Анекдоты про лежавший |
2
Лет шесть тому назад у нас в Нью-Йорке гостили родственники из Германии. Дядя Саша и тетя Шура, по-семейному Шурики. Обоим уже тогда было за 80, но бодры невероятно. Дядя Саша – ветеран войны, пулеметчик, на передовой с января 43-го (когда исполнилось 18) и до Победы. Из-за знания немецкого его часто привлекали к допросам пленных, сейчас, наверно, встречает бывших «языков» на улицах своего Ганновера. Рассказывать о войне не любит, но если его разговорить – заслушаешься. Мой сынишка, для которого до того Великая Отечественная была где-то в одном ряду с Куликовской битвой, от него просто не отходил. Тетя Шура – портниха, до сих пор иногда что-то шьет немкам-соседкам и сама очень элегантно одевается.
Они уже собирались к нам лет за пять до того, но тогда что-то не сложилось. А тут вдруг устроили вояж по всей Америке, навестили друзей и родственников пяти или шести городах, плюс автобусные экскурсии в Гранд Каньон, на Ниагару и куда-то еще. Я бы хорошо подумал, прежде чем давать себе такую нагрузку. А они – ничего, под конец только подустали. В последний вечер дядя Саша задремал в кресле, а тетя Шура, оглядываясь на мужа, рассказала, что именно заставило их отложить поездку. Примечательная история.
Живут они, как и большинство наших стариков в Германии и значительная часть трудоспособных, на «социал» - пособие по бедности. Можно спорить, насколько это пособие помогает людям вести достойную жизнь или, наоборот, делает из них иждивенцев, но дядя Саша свою контрибуцию от немцев точно заработал. Жизнь на социал имеет свои особенности – например, нельзя держать деньги на банковском счету, а то решат, что ты недостаточно бедный, и прощай пособие. Поэтому сбережения (какие там у стариков сбережения – пару тысяч евро) хранят дома в наличке. И так получилось, что многие подруги отдали свои деньги на хранение тете Шуре. Одни были одиноки и боялись, что деньги пропадут после их смерти, другие не доверяли приходящим уборщицам и сиделкам, третьи, наоборот, жили с детьми и опасались пьющих зятьев и жадных невесток. Им казалось, что в тети-Шурином «банке» деньги будут целее – и так оно, в общем-то, и было.
«Банк» представлял собой пухлый конверт с купюрами, лежавший в шкафу. Тогда как раз ввели евровалюту, и дядя Саша понемногу брал из конверта марки и обменивал на евро. И вот он пришел с очередной стопочкой евро, открыл шкаф, чтобы положить их на место – а конверта нет! Сперва они не очень испугались: у тети Шуры была привычка, если шаги на лестнице заставали ее с конвертом в руках, куда-нибудь его быстренько прятать. Поискали в местах возможных заначек – не нашли. Поискали более тщательно – нет конверта. Перерыли всю квартиру с шагом в сантиметр – нету. Стали вспоминать, был ли в доме кто-нибудь посторонний. Нет, никого не было, только внучка-старшеклассница забегала попить чаю. Но на внучку они, конечно, не подумали. Пригласили гадалку, она поделала пассы руками и уверенно сказала, что деньги в квартире, в такой-то зоне. Эту зону (треть квартиры примерно) перерыли еще раз, с шагом в миллиметр, но все равно ничего не нашли.
Пропало около 15 тысяч евро, сумма для стариков неподъемная. О том, чтобы рассказать «вкладчикам» о пропаже и отказаться возвращать, у них даже мысли не возникло. С одной стороны, это очевидно и восхищаться тут нечем, долги надо отдавать, с другой – мало ли наше с вами поколение «кидали» и лучшие друзья, и банки, и государство. Более примечательно, что у Шуриков есть сын и дочь, они живут тоже в Германии, работают, и для них 15 тысяч – сумма ощутимая, но не запредельная. Но разве можно беспокоить детей, у них своих забот хватает. Детям тоже ничего не сказали, решили выкручиваться сами.
Они полностью перестали тратить деньги на себя, все пособие до последнего пфенинга шло на компенсацию потери. Благо в Германии есть места, где можно бесплатно получить еду – где-то тарелку супа, где-то черствый хлеб, где-то крупу или консервы. Они выучили все эти места и графики их работы и ни одной раздачи не пропускали. Тетя Шура набрала заказов на шитье, насколько позволяли постепенно отказывающие глаза и руки. Дядя Саша подрядился встречать из школы чужих детей. Еще одной статьей дохода стала сдача квартиры под ночлег командированным из России. Бизнес незаконный – квартира-то государственная – и рискованный, но одна ночь страха равнялась пяти перешитым кофточкам.
Вот я пишу это и прямо вижу кривые ухмылки читателей: мол, чем ты, автор, пытаешься нас разжалобить, у нас в России все пенсионеры так живут, а те, у кого дети понабрали кредитов или ушлые жулики выманили деньги на БАДы и пылесосы, живут в десять раз хуже. Ваша правда, только в этом не я виноват и не дядя Саша с тетей Шурой, а кто виноват, вы и сами знаете. И я не слезы выдавливаю, я рассказываю историю краха и возрождения тети-Шуриного банка.
Краха не случилось, к тому времени, когда кто-то из из подруг требовал возврата денег, нужная сумма оказывалась уже собрана. В основном нужда в досрочном возврате возникала из-за смерти вкладчиц – дело житейское, все они были уже в преклонном возрасте, и те самые пьющие зятья и жадные невестки, от которых деньги скрывались у тети Шуры, получали их в полном объеме.
Через пять лет непрерывного труда и жесточайшей экономии пропавшая сумма была полностью восстановлена. И тут внучка, давно уже не школьница, а студентка, вновь пришла в гости. То есть это был, конечно, не второй ее визит за пять лет, но в этот раз она вдруг вспомнила:
- Бабушка, я у тебя однажды пила тибетский чай, мне очень понравилось. Это давно было, но он у тебя наверняка сохранился, ты же ничего не выбрасываешь.
И правда, был какой-то необычный чай, кто-то подарил, тетя Шура однажды угостила внучку, а потом его сто лет не трогала. Порылась на полках и нашла коробку с чаем. Открыла... а там конверт с марками и евро, лежит, ее дожидается. Это она, когда проводила внучку и убирала со стола, услышала шаги на лестнице и машинально спрятала деньги в коробку.
- Ну вот, - завершила рассказ тетя Шура, - Саша когда узнал, что деньги вернулись, сказал, что их надо немедленно потратить на себя, пока живы и силы есть. Вот мы и приехали.
Я был у них в Германии в прошлом году. Они слава богу, все еще живы и относительно здоровы, хотя им уже под 90. Но не молодеют, конечно. Сейчас бы уже за океан не выбрались.
3
Новогодняя горячка
Закавыкину было очень плохо. Уже третий день в его тренированный организм не поступало ни капли спирта. Он чувствовал себя спортсменом, внезапно вышедшим на пенсию. Хотелось нагрузиться, но все тренировки безжалостно отменила жена - «новый год на носу, а этот гад хлыщет вторую неделю».
… Устав ворочаться, Закавыкин влез в тапки и пошаркал на кухню. Организм сотрясало, сердце часто ухало где-то в горле, в животе ныло.
За кухонным столом сидел старый седой черт и ел из жестяной банки оливки, вылавливая их пальцами. Отложив банку, он печально и сочувственно посмотрел на Закавыкина.
- Нельзя так жить, - произнес он голосом покойного деда, - так жить нельзя! И скосил взгляд на лежавший перед ним кухонный нож.
Закавыкину внезапно все стало ясно. Он тут, вот сейчас, наконец понял, что Шопенгауэр - потрепанная книга которого «Мир как воля и представление» лежала у него в туалете для употребления по непрямому назначению и которую он читал, так уж получилось, с конца - это не мудофель забугорный, нет. Это, это… «Gott» - всплыло откуда-то из мозжечка.
О, как он был прав. Нахлынула вселенская тоска и четкое понимание, что смысла у жизни нет. Закавыкин рывком схватил нож и одним движением полоснул себя по горлу.
Старый черт рассыпался на тысячи маленьких чертят, которые как тараканы, разбежались по щелям…
Бригада СМП славного городка Иудино, что расположен рядом с одноименной узловой станцией, доставила горячего гражданина в приемный покой Н-ской больницы, транзитом через психушку, аккурат ранним утром 31 декабря.
В хирургии в этот день дежурил доктор Хризантемов. Как молодой, несемейный и бездетный, он должен был встретить этот, а возможно и следующий, новый год на работе.
Рана оказалась большой, но не очень глубокой, под дном её угрожающе пульсировала сонная артерия. Осталось ушить и отдренировать. С перевязанной шеей Закавыкина, в состоянии глубокой задумчивости, разместили в первой палате.
Больных в отделении к празднику осталось мало, было непривычно тихо. День прошел спокойно. И поздно вечером, закончив с делами, в ординаторской накрыли нехитрый стол. Хризантемов, две постовые сестры и санитарка, дождавшись двенадцатого удара курантов по ОРТ, сдвинули фарфоровые кружки с шампанским и выпили за наступление нового 1996 года. Затем с часок посмотрели «Старые песни о главном» и потихоньку разбрелись. Почти сутки на ногах давали о себе знать.
Еще через полчаса, выпив горячего чаю, Хризантемов расстелил на диване постель и блаженно вытянул ноги. Успел только подумать, что пить надо водку, а не эту кислятину и провалился в сон.
Ровно в 2 часа 15 минут громкие крики подбросили Хризантемова на ноги. Накинув халат, он распахнул дверь. Кричала постовая сестра. В коридоре от окна к окну, пытаясь их открыть, метался Закавыкин с перекошенным лицом.
Затем он побежал в конец коридора, шлепая босыми ногами. Там за двустворчатой дверью была редко используемая лестница. Резко подергал за ручку - заперто. Заметил, что нижняя стеклянная секция в правой створке отсутствует, и полез в проем.
Тут Хризантемов вышел из ступора, в нем включился охотничий инстинкт. Адреналин, зашумевший в ушах, позволил ему в пару секунд добежать до пустого уже проема в дверях и пролететь его без задержки (позже он, в присутствии коллег, безуспешно пытался повторить этот фокус; замечу, что росту в Хризантемове было аж 190 см, а проем был квадратом со стороной 50 см, расположенным у пола). Шум на слабо освещенной лестнице раздавался снизу. Хризантемов галопом, как боевой верблюд, помчался вниз, перепрыгивая через ступеньки. Мысль была только одна - догнать.
Беглец опережал его на полтора пролета. Третий этаж, второй… На площадке между первым и вторым этажом доктор остановился как вкопанный от увиденного. В пяти метрах ниже, бывший работяга Закавыкин, а ныне берсерк Закавыкин, ломился в дверь, которая вела в тупиковый рентгенкабинет. Он молотил по двери голой ногой с такой силой и яростью, что раньше дверей в щепки должна была разлететься его нога. Затем он сорвал со стены рядом тяжелый огнетушитель ОХП-10 и стал крушить двери им.
«Тупые предметы весьма разнообразны по величине, форме, характеру материала и наиболее широко распространены в быту и на производстве» - услужливо выдала память Хризантемова строчки из учебника по судебной медицине.
Азарт, до того диффузно разлитый по телу, внезапно сгустел, собрался в холодный комок под ложечкой и вышел меж лопаток испариной. Стараясь не дышать, Хризантемов стал пятиться, а потом практически бесшумно поскакал обратно.
Что ему делать он не знал. Подумав, набрал 02.
Через четверть часа к приемному покою подъехало два лунохода с восемью(!) милиционерами. У половины из них были бронежилеты и автоматы Шмайсера - Калашникова. Выслушав сбивчивый рассказ дежурного врача, они рассыпались по этажам стационара. Обойти предстояло пять этажей в двух крыльях, цокольный уровень и чердак.
Хризантемов увязался за одним из тех, кто показался ему наиболее крепким. Тот спустился в подвальное помещение. Дергал за ручки все попадавшиеся по пути двери и внимательно осматривал все закоулки. В торце подвала был черный выход на улицу, забранный изнутри двухсекционной решетчатой дверью, сваренной из стального уголка и сантиметровой арматуры, запертой на висячий замок. Верхний левый угол этого заграждения оказался нечеловеческой силой Закавыкина загнут и выдернут из верхней петли. Сержант подергал конструкцию за деформированную часть, затем опасливо стал шарить на груди, проверяя наличие оружия.
Поиски продолжались около часа и закончились ничем. Закавыкин как сквозь землю провалился…
Беглеца обнаружили только утром, в 25 км от больницы, на станции Иудино. Вернули в больницу. Уложили в первую палату в состоянии все той же глубокой задумчивости. Для надежности рядом на табуретке посадили жену.
Как Закавыкин при 23 градусах мороза, а именно столько было в ту ночь, ничего себе не отморозил и даже не простыл, пройдя пешком два десятка километров, будучи в одной пижаме и босиком, это пусть объясняют физиологи или психологи. Мы лишь заметим, что «человек, в сущности, дикое, страшное животное. Мы знаем его лишь в состоянии укрощенности, называемом цивилизацией, поэтому и пугают нас случайные выпады его природы».
4
Когда после победы Октябрьской революции 1917 года Троцкий впервые появился в Министерстве иностранных дел, то нашёл там только двух старых курьеров. Все чиновники разбежались, а эти двое никак не могли решиться не идти на службу. Троцкий приказал им провести себя в кабинет министра, сел за письменный стол и начал читать лежавший на столе документ. Это был какой-то мелкий запрос голландского правительства. Троцкий хотел, чтобы дипломатическая работа не прерывалась, поэтому сам написал ответ, запечатал в конверт, а конверт адресовал "Его Превосходительству господину голландскому посланнику". Затем он позвал одного из двух оставшихся курьеров и передал ему пакет для отправки. Курьер прочёл адрес и покачал головой:
- Позвольте заметить: есть голландская сельдь, есть голландский сыр, но голландского посланника не существует, есть посланник нидерландский.
Так молодая советская дипломатия получила первый урок дипломатического протокола.
6
Историю эту рассказал мне за кружкой пива один знакомый – офицер запаса.
Каким-то образом завалялась у него сигнальная ракетница. И вот наступил Новый Год. Народ высыпал на улицу, хлопушки, петарды… Офицер с приятелем - «Сейчас мы им покажем настоящий салют». Достают ракетницу. Хлопок. Ракета со свистом поднимается вертикально, на уровне пятого этажа переходит в горизонтальный полет, пробивает стекло лоджии и начинает метаться внутри, рассыпая искры.
Народ снизу смотрит и гадает: загорится - не загорится. Загорелось. Нужно тушить. Офицер с приятелем бегут на пятый этаж. Запыхавшись, начинают звонить и стучать в дверь. Тишина. Звонят к соседям. Те говорят, что в квартире живут бабушка с дедушкой, причем дедушка вроде бы по причине болезни совсем не ходит, а бабушка пошла на полчаса к другим соседям. Звонят к другим соседям, выходит бабушка.
- Бабуля, к вам на лоджию петарда залетела, горит!
- Ой, батюшки! У меня же там дед лежит!
Открыли дверь и в клубах дыма увидели деда, ковыляющего с кухни в сторону лоджии. В руках у него был чайник.
Огонь потушили. К счастью пострадал только старый ковер, лежавший на лоджии. Бабка попыталась было предъявить за него претензию, но приятель офицера быстро ее урезонил:
- Какой ковер, бабушка, о чем вы? Вы нам должны быть благодарны. Мы вам деда, можно сказать, на ноги поставили…
7
Кажется Глинка говорил, что музыку пишет народ, а композитор только ее записывает. По этой логике имена людям тоже дает народ. Еще в доперестроечные времена познакомился на станции автотехобслуживания с уважаемым мастером, которого все звали Як. Место было провинциальное, и мне показалось, что это испорченный вариант имени Ян, известного у многих народов. Мужик был солидный, чувствовалось с большим авторитетом. На обратном пути, друг познакомивший меня с ним, рассказал, что мастера вообще-то звали Василий, но когда все газеты гремели статьями о новом советском самолете Як-40, Василий в пьяном виде ехал по проселочной дороге, и наехал на лежавший булыжник. Его жигуль от удара встал на два правых колеса и так проехал какое-то расстояние. Затем вернулся в первобытное состояние и проследовал дальше. Ехавшие сзади знакомые Василия увидев этот подвиг, донесли его до общественности всего района. Народ в честь этого подвига назвал его Яком. Сейчас Яком его уже и жена зовет.
8
Дядя Коля.
Эта история не веселая и не грустная. Просто зарисовка из жизни.
Весной этого года я слег в больницу с пневмонией. Все довольно типично: сначала грипп, потом кашель, бронхит ну и, видимо, поздно стал принимать антибиотики.
В палате было пять коек, одна из которых была с вещами, но без человека, потому что лежавшего там дядьку на днях укатили в реанимацию на второй этаж. Поскольку мужских пневмонических палат в отделении было всего две и обе они были забиты под завязку, новых пациентов складывали прямо в коридор. Передо мной кого-то выписали, поэтому повезло со свободным местом.
Через день после меня возле нашей двери в коридоре положили пожилого мужчину, который был невероятно худ, истощен и сильно кашлял. По разговорам, доносившимся из-за двери, было понятно, что он не может есть, его все время рвет, он с трудом двигается, а положили его сюда с пневмонией.
Еще через пару дней в нашу палату пришла санитарка, которая молча собрала в пакетик вещи с пустующей кровати и прикроватной тумбочки. На наши вопросы она не отвечала. Это означало, что лежавший здесь товарищ зажмурился. Истощенного старика из коридора сразу же переложили в палату.
Звали его дядя Коля и было ему 56 лет. Из всех мужиков в нашей палате он был самым младшим, не считая меня. Похож дядя Коля был на заключенного Освенцима. По-началу, он еще мог сам вставать, но через пару суток ему уже требовалась помощь и совсем скоро он не мог самостоятельно даже сесть на кровати, чтобы попить или поесть. Просил нас его приподнять или подержать подмышками стоя, пока он ссыт в утку (есть такие специальные утки, похожие на канистру). В общем, дядя Коля потихоньку «доходил», как говорили на Колыме. Жена его, приходившая почти каждый день, рассказала, что плох он не столько из-за пневмонии, сколько из-за целой кучи других хронических болячек, которые постепенно выедали жизнь из его тела. В частности, сильнейший диабет и какая-то серьезная операция на желудке в прошлом.
Дядя Коля мало с нами общался. В основном, часто стонал и тяжело дышал. У него были какие-то перебои с сердцем и это было больно. Приносили ЭКГ, давали ему какие-то колеса, которые он даже не мог сам выпить. Но находился он при этом в полном сознании и здравии ума. Увидев у одного мужика флотскую наколку, рассказал, что в молодости и сам служил на флоте – плавал на тральщике.
Однажды, мы разгадывали сканворды и не могли найти ответ на вопрос: как называется человек, который кормит лошадей? Версии были разные, но ничего не подходило. Пока вдруг с дяди Колиной койки не донесся слабый стон:
- Куражист…
Сначала мы не поняли и переспросили. Думали, вдруг ему плохо или еще чего.
- Ку-ра-жист! Ну кураж блядь – это корм для лошадей…
И, действительно, подошло. Оказалось, дядя Коля слушал наши разговоры и все понимал. Это вселяло надежду. Только теперь я прочитал, что правильно было «Фуражист», но в том сканворде первая буква не имела особого значения.
А особо запомнилось мне вот что. Как-то раз к дяде Коле пришел сын. Был он одет в черный такой пиджак со строгим воротником, как у священников в американских фильмах. Оказался и впрямь протестантский пастор, довольно дружелюбный. Дело было в типичном русском городе, поэтому выглядело это крайне необычно. Сын приходил почти каждый день и задавал какие-то тупые шаблонные вопросы. Справлялся о самочувствии, спрашивал ничего ли не надо и как будто просто высиживал минут двадцать для приличия, после чего уходил. Было видно, что отношения у людей не самые близкие.
Они разговаривали негромко, но в маленькой палате слышимость была, как в коммуналке. А поскольку скука одолевала дикая, то от неимения лучших занятий каждый направлял взор своих больших ушей в сторону пасторской болтовни. Однажды, он спросил у дяди Коли:
- Бать, хочешь ли ты причаститься?
- Чего?
- Ну причаститься. Причастие то есть.
- Да я пока не собираюсь умирать – с шутливой издевкой сказал дядя Коля. Интонация была примерно такой: «не дождетесь!».
Хотя, откровенно говоря, ему был уже пиздец. Он еле дышал и уже даже не мечтал о том, чтобы присесть на кровати. Я рад, что меня выписали раньше, чем он умер. Уходя из палаты я пожал ему руку и пожелал скорейшего выздоровления. Он немного улыбнулся сквозь боль.
Для меня дядя Коля навсегда останется стойким оптимистом, который не падал духом даже тогда, когда отказывало его тело. Не уверен, что я бы так смог.
9
В общей палатке было тепло и немного шумно. Поход был окончен и остатки "наркомовских" щедро разливались по железным кружкам, на скатерке лежал н.з. из тушенки, сгущенки и копченой колбасы, сберегаемой весь переход. Туристы праздновали победу, пили за то что в походе никто не погиб, пили за дом, пили за горы в которые еще предстояло не раз вернуться. Многие уже мысленно были дома. Вечером у пастухов была куплена большая голова козьего сыра, большой дефицит в городе и все предвкушали как дома угостят этой солоноватой вкуснятиной друзей и знакомых. Постепенно вечеринка закончилась и Николай с женой Тамарой отправились спать к себе в двухместную палатку. День был непростым, а встать решили пораньше, чтоб попасть на первый рейсовый до Минвод.
***
Ночью Николаю приснился сон, что его схватил медведь, вырваться никак не удавалось и медведь дергал его из стороны в сторону, в испуге он проснулся, его действительно кто-то тряс,
- да проснись же ты - услышал он шепот жены.
- Чего тебе?
- Соседи сыр потихоньку жрут.
- Ты че вообще с дуба рухнула, угомонись. - Представить что ребята втихаря станут есть сыр Николай не мог даже во сне.
- Да послушай, кто-то чавкает. А до этого я слышала, как кастрюля тренькнула.
Николай прислушался — судя по звукам действительно кто-то осторожно что-то ел за стенкой палатки. Потихоньку, чтоб не спугнуть обнаглевшего гурмана, Коля выбрался из палатки.
Картина предстала перед взором Коли сказочная, стояла полная Луна, под ее светом серебрилась горная речка и на фоне речки стоял ишак и доедал вкуснейший козий сыр.
В душе у Николая вскипело негодование, подхватив дрын лежавший у догоревшего костра он как можно тише подобрался к ишаку сзади и размахнувшись со всей силы опустил дрын на спину ничего не подозревавшего любителя сыра.
О том что ишак способен так орать Николай не подозревал, казалось что кто-то дернул за веревку паровозного гудка. Оглушив Колю ревом ишак рванул со всех четырех ног, но не туда куда предполагал ночной мститель, а в сторону общей палатки. Запутавшись в ее растяжках беглец рухнул на нее и повалил, при этом вовсю работая копытами пытаясь выбраться.
Коля разъярился и попытался приложить ишака еще пару раз, чтоб тот слез с палатки.
Ишак с палатки соскочил, но похоже Коля разок промахнулся и из палатки и до этого не молчавшей началась уж очень отборная многоступенчатая ругань знакомая только покорителям вершин и морских просторов. Коля озверел вконец и рванул за ишаком, убью гада - единственное что звучало в голове.
Пришел в себя наш герой стоя с дубиной по колено в ледяной горной речке, на соседнем берегу раздавался топот копыт ишака, скорости которого позавидовал бы любой арабский скакун. Все так же серебрилась вода под лучами полуночного светила и о произошедшем напоминали лишь стоны и матюки раздававшиеся из темного леса...
10
Был у нас в коллективе один дядька, пришедший к нам из строительно-монтажно-наладочного управления (СМНУ).
За дядькой закрепилось прозвище – Кузьма. Прозвище приклеилось намертво и никто уже на называл его по имени Владимир. Вообще как положено Кузьме, дядька был не дурак выпить и соответственно обожал слабый пол во всех его проявлениях, в связи с чем и приключилась с ним последующая коллизия. Далее история от первого, так сказать, лица.
Работала у нас в СМНУ инженер сметчик – Вера, девушка в полном так сказать соку. Многие ребята подбивали к ней клинья, но вот как-то не шибко получалось. Я тоже на нее поглядывал, да как-то побаивался подойти, уж больно многих она отшила. И тут как-то подходит она ко мне и говорит – Володя, ты не мог бы прийти вечером ко мне – повесить полочку. (Тут мы немного перенесемся в наше время для молодого поколения – в те времена, если дева звала тебя повесить полочку – это тоже самое что если сейчас девушка приглашает тебя переустановить виндоуз).
Отчего ж не повесить, повешу конечно – а что там за стена?
- Ну бетон конечно!
Надо сказать, что тогда перфораторы в каждом магазине не валялись, но в монтажном управлении была замечательная штука – монтажный пистолет (ПЦ), который категорически запрещалось выносить за пределы стройки, но... молодо-зелено.
Вечером, я в лучшей своей одежде с строительным пистолетом в сумке заявился к Вере.
На короткий стук Вера открыла сразу, легкое платьице и макияж делали эту и так красивую девицу и вовсе неотразимой. На столе в комнате я увидел бутылку белого аиста и пару рюмок. Вечер обещал многое, оставалось только разделаться с полочкой.
- Куда вешать?
- Вот сюда. - Вера указала мне место и приблизительную высоту.
Я замерил полочку и отметил на стене карандашом места для дюбелей, вытащил ПЦ, приставил к стене и произвел выстрел. Убрав пистолет от стены и собираясь зарядить по новой я обнаружил, что дюбеля нет... Вместо дюбеля в гипсовой стене красовалась дыра...
Мне не верилось что инженер сметчик отработавший несколько лет в монтажке не мог отличить бетонную стену от гипсовой, но ...
- Кто живет за стеной?
- Бабуля с внуком.
В голове появилась картина – мертвая бабуся на полу и маленький внучок рядом.
- Внук маленький?
- Да нет, 25 ему, в милиции работает. ..
Картинка с мертвой бабусей сменилось картинкой с тюремной камерой, где стоял я обритый налысо. Я рванул к двери. На площадке было тихо, я постучал в дверь к старушке, с замиранием сердца прислушиваясь к шорохам. Раздались шаркающий шаги, я выдохнул.
- Кто там?
- Соседи.
Дверь открыла старушка – божий одуванчик.
- Что ж вы так сильно гвозди забиваете, аж дырку сделали в стене.
Внука дома не было, иначе бы он сразу сказал каким «молотком» я сделал дырку.
- Дайте глянуть, сейчас все заделаем.
Пока старушка показывала мне отверстие в стене, я углядел и быстро подобрал дюбель лежавший у противополжной стены. К счастью у бабули был кусок обоев, а у Веры нашелся алебастр и клей. Никогда до этого я так быстро не ремонтировал стены. Еще раз извинившись я вернулся в квартиру Веры. Настроения не было, Вера уже не манила как прежде.
Собрав инструмент и так и оставив не повешенной полочку я быстро направился к выходу.
- Володя, может коньяку выпьешь?
И тут меня наконец прорвало.
- Знаешь что, Вера? Иди ты со своим коньяком в жопу!
И хлопнул дверью.
11
То чувство, когда ты ложишься спать, закрываешь глаза и уходишь в мысли. Зачем-то вспоминаешь, как сегодня шел выбрасывать мусор. Мысленно снова идешь по дороге, смотришь под ноги, переступаешь неровности. И вдруг спотыкаешься. Сразу же в постели ты вздрагиваешь, да так мощно, что лежавший в ногах кот просыпается, недовольно встает и уходит. Вот только попробуйте написать, что у вас такого не бывало )
12
Вообще-то ее настоящее имя было Бена. Эакий фокстерьерчик домашнего разлива, живущий в семье нашего приятеля Лени. Жили они на одной со мной улице, и я не мог без умиления смотреть на них, когда они шли куда-нибудь в магазин. Бена ходила без поводка в нескольких сантиметрах от левой ноги Лени, не отклоняясь никуда в сторону. Как Леня добился такого послушания, не представляю.
И вот в конце августа охотничья собака Бена поехала на первую свою охоту. Вместе с Леней, который тоже ни разу охотником не был.
До острова, где собирались охотиться на уток, наша компания из пяти человек добиралась на лодке. При этом мы мотором зацепили потерянную кем-то рыболовную сеть, полную протухшей рыбой. И среди этой тухлятины оказались 17 (до сих пор помню) еще живых мелких стерлядок.
Сеть мы вытащили и сожгли на костре, тухлятинку закопали, а из стерлядок заварили в большом котелке уху.
Вечером у костра под сто грамм уху уговорили, угощая при этом наших собак. С нами кроме Бены был еще настоящий охотничий пес ирландский сеттер Грин.
Ели не спеша, разговаривали. Грин поел и улегся в сторонке, а Бена подходила к нам ко всем по очереди, слушала разговоры, ну, угощалась заодно рыбкой. Кто же удержится от того, чтобы не угостить сидящую рядом собачку, которая тебе в рот заглядывает?
Ближе к окончанию трапезы обнаружилось отсутствие в котелке рыбы. По здравому рассуждению, каждому из участников застолья было положено съесть штуки по три, но все божились, что съели только по одной.
Говорила мне мама в детстве, что «ласковый теленок двух маток сосет». Ласковая Бена нашла пять папок.
Спать легли в палатке, расстелив мой спальник. Укрылись у кого чем было. Под утро я, лежавший с краю, понял, что со спальника съехал и лежу практически на голой земле. На моем месте лежит Бена, сладко посапывая.
Вот поэтому собачке прямо было на роду было написано называться именно Беней. Она, таки да, как вы уже догадались, воспитывалась в соответствующей семье.
Кстати, за всю мою жизнь мне почему-то никогда не попадались непорядочные представители богоизбранной нации. А среди знакомых, начиная со школы и позже, люди были, как правило, просто замечательные. И беззлобные шутки на семитские темы я воспринимаю легко.
Вот так и Бена стала у нас Беней, что особенно было удобным, когда требовалось кого-то послать к ее маме.