Шутки про вспомнить - Свежие анекдоты |
Мужик приходит к ceкcологу.
— Доктор, понимаете, я люблю жену, но мы уже столько лет вместе, все как-то однообразно, скучно становится, что нам делать?
— А вы попробуйте вспомнить молодость. Представьте, вы приходите к ней в первый раз и прямо с порога на нее набрасываетесь!..
Через несколько дней:
— Доктор, спасибо, вы нам так помогли! Все сделал как вы сказали, такое удовольствие получили! Вот только дети долго смеялись...
|
Ещё случай вспомнился.
Опять-таки анатомка, коллоквиум по МПС. Дина, наш комсорг, активистка, отличница — отвечает без запинки, вытаскивая из лотка органы один за другим. И вдруг достав очередной препарат, раздербаненный до малоузнаваемости, запнулась-замолчала, мучительно пытаясь вспомнить где-что-как... Через пару минут сдалась и, с какой-то беспомощностью во взгляде и голосе, призналась:
- Извините, но я не знаю что это —я этот орган никогда не видела...
- За то уже в руках подержала !.... - цинично заметил Мурат, по кличке «Котяра» (из-за пышных усов). Он ещё недавно был сержантом и не утерял армейской прямоты в суждениях.
Преподаватель закашлялся...
Группа затряслась в сдерживаемом смехе...
У Диночки глаза вдруг стали круглыми, на пол-лица, и в неподдельно-удивленном ужасе она решила нас добить:
- Нннеужели это .... ОН !!!!!
- Ну не ОНА это точно! Я то Её видел!- бесстыдству «Котяры» не было предела…
Группа упала под столы.
Препод выбежал из класса...
|
|
Первое, за что невзлюбил мой отец моего будущего мужа- его неумение точить ножи.
Мой папа мог заточить нож любым подручным материалом, помнится, приехав ко мне в общежитие, он собрал все ножи нашего девчачьего этажа, сел на бетонные ступеньки и заточил все ножи. Об эти ступеньки. Всем.
Он точил ножи об кирпич, об ремни, о камни, в общем обо все, что было под рукой. Я, зазевавшись, постоянно ходила порезавшись, но постепенно приобрела сноровку и научилась резать продукты без членовредительства.
И тут- муж, совершенный и совершенно не умеющий точить ножи.
Отец пытался научить его- но видно не в коня корм.
Тогда папа решил передать мастерство мне.
Я честно пыталась, у меня до сих пор лежат таинственные круги , об которые, под чутким отцовым руководством у меня стал намечаться прогресс. Я мысленно замахивалась на заточку топора!
Отца не стало... Ножи окончательно затупились вместе с моей самооценкой...
И тут, у каких то парней , «очумелых ручек» мы купили самодельное устройство, которое точило ножи не намного хуже, чем мой отец.
Я точила ножи с самозабвением- ну я же дочь своего отца!
Прошло ещё время. Оставляя квартиру дочке, со всем необходимым, совесть не позволила забрать ту купленную у парней точилку. Оставили ей. Научила её пользоваться ею, и поплатилась- второй такой больше не было, и дочка, приезжая ко мне , наподобие моего папы, морщила нос - Мама, почему у тебя ножи тупые?
Я снова пыталась вспомнить, как они точатся, накупила всяких дорогих точилок и муссатов, но ножи были тупыми ( на наш с нею взгляд)
Вчера соседка попросила моего мужа помочь повесить шкаф на кухню. Я пошла поглазеть и поумничать.
Когда соседка стала выкладывать из этого шкафа вещи, чтобы освободить его, глаза мои округлились- там была такая- же точилка, которую мы оставили дочке.... На осторожный мой вопрос- а вы пользуетесь ею ?- был дан ответ: нет, у нас не получается.
Я схватила её как родную, заточила все ножи соседке, побежала домой и взялась за свои.
Я наточила всё, кроме топора !
А сегодня, совсем забыв, что вчера я заточила ножи, резала мясо на отбивные.
И за малым чуть не отрезала себе палец...
Ах, сдались мне
Эти чертовы ножи....
(из песни Шуфутинского )
|
|
Знакомый в Саратове (Олег) держит велопрокат, причем много лет. Кражи великов (а они у него только качественные, дорогие) не редкость. При этом подуставшие велики он продает через несколько лет по рыночной цене. Едем с ним по городу он замечает велосипед как из его парка. Оттормаживает и внимательно смотрит на велик (свои он сразу узнает, но вспомнить был ли тот угнан или продан им самим не может!!!) и спрашивает почем он был куплен, если называется цена сильно ниже рынка, то Олег предлагает прямо сейчас отдать эту сумму и забрать велосипед, т.к. тот был украден. Ещё ни один велосипедист не отказался.
|
|
Живу на втором этаже многоэтажки.
Каждый вечер,люблю выйти на балкончик с сигареткой и
чашечкой кофейка....
На улице весна - тает снег, птички начинают напевать,
прохожие облюбовали деревья под моим балконом... Каждый
вечер обязательно кто-нибудь пару раз
"пристроиться", чтобы справить нужду.....
Пришлось вспомнить любимую советскую школу - уроки труда,
когда закладывались азы "умелые руки"....
Смастерил три скворешника с большим дуплом.....и установил
на "облюбовалые" прохожими деревья, на уровне
паха.....и уверен на все 100% ,что люди оценят мой труд и
обязательно "воспользуются" таким ноу-хау....и
станут новыми звёздами Ютуба!
|
|
Дело было лет 25 назад в Германии. Понадобились новые очки и я пошел искать окулиста, расценки которого удовлетворили бы жидeнькие возможности моей страховки. Окулист оказался дедушкой пенсионного возраста. Прочитав мою фамилию, он поглядел на меня:
- Звучит по-русски.
- Да, я из России.
- А я жил в России. 6 лет там провел.
Складываю в уме два и два, и начинаю чувствовать себя несколько неуютно в кресле пациента. А врач продолжает:
- Да, я был в плену с 43 по 49 год, в Смоленске. Это было лучшее время моей жизни.
Видя мои вылезшие из орбит глаза, усмехается:
- Я был юным, но уже дипломированным медиком. Советские власти использовали меня по специальности. Я работал в местной больнице. Жил в съемной комнате, за которую платили власти. Питание, весьма неплохое по военным меркам, тоже предоставляли власти. Нужно было только раз в неделю отмечаться в полиции или как там это называлось. Коллеги русские меня уважали. А еще у вас был обычай благодарить врача, обычно продуктами. Плюс я был молод, здоров, а в вашей стране по нашей вине был дефицит мужчин, среди русских девушек я был популярен. А потом я возвращаюсь в родную Германию: дом разрушен, родственники умерли, работы нет, денег нет, еда дорогая, страна наводнена миллионами беженцев из Восточной Пруссии, Померании, Силезии, Моравии, Трансильвании... Мечтаю съездить в Смоленск, вспомнить молодость.
|
|
Мой отец 1923 г.р., пошёл в военкомат 23 июня 1941 года и был отправлен в Чкаловское зенитно-артиллерийское училище. В июне 1942 года, далее после окончания училища, на баржах по Ладоге в Ленинград под Пушкино, где и провоевал практически до конца войны. Войну окончил в Кенигсберге. Про войну ничего не рассказывал, кроме одного случая. На передовой очень мешал пехоте немецкий дот, решили его уничтожить, причём автоматической зенитной пушкой, других под рукой не было. Для рекогносцировки послали отца, он часами наблюдал за дотом и изучил весь его гарнизон, как подвести пушку и т.д, особенно запомнился ему один пулемётчик- молодой парень...Но тут наши перешли в наступление на другом участке фронта и немцы убежали. Отец со своей батареей наступал вслед за пехотой и даже брал в плен эсэсовцев ( причём чехов...…?), ну так он как то обмолвился. Но самое удивительное произошло через 25 лет. Отец работал на монтаже оборудования угольного разреза "Богатырь"- Экибастуз. Монтаж роторных экскаваторов вели немцы из ГДР, один из них, бригадир или мастер кого то напомнил отцу, но вспомнить никак не мог...… Немец был в белой строительной каске и как то начал снимать её, что бы утереть пот, и тут отец узнал его - это был тот самый пулемётчик. Он подошёл к нему и спросил где он воевал - под Ленинградом был ответ, тогда папа рассказал где и кем конкретно - разительная перемена на лице и ужас. Он боялся что его выследила НКВД, за подвиги на ВМВ, но отец его успокоил. Всю ночь пили водку причём молча, хотя отец знал немецкий язык...….
|
|
ПОСЛЕДНЯЯ РЫБАЛКА
Вася — мой товарищ оператор-экстремал купил где-то в Ярославской деревне домик у воды, чтобы летом приезжать туда с водкой, а обратно с рыбой, если повезёт. Автоприцеп с братом сварил. Страшный, не особо окрашенный и даже без крыльев, но получился прицеп вполне вместительный и явно крепкий. Загрузили до отказа всяким ржавым добром и пришпандорили к «Ниве». Меня тоже с собой позвали, чтобы втроём, в чисто мужской компании пропасть на целую неделю, вспомнить молодость, ухи поварить.
Но за день до отъезда, встрепенулся Васин дед — божий одуванчик и московский интеллигент в каком-то там поколении, так вот, он тоже запросился с нами на рыбалку.
Вася с братом, конечно стали его отговаривать:
- Дедушка, ну ты сам подумай, четыреста километров по жаре трястись, да ещё и коляска твоя (дед, тогда неудачно упал, сломал шейку бедра и временно пересел на коляску). Ну, хорошо, допустим коляска уйдёт в прицеп, но всё равно, дедушка, зачем тебе вся эта нервотрёпка? Тебе ведь девяносто два, у тебя давление.
- Ничего, что давление, двадцать граммов водочки приму и как рукой... В том-то и дело, что мне девяносто два, а я ведь никогда на рыбалке-то и не был, только собирался. Всю жизнь в своей типографии свинцом продышал. Да и потом, кто меня свозит на первую и последнюю рыбалку, как ни родные внуки?
Крыть было нечем, взяли деда.
И вот, под вечер, на ужасно жидкой после дождя дороге мы конечно же застряли. Да ещё и в горку. Нам-то всего и нужно было метров пятнадцать до верха холма доползти и вот она, наша деревня. «Нива» ревёт, грязью кидается, а мы в прицеп упираемся, жилы рвём. Один за рулём, двое толкают, потом меняемся, только дед на переднем сидении сидит, кряхтит, переживает. Мы уже и сумки с прицепа сняли и лодку надувную и инвалидное кресло. Остался только дизель-генератор, но он один весил как танк.
Вот упёрлись мы в очередной раз, а ни на миллиметр сдвинуться не можем, вдруг «Нива» смолкла и дед подозвал нас с Васей. Мы подошли.
- Ребятишки, я только сейчас повернулся и увидел, что вы же совсем неправильно телегу толкаете.
- В смысле - мы неправильно? Толкаем со всей дури, а как ещё?
- Ну, вы как дети малые, а ещё хотели без меня ехать. Инструкция простая: один ложится грудью на левое колесо, другой на правое, упираетесь ногами в землю и дело пойдёт. Хитрость в том, что верх колеса продвигается намного легче, чем вся телега, да и руки тут особо не нужны, главное ноги.
Делать нечего, лёг я белой футболкой на грязнючее колесо, поднатужились и дело действительно сдвинулось с мёртвой точки. Через двадцать минут мы уже были на горе. Отдыхали.
Вася спросил:
- Дедушка, а ты-то откуда знаешь как прицеп толкать? У тебя ведь никогда и машины-то не было, у тебя даже прав нет.
- Машины не было. Ну и что? Зато у меня пушка была и я её две тысячи километров грудью за колесо катал…
P.S.
Года через два Дед отправился к своему взводу. Катают там, наверное, свою пушку, курят и рассказывают друг другу похабные анекдоты.
С днём победы.
Вспомните этих ребят.
|
|
«Есть такая профессия»
В канун 75-летия Победы хочется вспомнить не только «героев былых времен», но и профессионалов минувшей войны.
Тех, кто воевал умением, а не числом, тех, кто, как старшина Васков, понимал, что «Война — это не просто кто кого перестреляет. Война — это кто кого передумает”.
Вспомнить меткость и выучку танкистов Колобанова, уничтоживших 43 неприятельских танка за один день 20 августа 1941 года.
Высочайший профессионализм пограничника Наумова, который, оказавшись летом 1941 года в окружении, вступил в качестве рядового бойца в партизанский отряд, а уже в феврале-апреле 1943 года провел исключительно успешный рейд своего партизанского соединения по тылам противника, за что ему было присвоено звание генерал-майор сразу после звания капитан.
Можно вспомнить об организаторских способностях «вездесущего адмирала» Головко, сумевшего организовывать эффективное прикрытие ледовых конвоев союзников силами, тогда еще небольшого, Северного Флота.
Вспомнить и поклониться памяти генерала Покровского, под руководством которого штаб 3го Белорусского фронта разработал и осуществил блестящую операцию штурма Кенигсберга.
Восхититься гениальностью полководца Василевского, Главнокомандующего Советскими войсками на Дальнем Востоке, выигравшего войну с Японией за неполный месяц.
Вспомнить всех тех, кто понимал, что место подвигу есть только тогда, когда надо исправлять чьи-то ошибки.
Вспомнить победителей, не ставших героями, потому что они были профессионалами.
|
|
ТОП-5 циничных высказываний за человеческую историю
(кусок длинного интервью)
-- Хочу для начала вас попросить оценить высказывание Собянина, когда граждане подали иск об ограничении их прав различным регулированием, а сказано им было в ответ, что это не ограничения, это дополнительные почетные обязанности, которые гражданин должен быть рад выполнить.
-- Знаете, я как любитель истории естественно много чего коллекционирую. В частности, я коллекционирую самые циничные высказывания разных деятелей за длинную человеческую историю.
-- Сразу спрошу, какое место занимает данное высказывание?
-- Пятое-шестое.
Первое место в списке естественно занимает фраза легата Арнольда Альмерика при взятии крепость Безье, это Альбигойские походы, когда он приказал казнить всех альбигойцев, на что его спросили: "А как отличить честного католика от гнусного альбигойца?", на что легат ответил: "Убивайте всех, Господь там разберётся".
Второе место -- это *юридическая* формулировка Инквизиции, которая, передавая человека светской власти, просила быть к нему по возможности гуманно и казнить без пролития крови, то есть сжечь. Заметим по этому поводу что Инквизиция еще в одном месте перешла в зону классического топ-5 цинизма, потому что она обычно указывала, что наказывает и сжигает людей исключительно ради их собственного блага и никак по-другому.
Третье высказывание принадлежит МИД СССР времен финской войны, в ответ на запрос Лиги Наций, по какому праву Советсткий Союз воюет с Финляндией, был дан ответ: "Мы не воюем, а находимся в мире и дружбе с правительством Финляндской Социалистической Республики".
На четвертом месте фраза Адольфа Алоизовича Гитлера, когда ему сказали, что с этой Глевицкой провокацией настолько всё шито белыми нитками, что в общем всем всё понятно, он ответил: "Да ладно, я вам дам повод для начала войны, а будет он правдоподобным или нет -- кому какое дело".
И в этом плане можно сказать, что высказывание Собянина и юристов, которые его поддерживают, попали в *хорошую* компанию.
А если говорить более или менее всерьёз на эту тему, хочется вспомнить ещё одну фразу, принадлежащую [...] Ленину: "Право -- это возведенная в закон воля правящего класса". Я боюсь, что в нашем случае это уже не воля правящего класса, а воля очень небольшого правящего слоя, и этот правящий слой [...] в некотором плане потерял чувство реального. [...]
[...] Меня больше интересует позиция той группы, которая делала кибернетические системы массовой слежки в Москве. Эти люди должны были понимать, что то, что они делают -- является преступлением против Конституции. И является, что гораздо хуже, преступлением против Человечества. Сейчас именно наши айтишники, создавшие такую систему, создали в России, по крайней мере в Москве и Казани, такой тип тоталитаризма, о котором до сих пор человечество не знало. Все вот эти так называемые "полицейские государства", не исключая гитлеровской Германии, по уровню контроля над гражданами не могли обеспечить и десяти процентов. И у меня вопрос: люди, которые это делали, они вообще отдают себе отчет в последствия своих действий? Особенно в условиях России, где большая часть населения, более половины, считает, что эпидемия коронавируса не является поводом к ограничению демократических прав и свобод.
|
|
Как студенты бутылки собирали и не только
Друг вспомнил историю из своего студенчества – лето, начало 70-х. Альметьевский физкультурный техникум.
Этот мой друг – которого я зову Леонидыч – и его приятель Асхат оказались тогда в общаге без еды и без гроша. И Леонидыч говорит Асхату: «Пойдем бутылки собирать!»
Использованные бутылки тогда можно было сдать в специальный приёмный пункт. Пивные и от лимонада - по 12 копеек за штуку, 0,7 – по 17, кажется, копеек.
Собирать и сдавать бутылки было делом доходным, но малоуважемым. Поэтому Асхат ответил: «Ты, что?! Чтобы я…» Но Леонидыч сказал, что поднимать бутылки он будет сам, а Асхат будет просто рядом идти с сумкой.
Ходят они, шарятся по кустам, заглядывают под скамейки… улов небогатый, но на пожрать что-то набирается. Тут Леонидыч видит открытое настежь окно первого этажа хрущевки, и на подоконнике этого окна стоит ряд пустых бутылок.
Леонидыч показывает рукой на эти бутылки: «О!»
Асхат:
- Нет-нет, ты что…
Леонидыч крадется к окну, Асхать прячется за углом.
Леонидыч, пригнувшись, тянется рукой, снимает с подоконника бутылки, и складывает в сумку, стараясь не звякать. Вдруг слышит сверху:
- Вот эту ещё возьми.
Из этого окна выглядывает девушка лет 17-ти, протягивает ещё бутылку. Спрашивает:
- Студент? Голодный?
Леонидыч кивает.
Она говорит:
- У меня родители уехали. Залезай! Борщом угощу.
Леонидыч мигом запрыгнул в окно, выглянул позвать Асхата, но того было не видно.
Поел он, поблагодарил, вышел уже через дверь. Нашел Асхата, сдали в приемный пункт свою добычу, купили какой-то еды. На следующий день или через день снова голод подступил.
Леонидыч говорит: «Асхат! Ты рассказывал, что у тебя здесь в татарской деревне какие-то родственники есть».
Асхат отвечает: «Я был там только один раз с родителями и младшим братом. Мне было семь лет. И я не помню, ни как кого зовут, ни фамилий, ни адреса».
Леонидыч настроен решительно: «Поедем, найдем…»
Оставались у них какие-то копейки – на автобус в одну сторону хватило.
Приехали. Асхат смотрит по сторонам – не может вспомнить – где дом, в котором он с родителями гостил когда-то. Леонидыч спрашивает: «Ты хоть что-то о своих родственниках помнишь? Хоть что-то!»
Асхат отвечает: «Дядю зовут Файзулла. И один наш родственник тогда сбил грузовиком семь человек».
Мимо них проходит тетенька-почтальон. Леонидыч обращается к ней: «А вы не подскажете, где живет Файзулла, у которого родственники есть в Караганде?». Почтальон с сожалением разводит руками – не знает. Леонидыч уточняет: «У этого Файзуллы есть ещё родственник, который когда-то давно сбил грузовиком семь человек». Женщина сразу же понимает, о ком речь и показывает им дом Файзуллы.
Стучатся в калитку.
Выходит бабушка. Что-то говорит по-татарски. Асхат языка своих предков не знает абсолютно. Леонидыч тычет пальцем в Асхата и говорит бабушке: «Асхат. Караганда!».
Бабушка радуется. Тычет пальцем в Леонидыча, думая, что это брат Асхата: «Марат?»
Леонидыч и Асхат кивают.
Бабушка приглашает их в дом, жестами поясняет, дескать, - ждите, и убегает.
Леонидыч пошарился по кухне, еды – никакой. Была ураза. До захода солнца мусульмане пищу не принимают. А после захода солнца эти бабушки собирались в доме одной из них, которая готовила на всех, и там кушали.
Студенты хотели есть! Леонидыч вышел в огород, выдернул пару морковок толщиной с карандаш. Обтер рукавом, съел.
Услышал голоса с соседнего участка.
Раздвинул кусты – увидел в соседнем дворе двух девушек за накрытым столом.
Быстренько познакомился, получил приглашение за стол, позвал Асхата – наелись.
Ну, а потом приехал дядя Файзулла, вернулась его мама – та бабушка, что их встретила, выяснили, что Леонидыч – не Марат. Но до сентября они с Асхатом в этой деревне жили, работали по хозяйству и про голод забыли.
|
|
Канадский врач и физиолог сэр Фредерик Бантинг был одним из первооткрывателей инсулина, спасшего десятки миллионов человек. За свое открытие в 1923 году Бантинг получил Нобелевскую премию (совместно с Джоном Маклеодом).
Бантинг был очень щепетильным человеком и всегда подчеркивал вклад своего ассистента Чарльза Беста в открытие инсулина. Он даже отдал ему половину своей доли Нобелевской премии.
Кроме того, понимая значимость инсулина для человечества, Бантинг отказался от регистрации патента на него, хотя это открытие сделало бы его мультимиллионером. Все права он передал Торонтскому университету за один доллар.
Тупой ограниченный капиталист! Как и Флеминг, к слову.
В 1945 году Флеминг получил за создание пенициллина Нобелевскую премию по физиологии и медицине. Он публично заявил, что патентовать лекарство не будет, так как оно создано для спасения всего человечества.
А вот как должны поступать подлинные интернационалисты, настоящие борцы за счастье человечества:
В 1946 году монография Клюевой и Роскина «Биотерапия злокачественных опухолей» была опубликована в США. Их обвинили в предательстве интересов Родины. В газетах появились статьи о продажных ученых. Константин Симонов написал пьесу «Чужая тень», Александр Штейн — ещё одну: «Закон чести», режиссёр Абрам Роом поставил по ней фильм «Суд чести» — историю о том, как советская учёная продает секрет спасительного лекарства за флакон французских духов. Фильм получил Сталинскую премию за 1949 год.
Для того, чтобы сполна оценить запашок дела Клюевой-Роскина, достаточно вспомнить, как американцы отнеслись к вопросу поставок лекарств в СССР всего несколькими годами ранее - в те дни, когда нужда в них была отчаяннее всего.
Почти все спасавшие миллионы жизней сульфаниламиды и пенициллины, которые использовались в госпиталях Красной Армии и «гражданки», были поставлены по ленд-лизу.
|
|
Амеpика.Тpи мужика пpоходят собеседование в полицию.
Заходит пеpвый, ему показывают фотку и пpосят его потом вспомнить его пpиметы.Hу мужик посмотpел и говоpит:
- У этого мужчины ОДHО ухо...
- Это же фотогpафия в пpофиль [ИДИОТ]-говоpит пpинимающий.
Заходит следующий:
...
- У него одно ухо...
- Да вы что все...? Это же фото в пpофиль-кpичит pаздосадованный
"экзаменатоp"
Заходит тpетий:
Смотpит на фото и спокойно так говоpит:
- Этот мужчина носит контактные линзы.
???
"Экаменатоp" быстpенько посмотpел его личное дело и говоpит:
- Да вы пpавы.Hо как вы догадались ?
- Hу он же не может носить очки если у него ОДHО ухо...
Все.
|
|
Войну мы встретили в Луге, где папа снял на лето дачу. Это 138 километров на юго-запад от Ленинграда, как раз в сторону немцев. Конечно же, войны мы не ожидали. Уехали мы туда в конце мая. 15 июня сестренке Лиле исполнился год, она уже ходила. Мне – семь. Я её водил за ручку. Было воскресенье. Утром мы с мамой отправились на базар. Возвращаемся – на перекрестке перед столбом с репродуктором толпа. Все слушают выступление Молотова.
Буквально через месяц мы эту войну «понюхали». Начались бомбежки, артобстрелы… На улице полно военных… У меня про это есть стихи. Прочту отрывок.
Летом сорок первого решили,
Что мы в Луге будем отдыхать.
Папа снял там дачу. Мы в ней жили…
Если б знать нам, если б только знать…
Рёв сирен, бомбёжки, артобстрелы, -
Вижу я, как будто наяву.
Лилечку пытаюсь неумело
Спрятать в щель, отрытую в саду.
Как от немцев вырваться успели
Ночью под бомбёжкой и стрельбой?
Вот вокзал «Варшавский». Неужели
Живы мы, приехали домой?
Из Луги в Ленинград мы уехали буквально на последнем поезде.
В Ленинграде мама сразу пошла работать в швейное ателье – тогда вышло постановление правительства, что все трудоспособные должны работать. В ателье они шили ватники, бушлаты, рукавицы – всё для фронта.
Папа работал на заводе заместителем начальника цеха. Август, наверное, был, когда его призвали. На фронт он ушел командиром пехотного взвода. В конце октября он получил первое ранение. Мама отправила меня к своей сестре, а сама каждый день после работы отправлялась к отцу в госпиталь. Лилечка была в круглосуточных яслях, и мы её не видели до весны.
Госпиталь вторым стал маме домом:
Муж – работа – муж, так и жила.
Сколько дней? Да две недели ровно
Жил тогда у тёти Сони я.
Второй раз его ранили весной 42-го. Мы жили на Васильевском острове. В «Меньшиковском дворце» был госпиталь – в семи минутах ходьбы от нашего дома. И мама меня туда повела.
Плохо помню эту встречу с папой.
Слезы, стоны крики, толкотня,
Кровь, бинты, на костылях солдаты,
Ругань, непечатные слова…
В 1 класс я пошел весной 42-го в Ленинграде. Всю зиму школы не работали – не было освещения, отопления, водоснабжения и канализации. А весной нас собрали в первом классе. Но я уже бегло читал, и мне было скучно, когда весь класс хором учил алфавит. Писать учиться – да – там начал. Потому что сам научился не столько писать, сколько рисовать печатные буквы. И запомнился мне томик Крылова.
«Крылов запомнился мне. Дело было в мае,
Я с книжкой вышел на «Большой» и сел читать
И вдруг мужчина подошёл и предлагает
Мне эту книжку интересную - продать.
Я молчу, растерян и не знаю,
Что ответить. Он же достаёт
Чёрствый хлеб. Кусок. И улыбаясь
Мне протягивает чуть не прямо в рот.
Дрогнул я, недолго упирался.
Он ушёл, а я меж двух огней:
Счастье - вкусом хлеба наслаждался,
Горе - жаль Крылова, хоть убей».
У мамы была рабочая карточка. С конца ноября её полагалось 250 граммов хлеба. И мои 125 граммов на детскую карточку.
Мама вечером приходила с работы – приносила паек. Я был доходягой. Но был поражен, когда одноклассник поделился радостью, что его мама умерла, а её хлебные карточки остались. Поступки и мысли людей, медленно умирающих от ужасающего голода нельзя оценивать обычными мерками. Но вот эту радость своего одноклассника я не смог принять и тогда.
Что там дальше было? Хватит стона!
К нам пришло спасение – весна!
Только снег сошёл – на всех газонах
Из земли проклюнулась трава.
Мама её как-то отбирала,
Стригла ножницами и – домой,
Жарила с касторкой. Мне давала.
И я ел. И запивал водой.
Лиля была в круглосуточных яслях. Их там кормили, если можно так сказать. Когда мы перед эвакуацией её забрали, она уже не могла ни ходить, ни говорить… Была – как плеть. Мы её забрали в последний день – сегодня вечером надо на поезд, и мы её взяли. Ещё бы чуть-чуть, и её саму бы съели. Это метафора, преувеличение, но, возможно, не слишком сильное преувеличение.
Сейчас опубликованы документальные свидетельства случаев канибализма в блокадном Ленинграде. А тогда об этом говорили, не слишком удивлялясь. Это сейчас мы поражаемся. А тогда… Голод отупляет.
В коммуналке нас было 12 семей. И вот представьте – ни воды, ни света, ни отопления… Печами-буржуйками обеспечили всех централизовано. Их изготавливали на заводе, может быть и не на одном заводе, и раздавали населению. Топили мебелью. Собирали деревяшки на улице, тащили что-то из разрушенных бомбежками и артобстрелами домов. Помню, как разбирали дома паркет и топили им «буржуйку».
Эвакуация
А летом 42 года нас эвакуировали. Единственный был узкий коридор к берегу Ладоги, простреливаемый, шириной два километра примерно. Привезли к берегу.
«На Ладоге штормит. Плывет корабль.
На палубе стоят зенитки в ряд.
А рядом чемоданы, дети, бабы.
Они все покидают Ленинград.
Как вдруг – беда! Откуда не возьмись
Далёкий гул фашистских самолётов.
Сирена заревела. В тот же миг
Команды зазвучали. Топот, крик.
И вот уже зенитные расчёты
Ведут огонь… А самолёт ревёт,
Свист бомб, разрывы, детский плач и рёв.
Недолго длился бой, минут пятнадцать.
Для пассажиров – вечность. Дикий страх
Сковал людей, им тут бы в землю вжаться,
Но лишь вода кругом. И на руках
Детишки малые. А рядом - взрывы.
Летят осколки, смерть неумолимо
Всё ближе, ближе. Немцы нас бомбят
И потопить корабль норовят.
…Фашистов отогнали. Тишина.
И мама принялась … будить меня.
Я крепко спал и ничего не видел.
Со слов её всё это написал.
А мама удивлялась: «Как ты спал?»
Потом – поезд. Целый месяц мы в теплушке ехали в Сибирь. Каждые 20-30 минут останавливались – пропускали встречные поезда на фронт. Обычно утром на станции к вагонам подавали горячую похлебку. Иногда это была фактически вода. Днем выдавали сухой паек. Но мы все страдали диареей – пищеварительная система после длительного голода плохо справлялась с пищей. Поэтому, как только остановка, благо они были частыми, мы все либо бежали в кусты, либо лезли под вагоны. Было не до приличий.
В Сибири
Приехали в Кемеровскую область. Три дня жили на станции Тяжин – ждали, когда нас заберут в назначенную нам для размещения деревню. Дорог – нет. Только просека. Приехали за нами на станцию подводы.
Деревня называлась Воскресенка.
Почти полсотни стареньких домов.
Была там школа, в ней библиотека,
Клуб, пара сотен баб и стариков.
Начальство: сельсовет и председатель -
Владимир Недосекин (кличка – «батя»),
Большая пасека, конюшни две,
Свинарник, птичник, ферма на реке.
Я не могу не вспомнить удивленья
У местных жителей, когда они
Узнали вдруг, что (Боже, сохрани!)
Приехали какие-то… евреи.
И посмотреть на них все к маме шли,
(Тем более, к портнихе). Ей несли
Любые тряпки, старые одежды,
Пальто и платья, нижнее бельё.
Всё рваное. Несли его с надеждой:
Починит мама, либо перешьёт.
Купить одежду было невозможно,
Но сшить чего-то – очень даже можно.
Вокруг деревни – тайга, поля… Речка Воскресенка. Ни телефона, ни электричества, ни радиоточки в деревне не было. Почту привозили со станции два раза в месяц. В Воскресенку я приехал доходягой. Примерно за месяц отъелся.
«Соседи удивлялись на меня,
Как целый котелок картошки
Съедал один…»
Мама была потомственная портниха. С собой она привезла швейную машинку Зингер. И на этой машинке обшивала весь колхоз. Нового-то ничего не шила – не с чего было. Ни у кого не было и неоткуда было взять отрез ткани. Перешивала, перелицовывала старые вещи. Приносили тряпки старые рваные. Мама из них выкраивала какие-то лоскуты, куски – что-то шила. Расплачивались с ней продуктами. Ниток мама много взяла с собой, а иголка была единственная, и этой иголкой она три года шила всё подряд. Когда обратно уезжали – машинку уже не повезли. Оставили там. А туда ехали – отлично помню, что восемь мест багажа у нас было, включая машинку. Чемоданы, мешки…
В Воскресенку мы приехали в августе, и меня снова приняли в первый класс. Но, поскольку я бегло читал, писать скоро научился, после первого класса перевели сразу в третий.
В то лето в Воскресенке поселились
Четыре ленинградские семьи.
И пятая позднее появилась -
Немецкая, с Поволжья. Только им
В отличие от нас, жилья не дали.
Они не то, что жили – выживали,
В сарае, на отшибе, без еды.
(Не дай нам Бог, хлебнуть такой беды.)
К тому же, мать детей – глава семейства
На русском языке – ни в зуб ногой.
И так случилось, с просьбою любой
Она шла к маме со своим немецким.
Ей мама помогала, как могла…
Всё бесполезно… Сгинула семья.
Не скрою, мне их очень жалко было…
Однажды немка к маме привела
Сыночка своего и попросила
Устроить в школу. Мама с ней пошла
К соседу Недосекину. Тот долго
Искал предлог, но, видя, нет предлога,
Что б немке отказать, он порешил:
«Скажи учителям, я разрешил».
И сын учился в том же первом классе,
В котором был и я. Но вдруг пропал.
Его никто, конечно, не искал.
Нашёлся сам… Конец их был ужасен…
От голода они лишились сил…
Зимой замёрзли. (Господи, прости!)…
Победа
Уже говорил, что связь с внешним миром у нас там была раз в две недели. Потому о Победе мы узнали с запозданием:
Немедленно всех в школу вызывают.
Зачем? И мы с друзьями все гадаем:
Какие ещё срочные дела?
«Что?», «Как?» Победа к нам пришла!
Нет, не пришла - ворвалась и взорвалась!
Учительница целовала нас
И строила по парам каждый класс,
Вот, наконец, со всеми разобралась,
«Ты – знамя понесёшь, ты – барабан,
Вперёд, за мной!» А где–то, уж баян
Наяривает. Бабы выбегают,
Смеются, плачут, песни голосят,
Друг друга все с победой поздравляют.
И - самогонку пьют! И поросят
Собрались резать. В клубе будет праздник!
Сегодня двадцать третье мая!... Разве
Девятого окончилась война!?
Как долго к нам в деревню почта шла...»
С Победой – сразу стали думать, как возвращаться домой. Нужно было, чтобы нас кто-то вызвал официально. Бумага от родственников - вызов – заверенный властью, райсоветом.
От маминого брата пришла из Ленинграда такая бумага. Нам разрешили ехать. На лошади мой друг и одноклассник отвез нас в Тяжин. Довез до станции, переночевал с нами на вокзале, и утром поехал обратно. Сейчас представить такое – 11-летний мальчик на телеге 30 километров один по тайге… А тогда – в порядке вещей… И я умел запрягать лошадь. Взять лошадь под уздцы, завести её в оглобли, упряжь надеть на неё… Только у меня не хватало сил стянуть супонью хомут.
А мы на станции ждали теплушку. Погрузились, и недели две, как не больше, ехали в Ленинград.
Вернулись – мама пошла работать в ателье. Жили мы небогато, прямо скажем, - голодно. Поэтому после 7 класса я пошел работать на часовой завод. Два года работал учеником, учился в вечерней школе. На третий год мне присвоили 4 разряд. Но впервые после Победы я досыта наелся только в армии, когда после окончания вечерней школы поступил в Артиллерийское военное техническое училище. Дальше – служба, военная академия, ещё служба, работа «на оборонку», развал страны… - но это уже другая история.
А стихи начал писать только лет в 50. Сестра попросила рассказать о своем и её детстве, о блокаде, о войне, о том, чего она не могла запомнить в силу малого возраста - ответил ей стихами.
***
Рассказал - Семен Беляев. Записал - Виктор Гладков. В текст включены фрагменты поэмы Семена Беляева "Ленинградская блокада".
|
|
vc.ru, "У меня магазин у дома, продаём носочки по 50 рублей, сделайте мне сайт"
fgdgdfgdfg:
Я ушёл из клиентского SEO и маркетинга потому, что это на 80% психотерапия. Бесплатная.
Раскрываю: в жопу этих клиентов. Вместо того, чтобы работать и дело делать, ты их целыми днями уговариваешь сделать то, что нужно и они не хотят, не делать то, что не нужно, но они хотят, обучаешь основам, а иногда и тонкостям, продвижения, контекста, маркетинга (хотя тебе это вообще не впёрлось), а они в процессе капризничают и паникуют. И пытаются оплаты задерживать.
За всю жизнь могу вспомнить двух клиентов, которые вели себя как взрослые адекватные люди, все остальные — капризные инфантильные додики.
Yuri G:
так же можно про клиентский дизайн написать
fgdgdfgdfg:
Самая крутая история была когда представитель какой-то крупной компании (забыл уже, вроде техника, принтеры наверное) сидел полторы недели около дизайнера (не шутка, 10 дней по 8 часов в день) и двигал на рекламе принтер «на 1 мм влево! нет! на 1 мм вправо!». Добрейший и милейший дизайнер через какое-то время подошёл ко мне и говорит: «А можно я ему втащу?»
|
|
Когда-то давно делили помещение с одним салоном связи известной сети. У нас столик в уголке, за ним приемщик, остальной зал за ними: стойка с кассой и витрина по кругу, все как обычно.
И пошла у них тема продавать восстановленные в их сервисном центре телефоны, которые они и выкупали, и отремонтированные по гарантии, когда клиенту обменяли аппарат или вернули деньги, а бракованный остался им.
В одно тихое будничное утро, когда небольшой поток "купить карточку и положить на телефон иссяк", залетает мужик и сходу начинает натурально орать:
- Я у вас вчера купил телефон! Он сломался через час! Вы что тут, о****ли совсем? Вы соображаете, что творите? У меня сделка сорвалась миллионная! И встреча с такими людьми, что если бы вы их знали, или они бы сюда приехали, вам бы небо в алмазах показалось! Гоните бабки обратно, и за ущерб еще давайте, не знаю, десятку, а то и больше!
Ну продавцы поднапряглись немного от такого напора, но за деньгами не полезли, все-таки не точка на рынке, нужно действовать по регламенту. Спрашивают, какой он купил телефон и просят показать. Швыряет на стол FLY (!) какой-то, купленный из восстановленных за 1000 руб. Тщательно скрывая ухмылки включают, проверяют: включается, работает. Сим-карты нет, вставляют свою - звонит, работает. Показывают мужику. Все равно орет "Нет, он ни х*я не работает, гоните деньги".
Короче, вопли успехом не увенчались, взяли его на экспертизу.
Show must go on случилось через неделю, когда после проверки в сервисном центре телефон признали исправным и позвонили мужику, чтобы приходил за ним.
Приходит, берет телефон, включает, пробует позвонить. Сим-карты нет. Снова орет:
- Что вы мне тут парите, не звонит! Как не работал, так и не работает!
Ему объясняют, что он принес его изначально без сим-карты, и даже если бы она была, они бы не стали ее забирать вместе с телефоном. Но нет! Вопли стоят ужасающие, и опять про сорванные сделки, про важных людей, про суперконтакты, записанные на сим-карте и так далее. Накал страстей повышается, продавцы молодцы, держат марку, мягко предлагают вспомнить, где же его сим-карта. Увещевания увенчались успехом. Звонит:
- Але, привет. Слушай, мне тут эти придурки втирают, что сим-карты не было в теле...
Его прерывают, из динамика и нам слышен женский голос:
- Конечно нет, я же ее в другой телефон вставила, на который ты и звонишь!
Ну благо хоть после этого он телефон свой молча забрал и ретировался.
|
|
ДЕСЯТЬ ПОПРАВОК К КОНСТИТУЦИИ
Конституция, ребята, - это жизненный уклад.
Соблюдать её обязан принц и нищий, стар и млад.
Если хоть одна статья не соблюдается,
То страна, всего скорее, распадается.
Вот, хотя бы даже вспомнить политический конфуз,
Как красиво разлетелся "нерушимый наш союз".
Ведь, в конце евойной жизни, в нём творился беспредел:
Кто-то жил при коммунизме, кто-то строить не хотел.
Записать необходимо в Конституцию страны,
Что не все страной любимы, и не все в стране равны.
Что цыган, с бомжами вместе, из Москвы пора прогнать.
И для них, в безлюдном месте, резервации создать.
Что, когда лежишь в больнице , должен "встретиться с врачом" ,
Или врач имеет право делать вид, что не причём.
Что обязаны ребёнка подобающе учить,
Но, конечно, если кто-то сможет "допы" оплатить.
Бизнесмен имеет право бизнес прибыльный создать
И ,при рейдерском захвате, всё безропотно отдать.
Что чиновнику годится вымогать и воровать,
Только должен он делиться, про верхи не забывать.
Что рабочие имеют право на бесплатный труд,
А прогуливать не смеют(если только не помрут).
КрестьянИн имеет право от помещика уйти,
Но на барщину с оброком должен средства наскрести.
Что полиция имеет право дело завести,
Если ты не соизволил "кому надо" занести.
Что в суде тебя имеют право, даже, посадить,
Если ты не хочешь судьям за работу заплатить.
Нет, конечно это шутка и другого люди ждут,
Но по этому укладу, лет уж тридцать как, живут.
|
|
Просыпается мужик утром с бодуна. Жена из кухни зовет завтракать. Мужик садится, начинает есть, потом бросает ложку, говорит. Сволочь тесть! и продолжает дальше хлеб@ть. Жена в недоумении. Мужик опять бросает ложку и так надрывно восклицает: Теща тварь! Ненавижу! Берет ложку и продолжает дальше хлеб@ть. Жена в шоке. Наконец набирается смелости и спрашивает: Милый, что-то случилось? Чего ты так на моих маму и папу? Мужик в ярости: Что-то случилось, что-то случилось! Имечко тебе придумали такое, что нормальный человек и вспомнить утром не может! anekdotov.net
|
|
- Папа, когда ты был маленьким, у тебя гироскутер был? - Не было. - А квадрокоптер? - Тоже не было. - Планшет? - Не было у меня никакого планшета. - У тебя хоть что-нибудь было? - Не помню. - Что ты вообще из своего детства помнишь? - Похороны Брежнева помню. Похороны Андропова помню. Похороны Черненко помню. Хорошее время было! Нет, это у вас детство стремительно проходит, а вспомнить нечего.
|
|
О советском кино — или хорошо, или ничего! Обычно, когда говорят о советском кино, вспоминают что-то выдающееся — замечательных режиссёров, сценаристов, актёров, композиторов. А ведь наряду с выдающимися фильмами снимали и очень заурядное кино, но вот его-то и не вспоминают, потому что вспомнить, как правило, нечего. Кроме, может, каких-то забавных деталей.
Однажды, в ранние восьмидесятые, я участвовал в традиционной ежегодной забаве — помощь селянам в уборке урожая. Происходило всё в деревне Бухолово Шаховского района Московской области. Не знаю, почему этот населённый пункт не участвовал в конкурсе на прикольные названия, наверное, его вытеснил конкурент — Бухалово из Ярославской области.
И вот в местном Доме культуры я посмотрел фильм. По сюжету ветеран войны, участник Сталинградской битвы, едет в поездку по местам боевой славы, и там случайно встречается с ровесником, туристом из Западной Германии. Тот тоже ветеран, тоже воевал в Сталинграде, но, понятно, на другой стороне. Идея фильма интересная, но исполнение было очень шаблонное, так что в памяти кино практически не задержалось. Кроме одного крохотного эпизода. Наш ветеран взял с собой в поездку внука, парня лет 15-ти. А немец приехал с внучкой того же возраста. По сюжету немец после пережитого проникся интересом к русской культуре, поэтому внучка свободно говорит по-русски. Пока деды общались, мальчик решил поухаживать за девушкой. Поскольку в СССР, как известно, секса не было, ухаживания были совсем невинными, даже до поцелуя в щёчку дело не дошло. Но всё же западная девица нашла нужным сообщить ухажёру: «Знаешь, у нас у входа в школу висит табличка: «Ранние аборты ведут к бесплодию». Пока ошарашенный парень переваривал услышанное, девушка спросила: «А у вас у входа в школу что-нибудь написано?» «Да! — радостно сказал юноша. — У нас написано «Добро пожаловать!»
|
|
Психолог.
Этим летом в пяти минутах ходьбы от меня открыли новый парк на территории двух полуостровов, выдающихся в Ямайский залив в Нью Йорке. Особой красоты там пока нет- в основном дикорастущие деревья, кустарники и трава, но близость океана и чистый воздух привлекают многих любителей природы. Передвигаться по парку можно только пешком или на велосипедах, которые здесь сдаются напрокат бесплатно.
Решил и я вспомнить молодость и покататься по парку на велосипеде. И все было бы прекрасно, но выезжать на 75-ти метровую гору в центре парка в мои 70 лет было уже тяжеловато, хотя вершину я всё-таки покорил! С вершины открывается красивый вид Манхэттена и у меня появилась идея купить себе велосипед с педалями и электрическим приводом: по парку я буду кататься, крутя педали, а на гору выезжать с электротягой.
Супруге моей эта идея очень не понравилась: во-первых в моём возрасте кости срастаются долго, а во-вторых велосипед будет занимать много места в квартире. Я ей пообещал подождать до весны, ну а если не загнусь к тому времени, то, идя на компромисс, куплю складной электровелосипед. Бедная женщина не догадывалась, что он тоже не будет выглядеть привлекательно, даже сложенный вдвое!
Прошло пару месяцев. Поразмыслив на холодную голову, я пришёл к мысли, что супруга права, но ей признаться в этом ещё не успел. А тут очень кстати подоспел Apple со своими новыми айфонами!
И вот однажды, сидим мы с супругой за столом после ужина, попиваем вино - приятная, расслабленная обстановка и я, как-бы между прочим, рассказываю анекдот:
«Муж спрашивает жену:
- А можешь ли ты мне сказать что-нибудь такое, чтобы оно меня и обрадовало, и огорчило?
- Ты в постели намного лучше, чем наш сосед! - ответила она»
Посмеялись мы, а я и говорю:
- А хочешь я тебя тоже и обрадую, и огорчу?
Супруга настороженно на меня посмотрела и кивнула.
- Я передумал покупать велосипед и лучше вместо него куплю себе айфон.
Она облегченно засмеялась:
- Ну раз ты такой хитрый, то и мне тоже айфон покупаем, что я лысая?
Так в семье снова восстановилась идиллия и заодно решился вопрос с подарками на наши дни рождения.
|
|
Есть много причин для вступления в законный брак, вот еще одна. Мой родственник после довольно бурной первой половины жизни, живет в гражданском браке. По современным меркам половина жизни, это тридцать с небольшим лет. Живут неплохо, но как иногда бывает у близких людей, поссорились. Толком вспомнить причину ссоры он сейчас не может, но накал поднялся нешуточный. Подруга с горящими глазами высказала ему много нелицеприятного, и добавила: Да ты вообще никто, чмо несчастное. Только палки можешь хорошо ставить. Он позднее задумался. Душа в душу, конечно неплохо. Но чтобы жена высоко ценила сексуальные возможности мужа, такое бывает нечасто. Сейчас на подходе второй ребенок. Иногда, бывает ссорятся, но это проходит.
|
|
Поход на Москву
Жил-был один мужичок, собою неказист, да и немолод уже. Посещал он однажды Москву по какой-то ерунде и возвращался домой на поезде. И соседка сразу ему знакомой показалась, заговорили — бог ты мой! — лет двадцать назад играли они вместе в оркестре при ДК связи, как тогда шутили — «половой». Мужичок тромбонистом служил, а дама эта на флейте играла и считалась первая красавица. Многие оркестранты в её сторону неровно дышало и сам дирижёр подмигивал. Мужичок тогда лишь поглядывал сквозь смычки, любовался, ну и фантазировал малость. У него на тот момент дома всякие семейные обстоятельства были, да и шансов за собой не видел. Сейчас даже удивился, что соседка его признала.
А разговор замечательно пошёл. И оркестр вспомнили, и про жизнь поговорили, и про то, как она выглядит замечательно. Время и станции летели незаметно, под конец устали, молчали вместе — уютно было, хорошо.
На вокзале её сестра встречала, за город ехать, на семейный юбилей. Обменялись на прощанье телефонами. Решился в щёку поцеловать, наклонился. Вдруг то ли мяукнул кто, то ли специально — но обернулась она, и поцелуй прямо в губы пришёлся и продлился некоторое время, даже, быть может, секунды три. Забилось у мужичка сердце, как давно уже не билось, пульс не сосчитать. Дошёл он до своего дома на дрожащих коленях, выпил водки и послал эсэмэску такого содержания: «Встретимся в Москве как-нибудь?». Положил телефон на столик, к окну подошел, под занавеску пролез и сильно-сильно лбом к холодному стеклу прижался. Слышит — пимс! — ответ пришёл. Кинулся обратно, чуть занавеску не сорвал. Читает: «Будешь в Москве — заходи». И адрес. Мужичок крякнул и присел на диван. Самая красивая женщина в его жизни хотела видеть его в Москве, хотела видеть его, хотела его, хотела!
Всю ночь мужичок не спал, составлял планы, бегал на себя в зеркало смотреть. Решил так — поспешишь, людей насмешишь. Поутру первым делом пошёл в банк и снял досрочно деньги с депозита, потерял проценты. Потом записался к зубному — вставлять коронки и лечить кариес. Книжку купил про здоровое питание и две огромные гантели. Твердо решил мужичок к Москве подготовиться. Чтобы женщину не разочаровать и самому не опростоволоситься.
Лифт не вызвал, гантели наверх по лестнице тащил. К шестому своему этажу приполз со звёздочками в глазах и сердцем во рту. Понял, что тяжело будет. Но не огорчился ни капли.
Началась у мужичка новая жизнь. По телевизору сериалы про любовь смотрит, на которые раньше только плевался. Забыл про хлеб и картошку, жирное и солёное, а на ночь и вовсе не ест. Утром и вечером гантели тягает да приседания делает. Лифтом нигде не пользуется, через день зубного посещает. На работу пешком ходит, в обед кефир пьет. Первые дни самые тяжелые были. Связки болели, и есть по ночам хотелось жутко, как уснёшь — завтрак снится, проснёшься, а всё ещё ночь.
Ко второй неделе заметно полегчало. На шестой этаж вбежал — и ничего, нормально. В помощь гантелям тренажер купил, собрал, посередине единственной комнаты поставил — другого места не было. Да и не надо. Стал мужичок привыкать к новой жизни. А ещё журнал читать про мужское здоровье и пару раз в неделю на шлюхах тренироваться. Поскольку по части интимных дел были у мужичка сомнения на свой счет. Шлюхи поначалу удивлялись, но соглашались помочь и вели себя как порядочные женщины. По окончанию мужичок разбор полётов проводил — что правильно сделал, что неправильно, и первое время даже записывал ответы.
И мечтал мужичок, сильно мечтал. На тренажере, на шлюхе и даже у зубного. Думал он о той женщине постоянно. Воображал себя с нею. На работе бурчать начали, что от него толку никакого не стало, опять же линолеум пропал, десять рулонов. После голодных лет мужичок себе подобного не позволял, разве что по мелочи, а тут как-то все сошлось. В результате поругался с директрисой, пришлось на отпуск написать. Отгуляю, думает мужичок, а потом и вовсе уволюсь, пусть поищет себе завхоза. Может, вскоре вообще в Москву перееду, работу там найду с зарплатой поболее. А квартиру сдам — отличная прибавка! Хотя на такую женщину денег еще больше надо. Ну так вспомню молодость, залабаю на костыле, Москва город большой, каждый день похороны. И погрузился мужичок в воспоминания о дважды краснознаменном оркестре округа, заулыбался, а закончив, поднял верх палец и сказал вслух: «Ни чета нынешним!»
К концу месяца живот заметно убавился, а плечи стали шире на размер, чему мужичок сам изрядно удивился. И самочувствие было как никогда. Потренировавшись, напрягал мускулы и чувствовал себя как артист из одного кино, просто вылитый, особенно если в зеркало не смотреть.
Пора в столицу ехать. С новыми зубами. Тем более что ждать уже никакой мочи нет. И вот составляет мужичок эсэмэску на заветный номер. В таком ключе, что как бы собираюсь в столицу по важным делам, но не прочь и посетить хорошую знакомую, поужинать вместе. Ответ пришел быстро: «Если речь только про ужин, то можешь и не приезжать».
Мужичок подпрыгнул и затряс сжатыми от радости кулаками, перечитал ещё раз и ещё — как от этих слов веяло ароматом жаждущий его женщины, такой далекой и близкой одновременно!
В Москву, в Москву, скорее! Забрал брюки из химчистки, сложил рубашки в чемоданчик и тут же решил чемодан не брать, ну куда же это в гости с чемоданом, сбегал в аптеку, купил презервативов и всяких подсказанных шлюхами полезных гелей. Размышлял, куда их положить, чтобы как-то поизящнее достать в нужный момент, придумал из подарочной бумаги сделать кулечек и бантиком обвязать. Сюрприз! Положил на стол, любовался, считал минуты до поезда.
Выйдя из дома, не мог вспомнить, закрыл квартиру или нет, пошёл уже было обратно, вспомнил, что точно закрыл, а паспорт взял? Да вот же он. Всё на месте: и паспорт, и билет; скорее в поезд, в самый медленный поезд на свете.
Под стук колес неожиданно уснул, тоже от волнения, видимо. Проснулся, купил кофе у разносчицы, выпил без сахара, вот уже и приехали.
Москва, всегда такая холодная и неприветливая, нынче стала будто праздничная, ни мокрой грязи, ни мрачных рож. Такси мужичок взял, чуть отойдя от вокзала, — сэкономил слегка. Пригодятся еще деньги-то. Назвал адрес, но перед этим попросил к ближайшему в том районе приличному магазину подвезти, где деликатесы и водка непаленая.
Таксист кивнул, не прекращая с кем-то говорить на незнакомом языке. Ехали не так уж и долго, на удивление, хотя смеркалось, город замедлялся и гудел в пробках.
— Магазин, — сказал таксист, на секунду прервавшись.
— Подождёте меня? — спросил мужичок, протягивая деньги.
Таксист кивнул.
В магазине и вправду было много деликатесов, таких дорогих, что цену указывали за пятьдесят грамм. Мужичок взял колбасы трёх видов, сыра и рыбки соленой. Замахнулся было на черную икру, но в последний момент смалодушничал (да и не до икры будет!), взял красной. Зато водку выбрал самую лучшую, а также вина французского две бутылки и шампанское «Князь Голицин». Походив еще, добавил в корзинку сок, ликер и свежий ананас.
Расплатился, вышел. Таксист уехал, не дождался, гад нерусский. Куда идти, где это? Подсказали, что рядом. Через полчаса ходьбы устал от московского «рядом», поставил пакеты, отдышался. Отправил эсэмэску: «Уже иду!» Получив ответ: «Ко мне?» — обрадовался и поцеловал «самсунг» в экранчик. С новыми силами тронулся в путь, вышел вскоре на нужную улицу, начал дома отсчитывать.
«Чёрт!!! Забыл! — скривился вдруг мужичок. — Сюрприз-то, кулёчек с бантиком, так и остался на столе! Вот напасть…»
— А где тут презервативы? — начал спрашивать у прохожих. — То есть… это… аптека?
— Рядом, — ответили.
Мужичок вздохнул, написал эсэмэску: «Буду через полчаса». Пимс! Пришёл ответ: «Других планов у меня на сегодня не было».
Мужичку стало ой как неудобно, на него надеются, а он тут… И ни одной машины не видно. Улицы узкие, дома невысокие, как будто и не Москва совсем. Где же аптека, где крестик? Может, сумки с едой оставить пока? Да кому ж их тут оставишь.
Аптека нашлась в длинном дворе, к счастью, ещё работала. Купив всего и побольше, мужичок тронулся в обратный пусть. Пакеты с продуктами оттягивали руки, перекладывал как-то, старался не останавливаться и не сбиться с пути.
Уфф! Пришел наконец-то. В домофон тыкает — палец дрожит. Пипикнуло, открыли. Поднялся на второй этаж, потянул приоткрытую дверь. Вошел.
Всё как в мечтах. Уютно, тепло, коврик круглый, пальто на вешалке, зеркало. И она. Так близко! Несусветно красивая, домашняя. Стоит, чуть наклонив голову, смотрит на него, как будто с вопросом каким.
Мужичок плечи расправил.
— Здравствуй!
— Ну, здравствуй. Какими судьбами?
— Я… это… — начал было мужичок, а сам поставил сумки на коврик, шагнул к ней, обнял изо всех сил и целовать, целовать!
— Да что же это! Прекратите! Стоп! Стоп! — вдруг закричала она, вырываясь, уперлась руками ему в грудь. — Отпустите меня, отпустите, что происходит?! Пусти!
— Да как же?! — опешил мужичок, отступив. — Я же к тебе приехал, вот, ждал…
— Что за наглость такая, что вы себя позволяете!
— Мне уйти, что ли? — глухо спросил мужичок, не веря происходящему.
— Оставьте меня в покое! — прокричала она, отвернулась к зеркалу и заплакала.
Пришибленный, растерянный мужичок чуть было не бросился к ней снова, зашатался, замычал, схватив себя за голову. Наклонился, выдернул водку из пакета, толкнул дверь и бросился вниз по лестнице. Выйдя из подъезда, сорвал пробку и залпом впустил в себя полбутылки. Пошёл, шатаясь, по холодной улице, остановился, вытер слезы рукавом, ещё выпил, снова побрёл, у фонаря присел, допил, что осталось, закрыл глаза руками. Сидел долго.
— Мужик, тебе куда? — жёлтое такси подъехало почти вплотную.
Мужичок очнулся. Поднялся с трудом, но в машину сел уже уверенно.
— К девкам! — сказал громко.
— На точку, что ли? — переспросил таксист.
— Не знаю, чтоб покрасивее и чтоб выпить!
— Тогда в клуб?
— Валяй в клуб.
Машинка понеслась по ночным московским улицам, таксист что-то рассказывал, мужичок не слушал, шептал всё — как же так, как же? А может, из-за икры? Черную надо было брать. С ананасом.
— Черную с ананасом! — повторил он громко.
— Сейчас уже всё будет. Уже подъезжаем, — отозвался водитель. — А я им объясняю, претензии ко мне может предъявлять только погибший, а остальные вообще никто и ни при чём! С вас косарь.
Вывеска над большой железной дверью нервно светилась красным. Мужичок слова иностранного не разобрал, нажал кнопку.
В клубе мигало и громыхало, ходили полуголые девицы со строгими лицами. Пройдя контроль, мужичок заплатил за отдельную кабинку, заказал сухариков и водки, которую тут же выпил и заказал еще. Посидел, согрелся, стало чуть легче. Глаза привыкли к мельканию, стало видно, что девицы по очереди поднимались на сцену с шестом и танцевали там, снимая последнее. А потом обходили по очереди кабинки. Заходили и к мужичку. Каждую он спрашивал, как зовут, предлагал деньги за секс и получал отказ. Согласилась только самая страшная, которую и на сцену-то не пускали. Себя оценила в пятнадцать тысяч с НДС. Мужичок засомневался. Видя его колебания, находчиво предложила другое — за пять тысяч рассказать, как можно весь стриптиз-клуб поиметь. Получив сумму, объяснила: если ещё пять тысяч дать охраннику, то получишь ключи от квартиры в доме напротив, откуда по телефону звонишь в клуб и вызываешь кого хочешь, хоть танцовщицу, хоть официантку. Мужичок страшную поблагодарил, допил залпом водку и оплатил счет, морщась от дороговизны.
С охранником говорить было трудно, язык заплетался. Но справился. И на улицу сам вышел, и квартиру нужную нашел. Поискал водки — нету, нашёл телефон, снял трубку, попал сразу в клуб.
Из трубки громко играла музыка.
— Мне бы Свету, Свету бы, — прошамкал мужичок в музыку. Света, пухловатая блондинка, ему больше других понравилась. Но вместо «Светы» выходило какое-то «све-све-све».
— Вы что, всех хотите? Всех? — спрашивали из трубки.
— Да не всех, а Свету! — сердился мужичок, но выходило всё равно «све» да «све».
На том конце убедились в том, что сразу всех хочет, всех и повели. Дверь открылась, и в квартирку начали заходить официантки и танцовщицы, включая страшную. Мужичок перепугался, зашипел: «Да вы издеваетесь? Издеваетесь?» Выходило невнятно. Входящие подобрали знакомое слово, близкое по звучанию, получилось — «раздевайтесь». Первые стали раздеваться, спрашивать друг у друга, куда вещи складывать, не на кровать же. Раздетых одетые подпирают, те мужичка теснят. Он давай их руками отталкивать, вещи выкидывать, кричит: «Администратора сюда, министра-то-ра-ра» — слово длинное и для трезвой головы. Пришедшие поняли, что клиент в отказке и требует министра. Осудили, уходя. Совсем, сказали, с ума сошёл, но министра, даже двух, обещали тут же прислать.
Дверь за девушками и захлопнуться не успела, как вошли двое охранников в чёрных костюмах, схватили мужичка за подмышки, прижали к стенке и предложили оплатить всё беспокойство. Сумму назвали дикую.
Мужичок перепугался. Объяснить ничего не может, бумажник показывает, где всего двадцать тысяч осталось. Охранники ему — а вон у тебя карточка есть, в долларах, сейчас к банкомату ночному поедем! Мужичок головой крутит, дескать, нельзя, курс высокий, высокий курс, охранникам слышится: «Выкуси». Ах выкуси, да мы сейчас тебя по стенке размажем! И давай мужичка возить по обоям верх-вниз.
То ли согревшись от этих фрикций, то ли от всего выпитого и пережитого мужичок отключился, обмяк и, будучи отпущен на пол, захрапел...
Охранники выругались, взяли все деньги из кошелька и стали дальше по карманам шарить. Нашли пять пачек презервативов, паспорт, ключи и визитку начальника департамента контрразведки полковника Кожемякина А. М. Покрутив визитку, парни переглянулись, вернули в кошелек пять тысяч — чтоб не серчал, затем вытащили мужичка на лестницу, приложили к тёплой батарее и ушли.
Часов через шесть мужичок наполовину проснулся, выполз на утреннюю московскую улицу, поморщился на свет, остановил частника и поехал на вокзал.
Первым делом купил билет, затем пошёл пиво пить. Нашёл где подешевле, к пиву взял сосиску, огурец и большой кусок черного хлеба. Ел с удовольствием. Месяц так вкусно не ел. Потом взял еще кружку и, похлопывая себя по животу, уселся поудобнее на замызганном диванчике. Продавщица за стойкой ему улыбнулась, он — ей. Зевнул и подумал, что в целом неплохо съездил в Москву. А то ведь дома всё провинциально, обыденно, а тут, как ни крути, столица, интересно можно отдохнуть. Поиздержался сильно, конечно. Но будет чего вспомнить. Да и здоровье в целом подтянул. Когда б еще за зубы взялся — никогда бы.
И тут — пимс! — эсэмэска приходит. Удивился, читает: «Почему ты ушёл так быстро?» Хлопнул тут мужичок ладонью по коленке, вытянул губы и сказал: «Пфффффффф…»
(С)СергейОК
|
|
Оратория для Теплоприбора
Теплоприбор - это название нашего завода. Приборы у нас делали не то что тёплые, а прямо скажем, горячие, с инфракрасным наведением. Танковую броню на полигоне прожигали как бумажный лист. Я там после армии работал в столярном цеху, плотником. Без плотника ни один завод не обойдётся, без разницы, какие там делают ракеты - тактические, МБР, земля-земля, земля-воздух, или противокорабельные.
Самый главный инструмент у плотника какой? Сейчас скажете что пила или рубанок. А ни фига! Главный инструмент – гвоздодёр. Только не тот что в виде ломика, а такой, у которого с одной стороны боёк как у молотка, а с другой рожки загнутые. Я его из руки не выпускал. А если не в руке, значит в кармане. Теперь понятно, откуда у меня погоняло?
Отец у меня баянист, на пенсии. Всю жизнь проработал в музыкальной школе, детишек учил на баяне. Ну и я, понятно, с детства меха растягивал. С музыкой жить завсегда легче чем без музыки. Я и в школе всегда, и служилось мне нормально, потому что баянист - он и в армии человек необходимый, и на заводе тоже постоянно в самодеятельности. Это теперь она никому не нужна, а тогда самодеятельность - это было большое партийное, государственное дело. Чтобы рабочие не водку жрали, а росли над собой, как в кино один кент сказал.
Короче, как какой праздник, я на сцене с баяном. Баян у меня готово-выборный, голосистый. Юпитер, кто понимает. Играл я всегда по слуху, это у меня от бати. Ноты читать он меня, правда, тоже научил. Ну, для начальства и для парткома мы играли всякую муру, как мы её называли, «патриотику». А для себя, у нас инженер по ТБ, Бенедикт Райнер, из бывших поволжских немцев, приучил нас к джазу.
Бенедикт - трубач. Не просто трубач, а редкостный, таких больше не слышал. Он нам на репетиции притаскивал ноты, а чаще магнитофонные ленты. Короче, Луи Армстронг, Диззи Гиллеспи, Чет Бейкер, кто понимает. Мы снимали партии, разучивали, времени не жалели. Моя партия, была, понятное дело, органная. А чё, баян это ж тот же орган, только ручной. Короче, у них Хаммонд с колонкой Лесли, кто понимает, а у меня - Юпитер без микрофона. И кстати, звучало не сказать чтобы хуже.
Но вот однажды наш секретарь парткома пришёл к нам на репетицию и приволок какую-то папку, а там ноты и текстовки. Говорит, к ноябрьским праздникам надо это выучить и подыграть заводскому хору. Оратория называется «Пафос революции». Кто композитор, вспомнить уже не могу. Точно знаю что не Шнейдерман. Но если забудешь и потом хочешь вспомнить, то обязательно вспоминается Шнейдерман. Мистика какая-то!
У нашего секретаря парткома два голоса - обыкновенный и партийный. Наверное и регистровые переключатели есть, с одного тембра на другой, как у меня на баяне. Короче, он переключил регистр на партийный голос и говорит - значит так! Кровь из носу, но чтоб на праздничном концерте оратория прозвучала со сцены. Из обкома партии инструктора пришлют по части самодеятельности. Потому что это серьёзное партийное дело, эта оратория. Потом подумал, переключил голос с партийного опять на обыкновенный и говорит, не подведите, мужики!
Вот только одна загвоздочка. Нет в этой оратории партии баяна. И органа нет. И пришлось мне выступать в новом для себя амплуа. А когда такое происходит, то первый раз непременно облажаешься. Это как закон. Ну, короче, разучили мы эту хрень, стою я на сцене вместе с симфонической группой и хором, и передо мной малая оркестровая тарелка на треноге. Тарелка новенькая, блестит как котовы яйца. И всего делов - мне на ней в середине коды тремоло сделать специальной колотушкой. Ну, это палка такая с круглым фетровым наконечником.
Ну вот, симфоническая группа уже настраивается. Я тоже колотушку взял, хотел ещё разок порепетировать моё тремоло, и тут подскакивает ко мне наш дирижёр, юркий такой мужичонка, с виду как пацан, хотя по возрасту уже давно на пенсии. Флид Абрам Моисеевич, освобождённый профкомовский работник. Он только самодеятельностью и занимался. Хоровик и дирижёр. Тогда на каждом заводе такая должность была.
И говорит, Лёха Митрошников, зараза, заболел. Небось запил. Где мужское сопрано взять? Надо в коде пропеть речитатив, акапелла. Давай ты, больше некому, у хористов там аккорд на шесть тактов, на вот держи ноты и текстовку. Потому что сопрано только у тебя. А я и правда верха беру легко, не хуже чем Роберт Плант.
Ну короче, я колотушку куда-то засунул, взял в руки ноты, текстовку сразу выучил чтобы потом не заглядывать. А так у меня до самой коды - пауза. Ну ладно, отстоял я всю пьесу. Ну вот, слава яйцам, уже и кода. Хористы взяли аккорд. Значит мой выход. И я пою с выражением:
Павших борцов мы земле предаём
Скоро уже заколотят гробы
И полетят в вечереющем воздухе
Нежные чистые ВЗМАХИ трубы
спел я. А нужно было – не взмахи, конечно, а ЗВУКИ, ясен пень...
А почему взмахи, я объясню. Дело в том что когда Бенедикт лабал Луи Армстронга, он своей трубой на все стороны махал, как поп кадилом. Говорит что у Майлса Дейвиса так научился. Но не в этом дело, а в том что в зале народ ржать начал. А дело-то серьёзное, партийное.
И тут мне надо сделать тремоло на оркестровой тарелке, а колотушка моя как сквозь землю провалилась. Ну я конечно не растерялся, вынул из кармана железную открывашку для пива, и у меня вышло такое тремоло, что я едва не оглох. Жуткий медный грохот со звоном на весь театр. Колосники, блин, чуть не попадали. Ну я же сказал, новый инструмент, незнакомый, обязательно первый раз облажаешься. Это как закон!
И в этом месте у Бенедикта сразу идёт соло на трубе на шесть тактов и на последней ноте фермата до «пока не растает». Ну то есть, должно было быть соло... Бенедикт, конечно, трубач от Бога, но он ведь тоже человек. А человек слаб, и от смеха, который до слёз, у него во рту слюни происходят. Короче, Бенедикт напускал слюней в мундштук, кто понимает, и вместо трагических нот с оптимистической концовкой у него вышло какое-то собачье хрюканье, совершенно аполитичное.
Зрители от всего этого согнулись пополам, и просто подыхают от смеха. Абрам Моисеевич, посмотрел на Бенедикта, а у него вся морда в соплях, потом выщурился на меня и как рявкнет во всю еврейскую глотку: "Сука, Гвоздодёр! Убью на...!” и метнул в меня свою палочку как ниндзя. А эту палочку ему Серёга Пантелеев выточил из титанового прутка, который идёт на крепления ракетного двигателя. Летела она со свистом через всю сцену прямо мне в глаз. Если бы я не отдёрнул голову миллиметров на триста влево, быть бы мне Моше Даяном.
Как писало солнце русской поэзии, "кинжалом я владею, я близ Кавказа рождена". Только я думаю, у Моисеича не Кавказ, а совсем другая география. Если бы он кинжал метнул, это одно, а убить человека влёт дирижёрской палочкой - такому только на зоне можно научиться. Короче, после покушения на мою жизнь я окончательно потерял сознание, встал и сделал поклон зрителям. Рефлекс, наверное. А зритель чё? Ему кланяются, он аплодирует. Тоже рефлекс. У людей вся жизнь на рефлексах построена. Короче, устроили мне зрители овацию.
Моисеич ко мне подскочил и трясёт меня как грушу. "Ты! Ты... Ты, блять, залупа с отворотом! Обосрал мне весь концерт! Блять! Лажовщик!" Рядом с ним микрофон включённый, а он его видит конечно, но никак не может остановиться орать в силу своего горячего ближневосточного темперамента.
Народ, понятно, уже просто корчится в судорогах и со стульев сползает. Это при том, что дело-то серьёзное, партийное. А тут такая идеологическая диверсия прямо со сцены. Хор на сцене уже чуть все скамейки не обоссал, а только без занавеса уйти нельзя. Они шипят, Володька, сука, занавес давай!
А у Володьки Дрёмова, машиниста сцены, от смеха случилась в руках судорога, пульт из руки выпал и закатился глубоко в щель между стеной и фальшполом. Володька его тянет за кабель, а он, сука, застрял в щели намертво. А без пульта занавес - дрова. Хороший антрактно-раздвижной занавес из лилового бархата, гордость театра.
Хор ещё минуты три постоял, а потом по одному, по двое со сцены утёк, пригибаясь под светом софитов как под пулями. Очень он интересный, этот сгибательный рефлекс. Наверное у человека уже где-то в подсознании, что если в тебя прожекторами светят, то того и гляди из зенитки обстреляют.
Моисеич оторвал мне половину пуговиц на концертной рубахе из реквизита и успокоился. Потом схватился за сердце, вынул из кармана валидол, положил под язык и уполз за кулисы. Я за ним, успокаивать, жалко же старика. А он уселся на корточки в уголке рядом с театральным стулом и матерится тихонько себе на идише. А выражение глаз такое, что я сразу понял, что правду про него говорят, что он ещё на сталинской зоне зэковским оркестром дирижировал. Бенедикт сливные клапаны свинтил, сопли из трубы вытряхивает, и тоже матерится, правда по-русски.
Вот такая получилась, блять, оратория...
А эту хренову колотушку я потом нашёл сразу после концерта. Я же её просто в другой карман засунул. Как гвоздодёр обычно запихиваю в карман плотницких штанов, так и её запихал. На рефлексе. Это всё потому что Моисеич прибежал с этим речитативом и умолял выручить. А потом чуть не убил. Ну подумаешь, ну налажал в коде. Сам как будто никогда на концертах не лажался... А может и правда не лажался, поэтому и на зоне выжил.
Речитатив ещё этот, про гробы с падшими борцами. Я же не певец, а плотник! Я все четыре такта пока его пел, только и представлял, как я хожу и крышки к тем гробам приколачиваю. Там же надо ещё заранее отверстие накернить под гвоздь, и гвоздь как следует наживить, чтобы он в середину доски пошёл и край гроба не отщепил. Мало я как будто этих гробов позаколачивал.
Завод большой, заводские часто помирают, и семейники ихние тоже. И каждый раз как их от завода хоронят, меня или ещё кого-то из плотников отдел кадров снимает с цеха и гонит на кладбище, крышку забить, ну и вообще присмотреть за гробом. А то на кладбище всякое случается.
В столярном цеху любую мебель можно изготовить, хотя бы и гроб. Гробы мы делаем для своих крепкие, удобные. Только декоративные ручки больше не ставим, после того как пару раз какое-то мудачьё пыталось за них гроб поднять. Один раз учудили таки, перевернули гроб кверх тормашками. Покойнику-то ничего, а одному из этих дуралеев ногу сломало.
Оратория для нас, конечно, даром не прошла. Остались мы из-за неё все без премии. И без квартальной и без годовой. Обком партии постарался. Абрама Моисеевича заставили объяснительную писать в обком партии, потом ещё мурыжили в первом отделе, хорошо хоть, не уволили. Секретарю парткома - выговор по партийной линии с занесением в учётную карточку. Он после этого свой партийный голос напрочь потерял, стал говорить по-человечески.
А Бенедикт с тех пор перестал махать трубой как Майлс Дейвис. Отучили, блять. У него от этого и манера игры изменилась. Он как-то ровнее стал играть, спокойнее. А техники от этого только прибавилось, и выразительности тоже. Он потом ещё и флюгельгорн освоил и стал лабать Чака Манджони один в один. Лучше даже!
А, да! Вспомнил я всё-таки фамилию того композитора. Ну, который нашу ораторию сочинил. Даже его имя и отчество вспомнил. Шейнкман! Эфраим Григорьевич Шейнкман. Я же говорил, что не Шнейдерман!
|
|
