8401
БОЕВОЙ ВЫХОД
Лет пять тому назад, летал я в Екатеринбург, в командировку. И мой московский приятель Вадим, слёзно попросил, если будет время и возможность, заехать к его маме, передать маленькую посылочку, а главное захватить там кое-какие важные справки, и доверенности.
Я не обещал, но постарался и у меня получилось. Дела все переделал, а до самолёта ещё семь часов. Взял такси и приехал.
Мама Вадима встретила меня как родного - накормила, напоила, про Вадюшу расспросила.
Спешить мне было некуда, мы мило беседовали у телевизора, допивая десятую чашку чая, как вдруг из соседней комнаты неожиданно раздался громкий голос, я даже дёрнулся, ведь был уверен, что в квартире кроме мамы Вадима нет никого.
Сразу и не понятно – голос мужской или женский:
- Наташа, а у нас кто-то есть?
- Да, папа, выходи, поздоровайся – это друг нашего Вадечки, из Москвы заехал.
Минуты через три, дверь комнаты медленно открылась и оттуда показалась несмелая палочка с резиновым набалдашником, а за ней - древний, сутулый дедушка в рубашке застёгнутой на все пуговицы.
Дед протянул мне руку, я встал и протянул ему обе свои.
Дед, не отпуская, потянул меня прямо под торшер, чтобы на свету получше рассмотреть гостя.
У стариков такое бывает, ну интересно ведь.
И только тогда я увидел его глаза. Очень больших усилий мне стоило, чтобы старик почти не заметил, как же я хотел отвести взгляд.
Один его глаз был маленький, прищуренный, цепкий, а на втором, широко-открытом, просто жуткое, белое бельмо.
Хозяйка познакомила нас и прибавила – это дедушка Вадима, он у нас ветеран войны, фронтовик.
Я никогда не мог пройти мимо живого ветерана, чтобы не поговорить и не порасспрашивать, тем более время позволяло.
И старик, как исправный дизельный двигатель, завёлся с полуоборота:
- Я воевал в разведке. И не просто - сбегай, глянь, не встало ли солнышко, а во взводе полковой разведки.
Ещё до войны я на заводе работал, ушёл в армию и комсомол направил меня в сержантскую школу.
Закончил с отличием, а тут война, понимаешь. Естественно, прошусь на фронт. А меня не пускают, посылают на курсы младшего офицерского состава. Короче сбежал я от туда, чуть под трибунал не угодил, но командование разобралось, плюнули, отпустили, ведь не домой же я прошусь, а на фронт. Прибыл на передовую, вначале хотели дать мне отделение и в бой, а потом посмотрели - стоп. Тут как раз полковые разведчики для себя людей выбирали. Поглядели, погоняли, а я ведь до войны борьбой занимался, прыжки с парашютом имел, да и вообще, толковый парень был, восемь классов за спиной как-никак. Вполне подошёл, взяли.
А ты знаешь, что в полковой разведке служить – это как космонавтом стать. Все хотят, но мало кого возьмут. Никто ниже майора на нас даже голос не повышал. Мы даже под ноль не стриглись, ходили с причёсками, как интеллигенты. Но и убивали, конечно же, нашего брата не в пример простому, окопному солдатику. В окопе у тебя хоть шанс есть уцелеть, да и свои кругом, а разведчик в боевом выходе - один против всей фашистской Германии.
Поначалу меня долго на задания не брали, а муштровали как цыганскую лошадь, учили всему: как за линию фронта ползать, как по карте ходить, как по звёздам ориентироваться, как убивать, как «языка» брать.
Месяца два гоняли и вот, наконец, как-то утром объявляют: - Высыпайся хорошенько, ночью твой первый боевой выход, пойдёшь за языком.
Только стемнело и мы пошли. Со мной друг мой - Боря Шляпников. Хотя, как со мной – это я с ним. Боря к тому времени уже опытным разведчиком был, с орденами. Целый взвод, наверное, немцев приволок.
Перешли линию фронта, доползаем до немецких позиций. Лежим, мёрзнем, тихо наблюдаем, ждём. Может кто проснётся, в уборную захочет, вылезет из блиндажа, подойдёт к нам поближе. Но, как назло никого, а место открытое, скоро утро, светать начнёт, тогда не получится, придётся возвращаться ни с чем.
Вдруг, смотрим, вышел. Здоровый такой, без оружия, идёт, качается, плохо со сна соображает. Справил нужду, закурил и повернулся к нам спиной, чтобы огонька не было видно с нашей стороны. Ситуация – лучше не придумаешь. Немец метров в пяти от нас. Лежим, уже готовые бросится. Моя задача - сходу рот ему зажать, чтобы не вскрикнул от неожиданности, а Боря должен был нож к морде приставить, напугать и тут же пустой вещмешок на голову надеть. От этого человек психологически ломается, он будет понимать, что его крик – это его смерть.
Боря шепчет: - Готов?
Я отвечаю: - Готов.
- Раз, два, пошли.
Мы, вскочили, рванулись к немцу, я даже уже за воротник его схватил и второй рукой до рта потянулся, вдруг Боря как завоет. И только тогда я понял, что произошло. Мы в темноте не заметили, что между нами и немцем тянулось заграждение из колючей проволоки. Так мы с Борей со всей дури, на колючки и насадились. Немец стоит в ступоре, руки поднял, крикнуть боится. Лицо у Бори всё в крови, про себя я и не понял даже. Боря направил на немца автомат, а сам схватил меня за воротник и потащил обратно.
Как немного оторвались, залегли, Боря нас обоих забинтовал, потом на себе меня тащил. Я несколько раз сознание терял по дороге. Но всё же, мы кое как до наших добрались. Только в санчасти я понял, что остался без глаза.
Потом госпиталь. Чуть не умер там от заражения крови. Выкарабкался. Просился обратно на фронт, но кривого не брали, комиссовали. Вернулся к себе в Свердловск, работал в заводе. Переписывался со своими ребятами разведчиками. Первым убили Борю, а через полгода уже не с кем было переписываться, погибли все, кого я знал.
Вот такой у меня получился первый и последний боевой выход.
Знаешь, я всю жизнь думал о том немце, которого за воротник подержал. Всегда мечтал его найти и прикончить, такая ненависть у мня к нему была, он даже снился мне не раз.
А теперь, что уж. Теперь, я уже думаю, что если бы встретил его сейчас… А что? В Германии у пенсионеров жизнь хорошая, он тоже мог бы, как и я, до девяноста дожить.
Если бы сегодня его встретил, то, наверное, простил бы ему свой проткнутый глаз, всё же – это меня от смерти, видимо, спасло, да и времени сколько прошло.
Я бы поговорил с ним. Даже, может, выпили бы.
А потом… а потом, всё-таки задушил…
|