1
В детстве я была очень худенькой и хрупкой девочкой. Возможно в этом была виновата экология большого города, может просто мне не нравилась садовская еда, но я была очень худенькой и часто болела, поэтому периодически меня отправляли на откорм к бабушке. Для любой бабушки все внуки по определению – тощие и голодные, а уж у моей бабушки слезы на глаза наворачивались на меня глядя. Она только ругала родителей:
- Вы, ироды, что совсем ребенка не кормите в городе? Я после блокады толще была, когда меня вывезли в 43 году. Отдайте ее мне на месяц, хоть отъестся на домашнем молоке.
На деревенской сметане, простокваше и оладьях с вареньем я набирала какой-то вес и становилась похожей на нормального ребенка. Перед обедом бабушка мне давала пол чайной ложки какой-то гадости, даже хуже рыбьего жира, но от этого лекарства у меня был хороший аппетит, крепкий послеобеденный сон и красивый румянец на щеках, прям девочка с шоколадки Аленка.
Я точно не припомню возраст, наверное мне было года 3, может 4 тогда. Я уже знала много букв, но еще не умела читать. Зато знала много умных слов, в основном от дедушки, он был образованным человеком и членом партии, выписывал газету Известия и говорил как-то особенно, а не как тракторист Генка и не как доярка баба Маня из дома напротив. Он мне рассказал, что такое бандероль и телеграмма. Бандероль из города- это очень хорошо, это мама мне конфет, а бабушке закаточных крышек отправила. Дед сказал, что когда за мной приедут родители, то дадут телеграмму. Я все правильно поняла, приедут за мной родители и дадут мне телеграмму. Надо запомнить слово, хоть спасибо скажу, когда они мне ее дадут.
Однажды бабушка начала жаловаться подружкам на лавочке, что сильно устает и надо бы лечь спать пораньше, так что, дорогие, если я сегодня или завтра не выйду посидеть с вами, не обессудьте, сплетничайте без меня, а я отдохну и через день-два вернусь. Мне это казалось подозрительным, бабушка была довольно энергичной и с утра таскала на пару с дедом ведра с водой, корыта, какие-то тазики и банки. На и так тесной кухне было негде повернуться от этого добра. Но я во взрослые разговоры не лезла. Раз сказала, что надо лечь спать пораньше, значит так и надо, пусть отдохнет.
После обеда дедушка и бабушка занимались своими делами, возможно даже пошли в магазин, а я сама гуляла во дворе. В те годы за это соседи не вызывали органы опеки и ювенальную юстицию. Это было нормально, как-то выросли. А чтоб я не маялась дурью мне оставили корыто с водой, ершик и гору бутылок. Вот такое у меня было развлечение- перемыть до вечера кучу бутылок. Сказали, что бутылки для лекарства.
Пока дед с бабушкой где-то возились, пришла почтальенша, дала какую-то бумажку и сказала отдать деду. Точно вам скажу, что не бандероль, просто бумажка. И не телеграмма. Телеграму мне дадут родители, когда за мной приедут. А так просто бумажка. Я положила ее куда-то на кухню и через минуту забыла о ней, у меня был непочатый край работ, меня ждали бутылки в корыте.
Вечером дед с бабой уложили меня спать раньше, чем курей в курятнике, наверное до «Спокойной ночи, малыши», а сами стали греметь на кухне. Уснешь тут!!! Не знаю, чем они занимались, я раньше такого не видела, что-то пыхтело на плите и воду ведрами подливали в корыто. На столе стояли в ряд мои чистенькие бутылки для лекарства.
Конечно меня одолевало любопытство, но все-таки я довольно быстро уснула, хилый у меня организм был в детстве.
Проснулась довольно скоро, дома творилось что-то невероятное. В окно и в дверь настойчиво стучали, дед с бабой носились, как ошпаренные с бутылками, судорожно разбирали корыта и тазики, на полу были лужи из воды и вся кухня пахла моим лекарством. В дверь продолжали стучать... Странно, что собака во дворе не лаяла.
Я вышла на кухню, но на меня особо не обращали внимания, просто бегали с тазиками. Запомнились фраза бубушки «ну билет-то тебе придется положить!». Вообще ничего не понятно, какой билет, куда положить. Дед с поникшей головой пошел открывать двери. На пороге была моя мама. Теперь понятно, почему не лаяла собака, и как мама смогла постучать в окно. Она всю жизнь прожила в этом доме, уж калитку точно знала, как открыть, а собака ее не считала чужой. Мама спросила, почему ее не встретили на остановке, она ведь отправила телеграмму, хорошо, что тракторист Генка проезжал, подбросил ее до дома с чемоданом на тракторе.
Я радостно обняла маму. Дедушка и бабушка обняли ее с еще большей радостью и наконец-то немного успокоились после дикой беготни. Потом у меня спросили, не приносила ли почтальенша телеграмму. Я сказала, что телеграммы не было, мне ее мама сейчас даст, а вот какую-то бумажку да, приносили, я ее на стол положила, как раз там, где сейчас бутылки для моего лекарства стоят. Маму очень заинтересовал вопрос «моего лекарства» и чем я таким болею.
Взрослые потом долго о чем-то говорили без меня. Вроде даже ругались, но я уже крепко спала...
Утром дома все было, как обычно. Веселые бабушка и дедушка, вкусные блины с вареньем, чистая кухня без тазиков и корыт, моя мама со строгим взглядом. На обед меня оставили без лекарства, но я и без него уплетала за обе щеки наваристый борщ со сметаной.
После этого эпизода бабушку не лишили удовольствия общения с внучкой, я по-прежнему часто приезжала к ней, но лекарств мне больше не давали и вообще завязали с изготовлением лекарств дома, чтоб у деда не забрали билет, само собо партийный.
На дворе было начало 80-х, деревья были большими, а мои бабушка и дедушка были молодыми. И завтра моей бабушке исполнилось бы 100 лет.
|