Шутки про человеку - Свежие анекдоты |
805
Зашла молодая, очень неопрятная девушка, я бы сказала, бомжевато очень выглядящая, попросила меня купить ей кусок мыла. Указала на самый дешевый, рублей за 7, глаза такие молящие были, я дала ей 10 рублей, она купила себе это мыло, а я невольно стала за ней наблюдать.
Она прошла мимо продуктового отдела, на минуту зависла, голодными глазами посмотрела на еду и вышла. Мне стало ее безумно жалко, и безумно интересно, как такая молодая девушка (лет 25 самый максимум) могла оказаться в таком положении.
Я купила пару булочек, догнала ее. Мы посидели на лавочке, она покушала и рассказала мне, что в 18 лет у нее появился парень, который уговаривал ее переехать к нему. Она, конечно же, тоже этого хотела, но мама у нее была очень строгая и жесткая женщина, не позволяла ей. О судьбе отца ей было неизвестно вообще. Итак, в семье произошла крупная ссора, она переехала к парню, спустя некоторое время, она стала ему неинтересна и он выгнал ее. А мать не смогла простить и не приняла обратно. Первое время скиталась по друзьям, потом ей стало стыдно, она пошла на улицу
Меня эта история поразила просто. Несмотря на гигиену и т. д, я привела ее к себе, мы выкинули ее грязную одежду, я обработала ей голову керосином (на случай, если вши были), она вымылась, почистила зубы, я подстригла ее (довольно коротко, потому что волосы были испорчены), дала денег и свои старые ненужные вещи. Она аж плакала от благодарности. Когда она ушла, я обзвонила друзей, рассказала все.
Мы сняли ей комнату в общежитии за 1000 в месяц, друг помог ей устроиться уборщицей в торговый центр
Боже, как она была счастлива и благодарна. Ну и нам, разумеется, было дико приятно, что мы помогли человеку. Потом общение с ней как-то становилось реже, потерялись, в общем, со временем. И вот на днях я случайно встретила ее в магазине. Она очень хорошо выглядела, поправилась, была прилично одета. Когда увидела меня, завизжала прям от радости, кинулась обниматься.
У нее все хорошо, появился парень, работает кассиром пока что, но думаю это временно..
На следующей неделе идем с ней в театр. Она сама купила билеты, очень уж хочет нас отблагодарить.
Делайте добро, ребята. Грязные бомжи на улицах — это не отбросы общества, они люди.
У каждого из них своя история. (Я не про очевидно спившихся) Порой лишние 5 рублей помогут им выжить, а немножко внимания — возможно, начать новую жизнь.
|
807
Дай человеку рыбу и он будет сыт один день.
Дай человеку удочку и он будет сыт всю жизнь.
Дай человеку религию и он сдохнет с голоду, моля бога о рыбе.
|
|
811
Работаю журналистом на крупной радиостанции. Припомнил недавнюю забавную историю. Автомобилисты помнят, что кто-то из депутатов Госдумы внёс законопроект, согласно которому участники ДТП должны проходить переподготовку - причём не только виновник, но и пострадавший. В итоге его отменили, причём со скандалом, но дискуссия была оживлённая. Я тоже обзванивал всякие ассоциации автошкол. Все, конечно, согласны, что надо переобучать не только участников, но и пассажиров, а заодно желательно членов их семей и всех очевидцев, причём принудительно, а ещё бы и плату двойную брать, для профилактики, так сказать. И вот звоню одному из тамошних деятелей, его имя на слуху, в своих кругах известен, да и вы, читатель, его припомните, если немного напряжётесь.
Он как обычно начал мне втирать о том, где и сколько народу погибло в ДТП, как важна безопасность на дорогах, на каком месте Россия по этому параметру в Европе, и проч. Очень ярко, со свойственной ему выразительностью, и с фактами, подробными цифрами, и т.д. Прям идеальный собеседник. Я решил приколоться, и под конец его монолога заявляю с сомнением: "Да, вы всё, конечно, правильно говорите, но как же быть с ценой вопроса? Не окажется ли она обременительна?" Он мне с таким р-р-раскатом, словно председатель колхоза из советского фильма 50-х годов: "Молодо-о-о-ой человек! Да разве жизнь человеческую измеришь в звонкой монете? Вы вот парень-то ещё юный, сколько вам?"
- 27, - отвечаю.
- И вы представьте, что вдруг ваша жизнь юная оборвётся! (Трагичная нота в голосе) Сколько вы могли бы увидеть закатов на море, восходов в горах, сколько приятных моментов пропустите. А первые улыбки детей? - (Голос слёзно дрожит) - А их первые шаги? Вы готовы лишиться всего этого по вине неквалифицированного водителя? Нет? Вот и я о том. Тут, поймите, не деньги важны, деньги это - тьфу! Чушь, ерунда! Плевать я на них хотел с высокой колокольни! Важны непреходящие ценности, о которых мы все в этой спешке, в этой круговерти мегаполисов стали забывать...
Я делаю паузу, как будто прочуствовался, и заявляю ему, чуть подшмыгивая носом: "Да, но я имел ввиду не цену вопроса для водителей. Проект закона предполагает то, что автошколы будут переучивать участников ДТП за свой счёт".
- Как это? - тут же насторожился он.
- Ну так: если человек попал в аварию, значит ему оказаны некачественные услуги по обучению, и автошкола будет обязана...
- Чего это она будет обязана? - произносит с ехидным сомнением. - И того, который не виновен, тоже обучать?
- Ну как же, вы сами говорили - Европа...
- Да какая к чёрту Европа? Что мы всё Европа-Европа, у нас свои условия, нечего на иностранщину оборачиваться!
- Но продолжительность жизни, закаты на море...
- Вы редиски побольше ешьте и бегайте по утрам, как я, и будете жить долго. А в мой карман для этого лезть не надо! И, знаете, молодой человек: откровенно говоря, того водителя, которого в первый раз не обучили, того и во второй учить бесполезно!
Ну и долго ещё извергался в адрес злого государства, которое только и думает, как бы к работящему человеку в карман влезть, и т.д. Я про себя ржал. Редактору тоже понравилось, однако, сюжет всё же не вышел в эфир. Друг наш молодёжи и борец за продолжительность жизни позвонил главному и слёзно упросил снять интервью с эфира. А жаль...
|
|
813
Крутой авторитет водит гостей, показывает свой новый дом. Пришли в картинную галерею. Хозяин хвастается:
— Вот эту картинку Ростропович нарисовал. А вон ту, значит, зелененькую
— Хворостовский намалевал. А это вот Спиваков постарался, и еще вон ту в углу тоже.
Один из гостей не понял:
— Дык вроде они музыканты?
— Вован, когда я говорю человеку "рисуй", он рисует!
|
|
815
Дай человеку рыбу, и он будет сыт один день. Научи его рыбачить, и ему придется купить лодку, навигатор, рацию, спасательные жилеты, спиннинги, телескопические удилища (с кольцами и без колец), пикеры, воблеры, блесны, емкости для живца, подсачеки, бугры, липгрипы, багры, куканы, садки, катушки, эхолот, магнитные фиксаторы, прикормки, насадки, ДИП, поляризационные очки, термосы, термокружки, приманки, крючки, лески, подставки, поплавки, грузы, кормушки, вертлюги, карабины, сигнализаторы поклёвки, аэраторы, горелки, обогреватели, якорную намотку, холодильную сумку, плиту газовую, газ, накомарники, сапоги, перчатки, дождевик, камуфляжную одежду, куртку, палатку, сухое горючее, туристическую посуду, стулья, матрас, коврики, средства для розжига, свечи и ещё 387 вещей, которые совершенно необходимы на рыбалке, чтобы спокойно сидеть и пить водку.
|
|
816
Пару недель назад тут была отличная история https://www.anekdot.ru/id/948021 и она заставила вспомнить нечто издалека похожее из истории моей семьи. Хотя финал, хвала Всевышнему, был другой, и всё же. Сначала этот текст я писал для себя, может когда нибудь дети прочтут. Потом подумал, решил поделиться. Будет очень длинно, так что тем кто осилит буду благодарен.
"Судьба играет человеком..."
Война искарёжила миллионы судеб, но иногда она создавала такие сюжеты, которые просто изложи на бумаге и сценарий для фильма готов. Не надо выдумывать ничего, ни мучиться в творческих потугах. Итак, история как мой дедушка свою семью искал.
Деда моего призвали в армию в сентябре 1940-го, сразу после первого курса Пушкинского сельскохозяйственного института. Обычно студентов не брали, но после того как финны показали Советской армии где раки зимуют в Зимней Войне, то начали призывать в армию и недоучившихся студентов. Впрочем... наверное я неправильно историю начал. Отмотаем всё на 19 лет назад, в далёкий 1921-й год.
Часть Первая - Маленькая Небрежность
Началось всё с того что мой дед свой день рождения не знал. Дело было простое, буквально через неделю-полторы после того как он родился, деревня выгорела. Лето, сухо, крыши из соломы, и ветер. Кто-то что-то где-то как-то не досмотрел, полыхнуло, и глянь, почти вся деревня в огне. Дом, постройки, всё погибло, лишь кузня осталась. Повезло, дело утром было, сами спаслись. Малыша регистрировать, это в город надо ехать. Летом, в горячую пору, можно сказать потерянное время. В себя придём, время будет, тогда и зарегистриуем. Если мелкий выживет конечно, а это в те годы было далеко не факт.
Отстроились с горем пополам. В следующий раз в город прадед выбрался лишь в конце зимы. И сына записал, что родился мол Мордух Юдович, 23-го февраля, 1922-го года. А что, день хороший, запомнить легко, не объяснять же очередному "Ипполиту Матвеевичу" что времени ранее не было. Дед сам об этом даже и не знал долгие годы, прадед лишь потом поделился. На дальнейшие дедовы распросы, "а какая же настоящая дата моего рождения?" отец с матерью отвечали просто, "Ну какая теперь разница? Да и не помним мы, где-то в конце июля."
Действительно, разница всего 7 месяцев, но они как раз и оказались весьма ключевыми. Был бы малец записан как положено, в сентябре 1939-го шёл бы в армию, а там война с финнами, и кто знает как бы судьба сложилась. А так, на момент окончания школы, ему официально 17 с половиной лет. Поехал в Ленинград в институт поступать. Конечно можно было и поближе, как сестра старшая, Рая, что в Минск в пединститут подалась. Но в Ленинграде дядька проживает, когда летом в деревню приезжает родню навестить, такие чудеса про этот город рассказывает.
На кого учиться? Да какая по большому счёту разница. Подал документы в Военно-Механический. Место престижное конечно, желающих немало, но думал повезёт. Но не поступил, одного балла не хватило. Возвращаться домой не поступивши стыдно, даже невозможно, ведь там ждут будущего студента. Что делать? Поступать в другой институт? Так уже пожалуй поздно. Впервые в жизни сгустились тучи.
Но подфартило, как в сказке. Оказывается бывали институты куда был недобор. А посему "охотники за головами" ходили по другим ВУЗам и искали себе студентов из "отверженных." Так расстроеного абитуриента обнаружил "охотник" из Пушкинского сельскохозяйственного института.
- "Чего кислый такой?"
- "Не поступил, что я дома скажу?"
- "Эка беда. К нам пойдёшь?"
- "А на кого учиться?"
- "Агрономом станешь. Вся страна перед тобой открыта будет. Агроном в колхозе большая фигура. Давай, не пожалеешь. А экзаменов сдавать тебе не надо, твоих баллов из Военмеха вполне достаточно. Ну что, договорились?"
Тучи развеялись и засияло солнце. Теперь он не постыдно провалившийся неудачник, а студент в почти Ленинграде. И серьёзную профессию в руки возьмёт, не хухры мухры какие-то.
- "Конечно согласен."
Год пролетел незаметно. Помимо учёбы есть чем себя занять. На выходных выбирался в город, помогал тётушке пивом из бочки и пироженными торговать супротив Мюзик-Холла. Когда время свободное было ходил по музеям и театрам, благо места на галерке копейки стоили. Бывал сыт, пьян, и в общагу бидон с пивом после выходных приносил, что конечно способствовало его популярности.
Учёба давлась легко... почти. По математике, физике, химии, и гуманитарным предметам - везде или пять или твёрдая четвёрка. Единственный предмет который упрямо не лез в голову - биология. Там, не смотря на все старания, красовалась жирная двойка.
Казалось бы, фи - биология. Фи то оно, конечно, фи, но для будущего агронома это предмет наиважнейший, ключевой. Проучился год, и из всего курса запомнил лишь бесовские заклинания "betula nana" и "triticum durum", что для непосвящённых означало "берёза карликовая" и "пшеница твёрдая." Это конечно немало, но для заветной тройки явно недостаточно. Будущее снова окрасилось мрачными тонами, собрались грозовые тучи и запахло если не отчислением, то пересдачей. Но кто-то сверху улыбнулся, снова повезло - спас призыв.
Биологичке, уже занёсшей длань дабы поставить заслуженную двойку за год, студент хитро заявил:
- "Пересдавать мне некогда. Я в армию ухожу, Родину защищать буду. А потом конечно вернусь в любимый институт. Может поставите солдату тройку?"
- "Ладно, чёрт с тобой, держи трояк авансом. Только служи на совесть."
И тучи снова рассеялись и засияло солнце.
В армию пошёл с удовольствием. Это дело серьёзное, не книжки листать и нудные лекции слушать. Кругом враги точат зуб на социалистическое государство, а значит армия это главное.
- "Кем служить хочешь?" насмешливо поинтересовался военком.
- "Всегда хотел быть инженером. Может есть инженерные войска?" робко спросил призывник.
- "Как не быть, есть конечно. Да ты из Беларусии, вот как раз там для тебя есть местечко. Гродно, слышал такой город?"
Перед самой армией побывал чуток дома, родных повидал. При расставании бабушка подарила ему вещмешок, сама сшила. Сказала "храни, принесёт удачу. Ты вернёшься, а я чую что тебя уже больше не увижу." Ну и мать с отцом обняли "Ты там служи достойно, письма писать не забывай."
Попал призывник в тяжёлый понтонный парк под Гродно. Романтика о службе в армии вылетела очень быстро, а учёба в институте вспоминалась с умилением и тоской. Даже гнусная биология перестала казаться такой отвратной. Гоняли солдатиков нещадно, и в хвост и в гриву, уж очень хорош недавний урок от финнов был. Учения, марши, наряды, и снова марши, и снова учения. Понтоны штуки тяжёлые, таскать их радости мало. Вроде кормили неплохо, но для таких нагрузок калорий не хватало. Одно спасало, изредка приходили посылки из дома, там был кусковой сахар. На долгих маршах кусочек потихоньку посасывал, помогало.
Полгода пролетело. Хотя и присвоили звание ефрейтора, но радости было мало. На горизонте было весьма сумрачно, но как обычно появился очередной лучик солнца. Пришёла сверху разнарядка "Предоставьте солдат и сержантов в количестве 20 штук из тех у кого есть неоконченное высшее образование для прохождения курсов младшего комсостава. Окончившим курсы будет присвоено воинское звание младший лейтенант."
Это шанс. Однозначно по службе послабление будет. Неоконченное высшее, так оно есть. А самое главное, курсы то будут в ставшем таким родным Ленинграде. "Хочу, возьмите." И снова лучик солнца сквозь тучи пробился. Повезло, приняли, стал солдат курсантом. Родителям написал, "гордитесь, сын ваш скоро будет красным командиром." Дядьке с тётушкой тоже весточку послал "ждите, скоро буду в Ленинграде."
В апреле 1941-го курсантов со всей страны собрали в Инженерном Замке. Сердце пело и жизнь сверкала всеми цветами радуги. Учиться в Ленинграде на краскома это вам ребята не понтоны таскать. Так сказать, две больших разницы. А главное, от Инженерного Замка до Кировского Проспекта, 6 где дядюшка с тётушкой обитают, чуть ли не рукой подать. "Лепота. Это я удачно на хвост упал." рассуждал курсант. И почти сразу же мечты были разбиты.
Конечно изредка занятия бывали и в Инженерном Замке, но в основном курсанты базировались в Сапёрном. А где ещё будущих сапёров держать? Там им самое место. А курсы оказались ох не сахар, и уж никак не легче чем обыкновенная служба. Увольнительных почти не давали, да и те кто получал, редко имел возможность добраться до Ленинграда. Настоящее уже не казалось таким замечательным, но в будущем виднелись командирские кубики, и это прибавляло силы. Родителям изредка писал, "учусь, ещё несколько месяцев осталось, всё нормально."
А 22-го июня, 1941-го мир перевенулся. Хотя о войне с возможным противником говорили на политзанятиях и пели песни, была она неожиданной. Курсантов срочно собрали в Инженерном Замке на митинг. Там звучали оптимистичные речи и лозунги: "Дадим жёсткий отпор коварному врагу" твердил первый оратор. "Разобьём врага на его же территории" вторил замполит. "Куда немчура сунулась? Да мы их шапками закидаем." уверенно заявлял комсорг.
"Товарищи курсанты" огласил начальник курсов. "Мы теперь на военнном положении и вы передислоцируетесть под Выборг, будете строить защитные рубежи на случай если гитлеровские подпевалы, белофинны, посмеют нанести там удар. Все по машинам." Отписаться и сообщить семье не было не малейшей возможности. Тучи сгустились и стало мрачно как никогда раньше.
Часть Вторая - Эвакуация
А вот в родной деревне всё было непросто. Рая, старшая сестра, только закончила 4-й курс и была на практике в Минске. Дома оставались отец, мать, две младшие сестры (Оля и Фая), бабушка, и множество дядьёв, тёть, и двоюродных. У всех был один вопрос "Что делать?"
Прадед был мужик разумный и рассуждал логично. Немцев он ещё в Первую Мировую повидал пока их деревню оккупировали. Слово плохое грех сказать. Культурные люди, спокойные. Завсегда платили честную цену. Воровать ни-ни, мародёров сами наказывали. А идиш, так это почти немецкий. Бежать? Так куда? Да и зачем? Да и как уехать, лошади нет, старшая дочка не пойми где. Слухами земля полнится, дескать Минск бомбят, может уже сдали. Не бросать же её. Жива ли она вообще?
Нет, ехать решительно невозможно. Матери 79 лет, хворает. Братья - один в Ленинграде, другой в Ташкенте, а их жёны с детьми тут. Причём Галя, которая ленинградская, на сносях, вот вот родит. Подождём. Недаром народная мудрость гласит "будут бить, будем плакать."
Одна голова хорошо, но посоветоваться не грех. Поговорил со стариками и даже с раввином. Все в один голос твердят. "Ну куда ты помчишься? От кого? А то ты немцев не видал, порядочный народ. Да может колхозы разгонят, житья от них нету. Уехать всегда успеешь." Убедили. Одно волновало, что с дочкой? Хоть и не маленькая уже, 21 год, но всё же спокойнее если рядом.
Так в напряжении прожили 9 дней. А на десятый она пришла. Точнее, доковыляла. Рассказала ужасы. Минск бомбили, город горит, убитых масса. Выбралась в чём была, из вещей лишь личные документы. Чудом поймала попутку что шла на Гомель. Потом шла пешком и заблудилась. Далее крестьяне на подводе добросили до Довска. После опять пешком брела. Туфельки приказали долго жить, сбила все ноги до костей, а это худо. Зато теперь семья вместе, а это очень даже хорошо.
Иллюзий у прадеда поубавилось, но решимости ехать всё равно не было. Конец сомненьям положил квартирант, Василий. Когда сын в Ленинград уехал, его комнатушку решили сдать и пустить жильца. Прабабушка о нём хорошо заботилась, и подкармливала, и обстирывала. Вася был нездешний, откуда-то прислали. Сам мужик партейный, активист, работал в сельсовете. По национальности - беларус, но на идиш говорил не хуже любого аида, а на польском получше поляков.
"Юда" сказал он "ты знаешь как я к тебе и твоей семье отношусь. Скажу как родному, плюнь на речи раввина и этих старых идиотов-советчиков. Поверь мне, будет худо, это не те немцы. И они тут будут скоро, не удержим мы их. Пойми, тех немцев что ты помнишь, их больше нет. Сам не хочешь ехать, поступай как знаешь, но девок отправь куда подальше отсюда. Пожалей их." Удивительно, но прадед послушал его, уж больно хорошо тот умел убеждать (Василий потом ушёл в партизаны, прошёл всю войну, выжил. Потом опять долгие годы в администрации колхоза работал. Больших чинов не нажил, но уважаем был всей деревней, пусть земля ему пухом будет.)
Решили ехать, тем более что стало чуток легче. Одна невестка с двумя детьми в одно прекрасное утро исчезла не сказав никому ни слова. Как после оказалось, деньги у неё были. Она втихую наняла подводу, добралась до станции, и смогла доехать как то до Ташкента и найти мужа (кстати её сын до сих пор здравствует, живёт в Питере). Прадед тоже нанял подводу, и целым кагалом поехал. Жена, 3 дочери, мать, невестка с сыном, сам восьмой. Куда ехать, ясного мало, но все вроде рвутся на станцию.
А там ад кромешный. Народу сотни и тысячи. Поездов мало, куда идут непонятно, время отправки никто не знает, мест нет, вагоны штурмуют, буквально по головам ходят. Кошка не пролезет, не то что семью посадить с бебехами. Тут прадед хитрость придумал. Пошёл к домику где начальство станции, и начал в голос причитать. "На поезд не сесть, уехать невозможно. Осталось одно, лишь с горя напиться." Просильщиков было много, их уже работники станции уже и не слушали, но тут встрепенулись, ведь о водке речь зашла. А водка во все времена самая что ни на есть твёрдая валюта. "Есть что выпить?" "Есть пару бутылок, коли посадите на поезд, вам отдам." "А ну пошли, сейчас место будет."
Места действительно нашлись. Счастье, чудо из чудес. Можно смело сказать - спасение. Но тут, невестка учудила "каприз беременной."
-"Никуда не поеду." вдруг заявила.
-"Ты что, думай что говоришь? Тут место есть, потом и слезами добытое. Уезжать надо." - орал прадед.
- "Нет, я не поеду. Хочу к сестре, она тут недалеко живёт. Вы езжайте, а я с сыном к ней пойду."
А поезд вот-вот отправится. Невестку жалко, племянника тоже, всего 12 лет ему, но своих дочерей и жену жалче не менее.
- "Ты уверена, давай с нами?" уже молит прадед и слышит твёрдое "нет."
Это худо, но стало куда хуже.
- "Я тоже не поеду. С ней остаюсь. Ей рожать скоро. Помогу как могу. Мне помирать скоро, а я вам в дороге дальней обузой буду." - заявила мать.
- "Мама, ты что?"
- "Езжай сынок, вас благославляю. Но я остаюсь, а вам ехать надо. Внучек спасай. Мотика (это мой дед) если доведёт Господь увидеть, поцелуй за меня." и вышла из вагона. Тут и поезд тронулся.
(К истории этот параграф отношения не имеет, но всё же... Что произошло на станции, рассказать некому. Скорее всего невестка и прапрабабушка банально друг друга потеряли в этом Вавилонском столпотворении. После войны прадед много расспрашивал и выяснил:
1) Невестка с племянником добрались до её сестры. Та уезжать не захотела. Их так всех и расстреляли через пару недель около Рогачёва.
2) Прапрабабушка как-то вернулась в деревню. До расстрела она не дожила. Младший сын соседей (старшие два были в РККА), Коршуновых, что при немцах подался в полицаи прадеду рассказал следущее. Мать вернулась и увидела что из её дома соседи барахлишко выносят. Начала возмущаться, потребовала вернуть. Они её и зарубили, прямо во дворе собственного дома.
3) К деревне согнали несколько таборов цыган. Расстреляли 250 человек. Евреев сначала согнали в одну часть деревни и держали там несколько дней. Потом расстреляли и их, почти 500 человек. Среди них и дедовы дядя, тётя, и двое двоюродных.
Долгое время там просто был холмик, только местные знали что под ним лежит. В конце 1960-х на братской могиле поставили памятник. Лет 30+ назад я его видел, хотя и мелким был, но запомнил.)
Самого Коршунова потом судили за службу в полиции. Он 5 лет отсидел, вернулся в деревню и работал трактористом. )
С поезда на поезд, пересадка за пересадкой, и оказался прадед с семьёй около Свердловска. Километров 250 от него есть станция Лопатково, там и осели. Прадед нашёл работу в колхозе кузнецом. Могли изначально хороший дом и корову купить, денег как раз впритык было, но прабабушка возмутилась "Один дом и корову бросили, потом ещё один бросать. А денег не будет, с чем останемся? Да и всё это закончится через месяц-другой." В итоге приобрели какую-то сараюху, только что бы как то летом перекантоваться. Через пару месяцев оставшихся денег еле-еле хватило на несколько буханок хлеба. Но живы, а это главное. Одно беспокоило, а что с сыном. От него ни слуху ни духу.
Страшная весть пришла в январе 1942-го. Она гласила "Командир взвода, 224-й дивизии, 160-го полка, младший лейтенант М.Ю.П. пропал без вести при высадке десанта во время Керченско-Феодосийской операции."
Часть 3. Потеряшка
А курсанта водоворот событий понёс как щепку. Все курсачи рыли окопы, ставили ежи, минировали дороги у Выборга примерно до середины августа 1941-го. А потом внезапно одним утром пришёл приказ, "срочно обратно, в Ленинград. Курсы будут эвакуированны. К завтру вечером что бы были в Ленинграде как штык."
Машин не дали, сказали "транспорта нет. Невелики баре, и пешком доберётесь, вперёд." Это был первый из трёх дедовских "маршей смерти". Август, жара, воды мало, голодные, есть лишь приказ. От Выборга до Ленинграда 100 километров. И шли без остановки, спя на ходу, падая от усталости, солнечных ударов, и обезвоживания. Кто посильнее, тащил на себе ослабевших. Последние километров 15-20 большинство уже шло в полусознательном состоянии, с закатившимися глазами, и хрипя из последних сил. Каждый шаг отдавался болью, но доползли, никого не бросили.
Тут сверкнул небольшой лучик солнца. Объявили, курсы переводят в Кострому, отъезд завтра утром. В этом бардаке, ночью, он чудом смог выбраться к дяде на Петроградку на несколько минут, сказал что их эвакуируют, и попрощался. Повезло однозначно, за неделю-полторы до того как смертельное кольцо блокады сомкнулось вокруг Ленинградов, курсантов вывезли.
В Костроме пробыли совсем недолго. Учить их было некогда, а младшего комсостава на фронте не хватало катастрофически, ведь их выкашивало взводных как косой. Всем курсантам срочно бросили по кубику на петлицу и распределили. Тем кто учился получше дали направление на должность комроты, кто похуже комвзвода, и большинство новоиспечённых краскомов отправились на Кавказ ( https://www.anekdot.ru/id/896475 ).
Хотел с Нового Афона родителям отписаться, что мол жив-здоров, а куда писать? Беларуссия уже давно под немцами. Да и вопрос большой живы ли они? Что фашисты с мирным населением в целом творили, и с евреями в частности он прекрасно осозновал. В сердце теплилась надежда, что "вдруг" и "может быть" ведь батя мужик практичный, может и придумает чего. Но мозг упрямо твердил, чудес не бывает, сгинули родители и сестрички как и сотни тысяч других в этом аду. А когда пару аидов встретил и их рассказы услышал, последние иллюзии пропали, понял - остался он один.
Весь горизонт заволокли грозовые тучи. В душе поселилась ненависть и злоба и... удивительное дело, страх исчез совсем. В одночасье. Раньше боялся что погибнет и мама с папой не узнают где, а теперь неважно. "Выжить шансов нет", решил. В 19 лет себя заранее похоронил. Как оно пойдёт, так и будет. Об одном мечтал, хоть немного отомстить и жил этой мыслью.
А далее был Керченско-Феодосийский десант, был плен, и был побег ( https://www.anekdot.ru/id/863574 ). И снова подфартило как в сказке, выжил, видно кто-то сильно за него молился. И в фильтрационном лагере повезло стал бригадиром сотни. Хоть и завшивел и голодал, но даже не простудился. Более того, проверку прошёл и звание не сняли. Ну и как вишенка на торте, тех кто успел проверку пройти, отправили снова на Кавказкий фронт, вывезли из Крыма за пару недель до того как его во второй раз немцам сдали. Большой удачей назвать приключение трудно, но на этом свете лучше чем на том, так что уже хорошо.
Получил новые документы (https://www.anekdot.ru/id/923478 ) и...еврей Мордух Юдович исчез. Теперь появился на свет совсем новый человек, беларус - Михаил Юрьевич. Документы то конечно новые, но на душе легче не стало. Оставалось одно, стиснуть зубы, воевать и мстить.
За чинами не гнался. Воевал как умел и на Кавказе, и под Спас-Демьянском, и под Смоленском. Когда надо в атаку ходил ( https://www.anekdot.ru/id/884113 ), когда надо на минные поля ползал. "Спины не гнул, прямым ходил. И в ус не дул. И жил как жил. И голове своей руками помогал." Почти два года на передовой, лейтенантом стал, и даже ранен не был.
"Счастливчиком" его солдаты и офицеры называли, ибо везло необычайно. У всех гибло 30-40% состава, а у него по 2-3 бойца за задание. Самые низкие потери из всех взводов в батальоне. А солдаты и командиры же видят кому везёт, так везунчиков почаще на задания посылают, дабы потерь поменьше было. Но про себя знал, не везение это. Злоба и ненависть спасают. "Чуйка" звериная появилась, опасность кожей чувствовал. Если жив до сих пор, то лишь потому что бы кому мстить было.
Однажды, в середине 43-го мысль мелькнула, узнать а как дядька в Ленинграде? То что любимый город в блокаде он осознавал, но удивительное дело, говорят что письма иногда туда доходят. Знал что там худо, голодно и холодно, но город держится. А дядька-то хитрец первостатейный, этот и на Северном Полюсе устроится ( https://www.anekdot.ru/id/898741 ). Чем чёрт, не шутит, послал письмецо. О себе рассказал, что жив-здоров, и спросил, может о родителях и сестричках знает чего? И чудо из чудес, в ответ письмо получил прочитав которое зашатался и в глаза ослепительно ударило солнце.
Часть 4. Сердце матери.
Семья в Лопатково осела, прадед работать начал. Голодно, холодно, но ведь живы. Отписался брату в Ленинград, рассказал и о матери и что его жена с ними эвакуироваться не пожелала. Спрашивал может о Моте весточка какая есть, ведь он в Ленинграде учится. Тот ответил, что курсантов эвакуировали в Кострому, а большего он не знает. Стали переписываться, хоть и не часто, но связь держали. Низкий поклон почтальонам тех времён, не смотря на блокаду доходили письма в осаждённый город и из города на Большую Землю.
Прадед и прабабушка за поиски взялись. О том что сын на Кавказ направлен выяснили, благо на каких курсах сын учился они знали. Запросы слали и вот ответ пришёл о том что "пропал ваш сын без вести." (впрочем каким он ещё мог быть, ведь Мордух Юдович действительно исчез, по документам теперь воевал совсем другой человек). Прадед почернел, но крепился, ведь он один мужик в семье остался. Ну а мать и сёстры белугой ревели, бабы - ясное дело. А потом жинка стала и веско молвила "Мотик жив, сердце матери не обманешь. Не мог он погибнуть. Никак не мог. В беде он сейчас, но жив. Я найду его." Прадед успокаивать её стал, хотя какое тут к чертям собачьим успокоение. А она как заклинание повторят "Не верю. Не верю. Не верю. Живой. Живой. Живой."
С тех пор у неё другая жизнь началась. Надеждой она жила. Хоть семья голодала, мать стала "внутренний налог" с домашних взымать. Экономила на чём могла, сама не ела, но изучила рассписание и к каждому составу с раненными выходила. Приносила когда хлеба мелко нарезанного, когда картошки сваренной, когда кастрюлю с супом. Если совсем туго было, то всё равно на станцию шла, без ничего. Ходила от вагона к вагону, подкармливала ранненых чем могла и спрашивала лишь одно "С Беларусии кто нибудь есть? Из под Гомеля? Сыночка моего не видели? Не слыхали? Младший лейтенант П." Из недели в неделю, из месяца в месяц, в жару, в стужу, всё равно.
Прадед и дочери умом то всё понимали, убеждать пытались что без толку всё это. Самим есть нечего. Но разве её переубедишь? "А вдруг он голодает? Может его чья-то мать подкормит." твердила. Прадед после говорил, что она каждую ночь об одном лишь молилась, сына ещё разок увидать. А потом вдруг неожиданно свезло, солдатик один раненный сказал "В нашем батальоне лейтенант с такой фамилией был. О нём ещё недавно в "Красной Звезде" писали, правда имя и отчество не помню."
Эх лучше бы не говорил этих слов. Обыскались, но тот выпуск газеты нашли. Действительно лейтенант П., отличился, награждён Орденом Красного Знамени (большая награда на 1942-й год), назван молодцом, вот только имя и отчество в заметке не указаны. В газету написали, стали ответа ждать. Пришёл ответ, расстройство одно "данных об имени и отчестве у нас нет. И военкора что ту заметку писал тоже в живых уже нет." На матери лица нет, посерела вся. Ведь нету хуже ничего чем погибшая надежда. (К слову, в "Красной Звезде" та заметка была по дедова троюродного брата. Он погиб в самом конце 1942-го.)
Жизнь тем временем идёт. Даже свезло немного, старшая дочка в колхозе учительницей устроилась, хоть какая-то помощь с едой, ведь она карточки получает. И средняя дочка в Свердловске в мединститут устроилась, там стипендия, хоть и небольшая.
И вдруг как гром среди ясного неба, из блокадного Ленинграда прадедов брательник весточку прислал. "Жив твой сын" говорит. "Недавно письмо от него получил. Я ему отписался и твой адрес и данные сообщил." Прадед тут же ответ написал "Не верю. Ты сызмальства сказки рассказывать любил. Нам извещение пришло, что он пропал без вести. А что это значит, мы знаем. Матери я ничего не скажу, если вдруг неправда, то она просто не переживёт. Перешли нам его письмо."
Часть 5. Найдёныш.
Письмо от дядьки ошарашило. То что тот сам как нибудь выкрутится, тут сомнений мало было ибо дядька был мужик с хитерцой, его за рупь за двадцать не взять. Но что родители и сестры целы, вот чудеса в решете. Первым делом письмо написал в далёкое Лопатково, что дескать жив, здоров, имя-отчество у него теперь другое, по званию он нынче лейтенант, служит сапёром в 1-ой ШИСБр (штурмовая инженерно-сапёрная бригада), взводом командует, даже орден имеется. Воюет не хуже остальных, только скучает сильно. А главное, пускай знают что он аттестат оформит дабы они оклад его могли получать, ибо ему деньги не нужны. Ну а вторым делом, сей же час аттестат оформил. Стал ответа ждать.
Пока ждал, внутри что-то щёлкнуло. Нет, воевал как и прежде, но для себя понял, теперь что-то не так. Не может столько везения одному человеку судьба даровать. И сам целёхонек и семья цела. "Чуйка", она штука верная, должно что-то нехорошее произойти. Просто этого не избежать.
И как накаркал, у деревни Старая Трухиня посылают всю роту проходы перед атакой делать. Проходы смайстрячить, это дело привычное, завсегда ночью ползли, но изначально осмотреться следует. Днём до нейтралки дополз, в бинокль поизучал, понял, коварная эта высота 199.0. Здесь его фарт закончится однозначно, укрепления у немцев такие, что мама не горюй. Других вариантов конечно нет, но обидно, очень обидно погибать в 21 год, особенно ведь только семью нашёл, а повидать их уж не придётся. Написал ещё письмецо, не дождавшись ответа на первое. "Дорогие родители и сёстры. На опасное задание иду. Коли не судьба свидеться, то знайте, что я в родной Беларуссии."
Эх, не подвела "чуйка". До колючки добрались, да задел один солдат что-то, забренчало, загрохотало, и с шипением полетели в небо осветительные ракеты. Стало свето как днём, наши как на ладони и вдарили немцы из пулемётов и миномётов. Вдруг обожгло и рука стала мокрой и тут же онемела. Осколки в плечо и лопатку вошли, боль адская, и что ты сделаешь? Кровь так и хлыщет, сознание помутнилось, одно хорошо, замком Макаров не растерялся и волоком к своим потащил. Нет, не закончилась пруха, доползли до своих. Хоть и ночь, но казалось что солнца лучик сквозь тучи пробивает.
Рану промыли, какие могли осколки вытащили, перевязали и на санитарный поезд погрузили. Ранение тяжёлое, надо в тыл отправлять. Страна большая, госпиталей много. Как знать куда занесёт? В поездах уход плохой, рана загнила, обезболивающих нет, санитарки просто ложкой гной вычерпывают, больно и неприятно до ужаса. Опять тучи сгустились, все шансы есть что гангрена начнётся и до госпиталя просто не дотянет.
Из всех городов огромного Советского Союза, попал в госпиталь ... в Свердловске. "Операцию надо срочно", врач говорит. "Завтра оперировать будем. Осколки удалили не все. Надо и рану хорошенько промыть и зашить. Ты пока с силами соберись, тебе они завтра понадобятся. Если чего надо, ты санитарок зови."
Лежит, чувствует себя весьма погано. Сестричек позвал, попить дали. "Вы откуда?" спросил. "Да мы тут в мединституте учимся. Практика у нас." Вдруг как громом ударло, дядино письмо вспомнил где он о семье писал. "А вы девчонку такую, Оля П. не знаете? На втором курсе у вас думаю учится. Не сочтите за труд, узнайте. Коли найдёте, скажите что её брат тут."
На утро операцию сделали, а когда очнулся около постели сестра Оля с подружкой сидели. Впервые за долгие годы заплакал. На маршах смерти стонал, но слёз не было. В расстрельной шеренге губы до крови кусал, но глаза сухие были. Друзья и товарищи гибли, и то слёзы в себе держал. Даже когда ранило, и то не плакал. А тут разрыдался как маленький.
Тучи окончательно рассеялись, и ослепитально засияло солнце, хоть и хмурый ноябрь на дворе. Выздоровел через пару месяцев, выписали. В Лопатково на целый день съездил (https://www.anekdot.ru/id/876701 ). Через долгих 3.5 года наконец родителей и сестёр обнял. Целый день и целую ночь с мамой, папой, и сестричками под одной крышей провёл. Это ли не настоящее счастье? А как мать расцвела, как будто помолодела лет на 25.
Далее с его слов "А что до конца войны оставалось "всего" полтора года, так и потерпеть можно. Ведь главное что семья жива и в безопасности. Полтора года войны, да разве это срок, можно сказать "на одной ноге отстоял." И хоть опять был фронт, Беларуссия, Польша, Пруссия, Япония, минные поля, атаки, ордена, ещё ранения, но солнце продолжало светить ярко. И "чуйка" громко говорила, "Ты вернёшься. Вернёшься живой. И семья тебя будет ждать. Всё будет хорошо."
Что ещё сказать? Пожалуй больше нечего.
|
|
818
- Как вы думаете, можно ли депутатов заменить роботами? - Нет, конечно. Согласно первому правилу робототехники, робот не может причинить вред человеку.
|
|
819
- Как вы думаете, можно ли депутатов заменить роботами? - Нет, конечно. По первому правилу робототехники, робот не может причинить вред человеку.
|
|
820
О самозванцах. Они всегда были, есть и будут. Пусть не такие масштабные, как серия Лжедмитриев или Емельян Пугачев, но все равно есть персонажи, которые желают приписать себе несвойственные им качества и заслуги.
В начале девяностых жил в нашем районе один пожилой мужчина. Числился ветераном ВОВ, имел даже несколько орденов и медалей. Цеплял их на пиджак по праздникам, даже рассказывал подрастающему поколению о своих боевых подвигах. Но, несмотря на количество лет, прошедших с 1945 года, неплохо сохранился. Мой отец, 1935 года рождения, например, выглядел несколько старше «ветерана». В отличие от «орденоносца» войну он видел еще ребенком – их деревня несколько месяцев была занята немцами, одного из его братьев застрелили просто за то, что взял кусок сала - очень хотел кушать...
Будучи человеком любознательным, да, к тому же, депутатом районного совета депутатов, отец просто проверил паспортные данные нашего «бойца, не видевшего фронта», чему был несказанно удивлен: Гражданин П. родился в 1942 году, и единственный ущерб, который он мог нанести войскам Вермахта, мог заключаться в триппере, которым его мама «наградила» оккупанта в процессе зачатия «героя».
Миф был развенчан, «ветеран» - разоблачен и расстроен, справедливость восторжествовала. А осадок остался… У всех. Непонятно, только, зачем было пожилому человеку цеплять на себя «павлиньи перья»?
|
|
821
16/06/2018 - 01:58. Автор: МасуакаЧтобы сделать решительный шаг вперед, человеку часто не хватает увесистого пинка под зад.======================== Таким пинком когда то было распределение после ВУЗа.////////// ХЗ что там у вас после вуза случилось, даже представить страшно.===============================Ну да. пинок был такой, что я улетел на Сахалин.
|
|
827
Ехал в такси. Приложение сразу сказало - тысяча с вас, рублей. Я согласился, цены знаю.
Подъезжаем, значит, к нашему району, гляжу в приложение - русским языком написано - две тысячи, будьте добры, выньте да положьте.
Не то, чтобы я жадный. Но за две тысячи, вообще-то, я должен был ехать в лимузине, в окружении обнаженных мулаток с опахалами и шампанским!..
Что случилось, думаю - мы преодолели прерии, пока я спал? я пропустил тайфун? приходила Анжелина Джоли?
С чего Рахмет на 'солярисе' так удорожал? В два раза!..
Делаю лицо серьезное, пишу специально обученному человеку своё короткое письмо, суть которого можно выразить одним словом - схуяль?
– Я сейчас всё выясню! - говорит электронный человек и куда-то уныривает.
Нырк - и обратно.
– Ваш водитель провёл половину поездки в режиме ожидания.
– Чаво, ёпт? - спрашиваю, как у нас, культурных, это принято.
– Кнопочку забыл нажать Рахмет.
– А, я думал - второго пришествия...
Деньги вернули. Анжелина Джоли, я так понял, не приходила. Водителя попросил не ругать.
|
|
829
Три друга, два "масквича" и один бывалый бывший сибиряк, поехали на "Рыбинку" рыбачить. На рыбалке, что самое главное? Правильно, совсем не рыба! Короче, накидались так, что москвич Вова, только следующим утром обнаружил в своей заднице уже напившегося клеща. Вова начал впадать в уныние - энцефалит, инвалидность, смерть!
- Что делать, Саня!
- Да, хуйня, меня сто раз кусали! Сейчас главное выпить, у нас в Сибири все таёжники пьют, от энцефалита ни один не помер, только от палёной водки... ну а денька через два-три глянешь на место укуса, если нет эристемы (красные кольца вокруг места укуса) то и вовсе забей!
- Как же я посмотрю?
- Жену попроси, пусть посмотрит.
Вова возмущенно глянул на Саню - некрасиво и не интеллигентно, такое любимому человеку показывать.
- Ну тогда делай селфи!
Вова промолчал, выпил и вроде успокоился, ну а чё - мысль!
Теперь делает селфи. А друзья глумятся, пишут:
- Вовка, скинь фоточку!
|
|
833
Лошадь, кошки и корова. Сказка.
Как-то в субботу, я купил чая, молока и сушек и поехал на дачу. С тех пор, как мне стало лет гораздо больше, чем было раньше, я так каждую неделю делаю. Каждую, каждую, можете не сомневаться. А с очередного своего дня рождения даже прогуливать перестал и езжу туда без всяких пропусков, как трамвай по правительственному маршруту.
Иначе мне нельзя, у меня теперь на даче лошадь живет в сарае. Она, кстати, сарай конюшней называет и на сарай обижается, так что вы меня не выдавайте, если спросит. Спросит? Спросит, спросит, она такая.
Никогда не думал, что всякие народные домыслы с поверьями в реальности сбыться могут. Когда говорили, что как только человеку четвертую подкову на счастье подарят, так у него сразу лошадь должна завестись. Или конь. Я вообще, с детства был уверен, если человек руки перед едой моет, зубы утром и вечером чистит и душ пару раз в день принимает, то у него даже мелочь какая завестись не может не то что лошадь. А она взяла и пришла вслед за четвертой подковой. И живет. Вместе с кошками в сара… в конюшне то есть. Кошки лошадиное сено от мышей охраняют, а лошадь им чай с молоком готовит на примусе. Чай с молоком я привожу, а на сено лошадь сама себе зарабатывает. Я ей газонокосилку брать разрешаю и тележку. Косилкой она соседям газоны за траву косит, а с тележкой извозом занимается по мелочи. Так и живут.
До дачи я хорошо доехал, долго только. Пешком, на метро, на электричке, на автобусе потом опять пешком. Две сушки съел по дороге. Проголодался потому что. Но чай с молоком целы, все. Подхожу к калитке, а там разорение какое-то. Сирень мою кто-то обглодал, дубок маленький сломал, березку из земли вывернул вместе с колышком, к которому привязана, чтоб от ветра не сломалась. А прям перед калиткой коровья лепешка лежит.
Я-то человек почти деревенский, хотя и из города приехал. А для тех, кто совсем городским жителем является, поясню. Коровьи лепешки несколько отличаются от лепешек, допустим, узбекских. Прежде всего тем, что узбеки свои лепешки пекут и едят, а коровы – нет. Они ими, прямо скажем, совсем наоборот с лепешками поступают. Поступают где ни попадя и прям перед моей калиткой в частности.
Меня, правда, не столько лепешка возмутила, лепешка-то в конце концов – удобрение. Меня поломанные деревья расстроили. Жалко деревья. Сам сажал, поливал, воспитывал практически. Как мог. А их поломали. И кусты еще перед забором тиранил кто-то. Совсем возмутительное дело, потому что там ягоды вкусные в кустах.
Пока я расстраивался и возмущался сзади на дороге белая «Волга» остановилась.
Здравия желаю! – это сосед не выходя из машины здоровается по-военному. Он и есть военный, в отставке только. Зато целый генерал-лейтенант сразу.
- Ты, - это он меня расстроенного и возмущенного строго спрашивает, - корову мою не видел? Пропала корова. Все обыскал, нигде нету. А следы прям к тебе на участок ведут.
- Так вот кто у меня тут разор и беспорядок навел, значит, - я когда расстроенный построже любого генерала буду, - твоя корова? Сирень обглодала, дуб сломала, березку с корнем выворотила, кусты переломанные все, а в калитку мне теперь прыжком входить надо, чтоб не вляпаться в это вот самое. Твоя корова, говоришь, наследила?
- Не, моя корова животное приличное, к дисциплине на ать-два приученное, - генерал сразу на попятную, - не могла она такого натворить, это я в следах ошибся наверное. А это другая корова безобразничала.
Генерал-то на попятную - это понятно: какому генералу охота за коровьи проделки ответственность отвечать. Никакому.
Только никакой другой коровы у нас в деревне нету. Одна она, генеральская. Рыжая с белыми пятнами. И на участке у меня тихо подозрительно. Ни лошадь не ходит, ни кошки не показываются. Кошки-то вообще меня возле калитки встречают. У них на молоко нюх. Лошадь тоже вежливая. Навстречу выходит и первой здоровается. Я все же какой-никакой, а хозяин. Тем более с сушками приезжаю. Солеными.
Ну я к сараю сразу, к конюшне то есть. Постучал, дверь открыл. Не так все. Сразу чувствуется.
- Здравствуйте, - говорю, - наше вам с кисточкой, чаем, молоком и сушками.
- Мы вас не ждали, а вы приперлися, - это самая старшая кошка мяукнула. Она деревенская у нас полностью. С уличным воспитанием. За словом в карман никогда не лазит. Нет у нее карманов потому что. Зато слов всяких навалом. Есть среди них и приличные, но, в основном, вот такие вот все. Так-то она добрая, мурлыкать даже умеет, но и нагрубить у нее не задержится.
- Как-то ты неожиданно приехал, - лошадь мне навстречу вышла все-таки, - не ждали мы тебя так рано.
- Не ждали? – удивляюсь я, притворно так, а сам слышу, что в сарае за кучей сена пыхтит кто-то. Отдувается и чавкает еще, - Ага. Три года в одно и то же время приезжаю, чего меня ждать-то. Не нужно меня ждать все равно приеду. Вы, кстати, корову тут поблизости не видели? У соседа корова пропала, а следы к нам во двор ведут.
- Не видели мы никакой коровы, рыжей с белыми пятнами и в ошейнике, - это младшие кошки хором почти, - мы молоко все время в магазине покупаем, или ты привозишь, а коров мы только на картинках в энциклопедии Брема видели.
Любая кошка соврет недорого возьмет, это все знают, но наши все границы уже перешли. В углу пыхтят, чавкают, из-за сена один рог высовывается, а они только на картинках видели. В энциклопедии Брема еще. Интересно, правда, откуда они про Жизнь животных знают. Но это мы потом выясним, а сначала с текущей коровой разберемся.
- Ладно, - говорит лошадь, - такое все равно не спрячешь. Выходи знакомиться будем.
Это она к корове обращается. Мне-то выходить неоткуда, я и так посредине сара… то есть конюшни стою. С кошками разговариваю.
- Здравия желаю, товарищ хозяин, - выходит корова из-за сена, - старшина первых коровьих статей, Муха, представляюсь по поводу прибытия к новому месту стойла.
Нифига себе заявочки, думаю. А тут лошадь еще:
- Действительно. Мы тут подумали и решили. Пусть с нами живет. Совсем ее генерал замуштровал, сам видишь, как разговаривает. Жалко ее, сил нет.
- Иди отдохни, а мы потрещим пока, - это лошадь уже к корове обращается.
- Слушаюсь! – корова развернулась кругом, по-военному щелкнув копытами, и пошла себе обратно за сено, начав движение с обоих левых ног, как в армии положено.
- Так что мы решили, - продолжала лошадь, а кошки кивали ушастыми головами, - пусть с нами живет и все тут. Корова – животное нежное, к ней с лаской надо, а не по уставу строевой службы шагистикой заниматься. А ее вон и назвали в честь гранатомета и петь на вечерней поверке заставляют и «отбиваться» пока спичка горит.
- Вы-то решили, - говорю, - только получается, что вы корову у генерала свистнули, а отвечать я буду. Генерал, на меня ведь в милицию жаловаться пойдет. На вас-то бесполезно жаловаться. Скажешь, что лошадь с кошками корову со двора свели, так никто никаких мер принимать не будет, а вот если сосед корову украл, то его сразу за воротник и в кутузку потащат.
- Разрешите обратиться, - раздалось из-за сена, - генералу за меня надо денег предложить, он много не возьмет потому что я строевым шагом ходить сбиваюсь и лево с правом путаю. Генерал меня на гауптвахту за это хотел сдать. Вот я и ушла. Равняйсь, смирно, - ни к селу ни к городу добавила корова и замолчала.
- Вот видишь, - продолжала обрабатывать меня лошадь, - на гауптвахту. Это он ей сказал, что на гауптвахту, - лошадь перешла на шепот, - на мясо он ее хотел сдать, честное слово. Так что, как хочешь, - иди к генералу договаривайся.
- Договаривайся, договаривайся, - а я пока примус раскочегарю, поддержала лошадь старшая кошка, будем чай пить с молоком. Нам теперь парное молоко два раза в день выдают. Не чета твоему городскому из холодильника.
- А сирень, а березу? А кусты кто покорежил? Про препятствие возле калитки я не спрашиваю, с препятствием мне и так все ясно.
- Извините, разрешите обратиться, - все еще из-за сена подает голос корова, - но пока я стучала в калитку случилась маленькая неприятность. У вас звонка нету, пока домычишься, чтоб открыли, всякое может случиться. И сирень я нечаянно попробовала, она у вас невкусная. Больше не буду, слушаюсь, так точно.
- Кусты мы отремонтируем, препятствие уберем, - заявляет лошадь, - пока ты с генералом переговоры будешь вести, мы даже березу новую посадим, а препятствие как удобрение используем. Ты иди.
- Иди, иди, - поддерживают лошадь младшие кошки, - тебе ж сплошная выгода выходит: теперь молоко из города возить не нужно, будешь теперь в город молоко возить.
Против такой логики не попрешь ведь. Корова мне и самому нравилась. Она газон очень хорошо стрижет. Почище всякой газонокосилки. И бензина не требует с электричеством. Последний аргумент у меня остался.
- А как же, - спрашиваю я лошадь, - конь? Мне ведь через месяц опять четвертую подкову на счастье подарить должны. Ты же сама говорила, что теперь конь может появиться. А жить он где будет, если мы корову к себе возьмем? Сарай же не резиновый.
- Лучше корова в сарае, чем конь у тебя в квартире, - философски заметила лошадь, - да и будет ли он еще, конь этот? А корова вот она. С ней прям сейчас дружить можно.
И пошел я к генералу. Договариваться насчет коровы. А то получается, что все у меня добрые: лошадь добрая, кошки добрые. Только один я злой и сомневающийся. Не, не выйдет. Коровой больше, коровой меньше – уже без разницы ведь, когда лошадь есть.
Пошел к генералу договариваться. И договорился.
Теперь, когда еду на дачу, я молоко из города не везу. Только чай с сушками. Сушек, правда, в два раза больше приходится покупать, но это не главное. Главное, что меня на даче немного больше ждут, чем раньше. И молоко парное теперь. Со «здравия желаю», правда, но это тоже не главное.
|
|
835
Одесские зарисовки.
Море одиночества.
- Какое прекрасное утро.-Зина сделала ещё один глоток горького густого кофе, жмурясь от яркого солнца, прорывающегося к её глазам через щель в ветвях старинной акации, растущей возле старого кафе на Мясоедовской.
-Что?- оторвался от телефона Толик, пытаясь переключиться от соцсетей на реальность.- Что ты говоришь?
-Я говорю, что утро просто прекрасное. Посмотри какое шикарное солне, сегодня воскресенье, ещё май и впереди минимум четыре месяца тепла.
-Да, утро действительно прекрасное и солнечное,- Толик посмотрел на солнечный диск, зажмурился и улыбнулся Зине и кивнул в сторону тротуара.-Видать не только мы оценили это. Смотри сколько людей. Ты когда нибудь видела столько людей в обычное воскресное утро? Ведь даже туристический сезон не начался! Море людей.
-Одиночества...
-Что? Какого одиночества?- удивился Толик.
-Море одиночества.Миллион людей, море людей. И все одиноки. На каждом лице клеймо, печать одиночества из страха, неуверенности, груза забот, неудовлетворенности собой и окружающим. И чем больше людей, тем явственнее эта печать.В любом селе на десять хат и двадцать старух больше общности, заботы о ближнем, соседе, больше счастья и дорботы, чем в миллионном городе, где от людей не спрятаться, ни скрыться, где над тобой, под тобой и за всеми стенами живут люди. Споткнись, упади сейчас один из этой толпы- остальные пройдут мимо, не заметят, ничего в них не ёкнет, не щелкнет, просто даже не заметят.Все одиноко бегут по своим одиноким делам, чтобы обеспечить и обставить своё одиночество более комфортно.
-Глупости говоришь! Терпеть не могу тебя в такие минуты! Ты не с той ноги встала, Зина? Какое море одиночества? Вот нас возьми, у тебя есть я, Костик уже женат, внук растет. Яшка - богатырь, уже в третий класс перейдет...
-Костик? Когда у нас был Костик в последний раз? На Новый год? А ведь живет через улицу. Ты хоть помнишь как его эту новую жену зовут?
-Новую жену? Он снова разошелся ?-удивившись, Толик положил на столик телефон.
-Так он на Вале и не женат был. Жили вместе. Теперь это гражданским браком зовется. Вот и получается, что разошелся с ней даже не женившись.- усмехнулась Зина.
- Жаль. Вроде неплохая девушка была, хозяйка. Да и готовила вроде не плохо. Помню "селедка под шубой" на Новый год мне понравилась.И вдруг- разошлись! Странно.
-Селедку под шубой делала я,- уколола мужа взглядом Зина.
-Да? А то-то я смотрю, что вкусно было! Ну тогда правильно бросил Костик эту задрыгу! Даже селедку под шубой сделать не может! И с кем он сейчас живет?
-А я знаю? Он разве скажет?-пожала плечами Зина
- И не заходит даже,стервец!Вот придет- всыплю ему "по первое число"! - погрозил кулаком в пустоту Толик.
-Прекрати тут распалять себя, а то опять сердце схватит.- забеспокоилась Зина.
-А я что? Я-ничего.- пожал плечами Толик и снова потянулся к телефону.
- А Яша таки растет,- улыбнулась образу внука в голове Зина.- И если ты не достроишь дом в Приморском под Вилково, я тебе этого не прощу и буду кормить до конца дней одной ненавистной тебе манной кашей на воде и головными болями по ночам.
-И что тебе так приспичил тот дом, Зина?- нерано заерзал на стуле Толик.
-Я не хочу, чтобы Яшенька жил в этом одиночестве в толпе! Толик, я хочу Яше счастья. А его здесь скоро не будет совсем. Со склонов на город идут железо и бетон. Они уже окружили нас, давят, выталкивают нас из города. А что они могут дать человеку, кроме серого безликого холода?
-Не преувеличивай, не всё так мрачно.И к тому-же, с чего ты решила, что там, за двести километров от Одессы, на пустынном берегу моря на краю Бессарабии, где почти нет людей и мало жителей, он не будет одинок?
-Потому что там будет море, там Дунай, впадающий в него, там будет солнце, там ночью есть звезды, наконец! И людей там настолько мало, что они видят и слышат друг друга.....
Андрей Рюриков
|
|
837
БЕГУЩИЙ ЧЕЛОВЕК
9-го мая я ехал на дачу. Дороги почти пустые, весь народ сидел по домам и отмечал.
Подмосковье накрыла не майская жара и не проснувшийся от зимней спячки кондиционер изо всех сил спасал меня от забортного пекла.
Внезапно уткнулись в глухую пробку, там где её вообще быть не должно, навигатор показывал, что где-то далеко перекрыта дорога, праздник всё-таки.
Курильщики покинули свои, украшенные красными знамёнами, машины и разбрелись по всей эстакаде подышать горячим асфальтом.
Тогда я увидел его в первый раз.
Это был долговязый, белобрысый сержант, он промчался галопом мимо меня, ловко, как оленёнок, маневрируя между стоячими машинами. Казалось, что где-то рядом, за эстакадой его ждал грузовик с парадными бойцами, вот сержантик и припустил, чтобы своих не задерживать.
Спустя минут двадцать, поток медленно двинулся, дело пошло и вскоре я увидел его опять. Сержант бежал где-то далеко впереди меня, уже не так быстро и не так легко как раньше, но точно изо всех человеческих сил и это было видно. Бежал, как раненый лётчик от немецких овчарок. За десять минут я постепенно догнал и поравнялся с бегущим, открыл окно и крикнул:
- Эй, Боец! Я в сторону Звенигорода, если по пути, садись, подвезу.
Гримаса боли у бегущего сменилась удивлением, а потом и неподдельной детской радостью. Сержант бросился ко мне, и тут силы покинули его, он прямо как марионетка сложился на сидение. В машине ностальгически запахло казармой. Вначале бедолага мог только тяжело дышать, как дышит умирающая собака у ветеринара, потом он уловил паузу между вдохами и выдавил из себя свистящий сип:
- Хасоэ хасиа.
- Да, не за что. Ты помолчи, не разговаривай пока, успокойся и отдышись хорошенько. Вот, водички хлебни.
Через пару минут, пробка совсем рассосалась и мы летели под шестьдесят. Мокрый, как из бани, сержант, смог уже говорить почти не задыхаясь:
- Спасибо вам большое, что подобрали. Нас вчера перевели на другую точку, а ко мне в старую часть Мать приехала, ну, Мама. На полдня всего. Сюрприз хотела сделать. А у неё вечером поезд. Сейчас, ей вот-вот нужно возвращаться на вокзал. Меня командир отпустил, вот я и побежал. Уже никак не успевал и даже ни на что не надеялся. Но бежать-то надо, правильно? Если бы не вы… извините, я должен...
Сержант набрал номер и почти закричал в свой маленький телефончик: "Мама, Мама, я успею, жди! Меня тут подвозят на машине, представляешь!? Так что я точно успею! Стой там! Целую".
Марш бросок этому бойцу я сократил на целых восемь километров, довёз его до самого КПП, и даже маму мельком увидел.
Вроде бы всё закончилось хорошо, но такая меня прибила тоска от этой истории. Ведь этого не может быть, потому что не может быть никогда. Что за инопланетяне собрались вокруг меня? И откуда у инопланетян машины со знамёнами Победы? Ни один из сотен едущих мимо пришельцев, не подобрал земного задыхающегося человека. И только, почему-то, один я выдал себя с потрохами. Особенно грустно от осознания того, что если вдруг, среди улицы прихватит сердце, то мне и любому другому человеку, уже никто не поможет, ведь инопланетяне людям не помощники…
|
|
838
Старый парикмахер
Мы жили в одной комнате коммуналки на углу Комсомольской и Чкалова. На втором этаже, прямо над садиком "Юный космонавт". В сталинках была хорошая звукоизоляция, но днем было тихонько слышно блямканье расстроенного садиковского пианино и хоровое юнокосмонавтское колоратурное меццо-сопрано.
Когда мне стукнуло три, я пошел в этот же садик. Для этого не надо было даже выходить из парадной. Мы с бабушкой спускались на один этаж, она стучала в дверь кухни - и я нырял в густое благоухание творожной запеканки, пригорелой кашки-малашки и других шедевров детсадовской кулинарии.
Вращение в этих высоких сферах потребовало, чтобы во мне все было прекрасно, - как завещал Чехов, - и меня впервые в жизни повели в парикмахерскую.
Вот тут-то, в маленькой парикмахерской на Чкалова и Советской Армии, я и познакомился со Степаном Израйлевичем.
Точнее, это он познакомился со мной.
В зале было три парикмахера. Все были заняты, и еще пара человек ждали своей очереди.
Я никогда еще не стригся, был совершенно уверен, что как минимум с меня снимут скальп, поэтому ревел, а бабушка пыталась меня взять на слабо, сочиняя совершенно неправдоподобные истории о моем бесстрашии в былые времена:
- А вот когда ты был маленьким...
Степан Израйлевич - высокий, тощий старик - отпустил клиента, подошел ко мне, взял обеими руками за голову и начал задумчиво вертеть ее в разные стороны, что-то бормоча про себя. Потом он удовлетворенно хмыкнул и сказал:
- Я этому молодому человеку буду делать голову!
От удивления я заткнулся и дал усадить себя в кресло.
Кто-то из ожидающих начал возмущаться, что пришел раньше.
Степан Израйлевич небрежно отмахнулся:
- Ой, я вас умоляю! Или вы пришли лично ко мне? Или я вас звал? Вы меня видели, чтобы я бегал по всей Молдаванке или с откуда вы там себя взяли, и зазывал вас к себе в кресло?
Опешившего скандалиста обслужил какой-то другой парикмахер. Степан Израйлевич не принимал очередь. Он выбирал клиентов сам. Он не стриг. Он - делал голову.
- Идите сюда, я буду делать вам голову. Идите сюда, я вам говорю. Или вы хочете ходить с несделанной головой?!
- А вам я голову делать не буду. Я не вижу, чтобы у вас была голова. Раечка! Раечка! Этот к тебе: ему просто постричься.
Степан Израйлевич подолгу клацал ножницами в воздухе, елозил расческой, срезал по пять микрон - и говорил, говорил не переставая.
Все детство я проходил к нему.
Стриг он меня точно так же, как все другие парикмахеры стригли почти всех одесских мальчишек: "под канадку".
Но он был не "другой парикмахер", а Степан Израйлевич. Он колдовал. Он священнодействовал. Он делал мне голову.
- Или вы хочете так и ходить с несделанной головой? - спрашивал он с ужасом, случайно встретив меня на улице. И по его лицу было видно, что он и представить не может такой запредельный кошмар.
Ежеминутно со смешным присвистом продувал металлическую расческу - будто играл на губной гармошке. Звонко клацал ножницами, потом брякал ими об стол и хватал бритву - подбрить виски и шею.
У Степана Израйлевича была дочка Сонечка, примерно моя ровесница, которую он любил без памяти, всеми потрохами. И сколько раз меня ни стриг - рассказывал о ней без умолка, взахлеб, брызгая слюной от волнения, от желания выговориться до дна, без остатка.
И сколько у нее конопушек: ее даже показывали врачу. И как она удивительно смеется, закидывая голову. И как она немного шепелявит, потому что сломала зуб, когда каталась во дворе на велике. И как здорово она поет. И какие замечательные у нее глаза. И какой замечательный у нее нос. И какие замечательные у нее волосы (а я таки немножко разбираюсь в волосах, молодой человек!).
А еще - какой у Сонечки характер.
Степан Израйлевич восхищался ей не зря. Она и правда была очень необычной девочкой, судя по его рассказам. Доброй, веселой, умной, честной, отважной. А главное - она имела талант постоянно влипать в самые невероятные истории. В истории, которые моментально превращались в анекдоты и пересказывались потом годами всей Одессой.
Это она на хвастливый вопрос соседки, как сонечкиной маме нравятся длиннющие холеные соседкины ногти, закричала, опередив маму: "Еще как нравятся! Наверно, по деревьям лазить хорошо!".
Это она в трамвае на вопрос какой-то тетки с детским горшком в руках: "Девочка, ты тут не сходишь?" ответила: "Нет, я до дома потерплю", а на просьбу: "Передай на билет кондуктору" - удивилась: "Так он же бесплатно ездит!".
Это она на вопрос учительницы: "Как звали няню Пушкина?" ответила: "Голубка Дряхлая Моя".
Сонины остроты и приключения расходились так стремительно, что я даже частенько сначала узнавал про них в виде анекдота от друзей, а потом уже от парикмахера.
Я так и не познакомился с Соней, но обязательно узнал бы ее, встреть на улице - до того смачными и точными были рассказы мастера.
Потом детство кончилось, я вырос, сходил в армию, мы переехали, я учился, работал, завертелся, растерял многих старых знакомых - и Степана Израйлевича тоже.
А лет через десять вдруг встретил снова. Он был уже совсем дряхлым стариком, за восемьдесят. По-прежнему работал. Только в другой парикмахерской - на Тираспольской площади, прямо над "Золотым теленком".
Как ни странно, он отлично помнил меня.
Я снова стал заходить к старику. Он так же торжественно и колдунски "делал мне голову". Потом мы спускались в "Золотой теленок" и он разрешал угостить себя коньячком.
И пока он меня стриг, и пока мы с ним выпивали - болтал без умолку, брызгая слюнями. О Злате - родившейся у Сонечки дочке.
Степан Израйлевич ее просто боготворил. Он называл ее золотком и золотинкой. Он блаженно закатывал глаза. Хлопал себя по ляжкам. А иногда даже начинал раскачиваться, как на еврейской молитве.
Потом мы расходились. На прощанье Степан Израйлевич обязательно предупреждал, чтобы я не забыл приехать снова:
- Подумайте себе, или вы хочете ходить с несделанной головой?!
Больше всего Злата, по словам Степана Израйлевича, любила ириски. Но был самый разгар проклятых девяностых, в магазинах было шаром покати, почему-то начисто пропали и они.
Совершенно случайно я увидел ириски в Ужгороде - и торжественно вручил их Степану Израйлевичу, сидя с уже сделанной головой в "Золотом теленке".
- Для вашей Златы. Ее любимые.
Отреагировал он совершенно дико. Вцепился в кулек с конфетами, прижал его к себе и вдруг заплакал. По-настоящему заплакал. Прозрачными стариковскими слезами.
- Злата… золотинка…
И убежал - даже не попрощавшись.
А вечером позвонил мне из автомата (у него давно был мой телефон), и долго извинялся, благодарил и восхищенно рассказывал, как обрадовалась Злата этому немудрящему гостинцу.
Когда я в следующий раз пришел делать голову, девочки-парикмахерши сказали, что Степан Израйлевич пару дней назад умер.
Долго вызванивали заведующего. Наконец, он продиктовал домашний адрес старого мастера, и я поехал туда.
Жил он на Мельницах, где-то около Парашютной. Нашел я в полуразвалившемся дворе только в хлам нажравшегося дворника.
Выяснилось, что на поминки я опоздал: они были вчера. Родственники Степана Израйлевича не объявлялись (я подумал, что с Соней и Златой тоже могло случиться что-то плохое, надо скорей их найти).
Соседи затеяли поминки в почему-то не опечатанной комнате парикмахера. Помянули. Передрались. Танцевали под "Маяк". Снова передрались. И растащили весь небогатый скарб старика.
Дворник успел от греха припрятать у себя хотя бы портфель, набитый документами и письмами.
Я дал ему на бутылку, портфель отобрал и привез домой: наверняка, в нем окажется адрес Сони.
Там оказались адреса всех.
Отец Степана Израйлевича прошел всю войну, но был убит нацистом в самом начале 1946 года на Западной Украине при зачистке бандеровской погани, которая расползлась по схронам после нашей победы над их немецкими хозяевами.
Мать была расстреляна в оккупированной Одессе румынами, еще за пять лет до гибели отца: в октябре 1941 года. Вместе с ней были убиты двое из троих ее детей: София (Сонечка) и Голда (Злата).
Никаких других родственников у Степана Израйлевича нет и не было.
Я долго смотрел на выцветшие справки и выписки. Потом налил до краев стакан. Выпил. Посидел с закрытыми глазами, чувствуя, как паленая водка продирает себе путь.
И только сейчас осознал: умер единственный человек, кто умел делать голову.
В последний раз он со смешным присвистом продул расческу. Брякнул на стол ножницы. И ушел домой, прихватив с собой большой шмат Одессы. Ушел к своим сестрам: озорной конопатой Сонечке и трогательной стеснительной Злате-Золотинке.
А мы, - все, кто пока остался тут, - так и будем теперь до конца жизни ходить с несделанной головой.
Или мы этого хочем?
Александр Пащенко
|
|
843
Зима, мороз. Троллейбус едет по опустевшим улицам. В салоне одиноко сидит молодой человек. На остановке в троллейбус входит бабуля и, окинув взглядом салон, обращается к молодому человеку:
— Уступи-ка место сынок.
— Да вы что, бабуля? Вон сколько свободных мест, садитесь, куда хотите.
— А твое-то нагретое!
|
|
846
Эта байка-зарисовка опять из 90-х.
Те, кто живёт в Соединённых Штатах, знают, как проходит процедура получения гражданства. А вернее, не сама процедура, а так называемый "экзамен". Он представляет из себя беседу с экзаменатором, состоящую из нескольких частей. Сначала человеку задают общие вопросы: откуда приехал, где живёт, женат ли, есть ли дети... Таким образом проверяют скорее уровень его английского языка, чем информацию, которая уже и так в документах записана и экзаменатору прекрасно известна. После этого идут вопросы по истории и культуре Америки (знаменитые "сто вопросов"). Вопросы простенькие. "Кто был первым президентом?" "Когда празднуется День Независимости?" и т.д. Третья часть - вопросы о "моральном облике", об отсустствии намерений нанести вред Соединённым Штатам и тому подобное. Чистая формальность - кто же признается в чём-то неблаговидном? Разве что уже поймали...
Короче говоря, экзамен довольно простой. Одна беда - сдавать его надо на английском языке. Тут и начинаются трудности. Язык обычно приходится учить несколько лет. На экзамене можно не всё понять. Можно что-нибудь забыть от волнения. Даже после хорошей подготовки люди сильно нервничают. Да и неизвестно, какой экзаменатор попадётся...
Но есть исключения. Люди глубоко пожилые или тяжело больные могут получить справку от доктора, которая позволяет им сдавать экзамен на родном языке, с переводчиком. Вот тут и можно услышать много интересного:
- Кто был первым президентом Америки? - Дедушка не помнит. Он уже вообще мало что помнит. Экзаменатору дедушку жалко. Он пытается помочь. Вынимает доллар с портретом Вашингтона и показывает дедушке:
- Посмотрите сюда. Вот это кто?
- Ленин, - уверенно отвечает дедушка.
А вот перед экзаменатором сидит бабушка. Лет ей - за девяносто. Бабушка в прошлом - фронтовичка, врач-хирург и вообще целый майор медицинской службы. Испугать её уже ничем нельзя, удивить тоже. Бабушка старательно подготовилась, очень толково отвечает на все вопросы, с головой у неё всё в порядке. Вот только учить английский поздно.
А экзаменатор молодой и нервный. Он, может, вообще в первый раз это делает. Вопросы он читает по бумажке, не поднимая головы. Все вопросы подряд. Боится что-нибудь пропустить. По правилам этого делать не обязательно, достаточно и выборочно, но молодой человек очень старается.
Экзамен уже подходит к концу. Экзаменатор читает последний вопрос:
- Готовы ли вы носить оружие на стороне Соединённых Штатов? - и, подняв голову, понимает, что вопрос, мягко говоря, не совсем...
Бабушка грустно смотрит на переводчика. Потом на экзаменатора. Вздыхает. Потом поворачивается к переводчику:
- Деточка, переведите ему - азохун вей, если они на меня рассчитывают.
Ну и как прикажете это переводить?
|
|
848
СТРАННЫЙ ТИП БРОДИЛ ПО ТЕАТРУ...
Рассказывает Борис Левинсон:
- В 1962 году Московский театр имени Маяковского, где я тогда работал, был на гастролях в Ленинграде. В это время случился так называемый «Карибский кризис». Все опасались, что вот-вот начнется ядерная война с США.
В тот вечер мы играли «Гамлета». На сцене - Полоний. Его играл Лев Наумович Свердлин, народный артист СССР. Вдруг на сцене появляется какой-то человек в обыкновенном пиджаке, в руках у него лист бумаги, и он решительно направляется к рампе. В зале все замерли. Ну что должно случиться, чтобы во время спектакля такое произошло? Только война.
Человек подходит к авансцене и говорит при жуткой тишине зала:
- Товарищи! В этом задрипанном театре мне не заплатили за работу. Попросили подновить декорации, я все сделал, вот у меня договор, а денег не платят.
В зале буквально началась истерика! Хохот вперемежку с чьими-то всхлипами.
Занавеса, как у всех спектаклей, поставленных Охлопковым, в спектакле не было. Свердлин подбежал к этому человеку, скрутил ему руку и вытолкнул за кулисы. Там его подхватил помощник режиссера.
Долго не удавалось успокоить зал и продолжить спектакль. Кое-как начали. А тут сцена Полония с Клавдием, и у Полония слова о Гамлете:
- Я часто вижу его здесь, по галереям бродит он.
Новый взрыв хохота в зале. С трудом закончили спектакль.
|
|
849
90-е годы. Я работаю в вечерней школе. Называется она "школой для взрослых", но аудитория у меня на этот раз - в основном, мальчишки из Центральной Америки (Гватемала, Сальвадор, Никарагуа). Лет им где-то от пятнадцати до двадцати с хвостиком. Большинство - сироты после гражданских войн. Мы стараемся их возраста не замечать - нам посещаемость нужна. Как в любой вечерней школе - это проблема.
Работать с ними хорошо. Мальчики вежливы и церемонны, как испанские гранды. (Правда, иногда пытаются со мной флиртовать - но это уж культура такая.) Дисциплина в классе какая-то нереальная - просто не дышат. Стараются изо всех сил. Одна беда - большинство полуграмотны, малограмотны или вовсе неграмотны. Ну так - а я на что? Будем делать, что можем. Однако я устала. О! Звонок. Перемена.
Возвращаюсь через пятнадцать минут. Так. Рано обрадовалась. В классе драка. Дерутся двое. Правда, их тут же успевают растащить - но я уже успела увидеть. Чёрт... Теперь надо реагировать. Я, честно говоря, драмы не вижу - ну, подрались, бывает. Но моё начальство думает иначе. Мы, понимаете ли, должны всячески ратовать за "non-violent conflict resolution" - "бесконфликтное... тьфу! ...бeзнасильственное разрешение конфликтов".... Только, значит, уговаривать, тихо, нежно, ласково, а мордобой - ни-ни. Вот иди объясни им, что не все конфликты... ладно, надо разбираться. Старательно изображаю педагогический обморок и начинаю задавать вопросы:
- Что здесь произошло?
Мальчишки молчат. Правильно молчат, между прочим. Я их хорошо понимаю. Из своего детства помню, что объяснять взрослому человеку "почему подрались" - дело муторное и чаще всего безнадёжное. Ничего эти взрослые не хотят слушать. А тут, может быть, дело чести...
- Ну, а всё-таки?
Толкают друг друга локтями. Наконец один не выдерживает:
- Понимаете, сеньора, тут возникла деликатная ситуация между двумя мужчинами. (Так и говорит - "una situacion delicada entre dos hombres".).
Я прихожу в восторг от формулировки. (Мужчинам по пятнадцать лет - нет, вот этому, кажется, уже есть шестнадцать. Но они - мужчины, мужчины, конечно мужчины! Боже меня упаси сомневаться!) Ну, так я и думала - дело чести. Всё понятно. Из чистого хулиганства решаю их немножечко дожать. Совсем чуть-чуть:
- А немножко подробнее можно?
- Можно! - вскидывается второй, - вот этот сеньор повел себя не как кабальеро!
Ага, ну всё ясно. Задета честь дамы. Больше подробностей не будет.
- Ну, значит так, кабальерос, - говорю я, совершая маленькое должностное преступление, - в следующий раз, когда у вас возникнет... э-э-э... деликатная ситуация, постарайтесь, чтобы я её не видела. Ясно?
Мальчишки облегчённо смеются:
- О, си, сеньора, мы выйдем во двор.
- Не во двор, - уточняю я, - а на улицу, за забор. И пусть вами занимается городская полиция, а не школьная. Понятно?
- Маэстра, - вдруг спрашивает тот, что постарше, - у вас сыновья?
- Дочери у меня, - ворчу я, - но тоже дерутся.
И получаю совершенно сногсшибательный комплимент:
- Вы бы справились и с сыновьями. Как моя мама. У неё семь сыновей.
"Семь сыновей!" - думаю я, с некоторым ужасом, - "Это же, наверное, не мама, а целый генерал."
- Ладно, ребята, садитесь. И так много времени потеряли. Продолжаем. На прошлом уроке...
Я продолжаю. Мне почему-то грустно. У меня нет сыновей - я чего-то в жизни не доделала. И никогда не пойму мужчин. Вся надежда на внуков.
|
|