Рабиновича запустили в космос. Он радирует: "находясь на расстоянии 10000
километров от Советской Родины, чувствую себя хорошо, как никогда."
Аналог Notcoin - Blum - Играй и зарабатывай Монеты
|
| Источник: vysokovskiy.ru от 2007-3-7 |
чувствую родины → Результатов: 2
1.
Знакомому ребенку в школе задали выучить стихотворение про тучку.
Итак, Михаил Юрич Лермонтов, стихотворение "Утёс".
Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;
Но остался влажный след в морщине
Старого утеса. Одиноко
Он стоит, задумался глубоко,
И тихонько плачет он в пустыне.
Стих заучивали вместе (мама была на работе, а я псевдоняня).
Прочитали, повторили, прочитали, повторили.
-Катя, - спросил меня ребенок, - а о чём это стихотворение?
Потом подумала и добавила:
-Слушай, а почему в кино женщины, если переночевали у мужчины, поутру тихо убегают, не прощаясь?
И тут я сообразила: ребенок понял стихотворение ровно так же, как и я.
Блядо-тучка переночевала с мужичком, и с утра, по лазури, свежепотраханная, втихаря свалила. А у старого утёса в "морщине" влажный след. Стоит, думает, плачет.
У меня возникло несколько вопросов. Я вообще любознательная.
Например, первый: почему это учат в шестом классе?
Это же взрослое стихотворение. Натурально.
А второй: о чём оно на самом деле?
Вообще, если так посмотреть, для Лермонтова тучи - это вечная ассоциация с женщинами. Нет, это понятно, всё-таки, он мужик, причем, писал, будучи в самом расцвете сил. Но я вот чувствую некую обиду к тучам, вернее, к женщинам, которая вот прям сквозит.
Вот, например, ещё:
Тучки небесные, вечные странники!
Степью лазурною, цепью жемчужною
Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники
С милого севера в сторону южную.
Кто же вас гонит: судьбы ли решение?
Зависть ли тайная? злоба ль открытая?
Или на вас тяготит преступление?
Или друзей клевета ядовитая?
Нет, вам наскучили нивы бесплодные...
Чужды вам страсти и чужды страдания;
Вечно-холодные, вечно-свободные,
Нет у вас родины, нет вам изгнания.
Обратите внимание на последний абзац.
Ведь там же явно читается: все бабы - суки.
Обидели женщины Лермонтова, ох, как обидели.
А детям учи стихотворения несчастного мужичка и не понимай, откуда утёс в пустыне, чего он там плачет, и куда тучка ускакала по утру...
|
|
2.
Жидкость от комаров
===================
В бытность мою защитником Родины, случилось много необычного. Грохнул реактор в Чернобыле, не долетел до околоземной орбиты Челенджер, возле Кремля закончил свой полет Руст, а еще в стране началась перестройка. Моя вина, если где и есть, то только в пособничестве смелому немецкому юноше – благо служил я, как раз, в радиолокационных войсках ПВО. Но речь не об этом. Речь о жидкости от комаров.
После чернобыльского реактора, меня очень быстро отправили лечиться в Псковский гарнизонный госпиталь. В моей бригаде всегда - чуть что не так - отправляли в Псков. Там и «губа» побольше и госпиталь получше. Можно было переезжать с гауптвахты в госпиталь и обратно практически бесконечно, до дембеля. Обстановка очень способствовала. Лечиться мне понравилось куда больше, чем защищать отечество - палата на четверых всегда лучше казармы на 250 человек, и я задержался там на некоторое время.
В этом госпитале встречались занятные личности. Начальник офтальмологического отделения Владимир Ильич Кац, к примеру. Он обожал, будучи дежурным офицером, звонить в разные службы и начинать любой разговор фразой: «Это Владимиг’ Ильич, как идут дела, товаг’ищи» - эффект непреходящий.
Николай Васильевич – начальник терапевтического, пил страшно, обычно, за счет своих больных. Выглядело это так: примерно раза два в неделю он зазывал в свой кабинет выздоравливающих солдатиков и заводил душевный разговор по типу «ну как мы себя чувствуем?», «тебя пора выписывать, но я бы хотел тебя еще понаблюдать недельки три», «да, кстати, мы тут с друзьями в футбол поиграть собрались, и, не поверишь, какого-то четвертного на минералку не хватает». Солдатики не верили, но в безвозвратный долг давали. За это тут же открывалась новая история болезни с новым же диганозом, и подкармливающий подполковника рядовой получал возможность зависнуть в палате еще на пару недель.
Честно говоря, недорого.
Николай Васильевич был действительно хорошим врачом – редко кого оставляют начальником отделения, исключая при этом из КПСС. С ним такое произошло. Причем и тут не обошлось без приключений. Сначала ему просто объявили строгий выговор за пьянку и, как положено, отправили с госпитальным секретарем парткома на утверждение в Ленинград. Но до северной столицы эти два гиппократчика не доехали, потому что поезд Калининград-Ленинград делает короткую остановку в Луге, где встречается со своей противоположностью, а у лекарей уже к Луге (через полтора часа после выезда из Пскова!!!) кончилась водка. Бедолаги выскочили на перрон пополнить запасы, а на следущий день уже слали телеграммы из бывшего Кенигсберга...
Однако сейчас о Начмеде. Начмед – это такой госпитальный главврач. Страшный человек! Резать уже не может, но крови все еще не боится. Однажды, Николай Васильевич вызвал меня в свой кабинет и озадачил: «Беги – говорит – к майору, начальнику аптеки, и попроси у него поллитра жидкости от комаров. Мы с Владимиром Ильичем на рыбалку собрались». И подмигивает – привычка у него такая была – подмигивать. Радостный от сознания того, что дежурная трешка в нагрудном кармане продолжает греть мое комсомольское сердце, я помчался в аптеку. Там озабоченный майор, видимо, снабжавший «жидкостью от комаров» практически всех военных врачей старше его по званию, долго колебался, а потом выдал мне водочную бутылку, заткнутую куском газеты. «Иди к своему подполковнику, но особенно не светись» - и тоже подмигивает. Я, конечно, пошел себе аккуратно огородами, прижимая к животу комариную смерть. И естественно был встречен начмедом. «Что несешь, воин?» – зычным голосом остановил меня полковник. Деваться некуда – «Жидкость несу. От комаров. Майор-аптекарь Николаю Васильевичу передал» - отвечаю, и чувствую, что тоже подмигиваю. Начмед сделал стойку: «Ну давай ее сюда, я сам передам»... Не передал. На то и главврач! Получив бутылку, он тут же открыл ее и, подмигнув, сделал хороший офицерский глоток. А потом... А потом я дотащил его до скамейки и еще некоторое время приводил в чувство. Но уж комары-то его точно долго кусали. А меня начмед полюбил, за честность наверное.
|
|