Шутки про сороковых - Свежие анекдоты |
2
В старших классах я сидел за одной партой с моим приятелем, сыном полковника, наполовину евреем и таким же, как и я распиздяем. А его сводный брат и чисто еврей Гриша учился в параллельном классе. Параллельных классов было три: в "А" были собраны местные умники, в "В" аналогично дураки, а в нашем те кто не так и не сяк. Половину уроков я читал букинистические книги, обернутые в газетную обложку с надписью шариковой ручкой "математика" или "биология", он Мопассана. Иногда играли в карты в дурака или в походные шахматы. Бывало шахматная партия затягивалась и продолжалась уже на перемене. Заходил Гриша, наблюдал за игрой и вальяжно произносил:
-Игра средних умов!
Так происходило несколько раз и я спросил приятеля:
-А что, Гриша силен в шахматах?
-Куда там, он и играть в них не умеет.
И когда Гриша в очередной раз прошелся по моему уму, то я не удержался и возразил:
-Среднего ума, Григорий, в природе не существует, а есть базовый или центральный. Остальное отклонения. Вот прочитал я у старого латышского поэта:
"Аграк зинатниекс ун пэтнекс, тагад набагс маяс сетнекс".
(Вчера ученый и профессор, а сейчас бедный дворник в богадельне.)
В Латвии было много опустившейся интеллигенции из России в 30е годы.
А почему? Колесо Фортуны! Чем дальше лезешь на край, тем выше центробежная сила. А Мишка Бор из сапожной будки на рынке менял подметки полицейским чинам при Ульманисе, красноармейцам-освободителям в сороковом, солдатам вермахта в поcледующих сороковых и таки опять возвернувшимся освободителям. В то же время шибко умные чиновники и депутаты этих трех режимов в лучшем случае оказались в лесных бараках, а то и под забором.
Гриша только махнул рукой, а я пришел из любопытства в школу через 25 лет для проверки верности своего учения. Пришла кроме меня еще только одна одноклассница. Мы покрутились по пустым коридорам и она предложила навестить нашу классную на дому. Жила она на далекой панельной окраине. По дороге зашли в супермаркет, одноклассница полезла в карман за мелочью с целью набрать вскладчину на пол-литра. Я манул рукой на ее потуги, как когда-то Гриша. Потом набрал всякой снеди и выпивки два полных пакета. Пошли на этажи к нашей "Хрюшке".
Дверь открыло какое-то мелкое существо, года и невзгоды сбили с Хрюшки всю сдобу. В квартире было полутемно, как и во всем подъезде. То ли не мыли окна, то ли экономили на электричестве.
Хрюшка особо не обрадовалась и засеменила на кухню за чаем. Я тем временем вывалил содержимое пакетов на столик, достал три стакана из серванта и наполнил их водкой.
Хрюша увидев провиант зарделась.
-Ну давай, Валентиновна, за встречу!- и мы тут же опрокинули в себя по сто грамм.
У всех отлегло и начались воспоминания:
- А я всегда считала тебя Л-с человеком неординарного ума. Вот и селедку ты выбрал правильного посла и в винах разбираешься.
Я ехидно промолчал, вспомнив, как она пророчила мне будущее в тюрьме или дурдоме. Ну тут она с умом ошиблась дважды. Осуществив свою тонкую месть и напившись до предела я покинул отрубившуюся учительницу с одноклассницей под мышкой. Проводив последнюю почти до дверей ее квартиры. На последней лестничной клетке она растрогалась и уселась на широкий подоконник, распахнув шубу и широко раздвинув ноги.
Потом я шел в ночи по пустынному городу, морозный ветер освежал лицо и сдувал с меня волосинки меха старой шубы и я ни о чем не думал и ни о чем не жалел.
|
3
Я живу в тихом пригороде. Совсем рядом начинаются поля и фермы. Поэтому, как и у любого колхозника, поездка в громадный город вызывает нервную дрожь и потоотделение. Люди, трамваи, автобусы всякие… ужас! А уж для центра мне куда спокойнее взять такси.
Вот и сейчас подсел к молодому и улыбчивому уберисту. Едем, и его поведение все больше становится подозрительным. Нет, ведет уверенно, не лихачит, следит за ямками и знаками. Но он совершенно не реагирует на уличные подлянки!
Вот самокатчик проскочил перед самым бампером. Вот хитрожопый опасно подрезал из другого ряда. Застряли, еле двигаемся. Самосвал, блин, выполз перед носом и чадит в салон… а водила спокойненько так рулит. Ни матов, ни истерик, ни факов. Спокойное лицо. Музычка подозрительная - тихий джаз сороковых.
Я не выдержал:
- Простите - спрашиваю - вы случаем не андроид?
Тот легкой улыбкой оценил мой искрометный сельский юмор, и моментально подыграл, ответив голосом робота:
- Детализируй вопрос, землянин.
- Да уж больно вы индифферентны в пробках. Где все эти вопли "одни идиоты вокруг"?
Необычный парень на секунду обернулся, бросил взгляд, и вернулся к баранке. И когда пауза стала затягиваться, все же решил ответить:
- А, это… Понимаете, видел недавно аварию. Страшную. Много людей пострадали, даже погибли. Причем не по своей вине. И я как-то близко прочувствовал ЭТО. Дошло, что конец может случиться внезапно. А потом решил, что раз любой день может оказаться последним, то уж точно не стоит тратить его на злобу и проклятия…
|
|
4
Первые туалеты в гражданской авиации СССР появились на поршневых самолётах Ил-12 в конце сороковых годов. Оборудовали их в самом конце салона, за тонюсенькой фанерной перегородкой - в авиации борются с каждым лишним граммом на борту самолёта. Причём, устроены эти бортовые туалеты были таким образом, что пассажир сидел на, пардон, унитазе лицом к салону, точнее - к проходу между креслами. И, соответственно, лицом в сторону полёта.
Чтобы понять, что происходило дальше, необходимо пояснить один, сугубо авиационный момент. У поршневых двигателей имеется одна особенность: перед снижением их винты необходимо перевести на, так называемый, "малый шаг". То есть, поставить лопасти их широкой частью к потоку воздуха. При этом создавалось дополнительное сопротивление, и самолёт ощутимо сбрасывал скорость.
Если эту процедуру выполнял опытный бортмеханик, то всё происходило более-менее гладко. Однако молодые, неопытные "бортачи" иногда переводили рычаги управления шагом винта слишком неаккуратно, торопливо, в силу чего самолёт в воздухе тормозился чрезвычайно резко и энергично. А если в этот момент имела место ещё и болтанка (обычное, в общем-то, дело для самолетов тех лет), то с гражданами, особенно страдающими избыточным весом, которые сидели в этот момент "на очке", происходила очень большая неприятность. А именно - пробив головой тонкую фанерную дверцу самолётного клозета, они кубарем вылетали в салон с голой, я извиняюсь, задницей! Естественно, под всеобщее веселье окружающих.
Именно после этих "забавных" (хотя, конечно, для кого как) событий туалеты на пассажирских самолётах, как в СССР, так и в других странах, стали устанавливать боком к направлению полёта. Ну, а ещё позже, когда на линии гражданской авиации вышли реактивные лайнеры, данная проблема окончательно исчезла.
|
|
5
История про ПЛ напомнила такой случай. Возвращались соединением из четырёх кораблей в базу в январе 1985 года. Зимой Тихий океан в сороковых широтах совсем не тихий. На одном из кораблей матрос объелся сечки и получил заворот кишок.(сечка - она же ячневая каша. Глядя на неё всегда вспоминал надпись в общественном туалете - Смой за собой, некоторые едят и это. Сам то я один раз попробовал запихнуть в себя ложку этой субстанции, но не смог. Были те, которые могли. А потом очень сильно жалели. Сечка тяжело заходит, но ещё тяжелее выходит. Она не переваривается, а только трамбуется в ЖКТ. И в результате матрос съевший эту кашку потом сидит на очке и плачет, рожая из ануса брикет размером с ОУ-5) Полостную операцию корабельный врач делать не может, не те условия. Есть матрос не может и его колят глюкозой. Глюкоза на этом корабле заканчивается. Кто ж знал, что её будет нужно так много. Глюкозу с других кораблей вельботами, напомню - зима 40-е широты, доставляют нуждающемуся. Этого мало, а до Камчатки ещё далеко. Прилетает военно-транспортный самолет и сбрасывает на парашюте контейнер с медикаментами для поддержания жизни обжоры-неудачника. Ход у наших кораблей (изначально польских рудовозов 1957-1958 года постройки) 10 узлов при попутном ветре. Такими темпами матросика могут и не довезти. Поэтому навстречу нам с Камчатки стартует эсминец с романтическим названием "Возбуждённый", который может выдать 25-30 узлов, в теории. На практике ровесник наших рудовозов ломается на полпути и теряет ход. Приходит команда, что мой корабль будет брать эсминец на буксир. Для чего я и ещё несколько матросиков, входящих в ютовую швартовую команду начинаем бегать по обледеневшей верхней палубе в заледеневших от брызг шинелях и рукавицах и растаскивать от носа до кормы швартовые концы. При этом балов 7 уверенно есть. Растащили и даже без травм. Через сутки приходит радиограмма, что "Возбужденный" кое-как оживил машины и своим самым малым ходом отправился в базу. Мы опять на верхнюю палубу теперь уже собирать концы. Собрали, без травм. "Заворотнюка" всё-таки доставили до госпиталя на берегу и спасли.
|
|
6
Про моего однокурсника Ваню Пинягина я уже рассказывал: https://www.anekdot.ru/id/1231466/. Сын священника, он вместе со всеми состоял в комсомоле и сдавал научный атеизм, но и рудименты веры сохранил – например, ходил в церковь на Пасху, рискуя нарваться на комсомольский патруль и вылететь из института. Хотя чему тут дивиться, в подобном двоемыслии жила вся страна, я тоже ухитрялся совмещать проклятия сионизму на политинформациях с посещением синагоги, а мацу – с любительской колбасой. Вот с этим Ваней у меня однажды вышел любопытный теологический спор с практическими последствиями.
Дело было на летней практике в Одессе. Руководительница практики сразу сказала, что мы ей даром не нужны, отчеты в конце месяца она подпишет, а пока можем гулять. Вот мы и гуляли, наш третий товарищ Алик потом сочинил песенку, в которой посвятил по куплету Аркадии, Лузановке, Ланжерону и остальным одесским пляжам. Что-то такое:
А на пляже Комсомольском
Очень много комсомольцев
И двадцатых, и тридцатых,
И сороковых годов.
Все они с семейным грузом
И лежат с открытым пузом.
Так лежать до самой смерти
Комсомол всегда готов.
Дней за десять мы незаметно прогуляли все деньги. Когда опомнились, осталось порядка двух рублей на троих. Слать родителям телеграммы было стыдно, а написать письмо и ждать почтового перевода – это минимум неделя. Устроились на полставки на соседний консервный завод, думали заработать и поесть консервов на халяву. Однако получка оказалась через ту же неделю, а халява обломилась только Алику, он попал на жарку кабачков и обожрался этими кабачками на три года вперед. Нас же с Ваней определили в жестяной цех таскать жесть для банок, ничего съедобнее брезентовых рукавиц там не водилось. Алик при первой же попытке вынести для нас кабачки попался на вахте, отобрали и прогрозили жалобой в институт.
Не буду описывать все наши попытки раздобыть денег, а то никогда не перейду к главному. Упомяну только, что в Воронцовском сквере какой-то мужик играл со всеми желающими в шахматы по 50 копеек за партию. Перворазрядник Алик легко выиграл полтинник – видимо, чересчур легко, потому что играть с ним вторую партию мужик наотрез отказался, как Алик ни подбивал его на реванш. Играть со мной мужик тоже не захотел, показал на Алика и сказал: «Ты его брат». Вот на Ваню с его деревенской физиономией он клюнул. Ваня был шахматист уровня Остапа Бендера, но мы рассчитывали, что с нашей отработанной на экзаменах системой подсказок Алик сможет подсказывать ему ходы. Не вышло, их перемигивания разоблачили уже ходу на пятом, и дальше болельщики заставили нас с Аликом стоять за Ваниной спиной и беспомощно наблюдать его разгром и потерю только что добытого полтинника.
Под конец этой эпопеи наш с Ваней дневной рацион составляли полпорции супа в столовой на углу – 7 копеек, хлеб – копейка, горчица бесплатно, на ужин – два пирожка с горохом по 4 копейки штука. Пирожки с творогом по 5 копеек были отвергнуты как непозволительная роскошь. В день перед получкой не осталось и этого. Алик остался есть свои кабачки, а мы на последние две копейки купили в столовой по куску хлеба, намазали погуще горчицей и сидели глотали слюни.
В это время на раздаче второго образовался затор, полностью перегородив обзор для кассирши. Раздатчица первого, воспользовавшись паузой, налила несколько тарелок, поставила их на прилавок и ушла. Я подкрался и незаметно утащил тарелку рассольника. Думал, что Ваня последует моему примеру, но он неожиданно сказал:
– Ты что, украл? Не надо, верни. Грех. Господь накажет.
– Вот бы чья корова не мычала, - возмутился я. - Тоже святой Иоанн нашелся. Списывать тебе не грех, фальшивый отчет о практике сдавать не грех, мужика с шахматами обманывать можно, а за паршивый рассольник господь накажет. Они тут тоннами воруют, свиней кормят. Ни от кого не убудет, если мы съедим по тарелке.
– Ты не понимаешь. Нет заповеди «не списывай» или «не обмани». А «не укради» есть.
– А как же «не прелюбодействуй»? С Адкой же ты спишь без венца и даже без штампа в паспорте.
– Прелюбодеяние – это измена жене или мужу. А заповеди «не чпокайся без брака» тоже нет. Господь невыполнимых условий не ставит.
– Продуманный у тебя господь. Ладно, жуй свою восьмую заповедь, а я супчика наверну. Он сегодня вкусный, – я проглотил несколько ложек и демонстративно причмокнул.
Тут к нам подошла работница столовой, вытиравшая столы. Я напрягся: наверное, засекла, как я украл рассольник, будет скандал. Но она обратилась к Ване:
– Что не ешь, студент? Суп не нравится?
Я и не думал, что она нас запомнила.
– Денег нет, – буркнул Ваня.
Работница принесла тарелку рассольника, такую же, как у меня, поставила перед ним.
– Вот спасибо, – обрадовался Иван. – Я завтра отдам с получки.
– Да ладно, кому твои копейки нужны. Всё равно спишем, много наварили сегодня.
Глядя, как Ваня хлебает свой суп, я не удержался и поддел его:
– Что, теперь не ворованый? Теперь господь не накажет?
– Теперь нет, – серьезно ответил он. – А тебя покарает, вот увидишь.
Божья кара настигла меня стремительно, уже на выходе из столовой. Что там было в десяти казнях египетских? Мор, чума, саранча, кровавые реки и пёсьи мухи? Ну вот примерно так. Пёсьи мухи точно летали перед глазами, пока я дотащился до общежития и забурился в сортир. Дальше последовали реки, не особо кровавые, но бурные. Но облегчение облегчения не принесло, я валялся пластом на кровати, задыхался, покрывался холодным потом и вообще помирал. А самое обидное, что рядом скакал абсолютно живой и здоровый Ваня, поевший того же рассольника.
Назавтра Ваня с Аликом накупили с получки жареной рыбы, чебуреков, лимонада и бог весть чего еще и устроили пир горой. Я смотрел на них в полном отчаянии, пустота в желудке боролась с тошнотой, я дико хотел есть, но есть не мог. Прострадал так еще два дня, потом отпустило.
Человек менее стойкий после такой демонстрации уверовал бы во что угодно. Но это был бы не я. Я рассказал об этом случае родителям. Мама всплеснула руками:
– Там, наверно, пшенка была в рассольнике?
– Ну да, была какая-то мелкая крупа вместо перловки. А что?
– У тебя аллергия на пшенку, мы в два года обнаружили и больше никогда ее дома не держали.
Гугл говорит, что у взрослых аллергии на пшено не бывает. Но у меня она есть, я убедился в этом позже на военных сборах: в дни, когда на обед была пшенка, я не мог даже подойти к столовой, начинались уже знакомые симптомы египетских казней. Так что успокойтесь, провидения, кармы и божьей кары не существует. Мой жизненный опыт это подтверждает: миллионы конченых сволочей счастливо доживают до старости, и еще больше хороших людей страдают без всякой вины. Чтобы люди не творили зла, нужно не атата по попе от виртуального старца, а вполне земные законы, в крайнем случае – страх получить в морду от реального человека.
|
|
7
СТРАШНЫЙ ЧЕЛОВЕК
"Смазку получает то колесо, которое скрипит больше всех"
Генри Уиллер Шоу
С Михаилом я познакомился случайно, поэтому не успел узнать его отчества. Даже фамилию его я не знаю, хотя это и не важно, всё равно фамилия у него не совсем настоящая. Ну, как не настоящая, в каком-то смысле настоящая, конечно, но…
Михаилу семьдесят лет и вот какую историю он рассказал мне о своей несчастной, но такой счастливой жизни:
- Обоих моих дедушек расстреляли ещё до войны, одну бабушку тоже посадили за мужа, про вторую вообще ничего не знаю.
Никого из них я даже на фотографиях не видел.
Родители мои в конце сороковых, от греха подальше уехали из Ленинграда в Казахстан и «потерялись» там в маленьком рабочем посёлочке.
Построили домик – мазанку, комнатка и кухня. Весь дом, наверное, пятнадцать квадратных метров всего, а может и того меньше. Там я и родился.
Папа работал электриком, мама медсестрой в больнице.
Жили бедновато, впрочем, как и все на нашей улице. Правда, наш сосед, мужик лет пятидесяти, жил прямо скажем, роскошно. У него было целое хозяйство: куры гуси, дом кирпичный, велосипед. Хотя, если так подумать, какая там роскошь, только если в сравнении со всеобщей нищетой.
Вся улица завидовала нашему соседу. Завидовала и боялась. Говорили, что он страшный человек и его нужно обходить десятой дорогой. А то себе дороже. Вроде сидел он в тюрьме за убийство, или что-то в этом роде. Кто, когда-то имел с ним какие-то дела, иных уж нет, а тех не ищут... Говорили, что в его доме люди навсегда исчезали. Зашёл человек и всё. Никто, никогда его больше и не видел.
А вот меня всегда почему-то тянуло к этому страшному человеку. Я приходил к нему в гости и можно сказать батрачил на него: рубил траву птицам, убирался в сарае, мыл в доме полы, таскал воду, даже стирал бельё. И что самое странное, сосед никогда и ничего мне за работу не платил, просто иногда рассказывал какие-то удивительные истории из своей нездешней жизни, или просто, одобрительно хлопал меня по плечу:
- Ну, что, Мишаня, устал? Ты сегодня был молодцом, хорошо поработали. Проголодался, наверное?
- Да, немножко.
- Ну, тогда беги домой, поешь, поздно уже. А завтра опять приходи, если захочешь, будем с тобой велосипед ремонтировать.
И я, как ни странно, приходил, ведь даже бесплатно пахать на «страшного» соседа мне было интереснее, чем с пацанами по улицам шляться.
Вот только родители этого не одобряли, кричали, ругались, что сосед наш страшный человек и доведёт он меня до тюрьмы, а может быть куда и похуже. От него можно ожидать чего угодно, убьёт и в степи закопает.
Каждый раз как папа замечал меня рядом с соседским домом, вечером так порол ремнём, что я не то что сидеть, я даже на спине лежать не мог. Но, проходила неделя, другая, я смелел и снова шёл батрачить на страшного соседа и опять попадался папе на глаза. И так по кругу.
И вот, наступило лето 64-го. Когда всё и случилось.
Мои папа и мама вечером, как всегда вместе, возвращались домой с работы. Их сбил пьяный водитель на грузовике.
Оба погибли. Сразу, на месте.
Так я и остался совсем один и никого из родственников на всём белом свете.
Соседи с нашей улицы собрались, помогли с гробами и могилами.
Вернулся я вечером с похорон, ничего не соображаю, сел на табуретку в углу, сижу, плачу. Мне всего тринадцать и как дальше жить, я совсем не представлял.
Тут на пороге появилась какая-то толстая тётя с нашим участковым и сказала:
- Мальчик, ты, давай потихоньку собирай чемодан: трусы, майки, свидетельство о рождении, ну и вообще, все документы что в доме найдёшь, а завтра утром мы за тобой заедем и отвезём в район, в детский дом. До свидания.
Я попрощался и продолжил плакать, сидя на табуретке.
Через некоторое время открылась дверь и в дом вошёл «страшный сосед»
Он не стал долго слушать мои всхлипы и завывания, поднял с табуретки, обнял, встряхнул за плечи и сказал:
- А теперь слушай меня внимательно. Деньги в доме есть?
- Нет. Были, но все потратились на похороны.
- Ну, тем лучше. Значит так, собирай свои вещи, но только те, что надеваются на тебя. Никаких документов не бери и никакого чемодана, руки должны быть свободными. И одевайся потеплее. Через полчаса жду у себя. Времени мало, не опаздывай.
Через полчаса, я, несмотря на лето, завалился к «страшному соседу» укутанный по-зимнему и даже в шапке.
Сосед осмотрел меня со всех сторон, одобрительно кивнул и сказал: - Снимай штаны.
Я снял, он что-то зашил мне в карман и велел одеваться.
Потом посадил меня на багажник велосипеда и мы полночи куда-то ехали. Даже падали пару раз, когда в темноте съезжали с дороги.
Под утро приехали к какому-то казаху-пастуху. Сосед сдал меня с рук на руки и на прощание сказал:
- Тебя будут и дальше передавать друг другу, ничего не бойся и слушайся их – это свои люди. С посторонними не болтай, помалкивай, пусть лучше все думают, что ты дурачок, или глухонемой.
Я тебе зашил в карман немного денег. Только когда останешься совсем один, достань их, но не раньше. И давай там, Мишаня, не поминай лихом.
Больше я его никогда не видел, но нет такого дня, когда бы я не вспоминал его с благодарностью. Оказалось, мой страшный сосед был серьёзным контрабандистом.
С казахом мы несколько дней ехали на лошадях, потом он передал меня другим людям и с ними я уже шёл с караваном верблюдов, потом опять новые люди и опять. Я впервые в жизни увидел города, море и настоящий густой лес. Прошло всего месяца три с начала моего пути, не больше и я на грузовом корабле уже причаливал к огромному порту.
Последний мой провожатый сказал:
- Всё, парень, ты прибыл, дальше сам как-нибудь – это город Нью-Йорк. Нравится? Удачи тебе.
Когда я сошёл на берег и остался совсем один, я распорол карман, в нём были двадцать долларов…
Учился в школе, закончил колледж и всю жизнь проработал на заводе, был сварщиком высшей категории, даже в начальство выбился. Теперь у меня хорошая пенсия, большой дом в Питтсбурге, жена, дети, внучки.
Когда–то я даже собирался приехать хоть на денёк в Казахстан, чтобы просто пройти по своему посёлку, но так и не решился. Внутри до сих пор сидит детский страх, что там меня схватят и больше не отпустят. Глупо конечно.
А, знаешь, каждому человеку иногда снится один и тот же самый страшный кошмар в жизни, или наоборот, самый - самый счастливый сон.
Так вот у меня эти сны, почти ничем не отличаются. Самый страшный кошмар – это когда мне снится, как я от стука в дверь, просыпаюсь в своей кровати в Казахстане и слышу голос той толстой тётки:
- Стучи, посильнее, он, наверное, ещё спит. Что ж такое? Я же ему сказала, что мы утром за ним приедем.
А самый счастливый сон – это когда та самая толстая тётка с участковым, так же стучит в мой маленький домик и тётка говорит:
- Стучи, посильнее, он, наверное, ещё спит. Что ж такое? Я же ему сказала, что мы утром за ним приедем.
Так они стучат не переставая, аж штукатурка сыплется, а я в это время в Питтсбурге гуляю по парку с внучками, улыбаюсь и кормлю в озере уток…
|
|
8
Одна Даша из Костромы вышла замуж в Америку. «Почтовая невеста», каких миллион. Муж старше лет на 20, то есть ей было 20 с копейками, а ему – 40 с центами. Но не фермер, не лысеющий менеджер в костюмчике, не компьютерный задрот, а здоровенный рестлер, весь в татуировках, по профессии вышибала в баре. Что местные бабы не висели на нем гроздьями – исключительно происки феминизма.
За годы как-то попритерлись друг к другу, стерпелись-слюбились, двух сыновей завели. На зарплату вышибалы особо не пошикуешь, Даша тоже пошла работать. Помощницей у русского мануального терапевта, записать пациента, карточку заполнить, полотенечко принести. Денег немного, зато работа не бей лежачего в буквальном смысле, и ничего, кроме русского, знать не надо. Жили не тужили, не хуже других.
Но тут в последние годы Америка покатилась в сраное говно. Устроили эпидемию ковида, бар потерял клиентов, вышибалу вышибли. Заставили всех носить маски и делать прививки с биллгейтсовскими чипами. Детей отправили на удаленку, они там взбесились, заодно стало слышно, чему их учат в школе: однополому сексу и вине белой расы. Запретили оружие, а погромы BLM наоборот разрешили. Душка Трамп проиграл выборы маразматику Байдену, в правительстве одни толерасты, мэр Чикаго вообще черная лесбиянка, не успеешь оглянуться – такая же и президентом станет. Пропал калабуховский дом.
Когда подобные жалобы высказывают мои друзья-иммигранты, я им обычно говорю: не нравится – возвращайтесь в Россию, там этих проблем нет. Последний оплот, где и толерасты всех мастей сидят под веником пикнуть боятся, и маски никто не носит, и президент никогда в жизни не проиграет выборы. Никто почему-то не соглашается. А вот Даша решилась.
Они продали дом в Чикаго и купили дом в Костроме. Поменяли паршивенький таунхаус сороковых годов постройки на роскошный коттедж с полугектаром земли. Будут выращивать экологически чистые овощи без ГМО и регистрации, может, и экологически чистых кур и свиней заведут. Я, конечно, спросил, на что они собираются жить дальше. Муж по-русски ни бум-бум, Дашу в 40 с гаком и без специальности тоже не ждут на работе с распростертыми объятиями. Оказалось, у них и это продумано. Мужу как раз исполняется 62, в США с 62 лет можно выйти на раннюю пенсию, 70% от полной. В долларах это порядка полутора-двух тысяч, в Чикаго после уплаты всех страховок и сборов останется только лапу сосать, а в Костроме на 100-150 тысяч в месяц можно шикарно жить.
Вот только у сыновей в школе не заладилось. Дразнят пиндосами из-за акцента и гомиками, потому что видели, как отец их поцеловал. И еще как-то, они не все русские слова понимают. Старшего побили – папины приемчики плохо помогают, когда все на одного. Злые какие-то дети, хотя школа хорошая, частная. Ничего, перерастут. А если нет, всегда можно вернуться в толерантную Америку, американское гражданство они предусмотрительно сохранили.
|
|
9
Пушкинские Горы. Музей-заповедник Михайловское. Толпы туристов глазеют на родовое гнездо великого поэта, ожидая своей очереди посетить сам дом. Мы уже дождались своего гида, и переходя из комнаты в комнату внимаем: тут встречали гостей, тут был бильярд, вот тот самый кий и несколько шаров, вот кабинет… а теперь пройдем в кухонный флигель. Перед флигелем заминку – идущая перед нами группа еще не вышла, и надо подождать на улице. Буквально через секунду к нам присоединяется еще одна группа, и их молодой гид решает развлечь туристов незапланированным рассказом.
--- Это не первый дом построенный на фундаменте дома Ганнибала.
«Баммм», я прямо-таки слышу перебои в работе сердца у туристов.
--- Тот дом, в котором жил Пушкин, пришел в негодность в шестидесятых годах девятнадцатого века, и его полностью перестроил его сын. – продолжает жестокий экскурсовод.
«Баммм» - так забивают гвозди в крышку гроба иллюзий.
--- В конце века дом выкупила казна, и тут был устроен дом для пожилых литераторов, но он полностью сгорел в начале двадцатого века.
«Баммм» - пожилая дама с томиком стихов оседает на скамеечку.
--- Дом заново отстроили, но во время революции он был полностью разграблен. – не унимается палач мечты. – Ну а во время войны он опять был полностью разрушен, и восстановлен уже в конце сороковых.
--- Это тот самый дом? – с надеждой спрашивает школьница.
--- Ну что вы, тот дом пришел в негодность, то, что вы видите это реконструкция двух последних десятилетий. – делает «контрольный выстрел» милый юноша гид. – А теперь пройдем во флигель, он построен по сохранившемся…
|
|
10
Вся история неоднократно услышана в деталях из первый рук от разных людей, непосредственно принимавших в ней участие — бывших коллег, а самый конец её я видел своими глазами.
Однажды в лихие девяностые, в самом их начале...
один неожиданно разбогатевший осколок секретного КБ, а точнее — несколько неожиданно разбогатевших его сотрудников в главе с завхозом, решили думать куда вложить шальные деньги.
Началось с того, что конторе их нужно было тупо канцелярии всякой закупить. А совок же вокруг — всё дыроколом колят и верёвочками связывают, скрепки ломаются, скоросшиватели только из фильмов ужасов на страшных папках с надписью "Дело", степлер это вообще инопланетные технологии. А тут ещё комиссия военпредов вкатала родному материнскому КБ замечание, что секретная документация в безобразном состоянии — бумага жёлтая и в труху, тесёмки сгнили, скрепки проржавели в труху и ржавчиной засрали документы
А чего бы иначе было, если в КБ в дождь по стенам вода течёт и зарплату уже год не платят? Зато за смешные деньги можно найти любых специалистов и поиметь доступ к любому наследию совка.
И тут у новоявленных бизнесменов возникла идея заняться канцелярией. Бабки есть, связи по обломкам секретных заводов есть, наладим выпуск, разбогатеем (импортные канцтовары дурных денег стоили). Заводы ещё только начали разваливаться, народ ходил на работу без зарплаты, оборудование советское ещё не разворовали.
К вопросу подошли масштабно — с изучением рынка и бизнес–планами. Ну, по бумажной продукции всё просто оказалось — вся приличная бумага везлась из Финляндии, крыша там был прочная по всем фронтам (по слухам — с нынешним президентов во главе), конкуренты просто пропадали бесследно. Короче, поляна была поделена и ловить там было нечего. Можно было у них закупать и перепродавать, но без прибыли — для поддержания марки и не более того.
А, вот, по скрепкам, степлерам, зажимам и скоросшивателям вообще было пусто. Кто–то что–то челночил, но не сильно организовано и без крыши. А там золотое дно и скрепки на вес серебра!
Деньги большие, планы громадные — нужно играть в долгую, ориентироваться на лидеров и захватывать мир.
Скатались в Германию, взяли образцов самых лучших канцтоваров, дали военному институту на экспертизу — проверять на стойкость к коррозии, твёрдость, упругость, количество сгибаний и т.д. Получили офигенные характеристики. Тот же зажим выдерживает от 100к срабатываний, а если не "нормам военного времени", а как оно в реальности будет, то и под миллион, т.е. практически вечный получается. И не ржавеет. И даже если покрытие ободрать, то всё равно практически не ржавеет, а если ржавеет то медленно, и без рыхлой ржавчины.
Ну, офигенные характеристики и что — мы же на космос и оборонку работаем, у нас и офигеннее штуки есть! Всё обмерили. Пошли по заводам. Изучили, что там в СССР с канцелярией. Пришли на завод скрепок и зажимов. Завод в руинах. Зарплату уже год не платят, вся территория завалена ржавыми скрепками и зажимами. Показали им скрепку и зажим. По физиономии смотрящих уже стало ясно, что–то не так. Оказывается, они уже пытались у себя по импортным размерам делать — говно получается. Проверили их продукцию — оно уже с завода со следами коррозии, а зажимы выдерживают десятки (!!!) срабатываний и разваливаются. Короче 100% брак даже по их собственным нормам.
Привезённые КБшные металловед с технологом посмотрели и сказали, что металл — говно и не соответствует их же ублюдочным ТУ, оборудование разболтанное, техпроцесс не соблюдается — скорости гибки, усилие штамповки и т.п. И вообще некоторые шаги обработки пропущены.
Заодно выяснилось, что оборудование местами ещё немецкое–трофейное. Местные естественно обиделись, ибо, критиковать каждый горазд, а ещё диды их на этом оборудовании скрепки делали и никто не жаловался.
Ну, допустим, мы заменим оборудование. Притащили своих космических слесарей с инженерами–конструкторам, разобрали пару трофейных станков, на своих станках с ЧПУ зафигачили недостающие детали, собрали всё, чтобы гнуло и штамповало по буржуйским лейкалам с соблюдением технологии. Для массового производства оно не подходит, т.к. детали чёрте из чего и скоро износятся, но попробовать пойдёт. Местные смотрят, как на инопланетян, ходят переделанный станок щупают. На станке этом, кстати, потом весь завод держался. Сделали ещё одну пробную партию. Ну, стало заметно лучше, но всё равно оно изначально ржавое и держит меньше сотни срабатываний.
Металловед с технологом посмотрели на излом, потыкали в продукцию, постучали молотком и сказали, что исходное сырьё — говно и не соответствует ни одному ГОСТу.
Стали разбираться. Подняли документы на техпроцессы аж с сороковых годов. По документам продукция должна получаться так себе, но не такой же трэш. Стали смотреть на сырьё. С самого начала подходящей стали не было и закупали другую, но и это не объясняет такого отвратного качества. С семидесятых вообще стали закупать абы что, но даже оно должно себя лучше вести. Сталь должна была специальным образом мыться и подготоваливаться, а в какой–то момент даже цех гальваники построили, чтобы покрытие наносить. Правда, следы того цеха гальваники быстро теряются, а сталь готовят тупо макая в какую–то кислоту, причём, на глаз.
А как же внутренняя приёмка? Оказалось что есть на заводе некий неприкосновенный запас проволоки и ленты с бородатых годов, которая соответствует ТУ. На случай инспекции или ещё какой показухи. Из неё что–то можно сделать если руками обрабатывать.
Попробовали из неё сделать — лучше, но всё равно ржавеет адово и до 10 тысяч сгибаний не дотягивает.
Стали смотреть на исторически образцы продукции и сырья со складов. А там АДЪ.
Мало того, что закупается черте–что, так ещё и заводы шлют ещё более непонятно–что — на катушке одна маркировка стали, а внутри чёрте что. И внутри партии все катушки разные. И толщина ленты гуляет. Результаты тестов на каждой катушке разные и гуляют на порядок.
Поехали к поставщикам стали на заводы. Заводы в руинах. Сначала вообще никто говорить не хотел — берите что есть и валите. Потом кое–как втёрлись в доверие. Оказалось, что завод с семидесятых под видом дешёвых ходовых марок стали гонит брак. Чем дальше — тем больше. А сейчас у них вообще 20% выход нормальной продукции, а всё остальное как получится и они это продают под видом ходовых марок. Стали общаться на тему, –а если нам нужна конкретная сталь со стабильными характеристиками, мы даже денег немного дадим? При слове "деньги" у них глаза загорелись, — "Денег давайте, всё сделаем, мы вообще могучие, только кажемся убогими." Взяли у них партию лучшего с обещаниями, что будет ещё лучше и поехали обратно на завод скрепок.
Запустили станок. 10 тысяч сгибаний нет и ржавеет.
Технологи с металловедом говорят, что техпроцесс неверный — закалка не под ту сталь делается и вообще неправильно. И нужно восстанавливать этап очистки стали от ржавчины.
Горе–инвесторы уже начинают терять волю к победе, но уже столько вложено, что хочется результат получить — неужели мы не можем сделать сраную скрепку и сраный зажим?
Послали гонцов в металловедческий институт. Там подбирали–подбирали режимы и сказали, что на этой стали 100к не получить никак.
Поехали обратно к металлургам, те у виска крутят — ничего лучше сделать невозможно. Дали какие–то экспериментальные образцы, по цене золота. В институте подобрали процесс, попробовали — при самых лучших условиях получается чуть меньше 100 тысяч сгибаний.
Да как же так?! А где миллион? Уже прямо азарт — хочется понять, как получить миллион сгибаний, который у буржуев есть.
Напрягли связи по всяким военным КБ, всяко не шестидесятые — наука и всё такое. Целые НИИ и НИИОПы на анализе и копировании технологий специализируются. Пошли туда.
Сделали спектральный анализ импортных образцов скрепок/зажимов (адово сложно и дорого тогда было), восстановили (!!!) рецептуру стали, посмотрели электронным микроскопом срезы и восстановили технологию закалки и обработки (!!!) Получилась какая–то более–менее обычная сталь с какими–то присадками, какая–то двухступенчатая обработка, мытьё кислотами до и после, плюс, гальваника.
Круто, конечно, но ничего такого — всё в советских учебниках по металловедению есть.
Пошли к металлургам — те смотрят, как на идиотов и говорят, что такое вообще массово сделать невозможно, что они такую сталь в последний раз в 1985 году делали ограниченной партией по спецзаказу. Что за дурные деньги они, наверное, могут попробовать выпустить ещё одну партию, но для массового производства нужно весь завод перестроить. И мало ли, что там в учебниках пишут.
И по обработке тоже нужно весь завод заново строить, так как оно на разных температурных режимах обрабатывается, и вообще зажимы частично отпускаются, горячими обрабатываются и потом заново закаляются. И даже оригинальные техпроцессы, которые ещё в 60–70х утеряны рядом не валялись с тем, что нужно. А станки у них все или ручные или полуавтоматы, а дадя Ваня в горячей зоне работать не может — они уже пробовали.
И даже цеха их не подходят.
Кислотами у них мыть не получается так, как кислоты свойства меняют и результаты самые разнообразные получаются. В общем, барство это всё и потому они ничего толком не моют. А что бы было не так, как сейчас, нужно ой–ой–ой–сколько всего начиная от фильтрации и строгих температурных режимов — короче, заново всё строить и отлаживать.
А этапа механической очистки у них вообще отродясь не было.
И это не говоря о хорошей оцинковке/меднении, которой тоже почему–то не было. В принципе, на заводе был цех гальваники, но последний раз он работал в какие–то бородатые годы, когда был с помпой пущен, гнал брак, был закрыт и уже 20 лет не работает. Остался от него только раздолбаный корпус цеха с мусором и каким–то остатками обрудования, на котором умельцы–кустари какую–то херню оцинковывают. С этим даже разбираться не стали, так как там тоже оказалось, что нужно всю цепочку раскручивать и всё менять. А если и делать, то оказывается, что необходимое качество подготовки металла и покрытий сильно лучше того, что промышленность делает и тогда нужно не скрепки с зажимами клопать, а кузова для автомобилей оцинковывать, например.
А чем вообще всё выкидывать проще рядом другой завод построить.
Естественно, что перестраивать вообще всё, включая металлургов ради каких–то сраных скрепок никто не будет, а суммы вложений получаются такие, что СССР не всегда себе такое мог позволить и никакие разумные цены этого отбить не смогут.
На этом всё и закончилось, а по секретным КБ и институтам долго ходила и до сих пор ходит история о том, как вся советская промышленность на излёте не могла повторить несчастные канцелярские товары.
|
|
11
Историей про деда Леню от 28.02 навеяло. Про того, который "катал катушку" и никогда не рассказывал о войне.
Мы, дети, выросли среди военных, не осознавая этого. Наши родители были абсолютно, до кончиков ногтей, гражданскими людьми, но мы как-то больше тусовались с бабушками и дедушками всех мастей и всех степеней родства.
Помню младшего из дедов, который по возрасту не смог уйти на фронт - так он выкрутился, стал военным летчиком, и ему даже было о чем молчать. Он учил нас строить запруды и играть в преф.
То, что все наши дедушки и бабушки служили, мы как бы знали, но поскольку о войне в нашей семье говорить было не принято, мы воспринимали армию как пионерский лагерь, со строгим пионервожатым. Если у кого-то не было одного из дедушек или бабушек - это тоже воспринималось как нечто данное, мы лет до 10 не понимали разницу между родными и двоюродными.
Росли мы в каких-то воинских частях, на полигонах, складах. Помню, один раз рассматривали одежду космонавтов из оренбургского пуха. Но все это было как игра. О войне мы знали только по фильмам. Нам даже в "войнушку" запрещали играть. Ну как запрещали... по лбу могли дать, без скидки на то, девочка ты или мальчик. :)
Про войну я узнала, когда мне было больше 20 лет.
Умерла сестра моей бабушки. Через несколько месяцев зашел ее муж, которому было тогда хорошо за 90.
Они с моими родителями поговорили о его жене, о жизни. Он выпил пару рюмочек и заплакал. Сначала о жене, а потом начал вспоминать войну.
Больше 60 лет прошло, а он помнил, и ему было больно.
Нет, он не рассказывал про героические битвы и про подвиги. Он рассказал, что они попали в окружение, а потом в плен. Что было страшно. Рассказал, что в лагере не кормили от слова совсем. Они, люди, ели траву из под ног, а когда и ее не стало - начали рыть корни. Несколько раз пытались бежать, безуспешно. Потом все-таки удалось, сбежали.
Рассказывал, как они накинулись на сырой картофель в полях. Потом - свои, и снова в лагерь, теперь уже наш. И история идет по кругу - есть, есть, есть хочется есть. Опять ботва, трава....
Потом, очевидно разобрались, отпустили.
Если вы не видели, как глаза становятся квадратными, то вы многое пропустили. Они такими у меня и были.
Я начала осторожно расспрашивать родителей, дядь и теть на предмет того, а кем были их родители?
В сухом остатке:
- мой дед: артиллерия, штрафбат, пехота, артиллерия. После войны стрелял в птицу не целясь, просто поднимал руку. Погиб в ГУЛАГе, в конце сороковых.
- брат деда: не знаю войска, штрафбат, погиб.
- бабушка: полк связи, белорусский фронт, демобилизовалась в 47-м, осталась в армии на "несерьезных" должностях.
- сестра бабушки: взятие Берлина. Кстати, там она и умудрилась родить мою тетку. Вот я думаю - как это, заходить в город на 9-м месяце? Как ее вообще не демобилизовали?
- вторая сестра бабушки: авиация, пропала без вести, очевидно погибла
- третий дедушка: понятия не имею, где и кем, но до самой смерти оставался в армии. Кем - не знаю, в семье не говорили. Очевидно, что-то не очень важное.
- четвертый дедушка - авиация.
- пятый, о ком писала выше - никто не знает, где и кем. Сразу я не догадалась спросить, а потом он делал вид, что этого разговора не было. И в семье никто не знал, где и кем. :)
Что я поняла, так это то, что те, кто прошел войну молчат об этом даже между собой. А если и проговариваются, то случайно.
|
|
12
Прочитал историю об распиленном новом велике и вспомнилась похожая:
Конец послевоенных сороковых, проблемы с одеждой-обувью, всё чинится до последней возможности. Уходя на работу, жена попросила мужа (у него выходной) починить детские сандалики, поставить набойки на подошве.
Пришла: всё исполнено... вот только за неимением материала "сапожник" отодрал подошву с осенних туфелек.
|
|
13
Попал как-то давным-давно ко мне попутчиком один интересный мужик. Очень пожилой, по профессии врач-радиолог, стоял у истоков изучения лучевых болезней, когда в сороковые ядерную бомбу изобрели и стало необходимо исследовать действие радиации.
Ехали поездом, вдвоем в СВ, дорога длинная, стали коротать время за разговором.
В конце сороковых он окончил с отличием ВУЗ по специальности "физика". А тут как раз новое направление стало развиваться, и он в числе немногих получил второе образование, уже медицинское. После завершения учебы он попал на сверхсекретный завод где-то возле полярного круга, на котором делали первые советские ядерные бомбы.
Рассказал такую историю.
Бомбы тогда собирали медленно, одну штуку в месяц. Изделие стоило немеряных денег и ответственность за сборку была мама-не-горюй! Не дай бог запороть - расстрел кучи народа однозначно! В конце сборки была какая-то очень ответственная операция, которую мог проделать один-единственный слесарь. Доверяли ему и только ему. Мужик получал генеральскую зарплату и приходил на работу один раз в месяц, к каждой новой бомбе. Все остальное время он беспробудно бухал, благо было на что. Дня за три до очередной операции к нему наведывались ГБшники, выводили из запоя, потом он делал свое дело и снова уходил в нирванну. И так несколько лет подряд.
Мой попутчик работал долго на этом заводе, имел возможность вести наблюдения. Говорит, что каждый раз слесарь ловил совершенно недетскую дозу. Другой кто сход бы давно, а этот видать алкоголем вымывал радионуклеиды.
- Знаешь, - сказал врач, - я четко заметил: кто из сослуживцев не пил совсем - в могиле давно, а кто бухали как черти - до сих пор многие живы.
|
|
14
Он не нищенствовал, а продавал иголки
Мне выдавали на дорогу в школу восемь копеек: на троллейбус туда и обратно. В хорошую погоду я старался их сэкономить и шёл пешком.
На половине дороги, как раз, если погода была хорошая, обычно весной, на перекрестке улицы Кропоткина и улицы Ленина, я проходил мимо инвалида.
У него не было рук, всё лицо был в шрамах, на месте глаз были ямки пустых глазниц.
На нем была тёмносерая, потертая телогрейка, с зашитыми на плечах отверстиями от рукавов, которые были ему не нужны.
Грудь на телогрейке была аккуратно рядами усеяна иголками разной длины и толщины. Слева, то есть на правой стороне груди, начало каждого ряда уверенно обозначал серебром и кровавой эмалью прикрученный Орден Красной Звезды. Рядов было три.
Те, кто хотел купить иголку, наверное, должны были бросить в консервную банку деньги. То есть, деньги в банке лежали, но как они туда попадают, я никогда не видел. Не видел и того, вытаскивал ли кто из телогрейки иголки. Мне кажется, тот, кому нужны были иголки, шёл за ними в магазин. Но инвалид стоял прямо, лицом к северному солнцу, целый день.
Когда я шёл обратно после школы, если редкое Ленинградское солнышко ещё светило, инвалид стоял уже на другой стороне улицы. Он опять подставлял лучам бледное лицо с темными глубокими шрамами. Иголки так же блестели затвердевшими слезами, возглавляемые тремя орденами.
Однажды, задержавшись с уроков, я увидел, как медленно разгибалась с денежной банкой в руке пожилая женщина, как она уводила инвалида домой. Я догадался, что наверное она же помогала ему переходить улицу вслед за весенним теплом.
Оба моих родителя были тяжело ранены на Войне. Но они были активными, работали на хороших работах. Я не мог в десятилетнем возрасте понимать сложности общественных отношений, но чувствовал особенность положения инвалида.
Мимо него я старался проскочить как можно быстрее, не глядя в его сторону. Мне почему-то было стыдно, что я не покупаю иголки, не бросаю денег в банку.
Опять же в хорошую весеннюю погоду, каждый год между пацанами возникала эпидемия игры в «пристенок». Нужно было ударить в стенку ребром своей крупной монеты, и если она, отскочив, попадала в монету другого игрока, засчитывался выигрыш.
Подбивали нас на эту игру прогульщики-старшеклассники, причем правила постоянно менялись, так что мы, младшие, обычно были в проигрыше. Я проигрывал не больше сэкономленных восьми копеек. Но неоднократно видел и слышал, как мои ровесники проигрывали деньги от завтраков, и даже, выданные им матерями на поход в магазин за продуктами.
Однажды я услышал хвастовство одного из игроков, как он утащил банку с монетами у слепого инвалида. Кто-то одобрительно засмеялся, большинство промолчало. Я тоже ничего не сказал, потом ушел. Больше в «пристенок» не играл.
Мне было очень страшно, когда я первый раз положил в банку четыре копейки. И убежал. В следующий раз я положил восемь копеек. И отошёл спокойнее. Через несколько дней я опять подошёл к инвалиду, положил восемь копеек и сказал:
- Здравствуйте!
Он ответил, глухим голосом, с не изменившимся лицом:
- Здравствуй, мальчик, спасибо тебе, - и помолчав, добавил:
- Я давно тебя узнаЮ, по шагам. Ты не бойся меня.
А я наоборот, пришел в ужас. Буркнул что-то неразборчиво, и убежал.
Значит, инвалид знает меня? И он понимает, что я его боюсь? И, наверное, знает, почему?
Три недели до конца учебного года я ходил в школу по параллельной улице. Летом мы уехали на дачу. Следующая осень была дождливая, и я ездил в школу на троллейбусе. А весной инвалида я не встречал.
И больше никогда не видел лицо со шрамами, выше телогрейки без рукавов, утыканной рядами иголок на продажу. Иголок после орденов.
***************************************
Теперь известно, что в конце сороковых годов, наиболее изуродованных инвалидов, разбросанных Войной по стране (безногих, безруких и подобных, смущавших взоры обывателей), советское правительство вывезло из больших городов. Для Ленинградских инвалидов местом высылки был назначен остров Валаам, в центре Ладожского озера.
Когда я уже взрослым впервые попал туда с экскурсией на теплоходе, на пристани нас встречали несколько безногих людей, на маленьких квадратных дощечках, с колёсиками, прибитыми снизу. Они пытались продать пассажирам корзинки собственного плетения.
Но экскурсанты, в основном, пробегали мимо. Они спешили проселочной дорогой через лес посмотреть великолепный Собор с входом из черного гранита и колоннами из гранита розового, с куполом, который к тому времени ещё сохранил дореволюционную позолоту, как вчерашнюю. Спешили приобщиться к искусству, к вечной красоте, пробегая мимо живого нищего уродства.
Наверное, никому из них не приходилось слышать в детстве из уст инвалида:
- Ты не бойся меня!
1954-2014г.
|
|
15
Обсуждение статьи о новом типе памяти.
XXX: Ждать придется очень долго. Промышленные образцы рерам памяти уже более 10 лет назад были готовы, но хуникс предержал их, чтобы не вредить своему бизнесу (оперативка просто будет не нужна)!
YYY: A вечные двигатели уже лет 100 как существуют, но их не продают, чтобы не мешать продажам нефти.
YYY: Нуль-транспортировку еще в 20-ых годах американцы в Форде разработали, но гады не продают, чтобы не вредить продажам автомобилей.
YYY: А в сороковых годах британские ученые разработали универсальное лекарство от шизофрениии, маразматизма и всех душевных расстройств. Но не продают чтобы психушки прибыли не теряли.
|
|
16
АНТИ РЕКЛАМА.
Жена смотрит вечером телевизор. Присоединяюсь и я. На экране документальный фильм об опытах на людях в Германии в первую половину сороковых годов. Картинка: концлагерь, подопытные люди (чёрно-белая хроника). Голос за кадром рассказывает о том, что такая-то компания проводила такие-то и такие-то опыты, под руководством такого-то, погибло столько-то... Дальше фильм прерывается рекламой, где пляшущий мужик поёт с наигранным акцентом "я из Германии прибыть. Сироп целебный привозить...", производителем которой является та самая про которую только что рассказывали в фильме.
Может случайно так получилось, а может кто на ТВ прикольнулся, но думаю не многим кто это видел захочется прикупить при простуде сей целебный сироп.
|
|
17
Генерал Смит вспоминал, что в конце сороковых – начале 50-х годов американская и английская разведка в массовом порядке засылала на территорию Советского союза диверсионные группы. От них активно приходили шифрованные радиограммы о дислокации советских войск, режиме работы аэродромов и т.д.
Смущало то, что Красная Армия не подбила ни одного самолета с диверсантами, при том, что среди самолетов –разведчиков без диверсантов потери были велики.
Потом выяснилось, что абсолютно все разведгруппы были встречены войсками НКВД (МГБ) еще до приземления на советскую территорию . Естественно, диверсанты были уничтожены, а их имущество реквизировано. Радиограммы в центр с дезинформацией присылали советские специалисты.
Было принято решение прекратить заброс диверсантов на территории СССР.
|
|