1
Старый и очень богатый еврей заплатил за право стать космическим
туристом. Перед стартом спрашивает своих дочерей:
- Ну, мои маленькие Рахиля, Голда и Сонечка, что вам привезти из
вакуума?
Анекдоты про голда |
Старый и очень богатый еврей заплатил за право стать космическим
туристом. Перед стартом спрашивает своих дочерей:
- Ну, мои маленькие Рахиля, Голда и Сонечка, что вам привезти из
вакуума?
Реально...
Как-то, напившись пива, поехал со своей подругой помочь ей
помыть машину (она была за рулем). Приехали на мойку, встали
мыться и вдруг за нами нарисовался 600-й. Хозяин - мелкий
щуплый мужичок, но у него все в порядке: мобила, пиджак,
голда, на шее девица какая-то в два раза его выше, ноги из
ушей... и т.д. Подходит он, значит, к мойщикам и начинает:
"Мол, ребята, денег дам, бросьте эту машину, мойте мою..."
но тихонечко-тихонечко, бо я это услышал и из машины вышел,
и смотрю на него недобро...
А после пива взгляд у меня особенный....
Ребята-мойщики честные попались, ну и говорят: "Не-а, мужик,
в очередь встань." Ну, он и встал... обиженный такой... фишка
не прет, стоит и девице своей что-то втирает... про любовь,
наверное... Тут меня совсем разобрало, очень захотелось гадость
какую сделать, за то, что он нехорошо хотел так с нами...
Подошел к его машине, покрутился, покурил, подумал, потом
поворачиваюсь к нему (а он с той б:??:%;ю в обнимку) и говорю:
"Машина какая хорошая, начальника возишь? Видно, большой человек
у тебя начальник..." Мужик в шоке, девица смотрит на него
с презрением, мойщики опрокинули ведро с водой на себя....
На полдороге с базара Йонта встречает заплаканную соседку.
- Что случилось?
- Голда умерла.
- Какая Голда?
- Жена шорника.
- Ой, подержи мои кошелки, - просит Йонта и в отчаянии заламывает руки:
- Не может быть! Я не могу! Горе моей голове! Голдочка, зачем ты умерла?
Такая добрая, веселая, честная Голда и вдруг... Минуточку, какая Голда?
Жена шорника? Какого шорника?
Отдыхал как-то новый русский
на природе, да так нажрался, что очнувшись не
нашёл на себе золотой
цепочки. Ну, думает, деревенские увели. Вызывает
братву. Поставили всю деревню в шеренгу. Подходит
новый русский к каждому, рвет рубахи на груди -
голду свою ищет. Рванул на одном мужике-висит.
-Так, откуда взял?
Помялся немного мужик и говорит:
- Шёл я вчера полем, глядь пьяный валяется. Ну я
его в зад поимел. Позвал брата. Брат-свата.
Вообщем всей деревней по кругу
от%ли, а цепь я на память о нём взял.
Почесал затылок новый русский и говорит:
-Да, хорошая голда, но не моя.
Середина 90-х. Барная стойка в одном из многочисленных московских казино. Слушаю разговор двух типичных в то время братков (4х4, голда, мобилы). Ребята очень помяты, в глазах туман (где-то неделя "плотного отдыха"), решают проблему: "Скажи наркотикам, водке, пиву, женщинам - нет с сегодняшнего дня". Выход - природа, рыбалка.
Подготовка:
- Встать пораньше, часиков в 12 (говорят, лучший клев с УТРА)
- Сначала заехать в Елисеевский за вином под шашлыки и НЕМНОЖЕЧКО водки под уху.
- Придется взять к КРУИЗЕРУ прицеп, а то ВСЕ НЕ ВЛЕЗЕТ.
- Затем на Тверскую за проститутками.
- А проститутки-то зачем?
- Ну рыбу-то должен КТО-ТО ловить.
На том и порешили. Ребята поехали восстанавливать подорванное здоровье.
Из «Крокодила» за 1970 год
О Земле обетованной
(Крокодил. Вып. 13, май 1970 г. С. 12–13)
Знай же, мудрейший читатель, что живет в Бухаре почтенная пенсионерка Хевси Хаимова. И вот однажды получила она из Израиля красивую бумажку — приглашение посетить «землю обетованную», «землю предков».
Но, странное дело, вместо того, чтобы возблагодарить всевышнего, бежать за выездной визой и покупать в дорогу зубную пасту «Жемчуг», пенсионерка сунула заманчивое приглашение в ящик комода и начисто забыла о нем.
Некоторое время спустя сын Хевси — Григорий Кандов, сорокалетний парикмахер, наделенный чувством юмора и языком острым, как его бритва, сказал, прикрывая улыбку ладонью:
— Слышали, мама? Просто поразительно, какую потрясающую заботу проявила о нас эта мадам Голда Меир: она требует, чтобы все советские евреи переехали на жительство в Израиль! Кстати, если мне не изменяет память, в вашем комоде, мама, имеется документ, приглашающий вас воспользоваться услугами «Интуриста»?
— Сын мой Гриша, — отвечала достойная Хевси, — ты, как всегда, угадал, но угадал только наполовину. Бумага эта действительно взывает, чтобы я воспользовалась услугами. Но только не «Интуриста», а специального корреспондента «Крокодила», потому что приглашение это так и просится под крокодильскую рубрику «Просто анекдот».
И вот что поведала мне пенсионерка Хевси Хаимова:
— Вобще-то, когда зовут в гости, это хорошо. Интересно побывать в чужедальних краях, полюбоваться всякими пейзажами. Но когда приглашают на отдых в страну, авиация которой зверски бомбит мирные арабские селения, когда израильские бомбы с маркой «Сделано в США» разрывают на куски школьников... Нет уж, увольте от «отдыха» в такой стране!
Если говорить откровенно, — продолжала Хевси, — меня, как и других простых людей, возмущает все то, что вот уже столько лет творят мадам Голда и ее сподвижники. На Востоке говорят: «Если господь хочет покарать человека, он отнимает у него разум». Похоже на то, что израильских главарей всевышний уже взял на заметку. Так и хочется крикнуть прямо в лицо премьерше Израиля: «Мадам Голда! Да в своем ли вы уме? Подобно Ироду, вы убиваете детей! Вы превратили страну в военное поселение, устраиваете бесконечные войны, захватываете земли соседних народов! И вы еще смеете звать к себе в Израиль советских евреев на жительство. Да кому вы нужны с такой "землей обетованной"?!»
Допустим, приехала бы я с сыновьями. Ну и что? Старший мой сын Гриша — парикмахер — превратился бы в безработного, потому что бухарские евреи считаются в Израиле людьми «второго сорта», а там и «первосортным» евреям устроиться на работу — дело почти безнадежное. А мой младший сын Якуб — загремел бы в военное поселение, не так ли?
Правда, двум другим моим сыновьям мадам Голда обрадовалась бы и не дала бы засидеться без дела. Еще бы! Ведь Исааку, рабочему, всего 25 лет, а Абраму, студенту Ташкентской консерватории, — 21. Чувствую, ох как чувствую, мадам Голда, вас так и подмывает вытащить из рук Исаака разводной ключ, а у Абрама — скрипку и вручить им по американской базуке. Очень, очень хочется вам превратить моих сыновей в пушечное мясо!
Но, к великому счастью, живу я с сыновьями не в вашем военное поселении, а в свободной Советской стране. Живу в благоустроенном доме и, кстати говоря, получаю хорошую пенсию. У нас людей не подвергают проверке на «сортность». Все национальности у нас равны — русские, украинцы, узбеки, евреи...
Так что, мадам Меир, мой вам совет: не смешите людей, перестаньте плакаться о судьбах советских граждан еврейской национальности. Как говорится, пожалуйста, не надрывайтесь, поберегите сердце для инфаркта.
Когда же Хевси Хаимова закончила свою, прямо скажем, прекрасную филиппику, добавить к ней кое-что пожелал однофамилец Хевси — ташкентский писатель Якуб Хаимов:
<…> Предоставлю слово лицу незаинтересованному, Давиду Хаимову, гражданину США и, так сказать, по совместительству моему родному брату.
Еще перед Первой мировой войной отправился Давид в поисках счастья в Америку. Десять лет назад потянуло его побывать в родных краях. Приехал. Привез несколько пакетиков сахара — подкормить родственников. Потом зашвырнул в сердцах эти пакетики и долго ходил, поражаясь и восхищаясь достижениями Советского Узбекистана. И наконец принес в республиканскую газету «Правда Востока» статью. Вот выдержки из нее:
«Пока я не увидел жизнь в Советским Союзе собственными глазами, я верил американской пропаганде до такой степени, что захватил с собой несколько пачек сахара для родственников. Но, когда я приехал сюда, я увидел, что здесь изобилие различных товаров и продовольствия. Американская пропаганда обманывает народ... Она стремится убедить нас, что евреи в Советском Союзе живут ужасно и задача евреев, проживающих в Америке, — вести пропаганду за переселение советских евреев в Израиль.
Я встретился со своими родственниками. Все они окончили высшие учебные заведения, стали специалистами. Живут в хороших, удобных домах, хорошо одеты...
Я убедился, что антисемитизма здесь нет».
Якуб Хаимов сложил газетную вырезку и заключил:
— Вот, пожалуй, и все, что мне хотелось добавить к мудрым и прекрасным словам пенсионерки Хевси Хаимовой. Не с руки нам ехать в Израиль и таскать из огня каштаны для мадам Меир и ее друзей! И пусть эту простую истину зарубят сионисты на своих носах, которые они так рискованно суют в чужие дела!
Случилась эта история в середине буйных 90-х годов.
Народ, выпущенный из под жёсткого контроля "ума, чести и совести нашей эпохи", плюнул на строительство коммунизма и начал банально обогащаться всеми честными и не очень способами.
Я, например, подвизался на ниве высоких (на тот момент) технологий - установка антенн, видеонаблюдения и "прочая, прочая, прочая..."
Иметь "тарелку" спутникового телевидения было тогда признаком неимоверной "крутости". Таким же непременным атрибутом "нового русского", как и наличие у оного малинового пиджака на могучем торсе, золотой "гайки" на пальце, "пушки" в ремнях под мышкой и "мерина" для перемещения всего вышеперечисленного в пространстве.
Отсутствие русскоязычных каналов и знание английского на уровне: "май нэйм из Васья", никого не останавливало. Ведь так приятно поднять свой престиж, произнеся невзначай на посиделках в сауне с "коллегами" по бизнесу: "Да смотрел я вчера этого Била-дебила по ЭсЭнЭн. Му...ак галимый!"
Такова преамбула. Теперь, собственно, "амбула".
В один прекрасный день позвонил мне представитель популяции "НЭП конца XX-го века". Разъяснил, что "чиста-конкретно" приобрёл в Германии комплект спутникового тв и даже сам установил "тарелку", но поганая буржуйская техника напрочь отказалась показывать "всяку-всячину" на иноземных языках. Озвучил адрес в престижном районе Самары и вежливо попросил поторопиться.
Подивившись рукастости данного персонажа, я поставил для себя предварительный диагноз: "Антенна не выставлена на спутник. Да и ресивер, видимо, требует настройки." Затем кинул инструменты в авто и рванул зарабатывать денежку.
Подъехав к месту и выйдя из машины, первым делом, оглядел южный фасад дома на предмет наличия "тазика" у окна или балкона. Увы! Стены горделиво сияли свежей краской без малейшего намёка на присутствие чужеродного для них объекта. " "Тарелка" на крыше." - резюмировал я, порадовавшись рачительности управдома, запретившего порчу вверенного ему имущества. Да и мне работа на "крутоскатке", из-за сложности, давала прибавку к оплате.
На всякий случай проверил обратную сторону здания - вдруг по неграмотности клиент присобачил здесь свежекупленный "девайс"! И ещё раз порадовался и за хозяина и за администрацию.
Привычно рассчитав этаж по номеру квартиры и их количеству на площадке, вознёсся в новеньком лифте навстречу любимой работе.
Позвонил. Внушительную стальную дверь открыл типичный образец сложившегося стереотипа в отношении уже упомянутой мною группы населения. Присутствовали: белоснежный "адидасовский" спортивный костюм 54-го размера, 6-го роста, по цене равный моей "шестёрке"; баснословной стоимости тёмно-синие шлёпанцы той же фирмы - вожделенная мечта пляжных пижонов; в разрезе воротника на толстой подушке волос уютно возлежала массивная "голдА", враз изменившая своими размерами моё представление о богастве. Венчала же эту груду роскоши крупная голова с характерной стрижкой и придавленными к черепу ушами. Вразрез с типажом шли дорогие очки, некстати угнездившиеся на носу, аккуратно уложенном направо каким-то бывшим оппонентом хозяина.
"Сентиментальный боксёр, мля!" - подумалось мне.
"Николай!" - представился владелец "адика" и махнул рукой-лопатой, приглашая пройти к "больному".
Зайдя в зал и осмотревшись, я увидел то, ради чего сел писать этот рассказ.
На стене, выше телевизора (проекционного, с диагональю около полутора метров), висела "тарелка", мастерски вписанная в арку из гипсокартона!
"Только не смеяться! Только не смеяться!" - билось в голове.
Не поворачиваясь лицом к хозяину, ровным (насколько это было возможно) голосом, поинтересовался, какова была мотивация установить антенну именно здесь?!
А вот уж после его обьяснения не выдержал и заржал, аки конь ногайский с яй....ми!
"Андрюха! Я тебе, как очкарик очкарику, скажу. Я в магазине, где эту "бандуру" брал, видел, что эти ...уёвины прямо по стенкам рядами висят. И под каждой - телевизор! И всё работало, бл...ть! Я всё, как там, сделал! "Хачей", что квартиру ремонтировали, напряг арку забубенить и всё такое..." - и тоже захохотал, видя моё искреннее веселье.
Вобщем, Николай оказался нормальным мужиком! Не обиделся и, с неподдельным интересом, прослушал краткий ликбез об устройстве системы Солнце - Земля и принципах работы Непосредственного Теле-Вещания.
Тарелку я ему поставил около балкона. Тогда сигнал был аналоговым и очень слабым (спутник Hot Bird работал, в основном, на Европу). Зимой снег-лёд (сильная помеха сигналу) проще с балкона водой тёплой снять, чем на крышу карабкаться.
Вот и вся история.
Отдыхал как-то новый русский на природе, да так нажрался, что очнувшись не нашел на себе золотой цепочки. Ну, думает, деревенские увели. Вызывает братву. Поставили всю деревню в шеренгу. Подходит новый русский к каждому, рвет рубахи на груди-голду свою ищет. Рванул на одном мужике-висит.
– Так, откуда взял?
Помялся немного мужик и говорит:
– Шел я вчера полем, глядь пьяный валяется. Ну я его в ж*пу вы*бал. Позвал брата. Брат-свата. Вообщем всей деревней по кругу отъ*бали, а голду я на память о нем взял.
Почесал затылок новый русский и говорит:
– Да, хорошая голда, но не моя.
Старый парикмахер
Мы жили в одной комнате коммуналки на углу Комсомольской и Чкалова. На втором этаже, прямо над садиком "Юный космонавт". В сталинках была хорошая звукоизоляция, но днем было тихонько слышно блямканье расстроенного садиковского пианино и хоровое юнокосмонавтское колоратурное меццо-сопрано.
Когда мне стукнуло три, я пошел в этот же садик. Для этого не надо было даже выходить из парадной. Мы с бабушкой спускались на один этаж, она стучала в дверь кухни - и я нырял в густое благоухание творожной запеканки, пригорелой кашки-малашки и других шедевров детсадовской кулинарии.
Вращение в этих высоких сферах потребовало, чтобы во мне все было прекрасно, - как завещал Чехов, - и меня впервые в жизни повели в парикмахерскую.
Вот тут-то, в маленькой парикмахерской на Чкалова и Советской Армии, я и познакомился со Степаном Израйлевичем.
Точнее, это он познакомился со мной.
В зале было три парикмахера. Все были заняты, и еще пара человек ждали своей очереди.
Я никогда еще не стригся, был совершенно уверен, что как минимум с меня снимут скальп, поэтому ревел, а бабушка пыталась меня взять на слабо, сочиняя совершенно неправдоподобные истории о моем бесстрашии в былые времена:
- А вот когда ты был маленьким...
Степан Израйлевич - высокий, тощий старик - отпустил клиента, подошел ко мне, взял обеими руками за голову и начал задумчиво вертеть ее в разные стороны, что-то бормоча про себя. Потом он удовлетворенно хмыкнул и сказал:
- Я этому молодому человеку буду делать голову!
От удивления я заткнулся и дал усадить себя в кресло.
Кто-то из ожидающих начал возмущаться, что пришел раньше.
Степан Израйлевич небрежно отмахнулся:
- Ой, я вас умоляю! Или вы пришли лично ко мне? Или я вас звал? Вы меня видели, чтобы я бегал по всей Молдаванке или с откуда вы там себя взяли, и зазывал вас к себе в кресло?
Опешившего скандалиста обслужил какой-то другой парикмахер. Степан Израйлевич не принимал очередь. Он выбирал клиентов сам. Он не стриг. Он - делал голову.
- Идите сюда, я буду делать вам голову. Идите сюда, я вам говорю. Или вы хочете ходить с несделанной головой?!
- А вам я голову делать не буду. Я не вижу, чтобы у вас была голова. Раечка! Раечка! Этот к тебе: ему просто постричься.
Степан Израйлевич подолгу клацал ножницами в воздухе, елозил расческой, срезал по пять микрон - и говорил, говорил не переставая.
Все детство я проходил к нему.
Стриг он меня точно так же, как все другие парикмахеры стригли почти всех одесских мальчишек: "под канадку".
Но он был не "другой парикмахер", а Степан Израйлевич. Он колдовал. Он священнодействовал. Он делал мне голову.
- Или вы хочете так и ходить с несделанной головой? - спрашивал он с ужасом, случайно встретив меня на улице. И по его лицу было видно, что он и представить не может такой запредельный кошмар.
Ежеминутно со смешным присвистом продувал металлическую расческу - будто играл на губной гармошке. Звонко клацал ножницами, потом брякал ими об стол и хватал бритву - подбрить виски и шею.
У Степана Израйлевича была дочка Сонечка, примерно моя ровесница, которую он любил без памяти, всеми потрохами. И сколько раз меня ни стриг - рассказывал о ней без умолка, взахлеб, брызгая слюной от волнения, от желания выговориться до дна, без остатка.
И сколько у нее конопушек: ее даже показывали врачу. И как она удивительно смеется, закидывая голову. И как она немного шепелявит, потому что сломала зуб, когда каталась во дворе на велике. И как здорово она поет. И какие замечательные у нее глаза. И какой замечательный у нее нос. И какие замечательные у нее волосы (а я таки немножко разбираюсь в волосах, молодой человек!).
А еще - какой у Сонечки характер.
Степан Израйлевич восхищался ей не зря. Она и правда была очень необычной девочкой, судя по его рассказам. Доброй, веселой, умной, честной, отважной. А главное - она имела талант постоянно влипать в самые невероятные истории. В истории, которые моментально превращались в анекдоты и пересказывались потом годами всей Одессой.
Это она на хвастливый вопрос соседки, как сонечкиной маме нравятся длиннющие холеные соседкины ногти, закричала, опередив маму: "Еще как нравятся! Наверно, по деревьям лазить хорошо!".
Это она в трамвае на вопрос какой-то тетки с детским горшком в руках: "Девочка, ты тут не сходишь?" ответила: "Нет, я до дома потерплю", а на просьбу: "Передай на билет кондуктору" - удивилась: "Так он же бесплатно ездит!".
Это она на вопрос учительницы: "Как звали няню Пушкина?" ответила: "Голубка Дряхлая Моя".
Сонины остроты и приключения расходились так стремительно, что я даже частенько сначала узнавал про них в виде анекдота от друзей, а потом уже от парикмахера.
Я так и не познакомился с Соней, но обязательно узнал бы ее, встреть на улице - до того смачными и точными были рассказы мастера.
Потом детство кончилось, я вырос, сходил в армию, мы переехали, я учился, работал, завертелся, растерял многих старых знакомых - и Степана Израйлевича тоже.
А лет через десять вдруг встретил снова. Он был уже совсем дряхлым стариком, за восемьдесят. По-прежнему работал. Только в другой парикмахерской - на Тираспольской площади, прямо над "Золотым теленком".
Как ни странно, он отлично помнил меня.
Я снова стал заходить к старику. Он так же торжественно и колдунски "делал мне голову". Потом мы спускались в "Золотой теленок" и он разрешал угостить себя коньячком.
И пока он меня стриг, и пока мы с ним выпивали - болтал без умолку, брызгая слюнями. О Злате - родившейся у Сонечки дочке.
Степан Израйлевич ее просто боготворил. Он называл ее золотком и золотинкой. Он блаженно закатывал глаза. Хлопал себя по ляжкам. А иногда даже начинал раскачиваться, как на еврейской молитве.
Потом мы расходились. На прощанье Степан Израйлевич обязательно предупреждал, чтобы я не забыл приехать снова:
- Подумайте себе, или вы хочете ходить с несделанной головой?!
Больше всего Злата, по словам Степана Израйлевича, любила ириски. Но был самый разгар проклятых девяностых, в магазинах было шаром покати, почему-то начисто пропали и они.
Совершенно случайно я увидел ириски в Ужгороде - и торжественно вручил их Степану Израйлевичу, сидя с уже сделанной головой в "Золотом теленке".
- Для вашей Златы. Ее любимые.
Отреагировал он совершенно дико. Вцепился в кулек с конфетами, прижал его к себе и вдруг заплакал. По-настоящему заплакал. Прозрачными стариковскими слезами.
- Злата… золотинка…
И убежал - даже не попрощавшись.
А вечером позвонил мне из автомата (у него давно был мой телефон), и долго извинялся, благодарил и восхищенно рассказывал, как обрадовалась Злата этому немудрящему гостинцу.
Когда я в следующий раз пришел делать голову, девочки-парикмахерши сказали, что Степан Израйлевич пару дней назад умер.
Долго вызванивали заведующего. Наконец, он продиктовал домашний адрес старого мастера, и я поехал туда.
Жил он на Мельницах, где-то около Парашютной. Нашел я в полуразвалившемся дворе только в хлам нажравшегося дворника.
Выяснилось, что на поминки я опоздал: они были вчера. Родственники Степана Израйлевича не объявлялись (я подумал, что с Соней и Златой тоже могло случиться что-то плохое, надо скорей их найти).
Соседи затеяли поминки в почему-то не опечатанной комнате парикмахера. Помянули. Передрались. Танцевали под "Маяк". Снова передрались. И растащили весь небогатый скарб старика.
Дворник успел от греха припрятать у себя хотя бы портфель, набитый документами и письмами.
Я дал ему на бутылку, портфель отобрал и привез домой: наверняка, в нем окажется адрес Сони.
Там оказались адреса всех.
Отец Степана Израйлевича прошел всю войну, но был убит нацистом в самом начале 1946 года на Западной Украине при зачистке бандеровской погани, которая расползлась по схронам после нашей победы над их немецкими хозяевами.
Мать была расстреляна в оккупированной Одессе румынами, еще за пять лет до гибели отца: в октябре 1941 года. Вместе с ней были убиты двое из троих ее детей: София (Сонечка) и Голда (Злата).
Никаких других родственников у Степана Израйлевича нет и не было.
Я долго смотрел на выцветшие справки и выписки. Потом налил до краев стакан. Выпил. Посидел с закрытыми глазами, чувствуя, как паленая водка продирает себе путь.
И только сейчас осознал: умер единственный человек, кто умел делать голову.
В последний раз он со смешным присвистом продул расческу. Брякнул на стол ножницы. И ушел домой, прихватив с собой большой шмат Одессы. Ушел к своим сестрам: озорной конопатой Сонечке и трогательной стеснительной Злате-Золотинке.
А мы, - все, кто пока остался тут, - так и будем теперь до конца жизни ходить с несделанной головой.
Или мы этого хочем?
Александр Пащенко
Отдыхал как-то новый русский на природе,да так нажрался,что очнувшись не нашел на себе золотой цепочки. Ну, думает, деревенские увели. Вызывает братву. Поставили всю деревню в шеренгу. Подходит новый русский к каждому, рвет рубахи на груди-голду свою ищет. Рванул на одном мужике-висит.
Так,откуда взял?
Помялся немного мужик и говорит:
Шел я вчера полем, глядь пьяный валяется. Ну я его в ж%пу в%%бал. Позвал брата. Брат-свата. Вообщем всей деревней по кругу от%%%%али, а голду я на память о нем взял.
Почесал затылок новый русский и говорит:
Да, хорошая голда, но не моя.
Слово об активистке и патриотке
Вместо предисловия.
Первое января 2002 года. Телефонный звонок в восемь утра. Выползаю из постели, снимаю трубку.
- Ты почему ещё спишь? Ты, что забыла, что сегодня встреча с рош hаир (мэр)?
- Мадам, первое января, у людей Новый год, ну какого полового…
- Бросай свои русские привычки, здесь тебе не Россия… Ой, а кто это?
- Конь в пальто, Вы куда звоните?
- А … можно?
- Можно, только осторожно…
Бужу жену, сую ей трубку.
- Тебя какая-то тётка хочет.
- Пошли её в…
- Вот сама и пошли, а я – спать.
- Алло, кто это?
- Это Валя, я из группы поддержки нашего мэра.
- Какая Валя?
- Ну, с курсов. Мне там дали твой телефон. Сегодня у нас встреча с мэром и митинг в его поддержку.
- Валя, я никуда не пойду и не звони мне больше.
- Как ты можешь так говорить? Наш мэр заботится о нас, новых репатриантах и мы все, как один, должны быть ему благодарны и обязаны поддержать его во всех его начинаниях…
- Валя, давай ты мне не будешь говорить, что мне делать, а тебе не скажу – куда пойти. Всё, пока.
По рассказам жены, эта Валя профессиональная активистка. В СССР сия мадам была комсоргом, профоргом и прочим оргом. Приехав в Израиль огляделась и немедленно занялась активной патриотической деятельностью, а также прочей общественной деятельностью в виде поддержки мэра или кого ещё надо поддержать. Но вроде оказалась невостребованной, а мадам работать не хотела, да и не умела. Пришлось вернуться назад, и уже в родной и знакомой обстановке продолжать агитировать, поддерживать, бороться и клеймить.
Я не активист. Более того, не люблю активистов. А уж к особям, которые демонстрируют свой патриотизм, где их не спрашивают и не просят, этаким учителям жизни отношусь, как к слабоумным и стараюсь не связываться, ибо я не психиатр, у меня другая профессия.
Мне кажется, что о таких деятелях лучше всего сказал писатель и режиссёр Эфраим Севела, с которым я имел честь быть лично знаком, в своей повести «Остановите самолёт, я слезу».
«Порой мне кажется, что вся жизнь наша - сплошной цирк. Вот послушайте.
С одним малым наши жизненные пути пересекались несколько раз, и, как
говорится, под различными широтами. Вы, конечно, догадываетесь, что точкой
пересечения всегда было мое парикмахерское кресло.
В Москве он сделал большую карьеру, карабкался вверх, как
альпинист-скалолаз. Есть люди, которые разговаривают во сне. Так вот он из
тех, что и во сне кричали: "Слава КПСС! "
Как он разоблачал по радио злейших врагов советского народа -
израильских агрессоров и американских империалистов! Как он таскал за ноги
бедную бабушку Голду Меир, называя ее бабой-ягой, чудовищем, гиеной...
В Иерусалиме - плюхнулся в мое кресло и с ходу:
- Голда Меир - величайшая женщина на земле. Библейского масштаба. Я
готов целовать следы ее ног. И, знаете, искренне так, даже слеза сверкнула.
В Нью-Йорке он снова попал в мое кресло. Заехал по делам в Америку. А сам
проживает в Лондоне. Английская валюта попрочней израильской. Как всегда -
вещает на радио.
Я, шутя, как старому знакомому, говорю:
- Как поживает государыня-королева? В телевизоре она выглядит
смазливой бабенкой.
Как он вспылит! Как вскочит с кресла! Вы, мол, Рубинчик, бросьте эти
фамильярные штучки. Я не позволю в моем присутствии так отзываться о моем
монархе!
Еврей-монархист...
Знаете, я смотрел на него и ждал, что он вот-вот загорланит английский
гимн: "Боже, храни королеву!.."
С еврейским акцентом, британской надменностью и коммунистическим
металлом в голосе.»
История.
Середина 90-х. В Израиле какие-то выборы. Я на выборы не ходил в СССР и не хожу в Израиле. По мне, что «правые», что «левые», «центристы», «коммунисты», хоть педерасты – все лезут в мой карман. Так вот, прошли выборы, кого-то выбрали, обычные споры, типа подтасовки, пересчеты – абсолютно стандартная ситуация при делёжке государственных денег.
Вечер, еду с подругой в автобусе. Стоим и тихонько обсуждаем эти самые выборы. Рядом сидят две тётки, причём одна из этих самых активных патриотов. Есть тип активистов-патриотов, которые едва приехав в новую страну, в данном случае в Израиль, немедленно забывают русский язык, не зная иврита. Разговаривают довольно громко, даже не прислушиваясь, узнаёшь, что эту тётку зовут Анжела, она приехала из Ленинграда, русский почти забыла, всё время приводит какие-то примеры, как там (в СССР – России - СНГ) было всё плохо и как здесь всё демократично и хорошо. Постоянно вставляет ивритские слова и объясняет их значение своей спутнице. Мы тихонько говорим о своём и вдруг эта мадама вмешивается в наш разговор. Я тогда ещё позавидовал – вот это слух!
- Как ты смеешь так говорить о стране, которая приютила тебя?!
Фигасе наезд, давненько я такого не слышал. Но устраивать срач в автобусе не хочется. Спокойно и участливо:
- Мадам, у вас какие-то проблемы? Я могу чем-то помочь?
В этот момент мадам вспоминает, что она, как бы плохо говорит по-русски:
- Ата (ты) приехал на всё готовое. Ты есть быдло. Отха царих легареш (тебя надо депортировать) – во какие слова выучила, вот только акцент сильно русский и стиль базарный.
Подруга пытается влезть, я тихонько сжимаю ей руку «я сам». А мадам всё никак не успокоится. По-русски заговорила без акцента и прям-таки сейчас на амбразуру бросится защищать эрец исраель (страну Израиля). Мне это начинает надоедать. Ехать несколько остановок и слушать эту хрень, да ещё и при подруге – это перебор.
Внимательно вглядываюсь в пышущую праведным гневом мадам и растягиваю лицо в улыбке до ушей:
- Анжелка, как я тебя не узнал. Всё хорошеешь! Ты что, меня тоже не узнала? Неужели я так сильно изменился? Сколько мы всего не виделись, лет пять, может чуть больше. Только не делай вид, что не помнишь, ты же у меня всегда валюту меняла, когда из Астории утром от клиента выходила. Ну, совсем забыла. А чем сейчас занимаешься? Надеюсь до Тель Баруха (пляж тель барух – известное место тель-авивских проституток) не докатилась. И на мидхам бурса яалюмим (район Бриллиантовой биржи – в те годы любимое место уличных проституток) тоже не работаешь? В махон бриют (институт здоровья – конспиративное название публичного дома, как и массажный кабинет) говорят неплохие условия и платят неплохо. Может свое дело открыла? Давай рассказывай, чего уж там, тут все свои.
Я специально употребляю известные термины на иврите, ведь не все в автобусе понимают русский. Кто понимает - уже откровенно смеются не стесняясь. Некоторые переводят мой экспромт ивритоговорящим пассажирам. В автобусе становится весело. Мадам краснеет, бледнеет, никак не может собраться с мыслями. Автобус подъезжает к нашей остановке. Подруга тянет меня за рукав.
- Анжел, ты таки права - здесь демократия, все профессии важны, все профессии нужны, зонА (проститутка) тоже профессия. Ну давай, пока.
С этими словами выхожу из автобуса.
Люди! Уважайте друг друга и будет вам счастье.
dtf, "Китайский игрок потратил на персонажа 1,4 миллиона долларов — а его друг продал этого героя за 552 доллара"
Крант:
помню в былое время
школьником
гундосил ради дружеских разговоров на переменке в Аренку (Арена онлайн, может кто помнит. Такая дикая дрочильня была, просто ад)
И там была голда (фармится) и ПТ (платина, дон монета). И на аукционе продавали обычно 1пт = ~40к голды. Игра в основном была заточена на дикий донат, донатные шмотки и прочее.
Были там такие утырки, которые продавали 1голду за 40пт. Расчет был на невнимательность покупателя, который попадает на такое предложение через фильтр самой низкой ценны.
Но однажды я нашел утырка, который 1пт отдавал за 40 голды. (то есть дон монету отдавал за просто так считай)
И я его купил. Пиздец, радости были просто выше крыши. Чувак хотел наебать других, а наебал только сам себя.
Прошло уже больше 10 лет, а я эту историю вспоминаю каждый раз, когда вижу новости про чей то проеб на аукционе в ММОРПГ и начинаю улыбаться.
"Китайский игрок потратил на персонажа 1,4 миллиона долларов — а его друг продал этого героя за 552 доллара"
Помню в былое время школьником гундосил ради дружеских разговоров на переменке в Аренку. (Арена онлайн, может кто помнит. Такая дикая дрочильня была, просто ад.)
И там была голда (фармится) и ПТ (платина, дон монета). И на аукционе продавали обычно 1пт = ~40к голды. Игра в основном была заточена на дикий донат, донатные шмотки и прочее.
Были там такие утырки, которые продавали 1голду за 40пт. Расчет был на невнимательность покупателя, который попадает на такое предложение через фильтр самой низкой цены.
Но однажды я нашел утырка, который 1пт отдавал за 40 голды. (То есть дон монету отдавал за просто так считай.) И я его купил. Пиздец, радости были просто выше крыши. Чувак хотел наебать других, а наебал только сам себя.
Прошло уже больше 10 лет, а я эту историю вспоминаю каждый раз, когда вижу новости про чей то проеб на аукционе в ММОРПГ и начинаю улыбаться.
В 1951 году художник Марк Шагал, уже знаменитый и очень богатый, приехал в каюте первого класса в Израиль по приглашению будущего президента Залмана Шазара. Ему устроили роскошный приём. В программе пребывания были его выставки в трёх крупнейших городах. Голда Меир и Моше Шарет непринужденно болтали с ним на идише, дружеские беседы с Моше Даяном, обед с Давидом Бен-Гурионом. Каждый час был расписан.
Но Шагал попросил обязательно свозить его в недавно основанную деревню Кфар-Хабад. Там, во временном бараке с удобствами во дворе, жил хасид, с которым они пятьдесят лет назад в Витебске вместе учились в хедере у меламеда. Эскорт привёз Шагала к другу детства. Они просидели за самоваром и бутылкой водки под селёдочку два часа. Потом Шагал, весь в слезах, укатил на приём в Тель-Авив. Журналисты обступили немного нетвёрдо стоявшего на ногах хасида:
- Расскажите о Шагале, как вы его помните по Витебску?
— Мейше? Ой, Мейше! У него была хорошая голова, — если бы продолжал учить Тору, стал бы человеком!
Барух Горин
В поликлинику не пускают без бахил, цена которым 5 рублей. А я хожу туда ежедневно уже почти два месяца и, честно сказать, жаба душит отдавать каждый день монетку. Поэтому экономно снимаю бахилки на выходе, бережно прячу в пакетик до следующего визита. Сегодня, после очередных процедур, спускаюсь с пятого этажа поликлинике по запасной лестнице, безлюдной абсолютно. По пути стаскиваю с обуви бахилки. Навстречу мужик - морда-голда-печатка - классический образ рэкетира а-ля 90-е. Тормозит меня: "Не выбрасывай, давай, я заберу!". Я, опешив, протягиваю несвежие голубые комочки. Отжал, блин...
На одной из встреч с Ричардом Никсоном Голда Меир попросила усилить американское давление на советских чиновников, вынудив их таким образом дать добро на еврейскую эмиграцию. Комментируя эту просьбу, Киссинджер заявил Никсону следующее:
- Эмиграция советских евреев не входит в список приоритетов американской внешней политики. И даже если их пошлют в газовые камеры, это не станет проблемой американцев, разве что гуманитарной.
Голда Меир:
- О-о-о! Это меняет дело!