В Бостоне проходила конференция иммигрантских писателей. Живущая там
вместе с мамой — влюбленной в литературу начитанной интеллигентной
женщиной — писательница и журналистка Людмила Штерн пригласила на обед
приехавшего из Парижа Виктора Некрасова. Некрасов согласился и
попросил Довлатова составить ему компанию. Передаю рассказ Сергея
Довлатова, ничего не прибавляя и ничего не выбрасывая.
Сели за стол. Некрасов налил себе и Довлатову по полстакана водки.
Выпили за здоровье мамы.
Мама: — Виктор Платонович, вы знаете французский язык?
Некрасов: — Очень хорошо. Я в детстве учил французский и долгое время
жил у тети в Париже.
Снова налил полстакана себе и Сергею. Выпили за писателей, живущих в
эмиграции.
Мама: — Скажите, а у вас бывает ностальгия, тоскуете ли вы по России?
Некрасов: — По разному бывает. С одной стороны, мне повезло, я живу в
одном из величайших городов мира, рядом Лувр, Версаль, Собор Парижской
Богоматери... С другой — я человек русской культуры, и, конечно, порой
мне ее не хватает.
Налил. Выпили за великую русскую культуру.
Мама: — Ас кем вы общаетесь в Париже?
Некрасов: — Я дружен с Пикассо, Ильей Эренбургом, Сартром. Также
встречаюсь с Азнавуром, Морисом Шевалье и с другими молодыми
талантливыми людьми.
Разлил и, уже без всякого тоста, влил в топку одним глотком.
Мама: — Виктор Платонович, а кто ваш любимый писатель?
Некрасов (к Довлатову): — Сережа, хорошо идет. Разливайте. И к маме: —
Их несколько — Дидро, Жан Жак Руссо и Достоевский.
Опять без тоста заглотнул еще полстакана.
Мама: — Виктор Платонович, вам можно позавидовать. Вы живете в городе
такой культуры, занимаетесь любимым делом, встречаетесь с интересными
людьми...
Некрасов, никому не наливая, сам врезал очередные полстакана. Помолчал.
— Знаете, мамаша, Париж, Лувр, Достоевский — это все хуйня. Вот под
Сталинградом, помню: сидим в окопе. Ни хуя не жравши, мороз — минус
тридцать, жопа к земле на хуй примерзла, а немец из всех пушек как
въебачит, и думаешь — все, пиздец! И скорей бы уж, думаешь, пиздец, на
хуй такая жизнь всраласъ!
Людмила Штерн, в ужасе: — Виктор Платонович, здесь же мама!
— Да маму я вообще ебать хотел!
Мама радостно-удивленно посмотрела на Некрасова и нежно промолвила:
— Да-а...?
