История №10 за 21 июля 2018

Пуля ударила его в щёку и вылетела в затылок.
«Вчера опять прострелили голову Кутузову. Я полагаю, что сегодня или завтра он скончается».

В 1774 г. в бою у деревни Шума близ Алушты у турок было убито 300 человек, русские потеряли 32 человека. Среди раненых был и подполковник Кутузов:
«Сей штаб-офицер получил рану пулею, которая, ударивши его между глазу и виска, вышла напролёт в том же месте на другой стороне лица».
Пуля попала полководцу в левый висок, вышла у правого глаза, но не задела его.
Он был прооперирован. Врачи считали рану смертельной.
Однако Михаил Илларионович выздоровел, хотя процесс выздоровления был долгим.

18 августа 1788 г. во время осады крепости Очаков Кутузов был снова тяжело ранен в голову. Ружейная пуля попала Михаилу Илларионовичу в щёку примерно в то самое место, в которое он был ранен в 1774 г. Окровавленный и забинтованный полководец продолжал отдавать приказы. От большой потери крови он почувствовал слабость и был вынесен с поля боя. В письме австрийскому императору Иосифу принц де Линь писал: «Вчера опять прострелили голову Кутузову. Я полагаю, что сегодня или завтра он скончается».

Вот это - "опять прострелили голову", звучит прекрасно.
Умела же Екатерина Великая подбирать людей.

Аналог Notcoin - Blum - Играй и зарабатывай Монеты

голову прострелили опять пуля скончается рану попала

Источник: anekdot.ru от 2018-7-21

голову прострелили → Результатов: 2


1.

Дед рассказывал, когда я еще был маленьким.
1945 год, бои шли уже в Пруссии. Три дня бились за какой-то городок. И тут передышка. Деда засылали связным, вернувшись, он с трудом нашел в этой неразберихи штаб батальона, откуда его отправили к развалинам большого здания, где находились остатки его роты. Придя, Дед не стал докладываться, чтоб не загреметь в караул, после трех-то бессонных ночей, а забрался в кузов стоящей рядом разбитой машины и тут же заснул.

Проснулся от толчков и качки, приоткрыл глаза: япона мать! Он едет в кузове грузовика, вдоль бортов которого сидят три немца! Потряхивает прилично, но слава богу они дремлют. Остатки сна слетают мгновенно и он тут же соображает, что еще жив только потому, что с головой укрыт немецкой шинелью. Как можно осторожнее он оглядывается: рядом барабаны с проводами и немец весь в окровавленных бинтах и, похоже, уже скончавшийся.
Что делать? Попытаться пристрелить этих троих и сигануть. Но винтовки не видно. Да и бесполезно, наверняка машина едет в колоне и его тут же пристрелят. А ведь война заканчивается и ой как хочется выжить. И у него созревает план.
Дед тихонечко снимает грязные окровавленные бинты с немца. И так же тихо под шинелью заматывает себе ими голову, оставив лишь глаза. Мол, ранен так, что ни говорить, ни слышать не могу. А на первой остановке, изображая раненого, решает попытаться вылезти из грузовика, типа, отлить. Ну и свалить потом. Для этого он избавляется от своей советской формы, выпихнув ее в щель в борту и, оставшись лишь в исподнем, очень медленно, поскольку уже на виду у немцев, в такт толчкам, натягивает на себя шинель бойца вермахта.

И тут машина останавливается. Фрицы просыпаются. Один из них трогает раненого товарища, что-то говорит на немецком. Затем все трое негромко произносят молитву. А Дед под шинелью так неудачно обмотал голову, что теперь толком не слышит и не намного лучше видит. А самое главное, с трудом дышит. И он решает - пора, пока не задохнулся.
Из положения лежа, он стоная, сначала садится, затем, продолжая сопровождать свои действия стонами, встает на карачки и хватается за борт. Он чувствует, что выглядит это все как-то не так, но немцы, вроде бы, не выказывают признаков беспокойства. И Дед перелезает через борт, спускается на землю, и, ковыряясь в шинели в районе ширинки, чтоб всем было понятно, какая у него возникла маленькая необходимость, пошатываясь идет к кустам. Напряжение дикое, сердце выскакивает из груди, в голове калейдоскоп мыслей. И нервы у деда не выдерживают. Он рвет со всех ног в сторону овражка. Сзади слышатся крики, стрельба. Сильный удар в район ягодиц и он падает, не пробежав и 50 метров. Лежа, он видит подбегающих людей и жалеет в этот момент лишь о том, что пуля попала не в голову.

А сейчас вернемся чуть назад, к тому моменту, когда дед забрался в кузов, как ему показалось, разбитой машины. А машина была хоть и потрепанной, но целой и принадлежала связистам из приданного их полку дивизиона 122-миллимитровых гаубиц. Их передислоцировали, и водила, получив приказ увез и деда. В указанном месте тех выстроили в колонну и они покатили в наш тыл. Где-то, в кузов одной из машины закинули пленных немцев, сдавались они тогда пачками, их даже не охраняли. И это оказался грузовичок в котором спал мой дед. Но когда колонна остановилась, а одна фашистская гадина вдруг попыталась удрать, красноармейцы, естественно, открыли по этой сволочи огонь и прострелили ей задницу.
Конечно, потом во всем разобрались. Деду влепили штрафную роту. Хотя могли и расстрелять. Он же документы все свои вместе с формой выбросил и награды (две медали).
Рана была у него довольно тяжелой, но в госпитале зажила быстро. А в штрафную роту он не попал, кончилась война и его амнистировали.
Вот так мой дед умудрился бежать из плена от пленных немцев, будучи в тылу среди своих.
И хоть вспоминал он это с улыбкой, этот эпизод был для него самым напряженным и драматичным за всю войну.