прозрачною солью,
И быстрые ноги к земле приросли.

(я застыла в позе Ленина на броневике, имитируя закостеневшую на века статую. Воспитательницы вышли из транса и двинулись ко мне с решительным выражением на лицах. Но я знала, что они не успеют - оставалось только одно четверостишье. Согруппники по саду смотрели с неподдельным восторгом, узнав так много новых интересных слов)

... "Кто женщину эту оплакивать будет?" (трагически вопрошала я аудиторию)
Не меньшей ли мнится она из утрат?

(воспитательницы были совсем близко и стали заходить в окружение, поэтому я соскочила с табуретки, и отпрыгнула на несколько шагов, успев драматически выкрикнуть на лету последние строки:

... ЛИШЬ СЕРДЦЕ МОЕ НИКОГДА НЕ ЗАБУДЕТ
ОТДАВШУЮ ЖИЗНЬ ЗА ЕДИНСТВЕННЫЙ ВЗГЛЯД!!!!!

Я приложила руки к груди и поклонилась. В игровой стояло гробовое молчание. Только громко захлопала Леночка Зайцева - она всегда всем хлопала от души. Аудитория переваривала услышанное. И в полной тишине раздался писклявый голос Сашки Левина - очень, надо сказать, живого и умного мальчика, впоследствии ставшего крупным бизнесменом и уехавшего с семьей в Америку через Израиль, где сейчас счастливо проживает с детьми и внуками. Он сказал: - Хорошее стихотворение. Но грустное. Только я не понял - а что такое "СадОм"? Это как бы дом, но с садом?

Валентина Ивановна, с каменным лицом, напоминающим как раз жену Лота, так живо описанную в стихах Анны Андреевны Ахматовой, проигнорировала Сашин вопрос, взяла меня за руку и отвела в кабинет, где меня подвергли допросу о том, откуда я знаю наизусть это идеологически неясное стихотворение. Я честно сказала, что услышала его от мамы, и у нее еще "много таких есть". С мамой потом разговор был у них отдельный, и спасло ее то, что великая поэтесса Анна Андреевна была темой ее кандидатской диссертации, которую она в тот момент писала будучи аспиранткой Пушкинского Дома. Поэтому делу о диссидентстве ход не дали, но дома мне было строго наказано "взрослых" стихов в детском саду больше не читать, а оставить мои ораторские наклонности для домашних вечеринок.

Так во мне была убита будущая великая актриса малых драматических ролей.

Англичанка (c)

28.

Дед мой заядлым грибником был, пол своей жизни минимально. Правда, к грибам у него отношение было строгое - по ранней весне сморчки, в начале лета подберезовики, потом, ближе к осени - белые, грузди и подгруздки, остальных грибов он особенно и не брал, ну разве что маслят и опят с лисичками каких.

Отмахать ему 50 км за грибами, ну это как бешеной собаке в семь верст крюк сделать, зато потом он всегда возвращался с двумя корзинами белых и эдак гордо между соседей по даче с этими корзинами проходил. У тех-то по паре сморщенных моховиков набиралось, а у него видишь что?)

И вот как-то, едет он с дачи домой на автобусе, а рядом с ним тетка, тоже с лукошком, целиком набитом сатанинскими грибами.

Ребята, если вы не знаете, что такое сатанинский гриб, сейчас объясню.

Выглядит он примерно как белый, пока растет, разве что поярче. Но вот когда срежешь его, синеет аки сатана от ладана, потому и сатаниский.

Ну, и считается ядовитым в некоторых кругах.

Дед к этим кругам относился, поэтому сразу тетку за руки схватил, и ну, давай ее уговааривать:

- Выбросьте эти ваши грибы, пожалуйста! Ядовитые они!

Тетка на него прищурилась, говорит:

- Ты, поди, из Казани, ученый какой? Мне таких много попадалось, все одно и тоже твердят. А ничего эти грибы не ядовитые, горчат только. Их просто отварить надо, и все на этом. А вот пошли ко мне, я тебя ими накормлю, сам убедишься.

Дед прифигел от подобного предложения настолько, что взял, да за теткой и пошел.

А она прямо при нем этих сатанинских отварила, потушила, себе и ему на тарелку положила, и оба их навернули.

Нет, конечно, никаких отравлений не произошло, разве что моя бабушка деда приревновала из-за того, что он домой поздно вернулся.

А дед после этого всех своих спецов по грибам на кафедре, которые "сатанинские" пытались ядом адским объявить, на смех стал поднимать.

Много лет с тех пор прошло. Я давно уже не живу в Казани, переехал в Америку, и вот как-то идем мы с женой по парку и вдруг видим эти самые сатанинские грибы.

Жена б мимо прошла, а я сразу:

- О! И давай их собирать.
И собрали, а потом, по инструкциям моего деда, отварили мы их и пожарили. Замечательная жареха получилась!

Ребят, это просто воспоминание о замечательном человеке, моем деде. Он всегда был готов увидеть хорошее в том, что всеми почему-то считалось плохим. Давайте, мы тоже так будем, а?

Только, пожалуйста, не собирайте бледных, лысоватых поганок, с ними никакое отваривание не поможет.

29.

Как-то раз у моей бабушки закружилась голова и приехавший на “Скорой помощи” врач решил не рисковать и забрал старушку в больницу. Там ей подробно объяснили, что в таком возрасте бодро скакать по театрам с престарелыми приятельницами уже просто неприлично. Смерть не за горами и встретить ее надлежит как полагается – в своей постели, а не на партии в покер у подруги.
Помирать бабушка решила вдумчиво и со вкусом. В первую очередь она накупила целую кучу лекарств и обставила ими свою прикроватную тумбочку. В воздухе тут же поселилась устойчивая вонь корвалола.
Во-вторых, она напрягла всех нас, чтобы мы, жертвуя своим временем и нервами, помогали ей в торжественном процессе умирания. Она капризничала, требовала новых лекарств, вызова то врача, то нотариуса. Мама сбилась с ног, пытаясь удовлетворить все ее капризы и хоть как-то убедить, что умирать еще все-таки рано. В ответ бабуля закатывала глаза и просила накапать ей еще немного корвалола.
Но однажды в бабушкиной комнате появилась ее старинная приятельница Нелли. Слава богу, я была в то время у нее дома и имела счастье видеть это все своими глазами.
— Говорят, ты наконец-то решила помереть, — спросила она густым басом, — похвально. Надо же кому-то из нас сделать первый шаг на тот свет, чтобы все там разведать. Только ответь мне прямо – неужели ты собираешься лежать в гробу в таком ужасном виде?
Бабушка буркнула в ответ, что ей все равно в каком виде она будет лежать в ящике.
— Тебе, может, и все равно, — ответила Нелли, — а мне на этот ужас придется смотреть! Более того, мне придется это целовать! Что скажут люди?! Они подумают, что пришли на приличные похороны, а их таки подло обманули. Я просто не смогу посмотреть им в глаза!
— Причем здесь люди? — воскликнула бабуля.
— Потому что, они придут, думая, что хоронят Нелину подругу, а Неля с кем попало не общается. Но когда они увидят тебя, они подумают, что им подсунули какой-то другой труп и обидятся! Кстати, зачем тебе так много лекарств? Ты что, травишь себя этой гадостью?
— Я пытаюсь облегчить себе страдания, — пыталась сопротивляться бабушка.
— Ты пытаешься окончательно испортить себе печень – а от больной печени ужасно неприятный цвет лица. Ты что, хочешь, чтобы увидев тебя в гробу, люди в ужасе убежали прочь?
Бабушка подумала и согласилась, что в гробу лучше лежать с хорошим цветом лица. Подруга ее поддержала и предложила пойти на улицу нагулять здоровый румянец, который будет очень эффектно смотреться на смертном ложе.
Открыв рот, я смотрела, как моя, только что помиравшая бабуля, сползает с постели и бредет в душ, от которого отказывалась последних недели три. А Неля, брезгливо поджав губы, приказывает мне сгрести всю постель с кровати, чтобы отправить ее в стирку... А им самим с бабулей приготовить две чашки крепкого кофе, в которые накапать чего-нибудь коньячно-бодрящего, грамм, эдак, пятьдесят. Поскольку, коньяк хорошо влияет на тонус и на нервы. А в пресловутом гробу, как вы уже поняли, лежать лучше со здоровыми нервами и крепким сердцем...
Лучшая подруга настолько озаботилась бабушкиными грядущими похоронами, что пару недель усердно ее готовила к ним. За это время они посетили парикмахерскую, массажиста и салон красоты. Ходили по магазинам и распродажам, накупили кучу всяких милых вещей, несомненно пригодящихся на том свете, таких, как шляпка с вуалькой, перчатки, косметика.
Так что за собственные похороны бабушка уже не переживает, поскольку знает, что все пройдет на высшем уровне. А чтобы скоротать время, она вновь возобновила свои походы по подругам, партии в покер и веселые пикники. Говорит, что если смерти так уж сильно надо, то пусть сама ее поищет... Правда, безносая пока не торопиться ее искать – видимо, у бабули еще недостаточно хороший для этого цвет лица.

Автор: Ирина Подгурская

30.

О ДЕВИЦАХ, БЛАГОРОДНЫХ И ТАК СЕБЕ

Я была девочкой тихой, но неуклюжей, с дырявыми руками.

Бабушка, будучи недовольна мной, сердито говорила:

– В институт благородных девиц тебя не примут!

Обидно, когда человеку говорят, что его куда-то и не позовут, и не пустят.

И мне в этот самый институт захотелось прям до смерти.

Тем более, что учат там не просто на врача или учителя, а на благородную девицу.

Пышные юбки, высокие причёски, кружевная мантилья и игра на лютне – так мне это виделось.

Я понятия не имела, на чём носят мантилью, слабо представляла, как выглядит лютня, но уж больно слова красивые.

Спросила, а кого туда, в благородные девицы, могут взять.

Ну, чтоб знать критерии и ориентиры.

Оказалось – Зоиньку.

К бабушке захаживала на чашку кофе её приятельница, величественная усатая старуха Козина со своей внучкой, отмытой до скрипа и блеска противной девчонкой моего возраста, которую мне постоянно ставили в пример.

У Зоиньки никогда не выплеталась лента из косы.

Зоинька никогда ничего не опрокидывала, не разбивала и не разливала.

Платьица у Зоиньки были грязеотталкивающие.

Зоинька пила чай, не издавая неприличные, но интересные присёрбывательные звуки.

Зоинька всегда слушалась бабушку и ничего без бабушкиного разрешения не делала.

Господь наш вседержитель специально создаёт таких девочек, чтоб все остальные глянули на этот кладезь добродетелей, осознали невозможность достижения заоблачных морально-поведенческих высот, махнули рукой и жили бы дальше в своё удовольствие, не заморачиваясь.

Но в детстве я этого не знала.

– Ангел, невинный ангел! – говорила старуха Козина о Зоиньке и смотрела на меня с жалостью.

– Зоинька, ты как будешь в школе учиться? – спрашивала Козина внучку.

– На пятерочки, – отвечала скромная Зоинька, сильно пинала меня под столом ногой и тоненько вскрикивала: – Бабушечка, скажите ей, чтоб не пихалась!

– А с твоей, Дуня, что будет, и не скажу. – Сочувствовала старуха Козина моей бабушке и резюмировала : – Не всем же образованными быть.

При этом я читала лет с четырёх, а Зоинька в полные шесть не все буквы знала.

Зоиньку я терпеть не могла, но в благородные девицы хотелось.

Во время одного из козинских визитов нас услали в сад.

– А ты знаешь слово на букву «ж»? – спросила меня Зоинька.

Видно, эту букву она таки выучила.

– Знаю, – честно сказала я.

Ещё бы мне не знать: в доме жили старшие двоюродные сестры и брат.

– А вот и не знаешь! Скажи, если знаешь!

Я и сказала.

И эта поганка заорала в открытое окно:

– А ваша Наташа плохое слово на букву «ж» сказала!

От возмущения я плюнула ей на платье.

И Зоинька перешла на визг:

– И плювается!!!

Меня спросили, правда ли это, я ответила, что да, и была отправлена в угол.

И объяснений моих никто слушать не захотел, потому как Зоинька, ангел невинный, была в авторитете.

Я стояла, уткнувшись носом в стену, вынашивала страшные планы ужасной мести всему козинскому семейству и мечтала.

Вот выезжаю я в золочёной карете из замка, вся такая взрослая, в кружевной мантилье, с лютней наперевес, а навстречу мне ковыляет зачуханная Зоинька.

Или сижу я на террасе всё того же замка, наигрываю на лютне, а внизу, у подъёмного моста, нечёсаная и сопливая Зоинька просится в замок, куда её, конечно же, никто и никогда не пустит.

А потом до меня дошло, что нет абсолютно никакой разницы, быть в замке или снаружи.

Главное, чтоб Зоинька была по другую сторону крепостной стены.

Вот чёрт, так и не появилось у меня ни лютни, ни мантильи.

Досадно.

Хоть ты в сердцах произнеси слово на букву «ж».

© Natalja Ionikova

31.

- Все жители нашего племени очень хорошо умеют плавать. Любая наша бабушка может проплыть как минимум 5 миль в бушующем море. - Это потому, что вы родились и выросли на этом тропическом острове и с детства приучены к воде? - Нет, это потому, что наше племя - это остатки команды и пассажиров круизного лайнера, затонувшего в прошлом году в шторм в пяти милях от этого острова так быстро, что на воду не успели спустить ни одной шлюпки.

32.

- Все жители нашего племени очень хорошо умеют плавать. Любая наша бабушка может проплыть как минимум 5 миль в бушующем море.
- Это потому, что вы родились и выросли на этом тропическом острове и с детства приучены к воде?
- Нет, это потому, что наше племя - это остатки команды и пассажиров круизного лайнера, затонувшего в прошлом году в шторм в пяти милях от этого острова так быстро, что на воду не успели спустить ни одной шлюпки.

33.

Вдогонку истории от 13.06.2022 про гастроли в Голландии.
Мать рассказывала мне много историй о жизни нашей семьи. Рассказывала, как её мать, моя бабушка, ездила с такими же тётками корчевать в лесхозе делянку с пнями, на которой разрешали один сезон выращивать картошку, прежде чем снова высадить саженцы деревьев. Как её отец, мой дед, пришёл босиком в город поступать в ФЗУ, как во время Войны, он, не подлежащий призыву, минировал свой завод и должен был сам его взорвать при захвате немцами, но - обошлось. Как после войны ему дали от завода участок и он вместе с семьёй построил дом, в котором я сейчас живу. Как она сама после школы устроилась в заводскую лабораторию - таскала со стройки кубики бетона 20*20*20 см, которые в лаборатории давили прессом. Рассказывала, как прадед оказался на заработках в Москве во время восстания в 1905 году, вернулся домой и за одни лишь рассказы об увиденном был арестован, и чтобы его спасти от "столыпинского галстука", прабабушке пришлось продать всё, чтобы наскрести денег на взятку, так что семья впала в нищету. А другой прадед умер от простуды, попав под ливень во время покоса, это его сын пришёл в город босиком, выпросив в сельсовете справку с завышенным возрастом.
Я часто вспоминаю эти рассказы, сравниваю их с нынешними реалиями, и просто поражаюсь тому, через какие испытания прошли наши деды и прадеды, бабушки и прабабушки, что им пришлось пережить и преодолеть, причём не в последнюю очередь - по милости тех, кто привык просаживать в сытой и благополучной Европе деньги, выжатые из российского быдла.
И какой же гнидой и мразью я бы оказался, если бы сказал матери: "Я ненавижу нашу семью, потому что сосед гордится тем, что у него каша жирнее".

34.

Дима, это не обязательно в «остальные», потому что не провокация-раз, и два, три, четыре-сами знаете, но повод недалеким задуматься, о пошлости педалирования национализмом в многонациональной России.
Немного предыстории.
По летописям моих предков по отцу, есть такая летопись, род наш ведется от гречанки и очень давно, уже с украинской фамилией. Это моя пра-пра и наверно еще- пра, бабка. По матери украинцы с обеих сторон –Шевченко. Дед по матери был призван на защиту СССР, и пропал без вести под Сталинградом.
Это уже отслеживаемые персонажи - прадеды и деды, первые из которых переселялись в Приморье Южным путем из Одессы. Моя бабушка, русская, была замужем дважды, первый раз за русским Кувалдиным, в нем возник мой родной дядька и двоюродные брат с сестрой, во второй раз за моим дедом, сыном переселившегося казака Афанасия, потомком той самой гречанки с украинской фамилией, которая теперь и моя.
Сейчас станет понятно к чему это я. Пару месяцев взад, хронологично или хронологически, либо один вперед от начала, неназываемых событий, произошел со мной такой казус.

Ожидаемо начали ЗВОНИТЬ на предмет покупки жилой недвижимости.
ЗВОНИТЬ, ровно так как я и обозначил. Во всех этих звонках прослеживались паника от непонятного происходящего, и необходимости срочно вложить накопления во что-нибудь более-менее стабильное. А цена на такие объекты уже тогда нереально зашкаливала, и не позволяла клиентам начисто опорожнить свои карманы в ожидании неизвестного.
Сделок не было, а звонки были.
Однажды я пришел домой и на вопрос супруги, по поводу моего севшего голоса, пересчитал звонки за три часа работы – восемьдесят, не считая многих обратных. Вот в такой телефонной запарке это и произошло.

Завершив звонок, я, не успев взять сигарету, тут же засунул ее за ухо, принимая следующий вызов. После окончания разговора, я достал из пачки новую сигарету, и собираясь уже выйти на крыльцо, слышу очередной звонок. Сигарету засовываю за ухо, получилось за другое. Поговорив, обдумываю, намереваясь отзвониться клиенту по результату, достаю третью сигарету из пачки, и засовываю ее уже на пороге в зубы. Выхожу, прикуриваю. До меня начинает доходить. Лапаю одно ухо – есть! Другое, на всякий случай – тоже заряжено! И в зубах дымит!
Ёбт, думаю, так я боевой вертолет! Думаю дальше - по ходу греческий!

35.

К школе меня готовила бабушка. Над моей кроватью висел плакат с алфавитом, я его терпеть не могла, учиться читать не хотела и проваландалась аж до шести лет, пока она не взяла в библиотеке "Таинственный остров". Якобы для себя, но сейчас я не верю, что бабушка не читала его раньше. Я, конечно, просила почитать вслух, она зачитала отрывок и сказала, что ей некогда. Я вся извелась. Устав ждать, я взяла книгу, открыла на той странице, где читала бабушка, и прочла её на одном дыхании, а потом ещё раз сначала. Я сама не поняла, как у меня получилось, и даже не задумывалась об этом, потому что была занята совсем другим. К школе я прочла всю детскую литературу в доме и часто просила бабушку отвести меня в библиотеку, чтобы взять ещё что-нибудь.

36.

Урок русского языка: - Дети, придумайте предложение со словами "вероятно" и "потому что". Машенька тянет руку: - Вероятно будет дождь, потому что на небе много туч. - Хорошо, - говорит учительница, - а теперь ты, Вовочка. - Бабушка взяла газету. - Ну и что? - Вероятно, пойдет в туалет, потому что читать она не умеет.

37.

Зацепил меня мем от 28 марта:
https://www.anekdot.ru/id/1310059/

Казалось бы, что в нем такого? Просто старая фотка - двое пацанов шагают, неся в руках буханки. То, что хлеб этот восхитительно свеж, ясно по их счастливым и предвкушающим лицам. Понятны и бушующие эмоции. Чувство долга донести буханки до дома борется с неудержимым желанием отщипнуть и сожрать на ходу хоть маленький кусочек корочки. Потом другой... Потом сбежится пара-тройка приятелей со двора, учуяв этот аромат... Это было как проплыть мимо стаи пираний.

Однажды я так изголодался после бега на речку и обратно, настолько подобрел к окружающим от удачного утреннего клева, что пять минут прогулки от магазина до бабушкиного дома привели к роковому исчезновению всей корочки подчистую с купленной мною буханки.

Опомнившись на пороге, я виновато вручил бабушке чистый мякиш, сам удивляясь, как мог дойти до такого грехопадения. Деньги мне дали явно не на покупку этого огрызка. Мне поручили важное утреннее дело, и вот пожалуйста - я оставил семью без хлеба. И это еще не вернулся с дальней рыбалки отец! Он уехал туда еще затемно, и ведь тоже вернется голодным!

Я не боялся, что меня отшлепают или поставят в угол за учиненное безобразие. Ни бабушка, ни отец такого не практиковали. Я сожалел, что моя репутация в их глазах будет теперь как вот этот недожеванный мною мякиш.

Но бабушка, без единого слова укора, вручила мне новую мелочь и сказала: «Беги!». Даже спартанцы не смогли бы высказаться более лаконично. Как я бежал! Возможно, это был лучший спринт в моей жизни. И торжество победы потом - успел купить одну из последних буханок. И черт, она пахла еще лучше предыдущей! Во избежание соблазна, домой я вернулся тоже спринтом. И собственно, чем запомнилось мне то утро на всю жизнь, это что никогда больше, нигде в мире я не ел такого вкусного хлеба. И где я чуял этот чудесный запах вообще в последний раз? С 90-х я проникся к хлебу отвращением. В магазинах, кафе и столовых стало лежать нечто без вкуса и без запаха, на что ни одна одна плесень не покусится. Но даже если в ресторане и случалось изредка вкусить свежий хлеб, поданный комплементом, или шведский стол, где всё включено, что-то это было так себе, без восторга детства. Ну и забота о диете, чтобы не разнесло. В общем, относил это к тому, что в детстве трава зеленее, в юности девушки красивее, а в полтинник с лишним вообще отцветают хризантемы и вянут помидоры.

Однако же, вдруг вспомнил - я действительно вдыхал этот восхитительный запах настоящего свежего хлеба не далее как в прошлую субботу! Ничем не хуже ароматов моего детства! Мы выбрались тогда дружеской компанией за город в баню на воде, и мы проводили химический эксперимент - заранее набрали хорошего пива разных сортов по бутылке, и из остатков каждой плескали чуть-чуть на каменку, внимательно вдыхая. Если кто не знает, нормальное пиво должно издавать при этом запах настоящего свежего хлеба, а малейшая химическая гадость типа консерванта, аппетайзера или барбитурата выдает вонь. Ну так вот запаха свежего хлеба я нанюхался в ту субботу достаточно, но осталась досада - запах есть, хлеба нет.

Включилась аналитическая мысль - а почему, собственно, этот аромат оказался так чудесен в тот субботний вечер? Не потому ли, что я весь тот день много двигался и порядком изголодался на свежем воздухе?

Задумавшись об этом, я устроил новый эксперимент - с утра основательно побегал, побоксировал, поплавал, заехал в пекарню со свежей выпечкой, откусил кусочек корочки и понесся дальше на велике, даже не жуя, а с наслаждением ощущая, как тает этот кусочек у меня во рту.

Хорошая идея для фитнес-ресторана нашего времени - чтобы люди не сидели сиднем в ожидании заказа и при пожирании блюд, как поросята в стойле. А наоборот, куда-то энергично бы шагали, жуя на ходу.

Не обязательно хлеб - для такой ходьбы гастрономически просто восхитительны: спелые, только что сорванные лично спелые черешни, вишни, яблоки, сливы, наспех вымытая и почищенная собственной бляхой от ремня морковка. Хорошо шагать и очень вкусно, впивая в жажде помидор, хрумкая огурец, свеклу и уж тем более капусту. Не говоря уже о мощной грозди лимонника.

В моем детстве и юности это было бесплатно, но еще и принуждали, посылая по осени спасать урожай. Сейчас такой походный ресторан просто прогорит - немыслим выйдет по ценнику, непосилен и непривлекателен чисто физически для большинства клиентов, следящих за своими фигурами, даже если они готовы платить по ценам обычных ресторанов. Лучше уж кушать лежалое и тщательно приготовленное профессиональными шеф-поварами, но сидя, терпеливо и спокойно. Мы ни за какими фигурами не следили, но именно из-за такой манеры еды они у нас были. А у клиентов сидячих ресторанов наблюдаю это все реже.

Человек есть то, что он ест - старинная мудрость. Но и вкус еды есть то, каким ты ее ешь. Даже километровая пробежка или легкая быстрая прогулка на свежем воздухе придают гораздо больше ароматов и оттенков вкуса свежей еде, чем все усилия опытных специалистов по моментальной заморозке, длительному охлаждению, маринованию и консервированию, напылению восковых оболочек, тщательной варке и жарке всего того, что росло и бегало по планете хоть десятилетия назад, хоть всего час назад - вкус не тот.

Да и сам едок, если он просидел перед едой хотя бы час - это едок своего рода выдержанный под маринадом. Он сам становится от сидения так же несвеж для восприятия вкуса и запаха еды, как и сама еда его, сколь ни парь ее и не маринуй, засаливай или заквашивай. Вот такие эрзац-кваши и ходят потом по жизни, формируя спрос и навязывая свои эрзац-правила.

Наши предки в их крестьянской, охотничьей и рыбачьей части, составлявшей вплоть до 20 века более 90% населения страны, обладали безграничными навыками и искусствами этого консервирования - все эти засушивания и распаривания, проветривания и переборки, засолки и закваски, многократные сливы воды с самых ядовитых на первый взгляд грибов, занимали изрядную часть их досуга всю зиму, когда ничего свежего вокруг не растет. И действительно получалось вкусно.

Например, если при первых крепких постоянных морозах забить часть скота и птицы, тут же налепить из них несколько мешков пельменей, щедро добавить оставшийся лук, пока он не вымерз и не сгнил, соли и перца - прекрасный консервант на всю зиму при бесплатном природном морозильнике на полгода, но в общем балансе зимнего питания - это как костыль инвалиду. Ну, не получилась у мужика ни зимняя охота, ни зимняя рыбалка. То ли мор какой прошел, то ли сам еле ходит, более молодые и крепкие всё успели переловить прямо перед носом. Северный Акелло промахнулся, и пора ему уже в мир иной.

Но - именно на подобные случаи у него припасены несколько мешков пельменей. А так предпочитали свежую рыбу и мясо зимой тоже. Из кухонных очистков к вечеру - разумеется, надо вынести мусорное ведро, в переводе на городской язык, то есть засунуть годные для ловли раков очистки в ловушку и кинуть в правильном, давно присмотренном и проверенном месте. Не забыть вынуть утром оттуда ведро свежих раков, которые сейчас в Сандунах по 500 рублей за штуку из замороженных, а в трактире моего прадеда подавались бесплатно, как соль и сахар, комплементом заведения - куда их девать, этих раков, не замораживать же, и наползут еще.

В переводе на современный язык - прекрасная технология утилизации кухонных очистков с пользой для кулинарии и подвижного развлечения мусорщика - зарядил ловушку правильно, пока заряжал, находился в активном жизненном тонусе - соображал на ходу, на какую приманку раки сбегутся, а от какой разбегутся, и интрига каждое утро, поле для гипотез - где ошибся, в чем правильно догадался. Пустая наутро ловушка или полная раков - вот цена вопроса, по сандуновским ценам тыщ на сто за пятиминутную переборку и пятиминутную прогулку.

Я не говорю, что это было просто - вручи сейчас хоть академику биологических наук, что смекалистому селфмэйдмиллиардеру с любовью к отдыху на дикой природе, при чистой воде и свежем воздухе - обычное мусорное ведро кухонных очистков и заставь превратить его в ведро раков на следующее утро хоть под угрозой расстрела, если не справится, хоть дай ему сутки на гугль - скорее всего, у него мало что получится.

Сами очистки стали такие, что раки не просто не соблазнятся, но и передохли повсеместно во всех местах, куда сунулся хомо цивилизованный городской со своими бытовыми и промышленными стоками. С ним вроде бы все в порядке, он царь природы - но, типичное потомство от 0 до 2 детей, если живет именно в городской застройке. Легко обходится без свежих раков и без новых детей. Обучен математике с детского садика, выводы ее в области демографии легко смекнуть к первому классу, если уж совсем не отбили навыки мышления. Но в этом состоянии человеку уже вообще пофиг, что его род вымрет через 0-2 поколения. Его напрягает, если люди проходят мимо слишком быстро, жуют чего-то на ходу, и вокруг пахнет возмутительно свежим.

38.

Впервые, краем уха услышал про народную медицину, когда наш бригадир монтажников, рассказывал ребятам как поправил положение с проблемами желудка, которые возникли у него после срочной службы и он излечился за месяц у бабушки в деревне с помощью каких-то трав, настоек и отваров.
При этом он утверждал, что собирал травы сам, какие утром до рассвета, какие на закате, а какие только по определенным дням недели, и часам, так бабушка учила.
Это было примерно тогда, когда настойка боярышника была в аптеке именно лекарством, и употреблялось по несколько капель, как доктор прописал, и ни в коем случае больше.
Второе соприкосновение с народной медициной произошло именно с услышанного разговора в палате гастроэнтерологического отделения, когда обсуждался вопрос мужиками какого разлива лучше брать горькую настойку боярышника, казанского, московского или ярославского.
На тот момент у меня диагностировали крапивницу и для купирования острого приступа, нужно было принять несколько капельниц. Вот в пятиместной палате, есть еще одно место, все готовятся к отбою.
Вдруг заходит дежурный врач, с шикарного вида женщиной, в модном плаще, кожаных высоких сапогах, со стильной сумочкой в руках и элегантной шляпкой на голове, на голову выше врача и невысокого роста, потрепанного вида и явно поддатого состояния — мужичком. Как оказалось потом, нового нашего соседа по палате.
Разговор видно предварительный уже состоялся, но врач все же сомневается в успешности начатого мероприятия в целом:
- Извините, мадам, он же на ногах не стоит у вас.
- Конечно не стоит, подорвал здоровье на заводе «Полюс», он сварщик дипломированный, грамотами все стены закрыты. Не ест он ничего, ни кашу, ни суп, только вот народная медицина может поможет, и кивает на пластиковый пакет, принесенный с собой.
- Ну хорошо, хорошо, пусть остается и располагается.
Рядом со мной свободная кровать, мужчина присаживается на неё. Жена тем временем удаляются в коридор с дежурным врачом, продолжая что-то обсуждать. Минут через семь она возвращается, и оставляет супругу вышеупомянутый пластиковый пакет:
- Дорогой, до свидания, я побежала, тут мандарины, утром зайду.
Когда она уходит, он держит паузу, осторожно подходит к двери, осматривает коридор направо-налево, уже смело разворачивается и садится к тумбочке. Из пакета достает мандарины, одноразовый стакан и литровую бутылку с золотисто-зеленого цвета жидкостью, с травами, которые явно видны. Чистит дольками мандарин, и наливает полный стакан:
- Желающие есть употребить?
Все вежливо отказываются.
- За ваше здоровье тогда.
Через некоторое время приходит дежурная медсестра, ставить капельницу новому пациенту, садится рядом читает книгу. Я засыпаю под мирную картинку.
От толчка того самого соседа в плечо, просыпаюсь. На тумбочке горка мандариновых шкурок, за окном глубокая ночь, стакан с жидкостью.
- Остальные спят, будить не хочется, ты будешь? Не могу один. Ни кашку, ни супчик, не могу. Вот только настойка, с удовольствием, не знаю что за травки, теща в деревне подбирает, утром, вечером.
Он, закусил мандарином, только пустая бутылка покатилась по полу.
Ранним утром до обхода, жена соседа заходит с новым пакетом уже известного содержание:
- Милый, не скучай, давай до вечера.
Поздним вечером.
- Милый, до утра, пока.
Меня выписали через два дня, а прелесть народной медицины сколько еще продолжалась, только могу догадываться .
Но санитарка при выписке, подсказала ответ на один вопрос:
- Почему в отделении ?
- Потому что жена на работе, а ему курс прописан, целителем, дозировку дома может нарушить, а здесь под присмотром...

39.

Как я был лунатиком.

Сколько мне тогда было? На новую квартиру мы уже переехали, а в школу я еще не ходил. Значит, семь, последнее лето перед школой. Я недавно научился бегло читать и, пользуясь тем, что родители были заняты работой, а дедушка и бабушка – моим годовалым братом, читал всё подряд. Бабушке это не нравилось, она гнала меня на улицу, подышать воздухом и поиграть с ребятами.

Легко сказать – поиграть! Старые товарищи остались на старой квартире, а найти новых домашнему книжному мальчику не так-то просто. Во дворе никого не было, на пустыре за домом трое парней играли в пикаря. Ребята были дворовые, не домашние, не в шортиках и новых сандаликах, как я, а в спортивных штанах и драных кедах. Один постарше меня года на три, другой, наверное, на год, а третий – как я или даже младше.

Пикарь, или пекарь – довольно сложная игра с палками и консервной банкой, гибрид городков, хоккея и фехтования. Играть втроем неинтересно, и старший жестом позвал меня присоединиться. Я подобрал палку рядом на стройке и включился в игру. Играл я плохо, всё время водил, получал пиками по ногам, но это было намного веселее, чем слоняться по двору одному.

Устали, присели отдохнуть.
– Что-то стало холодать, – сказал старший.
– Что-то девок не видать, – добавил второй.
– Не мешало бы поссать, – заключил младший.

И тут у меня глаза полезли на лоб от того, что они сделали. Все трое встали в ряд, приспустили штаны и стали мочиться на забор! Для меня это было... даже не знаю, с чем сравнить. В одной из прочитанных мною книг, совершенно не детской, мальчик случайно увидел, как едят ложками мозг живой обезьяны. Вот примерно такой уровень шока. Даже хуже, потому что про поедание обезьяньего мозга я хотя бы читал, а о том, что можно справлять нужду не дома в туалете, запершись ото всех, а прямо на улице на виду, ни в одной моей книжке написано не было.

– Давай тоже, – старший, не отрываясь от процесса, кивнул мне на забор рядом. Я от потрясения не смог произнести ни слова. Помотал головой, что-то промычал и опрометью кинулся домой.

Ночью я никак не мог заснуть. Представлял, как завтра наберусь смелости и пописаю на забор с ними вместе. И они сразу признают во мне своего и не будут презирать за домашность и изнеженность. Но вдруг у меня не получится? Из окна моей комнаты как раз был виден пустырь и кусок забора, и я решил потренироваться ночью, когда все спят. Дождался, пока взрослые разошлись по своим комнатам и затихли, на цыпочках вышел в коридор и выскользнул за дверь. Чтобы не шуметь, не стал одеваться, так и пошел босиком, в трусах и майке, как спал.

Осторожно выглянув из подъезда, я понял, что до пустыря не доберусь. Это для меня была глубокая ночь, а двор вовсю жил. Шли прохожие, целовалась парочка под деревом, мужики играли в домино. Прождав бесконечно долгие минут двадцать и не увидев изменений, я не солоно хлебавши вернулся к квартире.

Тут меня ждал еще один сюрприз. Дверь оказалась заперта. То ли ее захлопнул сквозняк, то ли кто-то закрыл, проходя мимо. Пришлось звонить. Четыре пары глаз уставились на меня – маленького, дрожащего и не способного объяснить, как я оказался за дверью. На вопросы «Ты хотел погулять?», «Ты шел в туалет и перепутал дверь?» и тому подобные я только всхлипывал и мотал головой.

Выручила бабушка с вопросом: «Может, он лунатик?». Про лунатиков я смотрел по телевизору, это было интересно и романтично, и я энергично закивал. Мама, кажется, не поверила, но сводила меня к невропатологу. Сейчас у меня наверняка нашли бы какую-нибудь модную перверсию (вот пишу и гадаю, какую перверсию диагностируют мне благодарные читатели), а тогда врач просто постучал по коленкам молоточком, поводил этим же молоточком перед глазами и записал в карточку что-то вроде «Сомнамбулизм в стадии ремиссии» или «Разовые проявления сомнамбулизма».

Доверие ребят я завоевал уже осенью, когда не побоялся искупаться со всеми в котловане на стройке. Подумаешь, провалялся потом три недели с бронхитом. Годам к 12–13 бронхит стал хроническим, и меня отправили в санаторий. Именно при устройстве в санаторий я случайно остался наедине с медкартой и прочел запись невропатолога, а то иначе как бы я о ней узнал?

Про санаторий тоже есть что рассказать на тему завоевания авторитета у сверстников. Была там такая Зоя Попова, которая к четырнадцати годам ухитрилась отрастить буфера побольше, чем у воспитательниц. И среди пацанов стало идеей фикс эти буфера пощупать. Реализовать идею на практике не пытались: девушка крупная и решительная, 90% надает по голове и 100% наябедничает, вылетишь из санатория с белым билетом. Зато в теории каких только планов не придумывали, типа подстеречь ее в темном углу и накинуть мешок на голову, чтобы не узнала нападавших. Хороший план, только темных углов в санатории не было, а девчонки даже в туалет ходили толпой.

Лично меня буфера Поповой не интересовали, мне и сейчас нравятся женщины с небольшой грудью. Но стадный инстинкт – страшное дело, а еще страшнее соблазн выпендриться и решить неразрешимую для других задачу. И когда стали обсуждать совсем уж бредовую идею зайти в девичью палату ночью, когда все спят, я вдруг сказал:
– А спорим, зайду.
– Да ну, бред. Почувствует же, проснется, поднимет хай.
– А это не ваше дело. На что спорим?
– На американку (то есть на любое желание).
– Замётано.

Пройти по полуосвещенному коридору до девичьей палаты и бесшумно открыть дверь оказалось страшновато, но несложно. Пацаны следили за мной издалека. Зоина кровать была возле двери, я наклонился, протянул руку, коснулся чего-то мягкого...

Раздался пронзительный девичий вопль, на который я ответил еще более пронзительным воплем. Загорелся свет. Я стоял посреди палаты и демонстративно озирался и тер глаза, как будто только что проснулся.
– Сдурел? – кричала на меня Попова. – Ты куда полез? Жить надоело?
– Никуда я не лез! – кричал я в ответ. – Я лунатик. Я хожу во сне, сам не знаю куда. Потом просыпаюсь и ничего не понимаю.
– Врешь ты всё!
– Не вру. Не верите – спросите у медсестры. У меня в медкарте записано.

Пришедшей на шум воспитательнице я твердил то же самое: лунатик, заснул у себя, очнулся здесь, не верите – посмотрите в карте. Воспитательница велела всем идти спать и пообещала разобраться утром. Наутро зашла, извинилась передо мной и объявила девчонкам, что всё в порядке, обвинения снимаются, действительно лунатик.

Выигранное желание я потратил на требование принимать меня во все игры и разговоры. Но это было не нужно, я и так стал среди пацанов героем и по их просьбам каждый вечер пересказывал, какова Попова на ощупь. С каждым разом в этих рассказах становилось всё больше деталей и выдумки, а правды в них не было никогда. Я ведь на самом деле ничего не успел почувствовать и вообще не уверен, что в темноте коснулся именно груди, а не живота или комка одеяла.

40.

- Онагр! – Гошка в упор посмотрел на Леху.
- Сам ты осел, -нашелся зоологически подкованный Леха.
- Не осел вовсе, а метательная машина. Строить мы будем онагр, это интереснее баллисты и катапульты. Пушки и мортиры придется исключить, раз нас из химического кружка исключили, - с некоторой грустью вспомнил Гошка.
- Не исключили, а выгнали. Это из школы нас чуть не исключили.

- Вот именно. И главное за что? Стекла в вытяжной шкаф дядя Ваня сразу вставил, когда все потушили. В классе тоже окна быстро сделали. Столы со стульями почти целые остались. Химичка заикается до сих пор, но ей все равно, она старая, лет тридцать уже, все равно умрет скоро.
- Ну да, а географу она еще больше нравиться стала. Сам слышал, как он говорил, что ей очень идут седые пряди в черных волосах. Думаешь врал?

- Нет, наверное, он вообще лысый и еще старше химички. Химлаборатории нам больше не видать, как своих ушей. Пироксилин, гремучую ртуть, мелинит, даже дымный порох без лаборатории в нужном количестве не получить. Нитрид трииода – детские игрушки. Пушку и ядра делать не будем, будем делать онагр.
- А зачем мы вчера все остальное из книги перерисовывали? Может все-таки баллисту или требушет?
- В общем-то требушет мы и будем делать, но пусть называется онагром для секретности.

- Это почему?
- Потому что про требушет знают все, а онагра все наоборот считают ослом!
- Опять заливаешь, про требушет я и сам только вчера в книжке прочел, когда срисовывал. Никто про него не слышал. Сказал бы сразу, что запутался.
- Слышал, слышал. Да кто угодно слышал, вот хоть у Ленки спроси, - на счастье Ленка величественно, как и положено первой красавице пятого «Б», скакала мимо собеседников.

- Лен, а Лен, - позвал Гошка, - ты знаешь, кто такой требушет?
- Конечно, знаю, я про него в макулатурных Трех Мушкетерах читала…
- Вот видишь, - обратился Гошка к Лехе, - я же говорил…
- Он капитаном был, - закончила Ленка.
- Кто капитаном был? – спросили Гошка и Леха хором.
- Ну, этот ваш Требушет. Или не Требушет? .. Нет все-таки не он, но я про него точно читала. В Графине де Монсоро, вот, - Ленка приняла позу той самой графини в понимании пятиклассницы, совершенно невинно хлопнула длиннющими ресницами и улыбнулась.

- Вот видишь, – сказал Гошка, - про требушет все знают. Поэтому конструкцию будем называть онагром.
- Кого это вы ослом собрались называть? – Ленка выключила графиню, - опять что-то интересное затеяли? Или я с вами, или всем расскажу…
- Есть еще один вариант, Лен, - задумчиво процедил Леха, - можно тебя пристрелить…
- Только попробуй, - Ленкин кулачок со знанием дела попал в Лешкино солнечное сплетение и Леха сложился пополам, - да и пороха теперь у вас нет, он в лаборатории взорвался…

- Ну, ты, Пенка кисельная, сейчас как дам и не посмотрю, что ты девчонка. Думаешь если у тебя папа боксер, мама боксер, бабушка боксер и собака боксер тебе все можно?
- Мама с бабушкой не боксеры: мама метала диск, а бабушка толкала ядро. Это легкая атлетика, а не бокс, - наставительно сказала Ленка, понимавшая в атлетике куда больше, чем в Дюма.

- Гоша, зачем нам онагр, когда у нас Ленка есть? Пусть ядра метает, а мы ее тренировать будем и кормить, а то вон тощая какая,.. – Леха снова не договорил, согнувшись от новой Ленкиной оплеухи.

- Лен, ты больше его не бей, а? – заступился за друга Гошка, - он и так тебя любит. Его когда взрывом контузило, он сразу и выдал: люблю, говорит, Ленку сил нет. Вот как из-под обломков вытяжки выбрался, так сразу, жить, говорит, без нее не могу теперь. Нет, а меня-то за что? Да еще вдвоем. Тили-тили тесто.

Путем длительной погони и недолгих переговоров, строительство онагра было намечено на воскресенье. Полигоном служила ближайшая к школе строительная площадка, микрорайон вовсю застраивали девятиэтажками первых серий. По воскресеньям школьники не учились, а строители не работали. Еще субботним вечером Лешка и Гошка провели рекогносцировку, уточнили наличие материала и определись с необходимым инструментом. Привлечение Ленки к осмотрам и обсуждениям сочли нецелесообразным, потому что по заявлению Лехи, у девчонок свои инструменты, к делу строительства малопригодные. Тут прежде всего сказалась Лехина контуженная влюбленность, а также подсмотренная у мамы-психиатра машинописная копия перевода зарубежной книги про инструменты воздействия на психику.

По Ленке они и не спорили. Спорили про инструменты. Лешка считал, выступал за историческую достоверность и предлагал строить машину без единого гвоздя, только с помощью топора и веревок. Гошка же стоял за коловорот, ножовку, гвозди и проволоку. В ходе спора перестроили Кижи, дачу Лехиных родителей, плот Тура Хейердала Кон-Тики в месте с папирусными лодками и бочкой Диогена. Досталось Олегу Вещему, шведам и Александру Македонскому вместе с Аристотелем. Прогресс решили не останавливать и воспользоваться тем, что найдется.

Метательная машина упрямством напоминала осла. Четверо усталых реконструкторов: Леха, Гошка, Ленка и Джек смотрели на свое создание с осуждением, молча почесывая затылки. Первым паузы не вынес Джек, подошел к раме онагра и задрал заднюю лапу. Джек был Ленкиным боксером, собакой, ему было можно.

Битый час они пытались взвести машину, прицелиться и выстрелить. Сначала слишком тяжелым оказался противовес, сделанный из кипы строительного битума. Пришлось сделать ворот. Ворот не смогли повернуть, пришлось удлинить рычаги. Длинные рычаги не позволяли вороту сделать полный оборот, пришлось сделать храповый механизм. Храповый механизм, Гошкиной конструкции, остановил вращение в обе стороны.

- Гош, ты же сказал, что все рассчитал? - несколько раз спрашивал Леха.
- Рассчитать-то я рассчитал, там наверное в учебнике ошибка, - оправдывался Гошка. Признаваться друзьям, что из учебника по теоретической механике он не понял даже вступления про роль двадцатого съезда партии в механических расчетах, было ниже его достоинства.

Наконец все было готово. Трое создателей смотрели на машину с осуждением, а Джек подошел к машине и поднял заднюю лапу.

- Чем стрелять будем? – Леха смотрел на Джека, весь день пресекавшего его попытки оказать хозяйке хоть какое-то внимание, - есть предложения?
- Ленка с Джеком больше всего по весу подходят, - фальшиво рассудил Гошка, уворачиваясь от левого бокового подзатыльника, - но Ленкой стрелять не дашь ты, а Ленка против стрельбы собакой. Стрелять будем рулонами стекловаты. Она мягкая и ничего не сломает, даже если куда-нибудь попадет. Это же все-таки наш дом, а не вражеские укрепления.

Уложив рулон стекловаты в ложку онагра Гошка перерубил удерживающий узел. Дзынь – веревка пошла вверх, клац – Джек хлопнул пастью, пытаясь поймать убегающую игрушку, буммм – рычаг онагра остановился на упорном брусе. Кипа стекловаты по красивой дуге обогнула почти три построенных этажа будущей девятиэтажки и пропала из вида.

- Высоковато взяли, - вынес вердикт Леха, - в молоко ушла.
- А ты куда целился? – ехидно спросил Гошка, - и вообще непонятно, как из нее целиться. Можно рычаги изменять, можно вес. Можно упорный брус вперед-назад двигать. Давай еще раз попробуем…

На соседнем объекте, прям за недостроенным домом, служившим испытательным полигоном новейшего вооружения древних греков и римлян, был комсомольский воскресник. Там строили кафе «Одуванчик». В воскреснике участвовали строители вместе с работниками треста общественного питания. На втором этаже строящегося здания собирались перекусить.

- Вася, так нельзя работать, - пеняла общепитовская комсомолка строительному коллеге, - подъемник сломан, крана нет, строительные материалы женщины вручную доставляют на второй этаж. Это не порядок. Надо с этим бороться.

- Вы со своей столовой разберитесь сначала, а потом лезьте в строительный процесс, - отвечал Вася, которому общепитовская коллега нравилась гораздо больше строительного процесса, - обед должны были в двенадцать привезти, седьмой час уже, а все не везут.

- Обед, Вася, все равно привезут раньше, чем вы подъемник почините. Вот посмотрите в окно, по-моему, уже привезли. Посмотрите, посмотрите.

Вася подошел к пустому оконному проему. И не увидел обеда. Зато увидел локальное солнечное затмение. Перекрывая садящееся солнце, на Васю надвигалось нечто, напоминающее растрепанный строительный материал или большой метеорит. Эй, вратарь готовься к бою. Часовым ты поставлен у ворот, - пронеслось у Васи в голове, после чего он растопырил руки и мелкими начал выбирать место в «воротах». Место он выбрал правильное.

Рулон стекловаты пришелся аккурат по центру Васи, снес его метра на два и уложил на кучу резино-пористого утеплителя.

- Подъемник починили? - спросила наивная работница общепита, - неужели?
- Нет, мля, обед привезли, - выругался про себя Василий и громко добавил, - конечно починили!
- А насчет обеда вы посмотрели?
- Сами посмотрите, я как-то уже не голодный, тут немного полежу.

В это время онагр заряжали второй раз. Гошка пыхтя, втолковывал Лехе, что гигантомания ни к чему хорошему не приводит и тренироваться можно на уменьшенных моделях. Тем более ему тут в библиотеки попалась старая книга «Лук, самострел, праща, метательная стрела и дротики, как сделать и как научиться попадать в цель». Онагры все-таки уже в прошлом, завтра пращу сделаем.

Через десять минут в воздух поднялся еще один рулон стекловаты.

41.

ОБЗОР ТЕРМОСА
"Раз он в море закинул невод, —
Пришёл невод с одною тиной."
(А.С.Пушкин)

У моего приятеля сын второклассник, шустрый парень и будущий блогер-миллионник. Зовут его Марик.
Сегодня, правда, у него не миллион подписчиков, а чуть меньше, всего три: папа, младший брат и бабушка.
Ну, ничего, если на твоём канале пока нет ни одного видео, а у тебя целых три подписчика — это уже большой успех.
Вот, на даче, в новогодние праздники, Марк и задумал снять свой первый видеообзор. Только что обозревать? Кошку Дусю? Трудновато, она всё время убегает ещё на этапе установки штатива. Обзор на Салют? Так его уже давно расстреляли, остался только закопчённый след на снегу. О, а ему же дедушка подарил отличный фирменный термос. Вот это дело, с обзором термоса можно и миллиард просмотров набрать, если повезёт.
Установил Марик на кухне штатив, закрепил телефон, включил запись, вошёл в кадр и начал:

«Всем привет, кто не подписался, подписывайтесь на мой канал и ставьте лайки.
Сегодня у нас на обзоре мой новый термос. В него влезает один литр чая и чай должен сохраниться горячим 48 часов.
Вот это мы и проверим. У меня есть: чайник, заварка. Папа, не заходи, я же снимаю обзор! Сахар, лимон, градусник, бумажка на которой мы напишем все данные, карандаш и резинка, чтобы прицепить к термосу бумажку и карандаш…
Итак, наш чаёк готов, меряем температуру, получается 96 градусов. Закрываем плотно пробку, крышку, всё записываем и уходим. Не переключайтесь, скоро встретимся на реке."

Марк подошёл к делу серьёзно, собрал в рюкзак всё съёмочное оборудование, отпросился у папы, встал на лыжи и пошёл через лес в сторону реки. Километра три всего.
Хотел дойти до самой речки, но плюнул, очень уж холодно, да и встречный ветер. Остановился Марк среди снежной пустыни, установил штатив с телефоном и продолжил свой ролик:

«Дорогие друзья, вот мы уже и на природе. Там, видите, лес, а вон там вдали, речка.
Итак, в записке на термосе я написал, что чай залил в 10.00.
Сейчас 15.20 мы втыкаем термос прямо в снег и вернёмся сюда завтра в это же время, тогда и посмотрим какая у чая будет температура.»

Чтобы не потерять термос в снегу, Марк построил рядом небольшого снеговика и довольный собой, вернулся на дачу с красными щеками.
На следующий день, Марик опять собрал рюкзак, встал на лыжи и уехал снимать свой одинокий, замёрзший термос.

Вернулся блогер очень сердитый, даже небольшую слезу пустил, когда папа спросил - что случилось?
Марик молча положил на пол пакет, перевернул его, из пакета с деревянным стуком высыпались три замёрзших рыбины и термос.
Вручил папе записку и всхлипнув, отвернулся к окну.

Папа принялся читать детский почерк сына:

«Чай налит в 10.00
Температура чая 96 градусов.»

Далее шёл размашистый взрослый почерк:

«Дорогой, незнакомый друг, сейчас 9.30, температуру чая померить мы не смогли, потому что нет градусника, но сам чай просто обжигающий, а главное очень вкусный, сахар в меру, да ещё и лимон к месту. Нас тут целых шесть человек и на всех по чуть-чуть вполне хватило согреться.
Простите, что испортили вам эксперимент, в качестве извинений оставляем немного нашего улова.
Удачи вам на ютьюбе и с Новым годом!

P.S.

Снеговик у вас очень красивый.»

42.

Дед Мороз. Новогодняя быль.

Это случилось так давно, что, казалось бы, многие детали этой истории могли бы бесследно исчезнуть из памяти. Стереться, раствориться в годах. Тем не менее, я помню все настолько отчетливо, словно это произошло лишь вчера.

…Мне шесть лет. Я уже хожу в первый класс и очень этим горда. Мне очень нравится в школе. Только вот… если бы не было этого противного хулигана Юрки Политая. Его боятся даже старшие ребята. Он драчун и забияка. К своим восьми годам Юрка успел уже остаться на второй год в первом классе. Он до сих пор читает по слогам. А мы уже закончили букварь. У нас даже «Праздник Букваря» был. А сейчас мы готовимся к встрече Нового Года. Репетируем песни и стихи – в школе второго января будет новогодний утренник.

Я с особым нетерпением жду наступления Нового Года и мечтаю о том, что в этом году Дедушка Мороз принесёт мне в подарок коньки “Снегурки”. Такие белые, высокие ботинки. А на кончике полозьев непременно должны быть нарезки – чтобы крутить пируэты. А то у меня не получается в старых коньках моего старшего двоюродного брата. Они простые, черные, с длинными полозьями. Мальчишеские. Я уже поделилась своей мечтой с бабулей и она сказала, что если я буду послушной, то непременно Дед Мороз придёт с подарками. Что я, маленькая? Я и так знаю, что Дедушка Мороз приходит только к хорошим детям. А к таким хулиганам, как Юрка Политай, он не приходит. И подарки им не дарит. Я это Юрке и сказала на переменке, когда он опять больно дернул меня за косичку. А он в ответ только скривился. Сплюнул прямо на пол и заявил:
- Дура ты! Никакого Деда Мороза нет. А подарочки вам ваши родители под ёлку ложат!
- Во-первых не «ложат», а кладут, а во-вторых сам дурак! Ко мне Дед Мороз приходит каждый год. И к девочкам приходит! Правда, девочки? - я обратилась к притихшим одноклассницам.
- Правда! Есть Дед Мороз, только живет он далеко, в Сибири! – поддержала меня Ирочка. У нее папа военный. Они в Сибири жили, Ирочка точно знает, что там очень холодно, и у Деда Мороза там избушка.
- Нету никаких Дедов Морозов! - не сдавался Юрка.
- А, вот и есть! Есть!
- А ты его видела?
- Нет… - растерялась я.
- А вы его видели? – обратился он к девочкам.

Они помотали головами. Оказалось, что живого Деда Мороза не видел никто.
- Я ж говорю, нету никаких дедов морозов! – обрадовался Юрка.
- А вот и есть! Он каждый год ко мне приходит, и подарки под ёлкой оставляет. А к тебе он не приходит, потому что ты хулиган и двоечник! – распалилась я.

Я не успела ничего понять, как Юркин кулак въехал мне прямо в нос. Слезы брызнули из глаз.
- Ах, так! – я бросилась на Юрку, колошматя его кулаками…

…Мы стояли перед учительницей. У меня из носа текла кровь. Белый воротничок был оторван, один манжет болтался на ниточке, другой закапан кровью. Вместо аккуратных косичек «крендельков» волосы торчали в разные стороны, а на них сиротливо висели ленточки… У Юрки вид был не лучше. Лицо расцарапано. Волосы взъерошены, а под глазом уже наливался синяк.

- Очень красиво! – произнесла учительница, - И не стыдно? – поинтересовалась она почему-то только у меня.

Я угрюмо молчала, и изо всех сил старалась не зареветь. Мне было очень обидно. Но я продолжала молчать.
- Политай, с тобой разговор отдельный, останешься после уроков. А ты, - учительница обратилась ко мне. - Пойдешь сейчас и приведешь себя в порядок, а потом мы поговорим.

В туалете меня окружили девочки. Я закусила губу, но не плакала. Мне было обидно. Ну, как он может говорить, что Деда Мороза нет?…

…Бабуля всплеснула руками:
- Как же это так случилось! Ты что, подралась? Ты же девочка! А почему ты в тапочках? Где сапожки?

Я забыла поменять сменную обувь и всю дорогу от школы шлепала по сугробам в тапочках, даже не замечая, что ноги насквозь промокли…

- Юрка Политай сказал, что Деда Мороза нет! – выпалила я, и тут меня прорвало. Я залилась слезами и всхлипывая рассказала все бабуле.

Бабуля помогла мне переодеться. Ловко замочила платье и фартук в миске с горячей водой, сыпнув туда стирального порошка. Ленты из косичек были выплетены. Лицо умыто. Бабуля прижала меня к себе и, убаюкивая, сказала:
- Конечно, Дед Мороз есть. А как же? Кто же приносит ребятишкам новогодние подарки?
- А почему его никто не видел? – спросила я.
- Потому что он приходит, когда дети спят. Он ведь один, а вас много, ему знаешь сколько успеть нужно в новогоднюю ночь? Но ты не сомневайся. Дед Мороз точно есть!
- А ты его видела? – с надеждой спросила я
- Видела, – серьезно ответила бабушка.

Я окончательно успокоилась. В доме было тепло, уютно. Пахло ванилью и корицей. Бабуля пекла коржики… Напившись горячего чаю с малиновым вареньем и коржиками, я уснула. А когда я проснулась, в комнате царил полумрак. Я услышала мамин голос. Но встать не было никаких сил.
- Мама, - позвала я.
- Она уже проснулась. Да, непременно. Спасибо. – мама говорила по телефону, догадалась я и испугалась.

Мама вошла в комнату, присела на кровать рядом со мной. Я прижалась к ней. Мне очень хотелось спать.
- Да ты вся горишь! – сказала она.
- А ты не будешь меня ругать? - Спросила я шепотом.
- Драться, конечно, не хорошо, и ты это сама прекрасно знаешь.
- Знаю, но…
- Я разговаривала с учительницей. Она мне все рассказала.
- Я больше так не буду… - прошептала я.
- Я знаю. А теперь давай-ка измерим температуру, и ты выпьешь чаю с малинкой.

Болела я долго. Мне все время снились сны про Деда Мороза. А потом откуда-то возникало Юркино лицо. Он что-то кричал, я с ним спорила, и просыпалась от собственного вскрика. Мама и бабушка все время были со мной, поили меня чаем и бульоном, давали лекарство. А по вечерам папа читал мне книжки, но я, не дослушав историю, проваливалась в сон. И опять мне снился Дед Мороз и Юрка…

…Я проснулась от яркого света. Солнышко заглядывало в расписанные морозом окна. Иней переливался, искрился множеством искорок. Ветки деревьев прогнулись от снега. Крыши домов нарядились в снежные шапки.
- Мама, - позвала я.
В комнату вошла бабуля.
- Ну, как ты, доченька?
- Я хорошо. – Мне действительно больше не хотелось спать. - Я выздоровела.
- До “выздоровела” еще далеко, но похоже ты пошла на поправку.
- А Новый Год? – вспомнила я.
- До Нового Года еще три дня. А в школе каникулы. Так что у тебя еще есть время окрепнуть. Только ты должна обязательно покушать. Тогда окончательно поправишься.

Я почувствовала, что жутко проголодалась.
- Только ты пока не вставай, я тебе сейчас принесу.
Суп был потрясающе вкусным, и пирожки, и чай, и коржики. Я не могла наесться, а бабуля не могла нарадоваться. Я и в хорошие времена была не ахти каким едоком, а во время болезни вообще ничего не ела.
- Одни кожа да кости, - причитала бабуля. А я, насытившись, почувствовала усталось, и меня опять начало клонить в сон.

Мне больше не снился Юрка. Зато приснился Дед Мороз. Он был большой, с белоснежной бородой, с мохнатыми бровями и очень добрый. Он был наряжен в длинную красную шубу, и красные руковицы, а в руках он держал мешок с подарками…

К Новому Году я уже ходила по дому. Но еще была слаба. А на дворе была настоящая зима. Яркая, морозная, снежная. Безумно красивая. С сугробами и голубым дымком над печными трубами. Перед нашими окнами соседские дети слепили снежную бабу. Она была смешной, с черными угольными глазами и бровями, носом-морковкой, а губы ей покрасили помадой. На голове красовалась дырявая соломенная шляпа…

Вечером мы всей семьей наряжали ёлку. У нас много ёлочных игрушек. Есть даже очень старые. С прищепками вместо веревочек.Они очень красивые. Мама говорит, что этими игрушками наряжали ёлку, когда она была такой, как я. Неужели мама была такой как я? А я тогда где была? “Тебя еще не было. Ты родилась потом. Когда я с папой познакомилась и вышла за него замуж.” - Объясняла мама. Папа приладил макушечку на елку и стал проверять гирлянду.
- Удивительно! Все лампочки горят! – радостно сообщил он.

Я помогала накрывать на стол. Вкусно пахло ёлкой, мандаринами, сладким печеньем. Чувствовала я себя прекрасно, но где-то в глубине души волновалась. А вдруг Дед Мороз не придет. Я ведь подралась с Юркой. А Дед Мороз приходит только к хорошим детям. Спросить родителей я не решалась. Ничего, осталось совсем немного. Я непременно не лягу спать и дождусь Деда Мороза, если он, конечно, придет ко мне.

За праздничным столом было много гостей. Все шутили, поднимали бокалы с похожим на лимонад пузырящимся вином. Называлось это вино очень красиво – шампанское. Разгадывали загадки, и папа, приклеив бороду из ваты и подмигнув мне, доставал из большой красной наволочки подарки для гостей. Я, конечно, понимала, что папа просто играет в Деда Мороза. А настоящий Дед Мороз придет тогда, когда все улягутся спать. По телевизору пел какой-то дяденька. Слова песни были не совсем понятными для меня:

…У леса на опушке жила зима в избушке
Она снежки солила в березовой кадушке
она сучила пряжу,
она ткала холсты,
ковала ледяные да-над-реками мосты…

За столом все гости подхватили:
«Потолок ледяной, дверь скрипучая!
За шершавой стеной тьма колючая,
Как шагнешь за порог всюду иней,
А из окон парок синий-синий».

Я представляла себе избушку на детской площадке, в которой мы летом с девочками играли «в дом», а зимой у нас там была крепость. Мы играли в снежки с мальчишками, запасаясь снежками именно в этом домике. Я тоже пела. Мне было очень весело и радостно. Только пела я неправильно – мне казалось, что из окон виден не «парок», а порог синий-синий. Я его очень даже отчетливо представляла – такой порожек, деревянный, покрашенный в синий цвет.

«…Ходила на охоту, гранила серебро,
Сажала тонкий месяц в хрустальное ведро.
Деревьям шубы шила,
Торила санный путь, а после в лес спешила,
Чтоб в избушке отдохнуть…»- продолжал дядька из телевизора.

Мне было жаль месяца, который злая старуха сажала в хрустальное ведро. Зачем она это делает, задумывалась я. А слово «торила» я вообще не поняла и пела “кроила” – потому, что бабушка совсем недавно кроила мне новогоднее платье. Это было понятно… И что такое «гранила серебро»? Наверное, дяденька ошибся – надо петь «хранила серебро» – думала я.

…Гости веселились, подпевали. А потом в экране телевизора появились кремлевские куранты. Все встали с бокалами и стали поздравлять друг друга с Новым Годом. Я изо всех сил боролась со сном. Еда в моей тарелке оставалась нетронутой. И бабуля недовольно хмурилась. Я стала клевать носом, и меня попытались увести в другую комнату спать. Я отчаянно сопротивлялась, и родители оставили меня в покое. Уснула я прямо за праздничным столом, а проснулась уже утром. До сих пор помню, как у меня в эту минуту колотилось сердце. Я вскочила с постели, коря себя, что проспала приход Деда Мороза. В гостиной под ёлкой, мерцающей в полумраке цветными искорками гирлянд, лежали два свертка. С замиранием сердца я вытащила один. На нем было написано моё имя. Я схватила подарок и помчалась в кухню вне себя от счастья. Бабуля мыла посуду, мама вытирала фужеры мягким белым полотенцем.

- Он приходил?! – то ли утвердительно, то ли вопросительно закричала я.
- Ты же видишь, что приходил, - ответила улыбаясь мама.
- Это мне?
- Ты же читать умеешь, там Дед Мороз тебе написал.

В красиво завернутом пакете были «Снегурки». Я завизжала от радости и тут же начала их примеривать.
- Только осторожно, пол порежешь! – всплеснула руками бабушка.
- Не порежу, у этих коньков на полозьях есть такие штучки. Пластмассовые. Они надеваются когда не катаешься, а когда на лед выходишь, их снимаешь… - Обьясняла я пыхтя, пытаясь зашнуровать ботинки.
- А вы его видели? – вспомнила я.
- Нет, мы уже спали, наверное, - ответила мама.
- Жалко… - пыхтела я. И вдруг я вспомнила, - а кому под елкой еще один подарок лежит?
- Не знаю. Пойдем посмотрим. – удивленно пожав плечами и откладывая полотенце, сказала мама.

Я нырнула под ёлку. Вытащила подарок, и у меня открылся рот от удивления. Я ещё раз перечитала надпись, думая, что ошиблась.
- Тут написано: «Для Юры Политая». Как это?
- Ну-ка, дай-ка я посмотрю. – Мама повертела подарок в руках. – Да, действительно. Для Юры.
- А почему он здесь? – моему удивлению не было предела.
- Наверное, Дедушка Мороз не смог попасть к Юре и оставил подарок у нас под ёлкой. Ну, чтобы мы передали, наверное. – Предположила мама.
- Но ведь он плохой. Он драчун… - я прикусила язык и посмотрела на маму. «Я ведь тоже драчунья. Я сама дралась с Юркой.» Словно прочитав мои мысли, мама прижала меня к себе:
- Но он обещал больше не драться. Мне учительница ваша звонила. Сказала, что Юра исправил все свои двойки. И даже выучил стишок к утреннику.
- А как же мы ему подарок отдадим?
- Мы можем к нему сходить домой. Отнести, – предложила мама. А пока сними коньки, в доме на коньках не катаются. Затем умываться и завтракать. А потом пойдем к Юре.

Я тащила Юркин подарок, держась за мамину руку. От морозного воздуха, такого вкусного, свежего, зимнего, слегка кружилась голова. Мы шли по заснеженной улице, похожей на сказку. Я вспомнила вчерашнюю песню.
- Мам, а почему старуха сажала тонкий месяц в хрустальное ведро?
- Что? – удивилась мама.
- Ну, вчера, то есть ночью, дяденька в телевизоре пел – «Ходила на охоту, хранила серебро, сажала тонкий месяц в хрустальное ведро.» – напела я.
- Действительно, интересно, - сказала мама. – Это песня про зиму. Наверное под хрустальным ведром подразумевается… - она задумалась. – Может быть облако? Или даже всё небо? А ты молодец. Внимательная. Я никогда не задумывалась. – Мама с удивлением посмотрела на меня.
- Ну, да, там про избушку на детской площадке пелось, только она стояла «у леса на опушке»…
- Здесь кажется. - Мама сверилась с адресом. - Да, точно здесь. Ну давай, постучи в дверь.

Я вытащила руку из варежки, которая сразу повисла на резинке. Чтоб не потерялась. Дверь открыл какой-то дед.
- Здравствуйте. С Новым Годом вас. А Юра дома? – спросила мама.
- Да, где ж ему еще быть. Проходите. – ответил дед. У него были высокие валенки, без галош, а на плечах и груди крест-накрест был повязан серый пуховый женский платок.

По узенькой тропинке, расчищенной от снега, мы прошли к крыльцу дома. Дед открыл дверь и позвал:
- Юрка, к тебе гости.

Юрка выскочил из какой-то темной комнаты. Взъерошенный, заспанный и безумно удивился, увидев нас с мамой.
- Ты? Чё пришла?
- Мы тебе принесли подарок. От Деда Мороза. – сказала я тихо.
- Подарок? Мне? От Деда Мо… - Юрка запнулся на полуслове и оглянулся на деда.
- Он к нам ночью приходил, наверное, к вам попасть не смог – вот смотри, написано: Юре Политаю.

Юрка нерешительно взял сверток в руки. Губы его шевелились. Он читал свое имя на открытке, прикрепленной к подарку.
- Врешь ты все… - начал было он, но опять осёкся.
- А ты разверни и посмотри, что там – предложила мама.

Дрожащими руками Юрка стал развязывать тесемки. Они не поддавались. Мама помогла, и обертка скользнула на пол. В подарке была коробка на которой был нарисован планер.
- Планерная модель! – выдохнул Юрка. – Это мне? – все еще не веря, спросил он.
- Тебе, тебе. – Ответили мы с мамой почти хором.

Юрка открыл коробку. В ней лежали разные тоненькие дощечки, крылья из плотной пергаментной бумаги, маленькие колесики и даже красный пропеллер.
- Там, наверное, есть инструкция. Разберешься? – спросила мама.
- Разберусь, - шмыгнув носом, ответил Юрка.

Сейчас он был совсем не страшным, гроза первоклашек Юрка Политай. Вздернутый курносый нос, обсыпанный веснушками. Рыжеватый чубчик надо лбом. Мальчишка, как мальчишка, подумала я. Только руки в цыпках. Наверное, варежки потерял…

Пока мы с Юркой разбирались с планером, мама с дедом пили чай в маленькой кухоньке. Говорили они тихо, но до меня время от времени доходили слова деда. Я услыхала, что Юркин отец «пропал» еще до юркиного рождения.
– И как сгинул – сообщил дед. А мама его, дочка моя, Танька, беспутная, завербовалась куда-то на север, и ни слуху ни духу от ней… - продолжал он. - Иногда перевод пришлет рублей двадцать. Да моя пензия. – Он так и говорил. «Пензия»… - Вот так мы с Юркой и живем… Спасибо вам - помолчав, сказал дед…

Планер мы собрать не успели. Но мама пообещала отпустить меня к Юрке в другой день.
- Ты к нам, Юра, приходи. Просто так поиграть, а наш папа сможет тебе помочь с планером, - сказала мама, помогая мне застегнуть шубку.
- Приду, - пообещал Юрка.
- Не забудь, завтра утренник. Ты придешь? – прощаясь, спросила я.
- Угу, - ответил Юрка, посмотрев на деда.
- Придет, придет. – Подтвердил тот.

Что было на утреннике, я помню уже смутно. Но после этого Нового Года мы подружились с Юркой. Мы вместе возвращались из школы домой. Бабуля кормила нас, а потом мы вместе делали уроки.

С ёлки сняли игрушки и гирлянды и папа, ворча, долго пылесосил ковер в гостиной. Мне было немного жаль ёлочку, но я была уверена, что она возвратится в лес, чтобы в следующем году снова вернуться к нам домой к Новому Году.

(с) Стелла Иванова

43.

Яблоки

- Сынок, купи яблочки, свои, домашние, не кропленные.
Именно это «не кропленные» и заставило Александра остановиться и обернуться. Так говорила всегда его бабушка в далёком детстве: не опрыскать, а покропить.
- Не кропленные, говорите, - подошёл он к прилавку.
Старушка с кучкой яблок оживилась и быстро затараторила:
- Не кропленные, не кропленные, со своего дерева в огороде, уродила в этом году яблонька, как никогда. Ты не гляди, что не такие большие, как у перекупок, то ж привозные, бог знает, откуда, там яду больше, чем яблока. А это ж наши, местные, - её руки быстро перебирали яблоки, показывая покупателю товар со всех сторон. – Они ж яблоками пахнут, а вкусные какие, ты попробуй, попробуй. Вот, гляди, гляди, - с каким-то восторгом продолжала бабка, протягивая яблоко, на котором была маленькая буроватая отметина – видишь, их даже червячок кушает, потому, как не кропленные.
Александр невольно рассмеялся после этих слов:
- Так они у Вас все червивые?
- Да нет же, - испуганно отдёрнула руку с яблоком старушка, - смотри, все целенькие, это одно попалось, не доглядела. Ну, червячок же ест, значит, и для человека безвредное, говорю ж, не кропленные.
Александру эти яблоки были и даром не нужны, он просто, проходя через вечерний базар, срезал угол на пути к дому. Но что-то в облике этой бабки, в её манере говорить, в открытом бесхитростном взгляде, в её способе убеждения червячком в правдивости своих слов напоминало его родную бабушку. Какое-то, давно забытое, чувство тёплой волной разлилось в груди, и Сашке захотелось сделать что-нибудь хорошее для этой старушки, торговавшей на базаре. Поэтому, не торгуясь, он купил два килограмма этих яблок, сам не зная зачем, рассказав, что у него дома сынишка приболел (он вообще здоровьем слабенький), кашляет и жена в положении, и что, наверное, им будет полезно не кропленные яблочки поесть. В общем, сам не понимая почему, Александр поделился с этой незнакомкой самым сокровенным, что мучило его душу.
Бабка охала, вздыхала, качала головой, приговаривая, что сейчас старики здоровее молодых, потому как, разве в городах сейчас еда? Это ж сплошная химия, и сам воздух тут тяжёлый и больной. Он кивал и соглашался. Когда уже собрался уходить, бабка вдруг схватила его за руку:
- Слушай, приходи завтра сюда же, я тебе липы сушёной привезу да баночку малины с сахаром перетёртой, от простуды первое дело. Так я привезу, ты приходи завтра.
Александр шёл с яблоками домой и улыбался, на душе было хорошо, как в детстве, когда бабушка гладила по голове своей шершавой натруженной рукой и говорила: «Ничего, Сашок, всё будет хорошо».
***
Родителей своих Сашка не знал. Бабушка говорила, что отца его она и сама не знает, а мать… мать непутёвой была. Как привезла его однажды из города, в одеяльце завёрнутого, так и укатила обратно. Обещала забрать, как жизнь свою наладит, да так и сгинула.
Бабушку Сашка любил. Когда она, бывало, зимними вечерами тяжело вздыхала, вспоминая дочь свою пропащую, прижимала голову внука к груди, целовала в макушку, он говорил:
- Не плачь, ба. Я когда вырасту, никогда тебя не брошу, всегда с тобой жить буду. Ты мне веришь?
- Верю, Сашок, верю, - улыбалась бабушка сквозь слёзы.
А когда Сашке исполнилось двенадцать лет, бабушки не стало. Так он очутился в школе-интернате. Бабушкин дом продали какие-то родственники (это когда они вдвоём с бабушкой жили, то Сашка думал, что они одни на белом свете, а когда речь о наследстве зашла, претендентов оказалось немало).
Кто жил в детдоме, тому не надо рассказывать все «прелести» пребывания в подобных учреждениях, а кто не жил, тот до конца всё равно не поймёт. Но Сашка не сломался и по кривой дорожке не пошёл. Отслужил в армии, приобрёл профессию. Вот только с девушками ему не везло. И хотя сам Сашка был высоким, спортивного телосложения, симпатичным парнем, все его подруги, узнав о том, что он сирота, быстро исчезали с его горизонта. Поэтому, когда пять лет назад он случайно столкнулся в супермаркете со Светкой (они воспитывались в одном детдоме), то обрадовался, как самому родному и близкому человеку. Света тоже была очень рада встрече. А через полгода они поженились, родился сын, вот сейчас дочку ждут. И, в общем-то, жизнь наладилась.
***
- Свет, я тут яблок тебе с Дениской купил на базаре, домашние, не кропленные, - протянул пакет жене.
Света, выросшая с рождения в детском доме, пропустила все эти эпитеты мимо ушей. Она помыла яблоки, положила в большую тарелку и поставила на стол. А спустя полчаса в комнате уже витал яблочный аромат.
- Слушай, какие классные яблоки, а как пахнут, - говорила Света, уплетая их за обе щеки вместе с сыном.
- Так домашние же, не кропленные…
Этой ночью Александру снилась бабушка. Она гладила его по голове, улыбалась и что-то говорила. Сашка не мог разобрать слов, но это было и не важно, он и так знал, что бабушка говорила что-то хорошее, доброе, ласковое. От чего веяло покоем и счастьем, забытым счастьем детства.
Звук будильника безжалостно оборвал сон.
Весь день на работе Александр ходил сам не свой. Что-то беспокоило, какая-то непонятная тоска грызла душу, к горлу периодически поднимался ком. Возвращаясь домой, он поймал себя на мысли о том, что очень хочет опять увидеть ту бабку с яблоками на базаре.
***
Евдокия Степановна (так звали бабку, торговавшую яблоками) слонялась по двору, тяжело вздыхала, раз за разом вытирая набегавшие на глаза слёзы. Давным-давно её старший сын погиб при исполнении служебных обязанностей (пожарником был), даже жениться не успел, а младшая дочь, красавица и умница, когда училась в институте в столице, вышла замуж за африканца и укатила в жаркий климат, где растут бананы и ананасы. Муж её покойный долго бушевал и плевался по этому поводу. А она что? Она только плакала, предчувствуя, что не увидит свою девочку больше никогда. Так и вышло. Пока ещё был жив муж, держалась и она. Ну, что же делать, раз жизнь так сложилась? А как два года назад мужа не стало, померк свет в душе Евдокии Степановны. Жила больше по привычке, прося бога, чтобы забрал её побыстрее в царство покоя.
Этот молодой человек, что купил вчера яблоки, растравил ей душу. Ведь чужой совсем, а как хорошо с ней поговорил, не отмахнулся… Что-то было в его глазах… какая-то затаённая тоска, боль, она это сразу почувствовала. Её материнский инстинкт прорвался в словах: «Приходи завтра сюда же, я тебе липы сушёной привезу да баночку малины с сахаром перетёртой, от простуды первое дело. Так я привезу, ты приходи завтра».
И вот сейчас, заворачивая в газету банку с малиновым вареньем, Евдокия Степановна непроизвольно улыбалась, думая, что бы ещё такого захватить для этого парня и его семьи. Очень уж хотелось ей порадовать человека и, конечно же, ещё немного поговорить, как вчера.
***
Вчерашнее место за прилавком было занято, и Евдокия Степановна пристроилась неподалёку, в соседнем ряду. Выложив кучкой яблоки, она всё внимание сосредоточила на проходящих людях, чтобы не пропустить.
Народ массово возвращался с работы. К этому времени Евдокия Степановна окончательно разнервничалась. «Вот же дура старая, насочиняла сама себе, напридумывала… и на кой ему слушать и верить чужой бабке», - досадливо думала она, а глаза всё высматривали и высматривали знакомый силуэт в толпе.
Александр вчера не придал особого значения словам бабке о липе и малиновом варении. «Эти базарные бабушки чего хочешь наговорят, лишь бы товар свой продать», - думал он. – «А вдруг и, правда, приедет? Не похожа она на опытную, бойкую торговку. Червячка показывала… вот же придумала…», - заулыбался, вспоминая бабкино лицо, с каким жаром она о червяке говорила. – «Эх, какая разница, всё равно ведь через базар иду, гляну, вдруг стоит».
Саша свернул в ту часть базара, где вчера стояла бабка с яблоками, пошёл вдоль прилавка, не видно бабки. «Тьху, дурак, развели, как малого пацанёнка, хорошо что вчера, с дуру, Светке не похвастал обещанной малиной». Настроение мгновенно испортилось, не глядя по сторонам Саша ускорил шаг.
- Милок, я тут, тут, постой, - раздался громкий крик, и Александр увидел спешащую к нему вчерашнюю бабку.
Она радостно схватила его за локоть, потянула за собой и всё тараторила:
- Место занято было, я тут рядом пристроилась, боялась, пропущу, думала, придёшь ли? Я ж всё привезла, а думаю, вдруг не поверил бабке…
Бабка всё «тарахтела» и «тарахтела», но Александр не прислушивался к словам, он на какой-то миг душой перенёсся в детство. Эта манера разговора, отдельные слова, выражения, движения рук, взгляд, в котором затаилось желание обрадовать человека своими действиями, всё это так напоминало его родную бабушку.
Он спросил: сколько должен, Евдокия Степановна замахала руками, сказав, что это она со своих кустов для себя варила, и принимать это надо, как угощение. А ещё говорила, что малина у неё не сортовая, а ещё та, старая, не такая крупная и красивая на вид, но настоящая, душистая и очень полезная. И Сашка вспомнил бабушкину малину, её запах и вкус, а ещё ему почему-то вспомнилась картошка. Жёлтая внутри, она так аппетитно смотрелась в тарелке, а вкусная какая. После смерти бабушки он никогда больше не ел такой картошки.
- А картошка жёлтая внутри у Вас есть? – перебил он старушку.
- Есть и жёлтая, и белая, и та что разваривается хорошо, и твёрденькая для супа.
- Мне жёлтая нравится, её бабушка в детстве всегда варила, - мечтательно произнёс Александр.
- Милок, завтра суббота, выходной. А ты приезжай ко мне в деревню, сам посмотришь какая у меня картошка есть, у меня ещё много чего есть… Старая я уже, тяжело мне сумки таскать, а ты молодой, тут и ехать-то недалече, всего сорок минут на электричке. Приезжай, я не обижу…
И Сашка поехал. Не за картошкой, а за утраченным теплом из детства.
***
Прошло два года.
- Наташа, печенье точно свежее? – озабоченно вопрошала уже второй раз Евдокия Степановна.
- Да, говорю ж Вам, вчера привезли, ну, что Вы, ей богу, как дитё малое? – отвечала продавщица.
- Дети ко мне завтра приезжают с внучатами, потому и спрашиваю. Дай-ка мне одно, попробую.
- Гляди, совсем Степановна из ума выжила, - шушукались в очереди, - нашла каких-то голодранцев, в дом пускает, прошлое лето Светка с детьми всё лето на её шее сидели. Видно, понравилось, опять едут.
- Ой, и не говори. Чужие люди, оберут до нитки, а то и по башке стукнут, дом-то хороший. Василий покойный хозяином был. Говорила ей сколько раз, отмахивается.
- Взвесь мне кило, хорошее печенье.
- Ну, наконец-то, - выдохнули сзади стоящие тётки. – Не тех кормишь, Степановна.
Евдокия Степановна, не спеша, шла домой и улыбалась. Что ей разговоры? Так, сплетни всякие. Родные – не родные, какая разница. Где они эти родные? За столько лет и не вспомнили о ней. А вот Саша со Светой помогают, да и не в помощи дело…
- Саша, а чего нам до завтра ждать? Я уже все вещи сложила и гостинцы упаковала, на последнюю электричку как раз успеваем. Поехали, а? - агитировала Светлана мужа, пришедшего с работы.
- Папа, поехали к бабушке, поехали, - подхватил Дениска, - там курочки, пирожки, вареники с вишней… там хорошо.
- Баба, - запрыгала двухлетняя Леночка, - хочу к бабе.
Александр посмотрел на своё семейство, улыбнулся, махнул рукой:
- Поехали.
Они сидели в электричке, дети смотрели в окно, периодически оглашая вагон восторженными криками: «Смотри-смотри!» А Саша со Светой просто улыбались, ни о чём особо не думая. Ведь это так здорово, когда у тебя есть бабушка, которая всегда ждёт!

44.

xxx:
Не смотря на всю тяжесть происходящего, когда-нибудь, люди смогут собрать историй и снять комедийный сериал, полностью основанный на реальных событиях. Во время того локдауна весной 20-го, мои друзья обнаружили себя всемером в одной квартире - папа, мама, бабушка, дедушка и трое детей, младшие двое - детсадовские погодки. Не прошло и недели, как психологическая ситуация по понятным причинам полностью вышла из под контроля, после чего они все, надев чудом выкупленные у знакомых промышленные респираторы (это как половина противогаза, чтобы вы понимали, с двумя пластиковыми баллонами под подбородком), потому что медицинские маски найти было невозможно, по однодневному (!) пропуску чудом выехали на машине в Крым, где скрывались в палатках в лесу, откуда выходили за продуктами в ближайший населенный пункт по одному и в диком страхе наткнуться на полицию.

45.

Как коты Севастополь отжали

Жили у нас два кота, один рыжий, другой полосатый. Вернее рыжий кот наш, а полосатый – мамин. Наш рыжий кот поджар и пушист, а шерсть у него яркого желто-рыжего цвета с белыми подпалинами. За этот окрас он был назван Апельсином. Мамин кот породы помоешной, раскраски скарбезно-полосатой, необыкновенно толстый, и носил необычную для кота кличку «Васик».

Летом эти коты выезжают на дачу. Для лиц, давно покинувших родину, поясняю, что дача – это место, где городские жители, в частности москвичи, ведут альтернативный образ жизни, возделывая грядки и изредка организуя шашлыки (что-то типа барбекю, но суровее). Дачи находятся в садоводческих товариществах СНТ, и каждое такое товарищество – свободно управляемая республика за сетчатым забором, со своим правлением.

В нашем товариществе домики стояли на участочках по 6-7 соток, сгруппированных в кучки по 6-10 домиков, а между ними проходили дорожки для проезда транспорта. Авеню и стриты, так сказать. В честь небезызвестного места продольные улочки считались «линиями» и, в соответствии с географией, упирались в огромный пруд. Поперечные именовались «проездами», а не «проспектами», потому что все же пруд, а не Финский залив. Поскольку товарищество ведомственное, то названы линии были по именам городов российских. Названы еще до революции 1991 года, а потому наряду с линиями «Новгород», «Омск» и «Петербург(?!)» присутствовали еще и «Киев», и «Севастополь». Прошу не винить, уж так исторически сложилось, и переименовывать не стали.

Теперь перейдем к котам. Коты наши были толсты, наглы и дружны, но на дачу выезжали только в конце мая, вместе с детьми. А вот в сторожке, где сторож обитал круглогодично, обитали три тощих и злых местных кота. Поскольку местные зимовали тут, на участках, то все соседние участки, считали своими. Сторожка стояла на линии «Петербург», наш участок на линии «Новгород», а между ними бескотовый участок на линии «Севастополь».

Неделя первая по приезде. Оба кота сидят в домике. Погулять выходят только крадучись, круг вокруг фундамента дома, и бегом назад. Апельсин дела делает – Васик ему спину прикрывает, и наоборот. Злых котов боятся.

Неделя вторая. Нашим котам надоело жаться к дому, и они решили начать защищать территорию. Но «питерские» коты злые и поджарые, и нашим «новгородским» котам в открытой драке их не одолеть. Поэтому нападать на одиночных бродяг на своем участке наши коты стали дружной парой, а потом сразу бежали за помощью. То есть Васик кидается на кота, а Апельсин бежит к дому и истошными воплями зовет бабушку. Бабушка выбегает с веником и лупит захожего кота. Дальше они вдвоем (без бабушки) гонят «питерца» до участка «Севастополь» и шипят на него, после чего прячутся в дом. На следующую драку меняются (не с бабушкой, а Васик с Апельсином).

Неделя третья. Наблюдаем. Среди травы реет оранжевый флаг – хвост Апельсина, за ним переваливается шариком Васик. Новгородское ополчение обходит свою территорию. Чужие коты сидят на «севастопольском» заборе и шипят, но в драку не лезут, боятся бабушкиного веника. В садовом товариществе очень удобно удерживать территорию, все границы заборами обозначены. Итак, патруль обходит свой участок, враг сидит на командных высотах «Севастополя».

Неделя третья. Не знаю, как это случилось, но практически без драки наши коты взяли под контроль пограничные рубежи. Смотрю в окно, а там на заборе уже Васик сидит. Злые коты ходят под забором по «Севастополю», но ходят молча.

Прошел месяц. Драки начались уже на соседнем участке, но почти с той же тактикой. Бой начинается в «Севастополе», а потом «питерские» коты бегут к себе под прикрытие веника, и нагло вылизываются, сидя на заборе.

Месяц и две недели. «Новгородские» коты нагло ходят по двум заборам, как по своему, так и по «севастопольскому». При появлении чужаков шипят и плюются на них сверху, и «питерцы», поджав хвосты, идут на другие участки. Победа! Фанфары!

Жаль, зимой территория снова отойдет противнику, и в следующем году все придется начинать все заново.

46.

Просроченный Нострадамус

Электричка Харьков-Белгород. Государственная граница.
Во время движения поезда по вагонам ходят продавцы мелкого и крупного товара и громко зазывают покупателей.
- Палочки кукурузные, сладкие, соленые, со сливками, с шоколадом, со вкусом ветчины, икры, сыра! - кричит парень, неся огромный пластиковый мешок с палочками.
- Пирожки печеные! С капустой, картошкой, с яблоками, с маком, рыс с яйцом! - восклицает женщина с двумя сумками с пирожками. Пирожки у нее вкусные, мы берем с маком, потому что мака там очень много.
- Роман "Мария Стюарт"! Книга любовна, исторична! Три тома за 20 гривень! - рекламирует бабушка свой товар.

Иногда в вагон заходит парень с сумкой, полной разнообразного стекла: куски оконного, рельефного, с толщиной в 5-6 мм, бутылки. Он продает стеклорезы. Начинается представление.
Сначала он рассказывает о стеклорезе, какой он удобный и из какого материала сделан резец. Потом он начинает показывать работу стеклореза на практике: берет кусок стекла и расчерчивает его стеклорезом на полосы - прямые и волнистые, а затем ловко отламывает эти полосы. Он берет одну из отломанных полосок и начинает нарезать её кусочками, которые со звоном падают в сумку. Тоже самое он проделывает с рельефным стеклом и бутылкой. Кончики пальцев о парня замотаны синей изолентой.
- Цена одного стеклореза 20 гривен! - торжественно провозглашает он. - Если берете два - тогда 35 гривен!

Мимо нас проходит мужчина со стопками газет и журналов.
- Газеты, журналы, кроссворды, сканворды! - рекламирует он свой товар.
- Скажите, - спрашивает пассажир у продавца газет, - у вас есть просроченный Нострадамус?
- Не завезли сегодня, завтра будет! - уверенно отвечает мужчина.

Нравятся мне электрички. Там даже Нострадамус со своими предсказаниями просрочен.

48.

В детстве Олег Табаков жил с бабушкой на окраине Саратова. Недалеко был лагерь немецких военнопленных. В 1944 году в нескольких городах прошли прогоны немецких военнопленных по улицам. Шла репетиция такого прогона и в Саратове. Немцев построили, прогнали к замёрзшей Волге. Там они помёрзли с часик, и потом их погнали обратно в бараки. «И моя бабушка, - говорит Табаков, - почему-то сжалилась над ними. Это странно, потому что у неё к этому времени один сын пропал без вести на войне с немцами, другой сын вернулся с нее калекой. А она, увидев, как они мёрзнут, отрезала им от своего пайково-карточного хлебушка половину и говорит: «Олежек, отнеси!»…
Мне было так страшно – я боялся наших конвоиров, я боялся овчарок, я боялся этих немцев… Но я пошёл и отнёс им этот хлеб и – бегом назад. И я убеждён, что Господь за этот хлеб меня отблагодарил: в 1992 году, когда гайдаровские реформы довели до голода, было впору закрывать театр. И вдруг, в самую трудную минуту, звонок из Ленинградского морского порта: «Вам пришёл контейнер с гуманитарной помощью из Германии». Оказывается, какие-то театры в Германии решили собрать помощь театру Олега Табакова. Несколько раз в году они присылали эти контейнеры, и это помогло выжить артистам, не закрыть театр… Я убеждён, что так вот та горбушка мне вернулась от Бога..."
Из воспоминаний Иннокентия Смоктуновского