настолько уходил → Результатов: 3


1.

Джон Шемякин о камчадалах.
Наш друг О-в, наконец, вышел из тревожной тени. У нашего друга О-ва есть неприятная черта характера, с которой мы безуспешно боремся который год: эгоистическая тяга к опасным странствиям. Друг наш любит исчезать. Мы за него часто не без оснований волнуемся. Всякий раз мы находим О-ва в каком-то чулане, с каким-то новым приобретением. Однажды О-в нашёлся с двумя аппаратами Илизарова на себе и долго отмалчивался, вздрагивая при звуках подъезжающих автомобилей.
Главным специалистом по исчезновениям в нашей компании стариков, жизнь которых отравлена виагрой, считаюсь я. Мне очень часто поручаются розыски нашего непоседливого любимца.
На это есть кое-какие основания.
Вот, скажем, прадедушка мой. Камчадальский. Сидел он со своей семьёй и пил чай. На родном языке прадедушки эта многочасовая изнурительная процедура называется "чайхолим". Это когда сутками молча пьют чай. Мужчины, женщины, старики, старушки, гости, родственники, все. Представить себе эту картину очень просто. Достаточно вообразить себе индейцев племени навахо, притворяющихся китайцами.
Изловив немыслимое количество рыбы, люди прадедушкиного народа сначала шумно радуются, а потом впадают в детскую задумчивость: а, что собственно, с этой рыбой делать?! Пока у рыбы глаза свежие, её можно сдать государству и получить много денег, но тогда не успеешь попить чаю. А попив чаю, собравшиеся убеждаются, что уже всё... Глаза у рыбы не очень свежие и государство её не примет. Что делать с не принятой рыбой? Надо обдумать этот вопрос и снова кипит чайник. По итогам чаепития, рыбу сваливают в яму и делают вид, что это обычай национальной кулинарии. Яму с ещё почти рыбой зарывают на некоторое время. Потом её разрывают и смотрят на получившийся продукт. Смотреть на получившийся продукт сложно и с точки зрения эстетики, и с точки зрения медицины - глаза режет, организм отказывается дышать, пролетающие птицы камнем падают вниз. В идеале, после открытия чудо-ямы одежду желательно сжечь.
У нормальной семьи таких питательных ям несколько. Природа мстит своим ненасытным поработителям, ежегодно заваливая их лососем, а натура человека настолько озлоблена природной мстительностью, что остановиться не может и хапает через "не могу".
Я знаю семью, у которой таких ям семь. Семья очень хорошая, а при прошлом режиме так и вовсе богатая была. Папа главы семьи в тридцатые годы прошлого века буквально по крупицам собрал рассыпанный по стойбищам народный алфавит и принялся записывать изобретенной азбукой песни, легенды и сказания всех соседей по району, попутно переводя всю эту практическую мифологию на русский язык. Я помню одно из переведённых преданий, в котором рассказывалось о мальчике, жившем у своих злых братьев. Злые братья перебрасывали его через порог, засунув свои братские пальцы мальчику в ноздри. Потом мальчик вырос и братьев всех убил, за что его, конечно, стали уважать и считать культурным героем. Исследователи находили в этой красивой легенде бездну смыслов, расшифровывали вдоль и поперёк ритуалы переходов и обряды инициации. Понаписано было изрядное количество работ, плотно засевших между томами Леви-Стросса и Малиновского.
Это единственный случай, когда я не просто знаю место создания мифа, но и фамилию мифологических участников. Это, как если бы Ахилл и Гектор жили в соседнем посёлке, и первый возил бы по округе привязанное к собакам тело второго. Кстати, и такая баллада тоже у прадедушкиного народа есть. Про индейцев навахо я вспомнил не зря.
Район всегда был многонациональный. Каждый народ был приучен жизнью к квашеным мухоморам и водке с махрой, так что очень скоро даже ссыльные немцы начали выдавать такие материалы для исследований, которые не каждому Миклухо-Маклаю могли в лихорадке привидеться.
Сам глава семьи, отучившись в Ленинграде, занялся ещё более интересной работой - переводил на свой родной язык мировую художественную литературу. Полными собраниями сочинений, в три смены, без выходных, подкрепляясь питательными смесями на основе ректификата. А его сын, мой ровесник, кропотливо трудился над языковой адаптацией школьных учебников по математике и физике. "Чааргыын хи гутыргырген корень квадратный из хыырды? Рыарыын урхаан тургар Ньютон?", как то так, вообщем. Я ему завидовал всегда. Если на руках есть интересная профессия, то не пропадёшь.
Так вот у этой семьи было семь рыбных ям. Могу сказать, что с джином ямное содержимое, пересыпанное ягодой шикшей, есть можно. Спасает от цинги, повышает ферментный уровень, укрепляет иммунитет, а с луком и перцем так и вкусно. Для романтики не подходит, а закусывать тёплый спирт отлично.
И вот у одной из подобных ям сидел мой молодой прадедушка и пил чай вторые сутки. Потом внезапно встал и, не попрощавшись, ушёл, оставив дверь открытой. Вернулся через семь лет в неожиданном пальто и в зелёной шляпе. Говорят, что работал в Сан-Франциско и ходил на китобое к Новой Зеландии. Не знаю. Мне больше в этой истории нравится то, что уходил он холостым, вернулся, смотрит, а у него уже тут жена есть и даже двое детей. По этому поводу было сложено красивое распевное сказание, немедленно, кстати, переведённое на русский язык.
Логично, что специалистом по исчезновениям в нашей шайке считаюсь я.

2.

Монологи об охоте

«Вы знаете, как я вас уважаю, но вы ничего не понимаете! Вы не знаете, что такое гусь! Ах, как я люблю эту птицу! Это дивная жирная птица, честное, благородное слово. Гусь! Бендер! Крылышко! Шейка! Ножка!» - Паниковский

В мае у всех охотников Таймыра начинается гусиная лихорадка. Они начинают изучать прогноз погоды, горящими глазами вглядываются в небо, в южную сторону, уши у них оттопыриваются, как у чебурашек– гусь, гусь вот-вот пойдет! Важно не пропустить первый гусиный крик или силуэт! Они начинают собираться в стайки, как революционеры-заговорщики, возбужденно пересказывая последние новости, как будто ждут прихода союзных войск: «Мне свояк звонил, Игарку уже прошли, скоро и до нас дойдут!» Другие охлаждают пыл: «Вчера похолодало, по Енисею снег прошел, они обратно повернули. Еще недельку подождать надо бы.» «А у меня сосед-вертолетчик три дня на островах просидел, хоть бы один прилетел! Рано еще. А ты патроны уже заготовил? Сколько? Двести штук? Думаешь, хватит?»
В это время начальству не позавидуешь. У каждого из охотников находится объективнейшая причина, чтобы взять отгул или отпуск на несколько дней. У кого-то теща при смерти, у кого-то жена рожает, третьего в больницу должны положить на обследование, четвертый два года без отпуска, «ну хоть на недельку отпустите». И все настолько убедительны, как будто школу Станиславского успешно закончили.
Дикий серый гусь совсем не похож на своего домашнего собрата, он размером с домашнюю утку, и жира в нем весной не больше, чем в вяленом минтае, но охота на него – это вершина спортивной охоты. Попробуй подойди к компании охотников, которые с ностальгической истомой и поволокой в глазах вспоминают, как в прошлом году за неделю сидения в тундре добыли пару гусей, и скажи, что ты зимой трех оленей в течение пяти минут подстрелил, на тебя посмотрят, как на слабоумного: «Какие олени, дорогой, о чем ты вообще? Ты бы еще про ондатру начал рассказывать! Не видишь, тут серьезные люди про Гуся беседуют!»
Я тогда работал в тундре молодым специалистом, сразу после окончания вуза, и мне повезло в первую же весну съездить на гуся. Никого мы тогда не добыли, но зато я понял, что такое азарт гусиной охоты, когда мы брели по распадку по колено в мокром снегу, под которым уже вовсю бежали ручьи, и вдруг услышали где-то далеко в тумане перекликающиеся крики пролетающих гусей. «Ложись!» Плюх в снег, и закапываешься в ледяную жижу поглубже как крот, чтобы гуси как можно позже тебя увидели. Из тумана вдали появляется косяк гусей, который быстро проносится мимо. Встаешь, весь мокрый, и только выдыхаешь: «Эх, далеко прошли!»

«Вы знаете, Бендер, как я ловлю гуся? Я убиваю его, как тореадор, - одним ударом. Это опера, когда я иду на гуся! "Кармен"!» - Паниковский

Стояли полуголодные девяностые годы. То зарплату задерживали, то продукты не подвозили, поэтому охота в то время была не только удовольствием, но и средством добычи пищи. После той поездки «на гуся» прошел почти месяц, за это время мне одолжили ружье, с которым я начал вечерами ходить в тундру. Добывал я немного, по одной-две утки или куропатки, в зависимости от того, в какую сторону уходил. Трофеи нередко относил дежурной смене операторов добычи газа, которые круглосуточно дежурили на объекте и обедали там же. В тот вечер я подстрелил из скрадка на озере утку и решил отдать ее дежурной смене. Перед самым промыслом залез я на газовую трубу, диаметром около метра, и пошел по ней. Мне осталось пройти полсотни метров, как вдруг я услышал знакомые крики. Не может быть! Весенний пролет гусей закончился еще пару недель назад. Я посмотрел в сторону криков и на фоне огромного красного заходящего солнца увидел три силуэта, которые направлялись прямо на меня. Так, спокойно. Не шевелимся, чтобы не спугнуть. Медленно снимаем ружье с плеча. У двустволки двенадцатого калибра отдача приличная, поэтому пошире расставляем ноги и устойчиво становимся на трубе. Отворачиваемся в сторону, чтобы солнце не слепило и ждем, когда гуси подлетят поближе.
Крики раздавались все ближе и ближе. С такого расстояния уже можно было стрелять, но я терпеливо стоял столбиком и ждал, чтобы уже наверняка попасть. В книгах нередко перед смертью у героев нередко вся жизнь, начиная с раннего детства, умудряется пролететь перед глазами. У меня в те мгновения перед глазами мелькало не прошлое, а будущее. Гуси подлетали все ближе и ближе, вероятность подстрелить хоть одного из них с такого расстояния становилась все реальнее и реальнее. Передо мной пронеслась картина, как я стреляю в гуся и он по инерции падает прямо рядом с трубой. Я беру этого гуся и несу его операторам. Захожу к ним, небрежно держа его за шею, как будто это обычная куропатка. Операторы скапливаются вокруг меня и начинают удивленно охать: «Ух ты, смотри – гусь! Они же уже давно пролетели. Как это ты его подстрелил?! Ничего себе, ну ты уже настоящий охотник!» Тут я прерываю сам себя, резко оборачиваюсь к гусям и вскидываю ружье. Гуси летят прямо на меня, низко-низко на землей и до последнего момента меня не замечают. Тут они испуганно начинают тормозить, но свернуть в сторону уже не успевают и летят прямо надо мной. Они настолько близко, что их можно сбить длинной палкой. Я хладнокровно прижимаю приклад ружья к плечу и практически в упор стреляю. Зарядом дроби с такого расстояния промахнуться просто невозможно, прямо передо мной на расстоянии нескольких метров во всей красе распахнутые крылья трех гусей. Операторы, ждите, теперь мы (я и гусь) идем к вам! Я плавно тяну за курок – и тишина. Что такое? Осечка? Но щелчка не было! Может, не взвелось, ружье – бескурковка, снаружи не видно. Я быстро переламываю ружье об колено и вижу два патрона, одним из которых я полчаса назад подстрелил утку. И именно за этот курок я и дергал! Нет чтобы и на второй курок нажать! Быстро захлопываю ружье и навожу его вслед улетающим гусям. Поздно, за это время гуси удалились из зоны поражения. Вслед им звучит запоздалый бессмысленный выстрел. Все, опера закончилась. Дивные жирные птицы улетели навсегда.

Мамин-Сибиряк (с)

Партнеры

Реклама