Шутки про братание - Свежие анекдоты

Результатов: 9

1

Новогодний капустник.
Обаму я не люблю долго- все долгих 8 лет.
Но его последние действия переполнили мою чашу терпения и я решил действовать.
Подъехал к своему свояку в индейскую резервацию- примыкающую к громадному казино и отелю, принадлежащему племени- всем 153 индейцам.
Мы по- братски обнялись- я им стал родным, когда спас вождя племени от аппендицита. Помимо этого- его сука моим сукам приходится внучатой племянницей, про собак речь, если что.
Сели, выпили и закусили, ещё выпили- и родился план спасения российских дипломатов. Индейцы, суверенная нация в своих границах, пригласила всех их на ПМЖ, поскольку в вене одного индейца нашли три капли крови русского поселенца из форта Росса.
Таким образом- все российские подданые, находящиеся в США, являются свободными индейцами и пользуются всеми правами независимой нации чумашей.Про прибыль от содержания казино вопрос не поднимался.
Злые федералы прослышали о нашей договорённости и стали окружать резервацию войсками.
Назревало великое противостояние...
Блокаду резервации прорвали израильские коммандос во главе с супер агентом Зоханом.
Сионисты, сильно обозлённые предательством Обамы в ООН, по приказу Биби Нетаниягу мобилизовали пьяных русскоязычных обитателей Лос Анджелеса- тысяч пятьсот явилось, пошатываясь, под мои знамёна.
Пришлось раздать свою коллекцию холодного оружия и горячительного -хватило всем. Стволы у всех были свои, патроны добыли.
Заняв круговую оборону , мы стабилизировали фронт.
Никто не хотел умирать- ни Банионис ни Адомайтис ни чумаши ни литовские партизаны, традиционно игравшие роль немцев, то бишь- пиндосов.
Братание началось на поле казино, где проигрывали вместе Российские дипломаты, сионисты и федералы-проигрывали все, никому не было обидно, индейцы заслужили, решили все.
Деньги кончались- заложили в ломбарде оружие.
Пёрло только казино- что ожидаемо.
Но всё хорошее приходит к концу- пришёл лесник и разогнал всех, 22 января.
Трамп вступил в должность и отозвал решения Обамы.
Я зашёл попрощаться к вождю, он сидел и пересчитывал толстые пачки денег.
Будут деньги-заходи, пригласил он и добавил:
Мы всегда рады ободрать бледнолицых до липки!

2

Мои встречи Нового Года.
Какие они были?
Очень разные-дежурство на " Скорой" с вызовом точнёхонько под куранты, помню, что пациент бесконечно извинялся- за что?, а его компания гуляла в соседней комнате, встречая Новый Год.
Видел я и новорождённых- новогодних, встречал Новый Год в операционных.
Один Новый Год я встречал медбратом в реанимации- где напились все медсёстры и все врачи- кроме одного врача, которого я зауважал и считаю примером долга и совести...А сказал- то он всего одну фразу:
"Миша, мы же не бросим больных на произвол.."
И мы бились за них спина к спине, все в мыле- два одиноких воина на ораву тяжелобольных, не потеряли ни одного- сделали все назначения, он помогал разводить антибиотики- сотни маленьких педиатрических доз, присланных по ошибке во взрослую реанимацию с гигантскими дозами внутривенных антибиотиков для септических больных...
Выстояли, под утро кончилось чистое бельё- я содрал занавески между больными, разрезали и перестелили всех в чистое. С тех пор мы сильно уважали друг друга- и я перестал уважать некоторых коллег, забывших долг, навсегда.

Однако самый памятный для меня Новый Год-помню до сих пор, много лет спустя-я встречал со своими одноклассниками, в спальном районе пригорода.К этому времени мы дружили уже много лет, прошли ЛОТОС, КВН, подсказывали друг другу,обменивались сочинениями за чертежи, уже и романтические отношения заводились.
Девочки наготовили вкусности, мальчики- шампанское.
Проводили старый, встретили Новый и загрустили с чего- то.
И тут Вальке и пришла мысль- он заводила был, все эти годы- а давайте ходить по соседям, песни петь и поздравлять людей, типа-колядовать?
Сказано- сделано, Валька с Янсиком были совсем недурные гитаристы, люди мы были спетые многими годами самодеятельности и КВНов, большая коробка шоколадных конфет у нас была, пошли...
Пятиэтажка, лежачий небоскрёб, соседний подъезд - и начали!
Звонили в двери, представлялись- узнавали как зовут соседей и пели им величальные, угощали детей шоколадом, поздравляли с Новым Годом...
Господи, как нам были рады!!
Вместо того , чтобы уставиться в телевизор-живое общение , шутки, смех, гитаристы стараются, песни ,импровизации ..
И к столу нас приглашали и на лестничной клетке танцевали и обнимали и бабушки нас целовали, гостинцы возьмите с собой..
А потом дверь открыл поэт, пригласил за стол и налил в хрустальные бокалы водку, подняли за Новый Год- и он начал читать стихи, свои, чужие, прилично читал,кстати, по памяти.
Дальнейшее братание я помню хуже, помню только чувство счастья и праздника, единения таких разных людей.." Сбитень варим"- гениально придумал Жванецкий- вот такое чувство было.
А уже хорошо под утро мы услышали Бони М и помчались их посмотреть у нашего телевизора.
Сели на пару минут и заснули, конечно же...
Много лет минуло, мальчики стали дедушками, девочки- бабушками.
А я тот Новый Год помню как вчера, рад, что он у меня был..
Желаю всем встретить наступающий Новый Год так, чтобы вам он запомнился на всю жизнь!

3

Как-то вечером Потап отправился провожать домой известную на районе красавицу Юльку Нитобург. На следующий день он появился в школе с фонарём под глазом. Искал п@зду, а получил п@зды. Со слов потерпевшего стало известно, что расправу над ним учинили негодяи из соседней школы.
Школы располагались по разные стороны от улицы Герцена. Мы контролировали территорию от улицы Герцена до проспекта Маркса, а наши соперники – от улицы Герцена до улицы Горького. Нитобург жила на улице Горького.

В принципе, мы поддерживали нейтралитет, т.е. само по себе появление на чужой территории не считалось нарушением, влекущим за собой применение мер физического воздействия, но тут вмешался дополнительный фактор – Юлька.

О случившемся Потап доложил представителям восьмых-десятых классов, собравшимся в туалете для мальчиков на четвёртом этаже школьного здания. Представители курили, плевали в окно и громко матерились. По результатам обсуждения пришли к единогласному мнению, что раз Потапа били пятеро, то ответить должна вся школа.

На следующий день мы (человек пять) отправились обедать в чебуречную. Погода установилась солнечная, курток уже не надевали. Зверь бежал прямо на нас - один из оголодавших потаповских обидчиков с ходу влетел в наши объятия, обречённо остановился и сник. Ситуация повторилась с точностью до наоборот. Но его ожидания не оправдались, немедленного возмездия не последовало. Ему указали место и время, куда он и его товарищи в любом количестве и без оружия должны явиться на раздачу. Парламентёр поневоле разом повеселел, за что тут же получил увесистый пендаль. Никто с ним шутить не собирался.

В ближайшую субботу после уроков (в то время в школах была шестидневка) ученики старших классов не расходились. Мелюзгу отсеивали. Оставили трёх или четырёх семиклассников.
Подтягивались жители Кисловских и других переулков нашей зоны влияния, в том числе те, кто уже закончил школу или учился в ней ранее, а также их товарищи. Кто-то из них принёс несколько штакетин, а один балбес – армейский штык-нож.

По конвенции мы должны были быть безоружными, поэтому в тот раз ему предложили или оставить штык, или проваливать. Он свалил (ножны были намертво приторочены к изнанке его пиджака). Штакетины тоже не взяли - оставили за пристройкой.

К месту встречи – узкому переулку возле редакции газеты «Гудок» - мы подошли в количестве 50-60 человек. Основные бойцы находились впереди нашего войска, а менее ценные члены экипажа – сзади. Такая же картина наблюдалась и в стане противника.
Тесный переулок был выбран неслучайно (и фланги прикрыты, и отступать некуда – задние ряды напирают). Дойдя до его середины, два центуриона в молчании остановились на расстоянии пяти-шести метров друг от друга.

До сих пор, когда я слышу или читаю о «стоянии на Оке» у меня перед глазами весна, узкий московский переулок, две наши толпы, втиснувшиеся в него с противоположных сторон, и абсолютная тишина, невесть откуда возникшая тогда в центре большого города.

Боя Пересвета с Челубеем протокол не предусматривал, поэтому мы замерли, ожидая сигнала к атаке. Кто-то из наших должен был заорать: - Бей гадов! - или что-нибудь в этом роде.
Крики раздались одновременно с двух сторон. С нашей стороны в сторону вероятного противника полетело: - Колька, сука, где ты был, почему на игру не пришёл?! Булыга, бля, когда рупь отдашь?! Со стороны вероятного противника до нас донеслось: - Самсон, х@ли ты там стоишь, иди сюда! Проня, закурить есть?!

Многие добровольцы из обоих воинств находились между собой в хороших отношениях. Началось братание, над переулком повисло облако сигаретного дыма, о Потапе никто не вспоминал. Первоначальное напряжение спало, однако заряженность на конфликт никуда не далась. Более того, она получила дополнительный импульс – присутствующие осознали, что наша ударная мощь увеличилась в два раза. Сильное, надо признать, ощущение.

В общем галдеже родилась простая, моментально поддержанная большинством мысль – дать п@зды школе, что на Суворовском бульваре. В рейд пошли человек сто. В эпоху футбольных фанатов такой толпой никого не удивишь, а в 1971 г. это было в диковинку. Прохожие с опаской косились на густые, нестройные ряды участников дальнего похода.

Подворотня вытянула нас в колонну, поэтому на Суворовский бульвар мы выходили группами по 4-5 человек. Не обращая внимание на машины, эти группы пересекали проезжую часть, перелезали сначала через одну чугунную ограду, потом через другую, снова пересекали проезжую часть и скрывались в подворотне напротив. На некоторое время движение транспорта по этому участку Бульварного кольца прекратилось. Водители нас пропускали.

Когда первая группа вошла во двор рядом с Домом полярников я оглянулся и увидел, что хвост растянувшейся колонны ещё находится в проходняке на чётной стороне бульвара, где жил Тэккер.
Вражеская школа встретила нас закрытой дверью. Во дворе тоже никого не было. Суббота однако. Хотя спортивная площадка нас и вместила, но яблоку упасть было негде. Вечерело.

Эх, - сказал один из наших союзников, расстегнул штаны и выплеснул всё своё разочарование на невысокий борт, опоясавший площадку со всех сторон.Через пару минут этот подвиг повторили почти все находившиеся на льдине полярники. Искра конфликта угасла. Так что, единственным результатом коллективных усилий в тот день стало искусственное болотце, созданное нами в тылу врага, в том числе, благодаря паршивой дренажной системе спортивного сооружения, находившегося на балансе у наших соперников.

Ощущение неправильности произошедшего живёт во мне до сих пор, но за рассказ я взялся вовсе не из желания облегчить свою совесть. Я вспомнил, как на втором курсе вернувшийся из Москвы Лёха сказал, что его приятель из МГИМО, с которым я был шапочно знаком, получил по морде.
- За что? – вяло поинтересовался я.
- Провожал домой какую-то Юлю Нитобург, - ответил Лёха.

4

День города.

Германия. Предгорья Альп. Небольшой городок на дороге в сторону Зальцбурга (это важно). Ресторанчик. Зал
достаточно большой. Стоит электронный рояль на котором какой-то пацанчик из клиентов пытается
изобразить Шопена.

В зале несколько разношерстных компаний. Какая-то компания работяг шушукается в углу и периодически
дружно хором над чем-то своим ржет. Кто-то из славян. Какие-то восточные люди уныло ковыряются в блюдах, явно выискивая там останки свиней. Небольшая компания прилично одетых мужичков в очечках - те вообще молча сидят, тыкаются в гаджеты и непонятно - откуда они взялись. И мы с женой и с детьми. Нас пятеро.

Входит пожилой немец в пиджаке с галстуком и в шортах. Явно подвыпил. Удивленно оглядывает зал -
и не видя соотечественников грустно садится за соседний с нами стол. Что-то заказывает из еды, в баре
прикупает себе бутылочку шнапса на полыни в тряпичном мешочке. С удовольствием выпивает рюмашку и повеселевшим взглядом оглядывает зал. Безошибочно определив в нас иностранцев, спросил - откуда мы приперлись в эту дыру?? Узнав, что из Москвы, вздохнул и пошел к пианино. Ссадив мальчишку с табуретки
начал что-то наигрывать соул-джазовое. Причем очень неплохо для деревенского дяденьки. А потом запел - густым бархатным Леонардо Коэна баритоном:

Я по свету немало хаживал, жил в землянках окопах тайге..

С сильнейшим акцентом, но с удивительно четким произношением. Мотив конечно был его собственный, но аранжировка на мой взгляд ничуть не хуже оригинального марша. Зал стих, все повернулись к исполнителю.
И тут компания хорошо одетых мужчин хорошо поставленными голосами и очень грамотно поставив тональность стали подпевать:

Похоронен был дважды заживо,
Знал разлуку, любил в тоске.

Совершенно неожиданно, компания мужиков-работяг в углу когда пошел припев грянула:

Но Москвою привык я гордиться и везде повторял я слова:
Дорогая моя столица, Золотая моя Москва!

В конце уже пел весь зал, и даже восточные люди подхватили:

И врагу никогда не добиться,
Чтоб склонилась твоя голова,
Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва!

Это было настолько неожиданно и здорово, что немец аж прослезился.
Да и мы тоже не скрывали своих слез. А все оказалось весьма просто.
Хорошо одетые мужички оказались физиками из МИФИ и ехали из Мюнхена в Зальцбург на тамошний фестиваль хоров. Сами они тоже временами пели в академическом хоре МИФИ и потому были столь грамотными певцами. Славяне-работяги были с Западной Украины и ехали наоборот из Австрии в Германию на работу. Восточные люди оказались азербайджанцами - торговцами из Нахичевани и тоже не раз бывали по делам своим и в Москве и в Мюнхене. А немец - простой учитель истории из бывшего Карл-Маркс Штадта, переехавший после объединения в соседний Берхтесгаден. Он прекрасно играл на пианино и знал множество песен на всех языках.

Потом мы пели и Let it be, и Дывлюсь я на небо, и Очи черные, и Бела Чао. На наше пение подтянулись и местные немцы с аккордеоном. Когда мы уходили - ншум, гам, веселье и братание русских, украинцев, немцев, азербайджанцев и турок было вовсю. Спасибо тебе, Йохан, за наш вечер, за то самое немецкое гостеприимство, которое реально, а не на словах объединяет народы. Спасибо и тебе, Москва, за то, что всегда и везде с нами.

5

Мне всегда нравилась Германия – может, потому, что я там родился в далеком 1971 году, может, это зов крови? И когда в 18 лет я попал в то самое место, где когда-то служил мой отец, я увидел в этом знак судьбы. Причем очутился я там в наказание за повинность: однажды я серьезно подвел штаб дивизии, перепечатав с грубыми ошибками какой-то важный генеральский документ, и меня тут же согнали с секретарской должности, которую я там занимал, лишили всех привилегий и, чтобы совсем уж добить, отправили из солнечного Куйбышева в хмурую вражескую Германию.
– Алёшин, сука тупорылая, мы тебя сгноим, так и знай, – озлобленно сказал мне капитан Тужилкин, и в ближайшие дни я был распределен в ограниченный контингент российских войск в Гарделеген.
В то самое время, как я оказался в Германии, произошли легендарные события: Берлинская стена рухнула, Западная Германия объединилась с Восточной. Ой, что тут началось! Капиталистические немцы из Западной Германии никогда не видели русских солдат, это было открытием для них, настоящим шоком! Видимо, они никак не могли понять, почему мы идем с головы до пят в свином дерьме, – а шли мы после 24-часового наряда в свинарнике, где копались в этом самом, прошу прощения, дерьме. Почему мы выглядим, как отступающая морально разложившаяся армия? Немцы на «Мерседесах» и «БМВ» останавливались, фотографировали нас, давали нам какие-то сладости, пиво, а иногда даже деньги. Целыми днями ошивались мы на местной городской свалке, где оказались тонны продуктов восточно-германских производителей. Капитализм сделал эти товары неконкурентными, и их просто выбрасывали на свалку. Горы из тортов, колбас и сосисок, вяленой рыбы, фруктов выгружались на свалку, а мы, вечно голодные солдаты, собирали их и пировали! Продукты-то были нормальные, просто капитализм страшная штука!
Жить в объединенной Германии оказалось очень интересно: все офицеры занялись бизнесом, продавали все, что плохо лежит, покупали подержанные иномарки, у некоторых было по несколько машин. Даже солдатам платили 70 западных марок, кругом были редкие для нас западные товары, отличные ботинки, фантастические кроссовки, джинсы, спортивные костюмы, всякие магнитолы и видеомагнитофоны. Эта великолепная мишура манила и соблазняла, горы шоколадок на свалке делали службу в разы веселей…
Вскоре солдаты побежали. В основном это были лица с Кавказа – они просто выходили за пределы воинской части и убегали вглубь Германии. Если бы я знал, какая история ждет мою страну в 2015-м, я бы, наверное, тоже сбежал, но я и предположить ничего такого не мог, вот всякие жители пустынь и гор оказались более прозорливыми и бросились в бега. Их ловили, мы часто срывались в погоню за очередным беглецом, патрули из разведчиков стояли в дозорах, пытаясь выловить дезертиров. В один из таких дней нас по тревоге собрали. Я, лейтенант Салпогаров и Рома Ивахин, покидав какой-то мусор в вещмешки, запрыгнули в грузовик, и нас повезли на точку, где нам нужно было находиться, чтобы перехватить очередного беглеца. Завезли нас довольно далеко, в какой-то маленький западногерманский городок. Там нас выгрузили на главной площади без еды, без воды, без средств связи, просто выгрузили и сказали: стойте, пока не заберем, ловите беглеца.
Мы уселись на какие-то продуктовые ящики и стали скучать. Через несколько часов такого сидения нам всем стало невыносимо тошно. Отупение и безысходность охватили нашу команду горе-разведчиков. Казалось, город вымер, только в одном здании невдалеке горел свет и едва слышно звучала музыка.
Неожиданно из темноты показался человек в переднике, вероятно, какой-то работник общепита. Мужчина, немного нервничая, стал нам что-то говорить, показывая рукой на то самое здание, где горел свет.
– Не понимаем! – громко крикнул ему наш лейтенант Салпогаров: он подумал, что иностранец быстрее его поймет, если он будет говорить громче.
– Мы вас не понимаем, что вам надо? Мы ловим здесь дезертира, – я тоже стал объяснять немцу, что мы здесь делаем, активно подключая жестикуляцию.
– Битте, шранце рукен! Битте, битте! – не унимался товарищ в переднике. Устав убеждать нас, он попросту стал нас как бы манить в сторону здания с музыкой – идемте, идемте туда, казалось, говорил он. Мы переглянулись. «Может, там наш дезертир? – решил наш молодой командир Миша, – Давайте сходим с ним». И потом, вдруг там есть еда, мы же не ели со вчерашнего дня!
Яркий свет ослепил нас, помещение оказалось гаштетом, местным небольшим баром, доверху набитым немцами, западными немцами! Нашими недавними оппонентами по железному занавесу! Первые несколько минут все, притихнув, рассматривали наши обросшие щетиной рожи, помятую форму и голодные глаза. Мужчина, который нас привел, между тем зашел за стойку и стал наливать что-то прозрачное из большой бутыли в стоящие перед ним 3 высоких стакана. Стаканы стояли на подносе, рядом лежали какие-то навороченные бутерброды. Взяв поднос, бармен подошел к нам.
– Битте! Дринк! Битте, официрен!
Лейтенат берет стакан, нюхает и, не поворачиваясь к нам, говорит – водка, кажись!
Точно, там была водка! Миша шепотом говорит: ну давайте, мужики, им покажем! Только не напиваться!
Не говоря ни слова, мы выпиваем каждый по 250 граммов водки, грохаем стаканы на барную стойку и хватаем бутерброды! Весь бар взрывается аплодисментами и улюлюканьем! Дальше начинается братание! Все хотят с нами познакомиться, выпить и поговорить. Через пару минут все плывет под ногами, я понимаю по-немецки, все немцы понимают по-русски. Это была сильная ночь!
Утром я с трудом отклеил лицо от асфальта. Я лежал прямо на площади, рядом с остатками костра – это жгли те самые ящики, на которых мы сидели. Рядом лежали Салпогаров, Ивахин и с ними в обнимку какой-то немец. Валялись три велосипеда – кажется, катались ночью на велосипедах, что-то такое всплывало в памяти. Кругом бутылки, блевотина, куски хлеба, ящик пива, две полные бутылки водки. Ах, помню, бармен подарил нам ящик пива и потом еще вынес водки! Лейтенант еще отказывался, мы с Ивахиным его еле-еле уговорили: неудобно, говорим, отказываться, Миш, мы не должны ударить в грязь лицом, пусть дарят! Уговорили, или Миша просто вырубился. Ивахин рылся по карманам спящего немца, какой же козел, да он и в армию попал, чтобы не сесть там за что-то.
Пили мы там дня три, весь город споили, а потом за нами приехал грузовик, и нас сняли с вахты. Того восточного бегуна-дезертира мы не поймали. Почему-то запомнилось, как я пошел пить воду с утра из крана на улице.
Пью, напиться не могу, сушняк страшный после перепоя, и тут ко мне подходит тот самый немец, которого Ивахин нагрел на бумажник, и говорит: «Дас ист крант!» И что-то еще и еще, а я его отчетливо понимаю, будто он на русском говорит: вода, мол, плохая, её нельзя пить! «Да ладно, – смеюсь, – ты нашу воду не пил, которая в казармах у нас течет». Он, кстати, искал свой бумажник – вот, говорит, потерял кошелек, дурень такой. И улыбка у него при этом такая глупо-виноватая…
Эх, Ивахин, ублюдок ты сраный…

7

Проблемы коммуникации или как начинаются драки (один пример).
Я тамада, провожу корпоративы, там, свадьбы разные, но разговор не обо мне.
Давным-давно пригласили провести меня свадьбу в одном из посёлков. Праздник идёт, музыка играет, гости веселятся. В один из перерывов между застольями наблюдаю такую картину: стоит толпа парней и внимательно слушают какую-то историю, видимо что-то интересное рассказывают. А рассказчик вошёл в раж, ничего не замечает, весь в своём повествовании. Для придания красочности своей истории, активно применяет ненормативную лексику и жестикуляцию, по-простому – машет руками.
Как говорится: ничего не предвещало беды.
Но вернёмся к нашим героям. В один из моментов, парень делает очередной широкий жест руками и произносит неопределённый артикль «БЛЯ», исключительно для связки слов. Рассказ продолжается дальше. И всё было бы хорошо, если бы не девушка, которая в тот самый момент проходила мимо. Парень случайно задел своим жестом её пятую точку. То ли в биографии девушки что-то было, то ли в мечтах, но она услышала только то, что хотела услышать. А именно слово бл@дь. Сопоставив звуковую информацию и тактильные ощущения из района пятой точки со своей жизненной позицией, она сделала правильный, с её точки зрения, вывод: её принимают за девушку лёгкого поведения. Не откладывая дело в долгий ящик, девушка побежала устраивать истерику своему молодому человеку на тему: меня здесь принимают за путану, причём вся мужская часть свадьбы, включая глухого дедушку со стороны жениха. И если ты сейчас не проявишь свои джентльменские качества и не вызовешь обидчика на дуэль, не отомстишь за поруганную девичью честь, то меня, до окончания свадьбы, три раза поимеют все мужчины на этом празднике, включая глухого дедушку со стороны жениха.
Спутник обиженной девушки, переварив информацию и воспылав праведным гневом, стал предъявлять претензии обидчику, в основном руками, иногда ногами. Та группа молодых людей, которая внимательно слушала рассказчика и была на грани оргазма от предчувствия, что вот-вот в рассказе наступит развязка, осталась недовольна грубым прерыванием повествования и стала возражать агрессивной стороне и приводить свои аргументы в виде прикосновений кулаками к его лицу. С разных сторон послышались реплики, которые сводились к одной мысли – наших бьют. Свадьба разделилась на два лагеря. Снимались пиджаки, закатывались рукава, принимались боевые сто грамм, парни накручивали себя, девушки визжали и бросались на парней, типа – не пущу на войну, там и без тебя разберутся. Общим решением, а также с команды заведующей колхозной столовой, которая гаркнула: «Пошли все ВО-О-ОН!», было принято решение, генеральное сражение устроить на улице. А что же с обиженной девушкой, спросите вы? Да ничего. Насладившись произведённым эффектом, она пошла и устроила истерику невесте, подёргала её за причёску, устала, забрала своего бойфренда и удалилась.
Побоище длилось минут двадцать. Когда количество синяков и разбитых носов достигло достаточного количества, когда были выбиты стёкла у пары машин и несколько зубов у разных людей, опять же решили разобраться в причине конфликта, а разобравшись, вернулись в помещение столовой. Дамы, вытирая кровь у своих кавалеров и прикладывая холодные предметы к синякам, смотрели на них с восхищением. Кавалеры делились впечатлениями, подчёркивая свои подвиги и принижая удаль соперников: «А я ему…». Далее были сцены примирения сторон, массовое братание, выпивка на брудершафт. Всеобщие танцы. Даже невеста, не обращая внимания на испорченную причёску, веселилась от души.

8

День ВДВ, вечер. На набережной отдельные кучки в тельняшках довольно громко празднуют, причем одна такая группа празднует достаточно назойливо и явно ищет повода "постоять" за Родину и навалять супротивнику. Сначала пытались разобраться между собой, но тут под руку очень удачно подвернулся парнишка фриковатого вида: яркая молодежная одежда, независимый взгляд. Толпа быстро его окружает, обычные разводящие вопросы - "а что это у тебя, а как, чего, зачем?.." Наконец, задают главный вопрос: "Ты знаешь какой сегодня день?" И это было их главной ошибкой! Парень не задумываясь громким голосом лупит как из пулемета: "Сегодня 84-я годовщина Воздушно-Десантных Войск, берущих отсчет от первого десантирования 12 десантников на учениях под Воронежом. Первый командующий ВДВ - Василий Филиппович Маргелов, отличительная форма десантников - берет и тельняшка, девиз ВДВ - "Никто кроме нас!", Слава ВДВ!" Толпа - в хмуром о...(цепенении) - как же, добыча срывается и как срывается . Паренек повторяет уже настойчиво: "Слава ВДВ!! С праздником!" Подходят более вменяемые тельняшки, "Слава ВДВ!", "За ВДВ", братание, мир во всем мире, дружба. Паренек с кем-то ручкается; достается бутылка, разливается, чокается. Все расходятся своими путями. Как говорил Суворов, "Удивить - значит победить" .

9

Наших куда только не заносит. Такие случаются кульбиты – сочинить даже в
пьяном угаре невозможно.

Жил-был тихий мальчик, студент физфака Боря Гофман, условно-русский из
приличной еврейской семьи. Обитал в московской общаге, потому что
приехал на учебу откуда-то не то из Черновцов, не то из Винницы.
Скромный юноша. По гулянкам не шлялся, в студенческих попойках замечен
тоже не был. Учился себе потихоньку.

В это время в университет прибывает группа американских стажеров. Начало
девяностых. Перестройка! Только-только разрешили в вузы пускать
иностранцев из не особо дружественных нам западных стран.

Вроде как для дальнейшей интеграции и в сугубо мирных целях. Боря к
москвичам-то толком присмотреться и привыкнуть не успел, а тут настоящие
живые американцы. Любопытство победило природную робость, и впервые за
три года обучения он выбирается на какой-то студенческий сходняк, где
происходит братание двух держав. Народ пьет, поет, танцует, слегка
фарцует, а кто-то уже и целуется. А Боря, не умеющий ни того, ни
другого, ни третьего, оказывается оттерт куда-то в район кухни, где ему
поручают ответственное дело в виде грязной посуды и сбора мусора.

За этой бытовой прозой его случайно замечает американская барышня, и
Боря западает ей в душу своей невероятной хозяйственностью и
домовитостью. Знакомятся. Начинают общаться. И он нравится ей все больше
и больше: не пьет-не курит, под юбку не лезет, яичницу сам готовит,
водит в музеи. Полгода плотного общения, и барышня отбывает в родные
американские штаты абсолютно влюбленной и покоренной. Да и Боря охвачен
романтичными чувствами и негой. Дальше происходит переписка, обоюдные
объяснения на смешанном русско-английском сленге и, как апофеоз -
решение пожениться. Поскольку студент для этой цели по-быстрому
смотаться в Америку никак не может, барышня, путем сложных шахматных
комбинаций, выколачивает русскую визу и едет к своему жениху, чтобы
скрепить чувство узами законного брака. Ну, само собой, начинается
хождение по инстанциям, пинки, отфуболивание от одного ответственного к
другому, в общем, нормальный наш сюр, без которого даже и жить было бы
неинтересно.

Но эти двое молоды и времени впереди у них навалом. Короче говоря, они
все преодолевают, таки сочетаются законным браком, и новоиспеченный муж
в обнимку с американской женой отбывает по месту своего нового
жительства. На север Аризоны, на территорию резервации индейцев племени
Навахо. Потому что любимая оказалась индианкой. И папа ее был индеец. И
вся родня тоже. Но Боря такой ерунде значения не придает, подумаешь,
удивили, он и сам представитель не менее угнетаемой нации. В общем,
живут –поживают. А через какое-то время тесть, который был - ни много-ни
мало - вождем племени, помирает. Поскольку наследников мужского пола он
не оставил, то, согласно обычаям, титул вождя был передан мужу старшей
дочери.

Так простой советский еврей Боря Гофман стал вождем индейского племени.
Мало того, благодаря стараниям соплеменников, получил место в палате
представителей. И снискал славу пламенного борца за права индейцев,
потому что в каждой своей речи с чувством говорил о том, как обижают его
народ:

- А ведь именно мы, -всякий раз напоминал он публике, -являемся
коренными жителями Соединенных Штатов Америки !

Партнеры

Реклама